Я согласен с ней. Почему бы и нет? Интересно, желание узнать касается всего? Есть ли запретные темы? Есть, конечно. Например, то, что может принести вред другим разумным. Но в остальном? Что если я попрошу чего-нибудь не совсем обычного?
— Скажи, Рисса. Как вы относитесь к межвидовым контактам? И насколько тесными они могут быть? Что будет, если я тебя коснусь?
Транслятор издает возглас, похожий на смешок.
— Дотронься. Рисса разрешает.
Я снимаю перчатку и неуверенно кладу ладонь гланге на туловище. Поверхность гладкая, плотная и прохладная. Чуть надавливаю. Словно чугунная тумба, покрытая тонким слоем пористой резины. Которая может легко изгибаться в любом направлении.
Да, я удовлетворил любопытство. Убедился, что между людьми и глангами нет инстинктивного отвращения. А еще, Рисса стала мне ближе. Пусть ненамного. На маленький шажок, который сделал лично я. И этот шаг много больше тех, других, которые сделали все люди, когда-либо контактирующие с глангами. Для меня — больше.
Я улыбаюсь. Возможно, общение с инопланетниками поможет мне определиться в этом мире. Будем надеяться. А пока вернемся к конкретным вопросам. Я еще не всё узнал о том месте, где нахожусь.
— Какая форма сети? Круглая? Или вытянутая в какую-нибудь сторону?
— Кто сказал, что сеть плоская? Ничего подобного! Зачем ей плоской быть? Изогнута она. Сферическа. Радиус большой, и если на ней стоять, то не сразу увидишь. Смотри с ребра.
Рисса поворачивает изображение на экране, подтверждая свои слова. Колоссальное сооружение. Рядом, будто для масштаба, висят жилой модуль и станция.
— У вас есть учебные программы? Отработка аварийных ситуаций?
— Есть. Покажу позже. Сейчас — перерыв.
Я отклоняюсь на спинку рабочего кресла, к которому Астахов заботливо меня пристегнул. Отдыхать, так отдыхать. Тем более, я чувствую, что действительно серьезно поработал. Новая информация должна уложиться в голове, обрасти связями, соотнестись с реальными кнопками и сенсорами на пульте. Нажму-ка я для примера сюда — на включение голосовой связи с компом.
Не успеваю нажать: комп пробуждается сам. Я вздрагиваю.
Голос местного компа донельзя приятный: глубокий, чувственный. Женский. Но говорит он неприятные вещи, которые не захочешь услышать и от любимой:
— "Внимание! Астероидная угроза! Внимание! Астероидная угроза! Всем немедленно покинуть область поражения! "
— Показать область поражения! — кричит Астахов из своего кресла.
На экране возникает схема. Синим цветом показана сеть, зеленым — строящаяся станция и жилой модуль, и красным… Что-то непонятное.
— Что это, Дмитрий Сергеевич?
— Камень. Камень летит, Клим. Большой. Чужак. Станцию не заденет. Жилые модули — не заденет. И кораблям ничего не сделает… В чем проблема? Нет проблемы, Клим. Вот только сети нашей не будет…
Какой-то странный голос у Астахова. Растерянный, что ли. Не верящий в происходящее. Не желающий допускать неизбежного. Голос человека, которого обманывали, а он свято верил обманщику. И вот обман раскрылся. Нехороший голос. В таком состоянии человек может натворить что угодно. Надо отвлекать. Спрашивать. О тривиальных вещах, которые должны быть понятны любому…
— Чего этот астероид раньше не обнаружили?
— Да какая разница?! Наверняка, давно ведут. Ну, сообщили б не сегодня, а неделю назад. Ну, просчитали бы мы траекторию. Поняли бы, куда попадет. И что? Сеть не убрать. Вот разве что нас бы тогда на ней не было. И Тинты с Риссой — тоже. Я тебя скажу, что будет. Чужак этот со стороны ребра сети. Он ее всю за собой соберет и дальше поволочет. И не будет ее у нас. А за три недели, пока защита на панелях еще работать будет, сеть не восстановят. Результат — сам понимаешь. Так что можно уже прям сейчас эвакуацию объявлять.
— Эвакуацию? Спасаться будем?
— Клим, ты чего? Не понял? Куда спасаться? Я же объяснил: сеть погибнет, через три недели пыль всё тут уничтожит. Думаешь, нас эвакуируют? Хрена с два! Кораблей не хватит! Да и не по совести — бросать то, что сами строили, своими руками…
— Сколько у нас времени, Дмитрий Сергеевич?
Астахов молча показывает пальцем на желтые уменьшающиеся цифры таймера. Семьдесят минут. Да, вполне можно забраться на платформу, улететь и укрыться под защитой станции. Не будет бригадир так делать. И я не буду. Насчет Тинты с Риссой — вопрос. Но мне почему-то кажется, что они до последнего будут искать выход вместе с нами.
Возглас Астахова возвращает меня к изображению. На этот раз это не компьютерная картинка сближения, а вполне реальная, с указанием времени. Время — настоящее.
— Ты смотри, что делают, а! Идиоты…
На экране видны мелкие вспышки и опять мутная темнота.
— Что делают?
— Они ж его из ракет расстреляли! Сменили ему траекторию, понимаешь! Ну, кретины! Мало им одного камешка, им рой подавай! Плотный, с минимальным расхождением!.. Просчитать вероятность попадания!
— "Вероятность поражения — девяносто девять и три десятых…"
— А семь десятых на что оставил?! На надежду?! — Астахов машет рукой и чуть не отлетает от пульта. — Ты скажи, идиоты, да?
— Может, просто сглупили?
— Этой глупости тут скоро четыреста тысяч тонн будет! Я понимаю, они станцию спасают. А думать в полном масштабе их никто не учил?! Неужели не было других способов траекторию изменять? Были! А им бы вечно попроще да подешевле! — Астахов бурно негодует. Его можно понять. Но, быть может, другая сторона имеет иное мнение? Самое время высказать его. Ведь бригадир не подтвердил, что принял тревожное сообщение. А на него следует отвечать сразу же, не медля ни секунды. Когда ответа нет, есть большая вероятность, что люди не услышали предупреждения и могут погибнуть. Либо уже погибли. Так что ответственные люди не слезут с радиостанции, пока не получат подтверждения, что все в курсе об опасности.
— Сеть! Слышите меня?! Немедленно эвакуируйтесь! — звучит громкий командный голос. Нет сомнений, что говорит руководство со станции.
— Прям, всё счас брошу и эвакуируюсь! — мгновенно, будто только и ждал указания начальства, сообщает бригадир.
— Астахов, успокойся.
— Я спокоен. Спокоен я. Не видно, что ли? Вы вообще, чем думали, когда ракеты запускали?!
— Астахов…
— И так понятно — чем, даже говорить не буду. А теперь слушайте меня. И начинайте думать. Астероид — штука мерзкая, особенно когда в тебя летит. Да только он пролетел — и нет его. А пыль, она как была, так здесь и останется. Ясно? Выводы сделать? У вас сколько кораблей под эвакуацию есть? Успеете?
— Не гони, Астахов. Сеть спасать собрался? И как? Есть план? — на том конце всё же умные люди. Быстро ситуацию просчитывают.
— Пока нет, — тушуется Дмитрий Сергеевич.
— А ты думай, бригадир. Не придумаешь — сообщи, мы тебя заберем. Или сам лети. Чего людей-то подставлять?
Астахов оценивающе разглядывает каждого из нас. Уж не знаю, что там можно у гланг разглядеть, но на них он смотрит ничуть не меньше, чем на меня. Наконец, он определяется и говорит:
— Вот что, Клим. У тебя есть полчаса, чтобы придумать, как нам поступить. Мне — тоже. После чего отправимся в жилой модуль. Спасаться, так сказать. Или у кого-нибудь есть иные мнения?
Иных мнений нет. Глупо отступать, если можно найти решение, которое будет лучшим для всех.
— Сеть же не должна быть неподвижна в пространстве… — рассуждаю я.
— Смотря относительно чего.
— Скажем, относительно местного солнца.
— Не должна. Да она и не неподвижна. Двигается, в смысле, когда надо. Я ж говорил.
— Может, просто убраться с пути роя?
Астахов предпочитает смотреть не на меня, а на экран, в углу которого идет обратный отсчет до столкновения. Шестьдесят минут. Мой вопрос — досадная помеха, отвлекающая от просмотра. Ну, какого рожна надо этому новичку, когда и профи ничего придумать не могут?
— Да не сдвинуть вбок всю эту хрень! Не сдвинуть! На сети только двигатели коррекции стоят!
— А повернуть?
Астахов думает. Долго думает. Тычет пальцем в сенсоры компа.
— Да. Площадь поражения уменьшится. Только чем вертеть-то?
— Платформа…
О, да! Дмитрий Сергеевич сражен. Он быстро-быстро вводит данные, нетерпеливо подгоняет комп, чтоб тот скорей обсчитывал и выдавал результат, и удовлетворенно отталкивается от пульта. Решение найдено. Теперь надо действовать. Пятидесяти минут достаточно.
— Так. Вы тут сидите, а я побегу платформу установлю в нужное место. Двадцати минут явно хватит на туда-обратно. Всем ждать.
И бригадир почти мгновенно скрывается в шлюзе.
Сегодня всё удается. И именно так, как задумывалось. Я вижу на экране, как платформа резко отрывается от борта, проходит по синусоиде и чуть ли не пробивает сеть. Интересно, какие перегрузки выдерживает бригадир? Остается надеяться, что сейчас он их не превысил. Передающих камер в том месте нет. Изображение идет с главной, стоящей на нашем контрольном пункте. Даже при максимальном увеличении плохо видно, что делает Астахов. Похоже, выбирается с платформы, как-то закрепляет ее и летит обратно на ранцевых двигателях скафандра! Такой фокус не каждый проделает. Унесет в сторону от цели — никто не найдет и не поможет. Будешь вечно лететь к центру Галактики или ее краю, пока не сгоришь случайно в какой-нибудь звезде. Или упадешь на молодую планету. И если скафандр не сгорит в атмосфере, то уж наверняка расколется на раскаленных камнях, разбрызгивая органику по новому миру. Еще может не хватить топлива на торможение, и ты пролетишь в нескольких сантиметрах от цели, пытаясь дотянуться рукой до такой близкой поверхности. Кто тебя поймает? Кто вернет в маленький пузырек воздуха на орбите? Такой ненадежный, если смотреть на него из глубины космоса, и такой родной, если быть внутри его…
Удар по обшивке, и становится ясно, что Астахов не промахнулся.
— Ну, как вы здесь без меня?! — бодро кричит бригадир, едва выплыв из шлюза.
— Не соскучились, — огрызаюсь я. Тридцать минут до удара. Десять минут, чтобы покинуть сеть. Стоп! Что значит "покинуть"? Мы же остались без средства транспортировки! Я тянусь включить связь со станцией и останавливаюсь. Зачем? Они всё равно не успеют прилететь за нами.
Нет, мне не страшно: я еще не осознал риск. Страх придет тогда, когда уже нельзя будет изменить ситуацию и останется лишь надеяться на то, что ни один из осколков не достанется тебе. Наверняка, большую часть поймает сеть. И что тогда будет с защитой, когда четыреста тысяч тонн глупости, как выразился Астахов, ударит по сети? А ничего не будет. Защиты не будет. От нее практически ничего не останется — нити полопаются. И что толку поворачивать сеть? А она поворачивается. Это не видно, но чувствуется.
— Дмитрий Сергеевич, уберите секторы на сети, — говорю я, как о чем-то обыденном, о том, что начальство хотело, но позабыло сделать, потому что подчиненные не напомнили.
Астахов думает о своем и отвечает неторопливо, будто всё уже давно закончилось. Не закончилось. Еще ждать и ждать.
— Свернуть все секторы? Сразу? Невозможно. Программа не позволяет. Только десять процентов.
— Отключить программу?
— Она на жизнедеятельность завязана. Чем дышать будем?
— Вручную?
— Как вручную?! Лезть на борт и отцеплять?!
— Вот именно…
Астахов некоторое время смотрит на меня, морщится, а потом неуверенно тянет:
— Ты пойдешь?..
— Пойду, — резко отвечаю я. — А вы останетесь. Контролировать будете.
— Мы пойдем, — говорит Тинта. — Помогать. Один — не успеешь. План понят.
— Вот и помощницы, — радуюсь я, — а вам, Дмитрий Сергеевич, общим руководством заниматься. И, кстати, не забудьте десять процентов программно свернуть.
Астахов с досады машет рукой, но возразить не может. Двадцать минут…
Хорошо, что я не снимал скафандр. Хорошо, что успел до отказа заполнить баллоны кислородом из запасов пункта. Хорошо, что навыки работы в невесомости я давно отработал. Хорошо, что у меня есть помощники — разумные, которые четко представляют цель и знают, что делать. Плохо всё остальное. Времени до обидного мало. Подлетит рой, ударит камешком в темечко, и меня перестанут волновать проблемы сохранения сети. Меня перестанет волновать вообще всё. Наверно, я буду абсолютно спокоен. И даже не буду видеть снов. Например, таких, как сейчас…
Я мотаю головой внутри шлема, стряхивая наваждение. До покоя далеко. Кислородное голодание пока не грозит. Нужно работать, а не растекаться мыслями. Нас выносит из наблюдательного пункта, мы разворачиваемся, и каждый из нас устремляется к своим секторам — отцеплять сеть от направляющих нитей. Как — бригадир подскажет. И первый раз, и второй. На третий уже не надо. Постепенно появляется автоматизм движений.
Убрать фиксатор, выдрать крепление и сразу отпустить угол. Упругий материал моментально сжимается, и сектор сворачивается в рулон, устремляясь к наружному краю сети. До свидания.
Магнитные крепления на страховке держат надежно. Шаг в сторону. Следующий сектор. Фиксатор, крепление, отпустить. Гланг не видно — они заслонены корпусом пункта. Астахов так и не сказал, сколько в этой сети секторов. Не говорит — сколько у нас времени. Не говорит — какие сектора подвергнутся максимальному обстрелу. Какова прогнозируемая площадь поражения. Много чего он не сказал и не скажет. Я не спрашивал.
— Тинта, отстаешь, — слышу я голос бригадира. Меня он почему-то не подгоняет. Не хочет расстраивать? — Пять минут на работу. Не старайтесь убрать всё. Сколько успеете.
Это правильно. Только успеть надо больше. Больше, чем можешь. Больше, чем хочется. Больше. Еще и еще. Скорее. Самоконтроль. Четкость. Не думать о постороннем. Вообще не думать. Существует только сеть. Ничего кроме. Ни мутного пространства открытого космоса, ни радужных всполохов на сворачиваемых секторах, ни странных белых вспышек перед глазами…
Голос бригадира в наушниках раздается как всегда неожиданно.
— Первые камни. Будьте внимательны.
— Они с какой скоростью летят, Дмитрий Сергеевич?
— Десять километров в секунду. Комп пишет.
— Мы ж их даже не увидим, если они мимо пролетят. А если не мимо — тоже не увидим. Смотреть нечем будет.
— Если попадут — увидишь… — мрачно пророчествует Астахов. — Ты — не такая уж и крупная цель. Сеть гораздо больше тебя. Гораздо… Так. Достаточно. Уходите. Немедленно. Быстро.
Что ж, прямой приказ бригадира. Я отцепляю последний сектор и плыву к шлюзу. Гланги уже там — ждут меня. Мы возвращаемся в наблюдательный пункт. Его стены — слабая защита от осколков астероида, но лучше уж такое убежище, чем никакого. Втискиваемся в шлюз, и я опять поражаюсь, как гланги могут без видимого вреда для себя находиться в открытом космосе. И не просто находиться, а еще и работать.
Однако сейчас мне не до ксенологических изысков. Закончится смена, тогда этим и займусь. Как бы она не закончилась.
Контрольные огоньки успокаивают: с наблюдательным пунктом всё в порядке. Будем надеяться, что так и останется до самого конца. Будем наивными. Наивным быть просто и хорошо.
Астахов висит перед пультом. Лицо у него красное, распаренное, капельки пота стеклянными бисеринками липнут к волосам. Он тяжело отдувается. Видно, что пришлось ему несладко. Сил почти нет. И он даже отвечает на мой вопрос "что случилось?".
— Со станцией говорил, — бригадир пробует залезть пальцами за горловую манжету скафандра и морщится, потому что до тела никак не добраться. — Мозги мне компостировали. Насчет поведения. Выговором не отделаюсь. Ну, если живым останусь.
Астахов подхихикивает. Он явно не верит в возможность скоро распрощаться с жизнью и выговор для него — самое страшное из того, что наверняка произойдет.
— Как рой пройдет, обещали сразу катер прислать. Для эвакуации. Так что платформу не придется отстыковывать. Еще остановить обещали. Когда полный круг сделаем. Потом помогут обратно сектора натянуть. Так что всё нормально.