— Как где? — удивилась Любка. Неужели все мертвецы такие несообразительные? — Ты же помер!
— Сейчас как дам в ухо, — вполне живым голосом ответил Гошка. — Сразу узнаем, кто здесь помер. Кончай реветь и говори, что здесь происходит!
— Георгий, ты жив?! — взвизгнула Любка, теперь уже от счастья. — А разве…
— Чего разве? — снова стал злиться Снежкин. — Вылезаю я из-под шкафа, отряхнулся от нот, а вместо комнаты окно впереди. И больше ничего нет. Куда все делось?
— Это все старик противный, — затараторила Любка. — Специально все подстроил. И скрипку подложил тоже он. Говорит, ей пища нужна. Думал, взрослому она достанется, а тут Валерка подвернулся. И не скрипка это вовсе, а штука черная какая-то. Короче, нет у нее полости и никакую записку сын этот, ну, как его там, оставить не мог. Я только кусочек нот нашла. Обрывок какой-то партитуры. И больше ничего нет. Ни словечка.
— Ну а это средневековье откуда? — кивнул головой Гошка в сторону лестницы. — Я, когда здесь оказался, подумал, что от удара у меня в башке что-то заклинило и мне можно прямиком в психушку топать.
— Скрипка все это проклятая! — снова зарыдала Любка. — Пока Валерка на ней играет, она возвращается к своему первому хозяину, к Юстину, к моменту его смерти. Здесь и Валерку убьют, и нас.
— Что за чертовщина?
— Я пыталась его остановить, — продолжала выть Любка. — Но он упертый. Вцепился в свою скрипку и не выпускает из рук. — Кондрашова замолчала. Тихо всхлипнула. — Гошенька, сделай что-нибудь. Они меня сжечь хотят.
— А фифа эта где? — С каждой секундой лицо Снежкина становилось все мрачнее и мрачнее. — Куда Наташка делась?
— Сбежала она, — вновь зачастила Любка. — Как тебя завалило, так она и сбежала.
— У, кикимора болотная, водокачка дырявая, — сжал кулаки Гошка. — Заварила кашу и в кусты… — Настроение у Снежкина было такое, что, если бы Наташка оказалась рядом, он бы ее точно прибил. Но Цветочницы поблизости не было, поэтому Гошкин воинственный пыл быстренько улетучился. — Короче, — начал Снежкин более миролюбиво, — что нужно сделать? Опять у этого ненормального Гребня скрипку отобрать?
— Нужно, чтобы он перестал играть.
— Ну, это легко сделать, — довольно потер руки Снежкин, словно Валерка стоял уже около него, — А потом-то что? На той бумажке точно ничего такого не написано?
Кондрат покопалась в карманах, достала измятый листок.
— Тут пять нот.
— И что это за тарабарщина? — Гошка бросил взгляд на закорючки.
— Ми, ля, ре, соль, ми.
— Музыканты! — с горечью протянул Гошка. — Вечно у вас все не как у людей! Ладно, постараюсь что-нибудь сделать. А ты не реви! — прикрикнул он на вновь начавшую подвывать Любку. — Мне только твоих слез тут не хватает. Вон, отвлекись, с мышками поиграй, — кивнул он в сторону крыс, вернувшихся после панического бегства.
— Не уходи, — попросила Кондрат, хлюпая носом. — Вдруг они вернутся, — она кивнула в сторону лестницы.
Гошка нервно почесал нос. Не умел он разговаривать с женщинами. Еще эти их слезы, истерики… Ну как объяснить Любке, чтобы она его немного подождала, что он вернется и все будет хорошо.
— Не придут они, — буркнул он. — А даже если и придут, бояться их нечего. Они все призраки.
— Как это? — Кондрашова размазала грязь по лицу. Толкались эти призраки очень больно, поэтому в их нереальность верилось с трудом.
— Да им уже лет по пятьсот, — как можно убедительней стал объяснять Снежкин. — Сейчас у нас какой век?
— Двадцать первый. — Мысль о том, что замок и библиотека находятся в разных веках, Любке и в голову не приходила.
— Ну вот! — обрадовался Гошка. — А они веке в пятнадцатом или четырнадцатом. Их кости не просто сгнили. Их давно слопали червяки, переварили и выплюнули.
— А если они все-таки живые, тогда мы кто? — прошептала Любка.
Снежкин снова потерялся. Вместо того чтобы делом заниматься, она вопросы задает.
— Вселенная, — брякнул он первое, что пришло в голову. — Какая разница? Кого-то из нас нет. Ты есть?
Любка кивнула.
— Значит, их нет. Так что сиди и жди.
Гошка с облегчением развернулся и начал подниматься по лестнице.
— А если Валерка умрет до того, как убьют нас, — ему в спину спросила Кондрашова, — мы сможем вернуться или навсегда останемся здесь?
Снежкин бросил взгляд через плечо.
— Следи за крысками, а то они разбегутся, — коротко бросил он.
Гошкины шаги стихли.
Больше ничего слышно не было. Только крысы деловито шуршали в соломе.
Сколько Кондрашова ни прислушивалась, музыки не было. Любка вытерла слезы.
Возможно, Валерка одумался, понял, что попал куда-то не туда, и хотя бы на время перестал играть. Тогда скоро все закончится.
По ступенькам запрыгали мелкие камешки. Снежкин возвращался.
— Георгий! — обрадовалась Кондрат. Никогда и никому она так не радовалась. — Послушай!..
Но перед Кондрашовой остановился не Гошка. Это был кто-то в длинном сером плаще и с палкой на плече. Вошедший подошел ближе, откинул капюшон, и у Любки перехватило дыхание.
Перед ней стояла Смерть. Грязная седая старуха с изможденным лицом и крючковатым носом. Она поправила на плече железную косу и криво усмехнулась.
— Все умрут, — прошамкала она.
— С чего вы взяли?
— Так заведено. Надо только подождать.
Серый силуэт растаял в подвальном полумраке.
Любка нервно передернула плечами. Становилось холодно.
«Еще немного беготни и волнений, и я похудею», — подумала она машинально.
Очередное появление застало ее врасплох. Шагов она не слышала. Существо в темной шляпе и плаще, сгорбившись, замерло около решетки. Потом оно резко выпрямилось, взмахнуло руками под плащом, расправив их как крылья. Рваные края его одежды просвистели в воздухе. Шляпа съехала на затылок, оголяя треугольное лицо. Клюв раскрылся, выплевывая противное карканье. Превратившись в черную ворону, тварь вылетела из подземелья сквозь потолок.
— Чего они меня пугают? — пожаловалась Любка ближайшей крысе. — Мне и без них плохо. Скорее бы пришел Георгий…
А Гошка в это время крался по коридорам. В голове у него не было ни одной идеи — куда идти, кого искать, что делать. Даже если он найдет Валерку… Ну, не убивать же его в самом деле!
С этой мыслью он Гребешкова и встретил.
Гребень сидел все в той же нише. Скрипка лежала на коленях. Смычок медленно полз со струны на струну, из-за чего получался тягучий противный звук.
— Не устал, сосед? — остановился около приятеля Снежкин.
До этого рассеянный взгляд Гребня вновь стал жестким.
— И ты здесь? — тихо спросил Валерка.
— Дай-ка мне инструментик, — протянул руку Гошка. — Я тоже хочу попробовать.
— Я вас здесь всех убью, — прошипел Гребешков, пряча скрипку за спину.
— Сколько можно пугать — убью, убью? Ты на себя посмотри — без пяти минут покойник.
— Убирайся! — заорал Валерка, складываясь пополам.
В ту же секунду Гошка прыгнул на него, одной рукой обхватил за талию и резко дернул на себя. Другой рукой он потянулся к скрипке. Но на вид совершенно изможденный Гребешков оказался неожиданно сильным. Движением плеча он отбросил насевшего на него противника и вскочил.
— Никто нас больше не разлучит!
За спинами ребят раздался хохот.
Вдоль стены проплыл нечеткий силуэт Смерти.
— Это мы еще посмотрим!
Снежкин боднул Гребешкова головой в живот. Вдвоем они покатились по полу. Валерка откинул руку со скрипкой подальше от цепких Гошкиных пальцев. Они бы еще долго возились на грязном полу, пыхтя и отплевываясь набившейся в рот соломой, если бы Снежкин не загляделся на побелевший от усилия кулак соседа — так сильно тот сжимал скрипку.
В следующую секунду Гошка сбросил с себя противника, перехватил его свободную руку и с силой вывернул ее на пол-оборота.
Валерка взвыл от боли.
— Теперь посмотрим, как ты будешь играть!
— Она сломана! Сломана! — причитал Валерка, отползая в угол.
— Ничего не сломана, — замялся Гошка. — Обыкновенный вывих. Недельку поболит, распухнет, а потом все пройдет. Лед приложить надо.
— Где я тебе здесь лед найду? — Гребешков совсем скис.
— Дома в холодильнике, — отрезал Снежкин. — Заканчивай всю эту чертовщину и пошли по домам.
— Скрипку не отдам! — Здоровой рукой Валерка прижал к себе инструмент.
— Может, тебе и вторую вывернуть? — в задумчивости пробормотал Гошка.
— Ничего, я и без рук сыграю! — Зажав скрипку под мышкой, Гребень на четвереньках пятился по коридору. — Меня уже ничего не остановит! Слышишь? Ничего!
С невероятной прытью Валерка крутанулся на месте и бросился наутек.
— Эй, ненормальный! Стой! Никто ее у тебя не собирается отнимать. Ты передохни только!
— Георгий!
Крик эхом прокатился по коридорам.
— Помогите! Кричала Любка.
— Черт! — в сердцах выругался Гошка, посмотрел вслед убегающему Валерке и повернул в другую сторону.
Что за манера у этой девчонки все время попадать в какие-то неприятности?
«Нет, — как заклинание в сотый раз повторял про себя Снежкин. — С женщинами связываться ни в коем случае нельзя! А то так и будешь их из разных неприятностей вытаскивать».
В подвале уже никого не было. Только потревоженные крысы беспокойно бегали из угла в угол.
— Какие неугомонные покойники, — под нос себе пробормотал Гошка, выбираясь обратно в коридор. — Им уже давно по могилам лежать надо, а они все суетятся.
Идя на крики, Снежкин выбрался к большому залу. Тяжелые темные гардины лениво колыхались на сквозняке — в больших стрельчатых окнах не было стекол. По центру был сложен невысокий костер. Около него сидела потрепанная лохматая личность в порванном нарядном костюме.
Любку уже привязали к шесту в центре костра, и особо шустрый паренек подкладывал под нее солому. Рядом, завернувшись в плащ, стоял высокий молодой мужчина с пышной копной светлых волос, с худым резко очерченным лицом и жестким взглядом. Это был тот самый старик, что пришел в библиотеку посмотреть на скрипку. Только на старика он был совсем не похож.
— Скажите им, что я никакая не ведьма! — кричала со своего возвышения Любка мужчине в плаще.
— Я не могу, — пожал плечами тот. — Им надо выместить на ком-то свою злобу.
— Это издевательство! Детей нельзя жечь! — захлебывалась словами девчонка.
— При чем здесь дети? — лениво протянул мужчина. — Они считают, что несут тебе благо. Очищающий огонь освободит твою душу, и она взлетит на небо.
— Не хочу я на небо! — рыдала Кондрашова, пытаясь освободить руки от веревок. — Мне и здесь хорошо! Забирайте свою скрипку и катитесь ко всем чертям! Что вы ко мне привязались?
— Скрипка? — рассеяно переспросил мужчина. — Ах да! Вообще-то правильнее это назвать неким артефактом… — Мужчина осекся, поняв, что сказал лишнее. Прокашлявшись, он продолжил: — Его предыдущий владелец… скажем так, остался мне должен. Я с превеликим удовольствием поболтал бы с ним о том о сем, задал бы ему пару-тройку вопросов… — Мужчина покосился на человека, сгорбившегося около костра. — Однажды, давно, этот замечательный предмет уже попадал мне в руки, но обстоятельства, имевшие место быть… — Он опять сделал паузу. — Допустим, я его выиграл. Скрипка моя. Но она чертовски привязчива ко всем, кто берет ее в руки. К тому же вы все лишние свидетели. Ты меня понимаешь?
— И не собираюсь понимать!
— Ну ладно, — кивнул мужчина, поворачиваясь к лохматой личности. — Хорошие я в этот раз жертвы привел? — спросил он человека в лохмотьях. В его голосе слышалось удовлетворение потрудившегося на славу человека.
— Но это же еще дети, — слабо качнул головой человек в порванной одежде.
— Значит, их силы хватит надолго. Мы со скрипкой дольше проживем.
— Твоя смерть будет ужасна. — Человек в лохмотьях поднял вверх дрожащий палец. — Как и моя… Умирать каждый раз так мучительно…
— Ничего, потерпи, — «успокоил» его старик, — в следующий раз не будешь делать скрипок.
— Да, — грустно кивнул человек в лохмотьях. — В следующий раз я придумаю что-нибудь другое. Например, бомбу.
— Кто это? — подошел ближе Гошка.
— Это великий магистр Юстин, — торжественно произнес старик. — Его подвела случайность. В его замке жил колдун. Однажды этот колдун творил заклинание, но его перебили. Так Юстин попал в сады Франзеума. Там он взял черный шар желания. И превратил его в скрипку, потому что очень хотел изобрести подобный инструмент. С тех пор из-за этой скрипки все время льется кровь.
— А вы-то чего не померли? — нахмурился Гошка, краем глаза наблюдая, как растет гора хвороста под Любкиными ногами.
— А я на ней не играл, не умею, — усмехнулся старик. — Я ею только владею. И даю ей время от времени прогуляться.
— Значит, вы с ней живете вместе. Сколько она, столько и вы, — догадался Снежкин, с любопытством разглядывая помолодевшее лицо.
— Правильно, — кивнул бывший старик. — Только об этом никто не должен знать. Ведь желающих обрести бессмертие слишком много.
— Не говори с ним, мальчик, — слабо отозвался Юстин. — Его слова яд. Этот яд много лет назад попал мне в уши, и теперь я обречен на тысячелетние мучения. Помнишь, мой бывший друг? — Юстин поднял бледное исцарапанное лицо.
— Хватит разговоров! — отвернулся от него старик. — За дело! Эй, дайте огня!
Гошка оглядел зал. Воинов здесь было немного. Но даже с одним Снежкин не справился бы, с голыми руками против железных мечей не ходят. Если он сейчас кинется освобождать Любку, то его быстренько привяжут к тому же столбу. Юстин сидел безучастный ко всему. Видимо, это не первое в его жизни сожжение.
Что делать? Что делать?!
— Они же призраки, — сам себя уговаривал Гошка. — Их нет. Они пятьсот лет как сгнили в своих могилах…
Слова звучали неубедительно.
Парнишка, что подкладывал под Кондрата дрова, ленивой походкой подошел к стене, вынул из гнезда факел.
— Священника бы им, — произнес один из воинов. — Грехи отпустить.
— На небе им все простится, — отрезал старик. Парень с факелом пошел обратно. Движения его стали заторможенными, словно кадры в замедленном кино. Факел горел так же неспешно.
«Валерка! — мелькнуло в Гошкиной голове. — Если он умрет…»
Этого только не хватало! Видимо, Гребешкову стало совсем плохо, раз «изображение» растягивается.
Издалека раздался длинный протяжный звук скрипки.
«Жив еще!» — обрадовался Гошка, но тут же пожалел о своей радости.
Все вновь задвигались с нормальной скоростью. Пламя в факеле вспыхнуло. Парень бодрой рысцой побежал к костру.
Звук прервался. Реальность снова застопорилась. Парень замер, не добежав до костра двух шагов.
— Я же говорил, — поднял руку Юстин. — Дети — существа непредсказуемые!
Старик недовольно свел брови и быстро пошел из зала.
Гошка бросился к Любке.
— Георгий! — От переживаний этого дня Кондрашова совсем потеряла силы.
— Хватит реветь, — оборвал ее Снежкин, усаживая на пол около стены. — И перестань звать меня Георгием! Гошка я, поняла?
Любка закивала так активно, что казалось, у нее оторвется голова.
— Играй! — послышался раздраженный голос старика.
— Ты не отобрал скрипку? — Руки и ноги у Любки затекли, поэтому Гошке пришлось ее стаскивать на себе.
— Отберешь ее! — Снежкин опустил тяжелую Кондрашову на пол. — Я ему руку вывихнул. Он не должен играть.
Протяжный звук повторился. Парень с факелом добежал до костра и тут остановился, открыв рот.
— Ведьма! — ахнул он, роняя факел в костер. Солома тут же занялась. Веселый огонек пробежал по сухим палочкам, взлетел вверх к поленьям.
Среди воинов раздались одобряющие возгласы.
— Мы сгорим! — От ужаса к Любке вернулись силы. Она вскочила, готовая бежать отсюда подальше.
— Да отстаньте вы от него! Не видите, человеку плохо!
Этот крик перекрыл все другие звуки. В зал вылетел старик и плашмя упал на спину.
— Привязались к человеку! Ему и так плохо!