— Не обещаю наверняка, но был бы рад, сеньор Крукс.
— К сожалению, меня ждут дела, сеньор Эспиноза. Поэтому вынужден откланяться. Рад был познакомиться. Если сочтете возможным рассказать обо мне вашему брату, добавьте, что преданный слуга католической церкви Феликс Крукс был бы безмерно счастлив получить благословение его преосвященства.
— Не сомневайтесь, сеньор. И позвольте на прощание выразить вам мое глубочайшее соболезнование. Ваш уважаемый президент…
— Да-да, это ужасно. Невообразимо ужасно, — вскричал Крукс — Как католик и истинный американец, я… я совершенно раздавлен этой трагедией… я… О ради бога, простите меня, сеньор Эспиноза… У меня нет слов…
Он прикрыл глаза клетчатым платком, подхватил кожаный портфель и, не отнимая платка от глаз, вышел из зала с высоко поднятой головой.
Багажа все еще не было видно, и Стив решил, что настало время действовать. Он подошел к телефону и набрал код Лос-Анджелеса, а затем номер телефона Старика в редакции "Калифорния таймс". Соединиться удалось, но ответила мисс Перш:
— Главный редактор занят, позвоните через час.
— Немедленно дайте ему трубку, — зарычал Стив, — Вы поняли, кто звонит? Сообщение чрезвычайной важности.
— Мы уже всё знаем, Стив, — упиралась мисс Перш. — У шефа важное совещание… Позвоните…
— Слушайте, у Старика будет удар, если мое сообщение опоздает. Немедленно его к телефону.
— Ну, я не знаю, — обиженно сказала мисс Перш. — Подо ждите немного…
В трубке послышался шорох, потом знакомое покашливание.
— Это ты, Стив?
— Я… Звоню из аэропорта Акапулько.
— Ну и что?
— Наш с вами подопечный погиб в авиакатастрофе час сорок минут назад. По пути сюда, в горах недалеко от Акапулько…
В трубке стало очень тихо.
— Вы поняли, шеф?
— Кажется, да… Но ты уверен, что ты в своем уме?
— Вполне… Подробности вечером.
— Значит, надежно?
— Сто процентов надежности. Пока это пытаются сохранить в тайне, тем более что пресса занята другим. Думаю, к вечеру местные газетчики пронюхают.
— Стив, я дам информацию в вечернем выпуске. Но ты, конечно, понимаешь?..
— Понимаю. Премию переведете завтра в Акапулько, отель "Континенталь".
— Ладно. Посмотрим… Буду ждать твоих вечерних сообщений. Действуй.
Стив положил трубку и подумал, что стоило бы позвонить и Мэй, но в этот момент зашелестела лента багажного транспортера и первым на ней появился чемодан Стива.
Подхватив чемодан, Стив вышел на залитую горячим полуденным солнцем площадь. Тотчас подкатило старинное такси-кэб. Стив сунул чемодан шоферу-мулату и велел везти себя в "Континенталь". Теперь можно было и оглядеться…
Путь в город занял почти час. На узком и извилистом прибрежном шоссе, которое круто петляло по гранитным скалам высоко над океаном, движение было оживленным, и шофер ехал медленно. Перед спуском в город попали в "джем". Длинная вереница автомашин спускалась по серпантинам шоссе со скоростью не более пятнадцати миль. Зато город был виден отсюда превосходно. Он живописно раскинулся у подножия крутых розоватых склонов, на которых среди зелени вековых сосен темнели уступы гранитных скал. Внизу у побережья все тонуло в яркой тропической зелени; сквозь нее просвечивали разноцветные крыши домов и пунктиры улиц. У самого берега, окаймляя причудливые фиолетово-голубые бухты, теснились многоэтажные белые башни отелей с бассейнами на плоских крышах. Зеркально спокойную воду бухт разрезали яхты с косыми разноцветными парусами.
Горячий влажный воздух, упруго текущий из-под приподнятого ветрового стекла машины, нес запахи хвои, камфоры, жареного мяса, пьянящий аромат каких-то трав. Наконец втиснулись в город — в душную тень лаурелий, бугенвиллий, эвкалиптов, пальм. Вдоль улиц под сенью густых крон простирались пестрые ковры цветников, среди которых расплескивали струи небольшие фонтаны. Улицы в этот знойный полуденный час были почти пустынны, зато пляжи по берегам голубых бухт роились шумными скоплениями загорелых, полуобнаженных тел.
Прохладный низкий холл "Континенталя" подавлял своим монументальным великолепием. Мраморные пол и стены, огромные зеркала в позолоченных рамах, бронза, дорогие ковры, сафьяновые диваны, пуфы и кресла, низкие столики, инкрустированные разноцветными камнями и слоновой костью. В глубине — большой бар, призывно сверкающий хрусталем и кофейными автоматами.
Стив потребовал апартаменты-люкс (пускай-ка шеф раскошелится!) где-нибудь повыше, с видом на море и город. Предупредил, что с часу на час к нему должны прилететь друзья — сеньор Хорхе де Эспиноза с братом — его преосвященством кардиналом Карлосом де Эспинозой; пусть их тотчас же проведут к нему, даже и в его отсутствие. Если Хорхе де Эспинозу будет разыскивать нью-йоркский адвокат господин Феликс Крукс — доверенное лицо мистера Цезаря Фигуранкайна (портье почтительно склонил седую Iолову), пусть позвонит после девяти вечера. Сам Стив представился под своим настоящим именем, как австралийский скотопромышленник Роулинг.
Гватемальский паспорт на имя Хорхе де Эспинозы — покойного брата его покойной матери — Стив решил пока оставить в резерве. В сопровождении огромного черного боя, который завладел чемоданом и портфелем Стива, австралийский скотопромышленник Роулинг прошествовал в лифт. Через несколько секунд лифт вознес его на двадцать шестой этаж "Континенталя". Отпустив посыльного, Стив наконец остался наедине с самим собой в просторных, обставленных с кричащей роскошью апартаментах. Окна гостиной смотрели на запад к океану, кабинет был обращен на север в сторону одной из внутренних бухт Акапулько, спальня — к горам, заслонявшим город с востока. А еще в распоряжении Стива была прихожая, побольше, чем вся его собственная квартира в Лос-Анджелесе, две туалетные комнаты с ваннами и душевыми устройствами и кухня с электрической плитой и холодильником, набитым всякой всячиной. В гостиной стояли большой телевизор и холодильник-бар с набором бутылок, рюмок, фужеров и длинным прейскурантом. Стив мельком глянул на врученную ему карточку. Пребывание в этом сказочном царстве стоило семьдесят пять долларов в сутки, не считая стоимости алкогольных напитков. Еще ни одна из служебных поездок Стива не вводила "Калифорнию таймс" в подобные расходы! Впрочем, уже на одном его сегодняшнем сообщении владельцы газеты загребут десятки тысяч. Если, конечно, Старик не струсит. Но, в конце концов, это уж его личное дело.
Стив сбросил пиджак и погрузился в ласкающе мягкую глубину одного из диванов. Теперь следовало спокойно обдумать дальнейшие шаги.
Вечером того же дня, 22 ноября 1963 года, тремя этажами выше апартаментов Стива Роулинга, в еще более шикарной гостиной, за круглым мраморным столом, инкрустированным золотой нитью, разговаривали двое. Один из собеседников был круглоголовый толстяк адвокат Феликс Крукс. Он сидел сгорбившись, подперев ладонью округлый розовый подбородок, и внимательно слушал, что говорил расположившийся напротив него высокий худощавый человек в строгом черном костюме, с бледным, аскетического типа лицом, седыми, коротко подстриженными волосами и глубоко запавшими бесцветными глазами. Собеседнику Крукса было, по-видимому, уже за шестьдесят, но держался он прямо, выглядел бодро, а его движения производили впечатление пластичных и легких. Спокойным, хорошо поставленным голосом он говорил:
— Не сомневаюсь, Крукс, что Цезаря убрали… Самолет новый… Перед каждым полетом его проверяли до последнего винтика. Цезарь сам следил за этим. Пилоты абсолютно надежные. Погода превосходная. Возможно, недоглядела охрана… Взрывчатку могли подложить в Лас-Пальмасе или в Мехико.
— Расследование покажет… — начал Крукс.
— Расследование, скорее всего, ничего не покажет, потому что его начали мексиканцы. Связь с самолетом прервалась резко и совершенно неожиданно, вероятно, в момент взрыва. Сработано вполне профессионально, Крукс. Главное — такое дьявольское совпадение! Оно может повлечь разные спекуляции…
— Опасные для фирмы, — подсказал Крукс.
— Ну, может, и не очень опасные, но во всяком случае, нежелательные и, главное, несвоевременные…
— Что вы предлагаете предпринять, мистер Пэнки?
— Об этом я и хотел с вами посоветоваться Его последнее завещание, конечно, у вас.
— Последнее? Гм… Завещание у меня.
— Мне известно, что вначале он все завещал этому бездельнику, своему сыну. Но потом…
— Видите ли, Пэнки, до открытия завещания я… затрудняюсь…
— Знаю, знаю… Реноме вашей фирмы не должно вызывать сомнений… И тем не менее, я желал бы кое-что уточнить.
Глазки толстяка хитро блеснули.
— Что… э-э… смогу, с удовольствием, дорогой мистер Пэнки.
— Ваша адвокатская контора, насколько мне известно, ведет его дела с очень давнего времени.
— Начинал еще мой покойный отец. Тогда состояние Цезаря оценивалось всего в несколько десятков тысяч. Теперь же, насколько мне известно, — Крукс выделял слово "мне", — оно оценивается несколько большей суммой.
Пэнки энергично кивнул, не разжимая тонких бледных губ.
— Так вот, — продолжал Крукс, — кое-что мне, конечно, известно, хотя бы со слов самого Цезаря, но я не совсем ясно представляю сегодняшнее состояние дел, учитывая… э… э… многообразие интересов моего глубокоуважаемого, но уже покойного клиента и друга. Его последние… операции, которыми не случайно заинтересовалась пресса и правительства некоторых стран…
— Эти операции вас, Крукс, совершенно не касаются; кроме того, в них использовались не только капиталы Цезаря, — с раздражением заметил Пэнки.
— Догадываюсь: например, кое-что из того, что успели депонировать в швейцарских банках некоторые организации немецкого рейха перед концом второй мировой войны?
— А вот об этом вам вообще не следовало бы догадываться, милейший Крукс, — холодно возразил Пэнки. — Совершенно бесполезные догадки, к тому же опасные… Даже для фирмы с таким реноме, как у вас.
— Я ведь говорю об этом только вам — президенту-исполнителю банка CFS, который является собственностью Цезаря. Банк, казалось бы, не из первых, но утверждают, будто именно там финансовый мозг всей "империи" Фигуранкайнов. Кстати, я даже не знаю точно, что означает эта странная аббревиатура — Си-Эф-Эс. Вам, конечно, известно, какие шуточки циркулируют по ее поводу?
— Нет, не слышал…
— Так вот, одни утверждают, что CFS — сокращение от латинского "сифилис", которым Цезарь страдал в молодости, а другие — что сокращение от "Цезарь Фигуранкайн и сын". Я не склонен верить ни тому, ни другому, но…
— Он придумал это давно, а потом не захотел менять, — с оттенком смущения пояснил мистер Пэнки. — Как вы знаете, он был дьявольски упрям и, откровенно говоря, не очень образован.
— Он всегда считал, что образование портит людей, — кивнул Крукс, — лишает настоящей деловой хватки, которая, несомненно, была у него самого.
— Кажется, в отношении собственного сына он не ошибался, — заметил Пэнки. — Насколько мне известно, Цезарь Фигуранкайн-младший — порядочный шалопай, хотя и ухитрился закончить два или три университета.
Крукс предпочел деликатно промолчать.
— Вы хорошо знаете его? — спросил Пэнки после короткого молчания.
— Знаю…
— И не согласны со мной?
— Согласен, мм…только отчасти. Цезарь очень неглупый малый, хотя и совсем не похож на отца.
— Где он может быть сейчас?
— Понятия не имею.
— Тем не менее, надо его известить.
— Узнает, когда газеты раструбят.
— Необходимо сделать все возможное, Крукс, чтобы на страницы прессы сообщение о… смерти попало возможно позднее. И чтобы прошло без… комментариев. Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду. Это роковое совпадение может сильно повредить… Если бы удалось сохранить катастрофу его самолета в тайне хотя бы три-четыре дня…
— Совершенно невозможно, Пэнки. В аэропорту Мехико все стало известно спустя полчаса. Целый день в горах на месте катастрофы работают спасатели. Завтра все попадет в мексиканские газеты. Послезавтра станет известно в Штатах.
— Надо сделать так, чтобы это не попало в мексиканские газеты ни завтра, ни послезавтра… Вы поняли? Мы хорошо заплатим, если понадобится. Здешним газетчикам найдется о чем писать. Пусть смакуют Даллас. У вас тут есть к кому обратиться?
— Думаю, уже поздно, Пэнки.
— Еще не поздно, если, конечно, вы сами что-нибудь не напортили, Крукс. Ваш телефонный звонок из аэропорта был непростительной глупостью. Следовало связаться со мной иначе — через один из наших здешних филиалов.
— На это уже не оставалось времени.
— Ну, узнал бы на час позже… Хотя теперь, конечно, говорить не о чем. Что сделано, то сделано.
Негромко зазвонил один из телефонов на мраморном столике у декоративного камина. Собеседники переглянулись.
— Скорее всего, меня, — сказал Пэнки. — Я предупредил секретаря, чтобы звонили прямо сюда, в "Континенталь".
Он встал, легким пружинистым шагом подошел к камину и взял трубку.
— Слушаю… Да, это я… Что такое? — Глаза его округлились, и он бросил яростный взгляд на Крукса, который безмятежно разглядывал свои ногти. — По калифорнийскому радио? Со ссылкой на "Калифорния таймс"?.. Та-ак… Так… Та-ак… Самой газеты вы еще не видели?.. Ну хорошо… Держите меня в курсе…
Он медленно положил трубку и, не спуская яростного, сверлящего взгляда с остолбеневшего Крукса, шагнул к столу. Крукс попятился вместе с креслом.
— Не бойтесь, — презрительно сказал Пэнки, — я не собираюсь сейчас убивать вас и даже не ударю…. Но зарубите себе на носу, господин адвокат: вольно или невольно вы сегодня оказали нам всем очень дурную услугу. Очень дурную, Крукс. На вашем месте… — Он умолк и покачал головой.
— Пожалуйста, не пугайте меня, — взвизгнул Крукс, срываясь с кресла. — И запомните, что ко всей этой истории я не имею абсолютно никакого отношения. Мало ли кто мог тут крутиться. Если Фигуранкайн действительно жертва диверсии, сообщить газетчикам могли те самые люди, которые его уничтожили.
— Посмотрим, — процедил сквозь зубы Пэнки, снова садясь к столу, — Посмотрим, Крукс… Можете не сомневаться, — продолжал он после короткого молчания, — что люди, с которыми Фигуранкайн был связан все эти годы, смогут провести необходимое расследование помимо ФБР и полиции и примут соответствующие меры… — Он пожевал тонкими губами и добавил совсем тихо: — Теперь ваша задача заключается лишь в том, чтобы возможно скорее разыскать и представить нам — в первую очередь мне, как президенту-исполнителю банка СР5, и совету директоров — наследников Цезаря.
— Наследников? — повторил Крукс, садясь поодаль на диван.
— Или наследника — наследного принца "империи" Фигуранкайнов. Я сильно опасаюсь, что "принц" может оказаться не один. Не исключено даже, что найдутся и "принцессы".
— Цезарь Фигуранкайн состоял в законном браке всего один раз, — мрачно возразил Крукс — От того брака остался сын Цезарь. Жена Фигуранкайна умерла двадцать лет назад.
— Хоть вы его давний поверенный в делах, мне кажется, вы заблуждаетесь. Цезарь никогда не обходил своим вниманием женщин… Нет никакой гарантии, что одной из многочисленных любовниц не удалось окрутить его… Он и в последние годы, несмотря на возраст, отнюдь не стал монахом. У него еще может оказаться несколько завещаний…
— Юридическую силу имеет последнее, составленное с соблюдением всех формальностей, — растерянно пробормотал Крукс — Но… я его единственное доверенное лицо и…
— Знаю, — резко прервал Пэнки. — Именно поэтому я здесь… Или вы полагаете, я прилетел затем, чтобы полюбоваться, что осталось от Цезаря? Кстати, зачем он вас вызывал в Акапулько?
Крукс побагровел.
— Простите, Пэнки, но смерть клиента отнюдь не освобождает адвоката от обязанностей по отношению к нему, — дрожащим голосом начал он. — При всем моем уважении к вам, как к человеку, близкому Цезарю Фигуранкайну, я не считаю себя вправе отвечать на некоторые ваши вопросы.
— Ну, как знаете, — пожал плечами Пэнки. — Когда вы сможете огласить хранящееся у вас завещание?