— Нет, сударь, говорите все до конца, если вы решили довериться мне и ждете моей поддержки, — холодно сказал "кардинал", — Или вообще ничего не говорите.
— О монсеньор, — пробормотал адвокат, вытирая платком крупные капли пота, выступившие на лице, — о монсеньор, — повторил он шепотом, — если бы вы только знали…
— Не бойтесь, здесь никого нет. Мой брат и его друг ушли еще до вашего прихода.
— Он завещал все одному международному сообществу, которое… разрабатывает какое-то новое оружие. Оно находится в ФРГ, называется ОТРАГ… В завещании был ряд ограничений, которые давали моему клиенту определенные гарантии, что его… не ликвидируют раньше времени, дабы воспользоваться его деньгами. Но это уже технические детали.
— Сын знал о том, что завещание изменено? — спросил "кардинал".
— Нет… По-видимому, нет, — поправился адвокат. — Дело в том, что он поручил мне известить об этом сына после того, как вернусь в Нью-Йорк и уничтожу первое завещание.
— Значит, оно не было уничтожено, когда он подписывал второе?
— Нет… Я не привез его в Сан-Паулу. Я не знал, зачем он меня вызывает. Но я обещал ему уничтожить первое завещание тотчас же, как возвращусь в Нью-Йорк.
Адвокат умолк и тяжело вздохнул.
— Вы, конечно, выполнили свое обещание, сударь?
— В том-то и дело, что нет, ваше преосвященство… Но без всякого злого умысла. Первое завещание уже потеряло юридическую силу… Я ждал, что его сын появится у меня или подаст о себе весть. Время от времени я… снабжал его деньгами, с согласия отца, конечно. Но в этот последний год он не появлялся, а я… все откладывал… Само по себе уничтожение первого завещания — акт пустяковый… Даже трудно объяснить, зачем я продолжал хранить его. Может, главная причина — в моем отношении к мальчику… Я хорошо знал его и… решение старика считал очередным жестоким чудачеством и несправедливостью… Они ведь не ладили. Сын пошел не в отца… Ну, а старик не мог примириться с этим.
На днях он позвонил мне снова. Его первым вопросом было, уничтожил ли я то, первое завещание. Я сказал, что уничтожил. Я солгал ему, но… Я мог исправить ложь тотчас же, как закончится телефонный разговор. Его дальнейшие слова удивили меня. Он сказал: "Поклянись, Феликс, что ты действительно уничтожил первое завещание". Что было делать? Я сказал: "Клянусь". Если бы я только мог предполагать… После этого он велел мне уничтожить и второе завещание, сейчас же, до окончания нашего разговора. Я понял, что он очень возбужден, и не стал возражать. Я открыл сейф — такие завещания хранятся в особом сейфе, рядом с моим кабинетом, — взломал печати, порвал завещание на мелкие клочки и сжег его в специальной электрической печи, стоящей у меня в кабинете. И он снова велел мне поклясться, что я действительно сжег второе завещание. Ему хорошо известно, что я честный человек и ревностный католик… Я поклялся и почувствовал по его тону, что ему сразу стало легче. Мы поговорили еще немного, он даже шутил, а потом вдруг сказал мне, что хочет встретиться со мной, чтобы составить новое завещание. И предложил приехать в Акапулько. И вот я здесь, монсеньор, на мне тяжкий грех клятвопреступления и… самое ужасное, что они… вероятно, уже догадываются, что с завещанием дело обстоит не так, как им хотелось бы. Если я не ошибаюсь, я обречен — ничто не спасет меня. Мне остается молить вас, ваше преосвященство, облегчить мои последние часы — снять с меня бремя тяжкого греха.
— Сударь, — сказал "кардинал", наклонив голову и испытующе глядя на Крукса поверх темных очков, — не проще ли вам признаться во всем вашему клиенту и, насколько я понял, другу, попросить у него прощения? Оно снимет с вас грех клятвопреступления.
— Увы, ваше преосвященство, — прошептал Крукс, низко опуская голову, — я лишен возможности последовать вашему доброму совету. Сегодня утром Цезарь погиб в авиакатастрофе.
— Цезарь? — поднял брови "кардинал".
— Его так звали, — тяжко вздохнул Крукс — Мы не виделись с ним больше после того телефонного разговора.
— Значит, этот достойный человек, уйдя из жизни, не оставил завещания?
— Осталось его первое завещание, — прошептал Крукс, не поднимая головы. — Я так и не уничтожил его.
В комнате воцарилась тишина. Стив пытался сообразить, что ему дают полученные сведения. Уточнять сейчас подробности было бы рискованно… Кое-кто из журналистов пытался связывать африканские владения Фигуранкайна именно с ОТРАГом, но надежных данных ни у кого не было. Слова Крукса кое-что проясняли, но не до конца. Во всяком случае, нить снова ухвачена; она настолько осязаема, что может завести далеко. Неужели Старик сознательно дал ему эту возможность? Ведь если ОТРАГ — это капиталы Фигуранкайна… Такое может стать сенсацией года. Вопрос в том — захотят ли рисковать владельцы газеты?
Феликс Крукс продолжал сидеть, низко опустив розовую лысую голову. Стиву стало почти жаль его… Правда, грозящую опасность адвокат, конечно, преувеличивает. Сейчас ему едва ли что-либо угрожает, но после того, как будет открыто единственное сохранившееся завещание Фигуранкайна… "Ну, до тех пор он опомнится и найдет средства обезопасить себя", — решил Стив. Надо было кончать затянувшийся разговор, и "кардинал" сказал:
— Мне искренне жаль вас, сударь. По собственной неосторожности вы попали в трудное и двусмысленное положение, Я не думаю, чтобы кто-нибудь мог быть опасным для вас сейчас, тем более тут, в Мексике. Надеюсь, все, что я сейчас услышал, это правда…
— Чистая правда, ваше преосвященство, чистейшая, как вода в этом графине.
— Хорошо. Я принимаю вашу исповедь и готов отпустить вам грехи, но… наложу на вас… наказание. Вы переведете, скажем, двадцать тысяч долларов в фонд помощи бедным детям Латинской Америки. Вас не обеднит такая сумма?
— Нет, конечно. Я сейчас же подпишу чек.
— Нет. Вы переведете деньги непосредственно благотворительному обществу сразу, как возвратитесь в Нью-Йорк. Адрес вам известен?
— Разумеется.
— Значит, сразу по прибытии. Не забудьте!
— Ваше преосвященство, клянусь вам…
— Не надо… А теперь властью, дарованной мне церковью, снимаю с вас грех лживой клятвы и отпускаю прочие менее серьезные прегрешения. Идите с миром, и да хранит вас Бог.
Адвокат склонился в низком поклоне. Стив коснулся ладонью его мокрой от пота лысины и потом протянул ему руку, которую адвокат осторожно поцеловал.
Затем "кардинал" проводил гостя до дверей своих апартаментов и, когда тот выходил, убедился, что в коридоре никого не было.
Возвратившись в гостиную, Стив прежде всего выключил магнитофон под столом и вынул кассету. Подбросив ее на ладони, Стив невольно подумал, что ее цена намного превышает сумму, которую Крукс переведет бедным детям Латинской Америки. Не снимая облачения, Стив прошел в кабинет и присел к письменному столу. Теперь оставалось "вылепить" из тех сведений, которыми он уже располагал, несколько сенсационных "конфеток" для читателей "Калифорния таймс", передать их по ночному телетайпу из пресс-центра Акапулько Старику в Лос-Анджелес и позвонить Мэй.
Позвонить Мэй Стив все-таки не успел. Когда около трех часов ночи он возвратился из пресс-центра в "Континенталь", в холле отеля он неожиданно столкнулся с Феликсом Круксом. Адвокат, видимо, собрался уезжать. Он был в плаще, с желтым кожаным портфелем в руках, за ним следовал бой с чемоданом и сумкой.
Увидев Стива, адвокат обрадовался:
— Сеньор Эспиноза, какая удача! Мне пришлось ускорить отъезд, но я не решился тревожить вас ночью…
— А я уже не лягу сегодня, — объявил Стив, пошатнувшись, и ухватился за руку адвоката, который поспешил его поддержать. — Мы с приятелем были в одном месте… Ну, знаете, скажу я вам, такие женщины — увидеть и умереть. Да… — Стив захохотал. — Приятеля пришлось оставить там, а я вот вернулся… А то брат будет сердиться. Он у меня строгий, сеньор Крукс, да… Вы много потеряли, что отказались пойти с нами…
— Дорогой сеньор Эспиноза, — перебил Крукс со страдальческим выражением лица, — я тороплюсь в аэропорт, самолет через час с небольшим. Я бесконечно благодарен вам, я теперь ваш должник, и когда будете в Нью-Йорке…
— Значит, надо выпить на дорогу! — закричал Стив. — Я не отпущу вас так. Хочу выпить за ваше здоровье, сеньор Крукс.
И Стив подхватил адвоката под руку и, пошатываясь, потащил к бару.
— Ну хорошо, — вздохнул Крукс, когда Стив усадил его на круглый табурет у блистающей никелем мраморной стойки. — Только плачу я.
— Пожалуйста, — великодушно согласился Стив и добавил: — Для меня двойную кровавую б-б…
— "Беатриче"? — подсказал бармен.
— Вот именно… С икрой и лимоном,
— И немного коньяка, — добавил Крукс, неодобрительно поглядывая на Стива.
Они выпили, и Стив с аппетитом закусил ярко-красную жидкость черной икрой и кусочком лимона.
— Ну, мне пора, — решительно заявил Крукс, расплачиваясь.
— Знаете что, дорогой сеньор Крукс, — воскликнул Стив, ударив себя по голове. — Я поеду с вами. Позвольте мне проводить вас до самолета.
— Стоит ли? — нерешительно возразил Крукс. — Что скажет его преосвященство? Ведь вы тогда явитесь в "Континен-таль" к рассвету.
— Вот и прекрасно. Я разбужу его, и мы опять поедем в аэропорт. Наш самолет в восемь утра.
— Ну хорошо, — согласился Крукс. — Вы очень любезны, сеньор Эспиноза, и мне, конечно, будет приятно совершить эту ночную поездку в вашем обществе.
"Еще бы, — подумал Стив, — по крайней мере, не будешь так трусить".
Они сели рядом в комфортабельную машину, и мгновение спустя навстречу им стремительно замелькали пустые улицы, скверы и бульвары спящего Акапулько, а затем крутые виражи горной дороги.
Стив откинулся на сиденье и, прикрыв глаза, внимательно наблюдал за соседом. Адвокат беспокойно крутился на своем месте, пугливо вглядывался в темноту. Когда миновали высокий каменный крест на скале над городом, словно парящий во тьме в ореоле подсветки, Крукс торопливо перекрестился.
Голова Стива мотнулась и уперлась в плечо Крукса. Адвокат отодвинулся. Стив приоткрыл глаза и выпрямился на сиденье.
— Ну и мрак, — пробормотал он, зевая, — И надо было вам ехать в такую пору, сеньор Крукс. Разве не могли подождать до утра?
— Пришлось ускорить вылет, — тихо ответил Крукс. — Позвонили из Мехико. Ночью привезут останки жертв авиакатастрофы. Я должен опознать одного человека. Это необходимо сделать срочно.
— Разве была катастрофа?
— Вчера… В ней погиб… мой друг.
— Это ужасно. Примите мое искреннее соболезнование, сеньор Крукс. И много людей погибло?
— Человек тридцать.
— Ого… Значит, вам предстоит узнать среди тридцати изуродованных трупов тело вашего друга?
— По-видимому, — сказал Крукс, и лицо его страдальчески скривилось.
— У вашего друга, конечно, остались родственники. — Наверное, и они прибудут?
— Не знаю… У него есть сын, но…
— Они не ладили, да?
Крукс долго молчал. Потом пробормотал чуть слышно:
— Они никогда не жили вместе. Понятия не имею, где сейчас может находиться Цезарь. Он не оставался подолгу на одном месте. Около года назад жил на Цейлоне, потом в Маниле… Он увлекся буддизмом…
— Его звали Цезарем? — уточнил Стив.
— Кого? — встрепенулся Крукс, словно пробуждаясь.
— Ну, сына, конечно.
— Ах сына… А откуда вам это известно?
— Вы сами только что сказали… И что он живет в Маниле.
— Разве? Это бессонная ночь, сеньор. Вероятно, я задремал. Выбросьте все это из головы.
— Как вам будет угодно, — обиженно сказал Стив, отодвигаясь в угол кабины.
Некоторое время они ехали молча. Потом Крукс тяжело вздохнул. Стив счел это добрым знаком и снова стал клониться в сторону адвоката.
Когда Крукс его легонько отодвинул, Стив встрепенулся, открыл глаза и попросил разрешения закурить.
— Пожалуйста, — сказал Крукс, указывая на пепельницу. Стив закурил сигарету, затянулся несколько раз и, наклонившись к самому уху адвоката, сказал:
— Такова жизнь, сеньор. Никто не знает своего часа… Он был богатым человеком?
— Кто? — вздрогнув, спросил Крукс.
— Ваш друг.
— Да…
— Теперь все достанется сыну?
— Не знаю… Быть может…
— Везет же людям, — заметил Стив, зевая. Крукс бросил на него быстрый взгляд, но не ответил и только отодвинулся немного.
— А как звали вашего друга? — продолжал Стив, сделав вид, что не замечает неудовольствия адвоката.
— Его звали… — медленно начал Крукс. — Его звали… Ну, вот мы и приехали, — вдруг оживился он, когда машина резко повернув, вырвалась из темной аллеи на ярко освещенную площадь перед приземистым зданием аэропорта. — Благодарю вас, сеньор Эспиноза, что взяли на себя труд проводить меня в столь неудобное время. Нет-нет… Не трудитесь выходить. Мой самолет через несколько минут. Я прямо пройду на посадку. А он, — Крукс указал на шофера, — сейчас отвезет вас обратно в "Континенталь". Я скажу ему… Прощайте, сеньор Эспиноза. Рад был познакомиться с вами.
Адвокат торопливо выбрался из машины и, сопровождаемый мрачным темнолицым шофером, исчез за стеклянной дверью аэровокзала.
"Чем-то я насторожил его, — обеспокоенно подумал Стив. — Не нужно было столько вопросов. В этой игре нельзя ошибаться. Теперь придется рисковать… Другого выхода у меня сейчас нет. Но если этот его шофер с кулаками боксера тяжеловеса и мордой бывалого каторжника благополучно доставит меня в "Континенталь", мои опасения преждевременны".
Стив переложил пистолет из кобуры на левом боку в правый карман пиджака. Засунув руки в карманы, он устроился поудобнее на широком сиденье и сделал вид, что дремлет. Через сорок минут молчаливый шофер Крукса без всяких приключений доставил его в "Континенталь".
Очутившись в своих апартаментах, Стив облегченно вздохнул. Пока его авантюра развивалась успешно. Он бросил взгляд на часы. Пять утра. Значит, в Лос-Анджелесе четыре. Звонить сейчас Мэй было бы жестоко. Стив быстро разделся, нырнул в постель и через мгновение спал крепким сном.
Проснувшись около полудня, Стив прежде всего позвонил и попросил принести завтрак и утренние газеты. За кофе он быстро проглядел заголовки. Подробности трагедии в Далласе отодвинули на дальний план все прочие новости. О катастрофе самолета под Мехико сообщалось очень скупо. Имя Фигуранкайна было упомянуто лишь в одной заметке со ссылкой на "Калифорния таймс". О том, что самолет принадлежал Цезарю Фигуранкайну, ни одна из мексиканских газет вообще не упоминала.
"Старик будет доволен, — подумал Стив, откладывая газеты. — А завтра они тут перепечатают мои подробные репортажи из "Калифорния таймс"".
Теперь надо было побыстрее связаться со Стариком, выложить ему еще пару "конфеток" и известить о своих намерениях. А заодно отправить ненужное больше кардинальское облачение Бену. В отеле за Стивом уже могло быть установлено наблюдение; не исключено, что в его отсутствие кто-нибудь заглянет в чемодан. В этом случае кардинальская мантия могла сослужить дурную службу. Стив быстро сложил все предметы своего кардинальского облачения, завернул их в черную сутану, которая так и не понадобилась, вложил сверток в пластикатовый пакет и запихнул пакет в репортерскую сумку. В белом костюме и в белых туфлях, с сумкой через плечо, он спустился в холл "Континенталя" и вышел на набережную. Солнце пряталось за облаками, но неподвижный воздух был горяч и влажен. Рубашка на спине сразу взмокла от пота. Отойдя от "Континенталя" на несколько кварталов, Стив свернул с набережной в город, на маленькой площади с треугольным сквером взял первое попавшееся на глаза такси и приказал везти себя наверх, в район, который назывался Виста Алегре.
Это была восточная окраина Акапулько, населенная главным образом служащими, которые работали в шикарных отелях, расположенных у океана.
Заметив по пути небольшое почтовое отделение, Стив велел остановиться, расплатился и отпустил водителя, явно разочарованного, что рейс оказался коротким. Когда такси уехало, Стив зашел на почту и попросил девушку, которая скучала за стеклянной перегородкой, принять посылку в Лос-Анджелес. Не говоря ни слова, девушка запаковала врученный ей Стивом пластикатовый пакет, Стив вписал в формуляр адрес Бена, девушка — вес и цену пересылки, и через несколько минут Стив уже шагал по крутой улице вниз к морю, помахивая опустевшей сумкой.