Илья одним прыжком подскочил к верзиле. Схватив за грудки, рванул его с пола и врезал коленом в промежность.
- Ну что гнида! Теперь ты доволен? Проси прощения у девочки, мразь!
- Теперь тебе точно крышка салага, - с трудом выдавил из себя Дэн, обливаясь потом, слезами, и скрючившись, зажимая руками причинное место. Ты теперь не жилец. Да и девка твоя ...
Дэн взвыл не своим голосом от оглушительно звонкого, синхронного удара ладонями по ушам. Остального он уже не знал. Так как летел без сознания, в угол раздевалки, со свёрнутым на бок носом. Никто даже не заметил, как за доли секунды до этого, Илья в повороте вокруг своей оси, вложил всю силу в этот сокрушительный удар локтем, в лицо своего противника. Обмякшее тело верзилы, сползло на пол и так и осталось лежать, без движения. Илья повернулся к двоим оставшимся негодяям, и застыл в ожидании.
- Толян, засада. Он, кажется, убил его.
- Во влипли. Мамочка ...
Ещё недавно храбрившиеся "герои", превратились в заискивающих, умоляющих о пощаде собак. Они осторожно опустили обмякшее тело Лены на пол и стали пятиться к выходу из раздевалки. После чего..., что было силы, пустились наутёк, словно земля горела у них под ногами.
Илья бросился к Лене. Девочка была без сознанья. Привести в чувство её он так и не успел, так как был ошеломлён жуткой болью, заломленных за спину рук. Это подоспел охранник. Он решил восстановить порядок, отдавая распоряжения техничке и дежурным по поводу Лены и Дэна. А сам, с гордым видом блюстителя справедливости, как преступника, поволок Илью в кабинет директора лицея.
Странности продолжаются
Победив все свои страхи, я решительно зашагал вперёд. Но тут, я поймал себя на ощущении, что ноги становятся какими-то ватными и непослушными. Холодная дрожь пробежала по телу. Озноб...
Шум в голове... По нарастающей, он переходил в головокружительный рёв. Наверное, перегрелся, подумал я. Если это состояние можно было назвать "подумал".
К счастью, напротив выставки картин, развешенных для продажи, уютно расположилось небольшое кафе. Под тентом, украшенным логотипами "Кока Кола", сидели труженики холста и кистей. Они, периодически спасались здесь от палящих лучей июльского солнца. Художники, в это время, пили прохладное пиво или ароматный кофе, сдобренный хорошим сигаретным дымком.
У стойки бара, оживлённо, с небольшими перерывами на звонкий смех, шушукались две девушки официантки и молодой паренёк. Судя по белой сорочке и чёрной бабочке, тоже официант или бармен. Нет..., всё же официант. Так как, вскоре появился и занял своё место, настоящий бармен. Смуглый усатый молодец, кавказской национальности.
Уронив своё тело, всей навалившейся тяжестью в пластиковое кресло, я с надеждой посмотрел на официантку. Я был так слаб, что если тут ещё окажется, что клиентам нужно самим себя обслуживать, тогда мне этого не вынести. К счастью, здесь оказалось всё по высшему требованию культуры обслуживания посетителей.
Ко мне подошла улыбчивая девушка, в коротком темно-голубом форменном платье, с белым передником, на котором красовался бейджик. Если верить, тому, что на нём было написано, то эту, приятную девчушку, с веснушчатым носиком, звали Аней.
- Что желаете заказать? - прощебетала Аня, наклоняясь к столу, открывая для обзора свой девичий, упругий бюстик, держа блокнот и ручку на готове.
- Кофе эспрессо, сто граммов коньяку и пару ломтиков лимона, - выдавил я из себя. Пить пиво в таком состоянии было подобно самоубийству. Да и сказать по правде, я никогда не являлся истинным ценителем этого напитка, так настойчиво навязываемого рекламой нынешнему поколению.
Девушка, продефилировала к стойке бара, покачивая бёдрами и демонстрируя свои загорелые ножки, привычно дразня взгляды посетителей, мужского пола. Мне же, почему-то в этот момент было не до фривольных фантазий. У меня никак не вылетали из головы события сегодняшнего дня. Но я настойчиво попытался избавиться от них, списывая всё случившееся на своё переутомление и беспощадно палящее солнце. Чтобы поскорее отвлечься, я начал внимательно разглядывать, развешенные на ограде университета, полотна местных художников. Мой взгляд, медленно блуждал от живописных пейзажей родной глубинки, с видами древнерусского кремля, к успокаивающим своими акварельными тонами натюрмортам. Я так углубился в изучение творчества новоявленных Шишкиных и Репиных, что даже не заметил, как на моём столе появились, дымящая ароматом чашка кофе, пузатый бокал с коньяком, и блюдце с ломтиками лимона, насаженными на шпажку.
Я поднёс бокал к губам. Сделал небольшой глоток... Приятное тепло, пощипывало язык. Оно расползалось, свойственным только коньяку, привкусом. Коньяк был, конечно, не из самых лучших. Но, по крайней мере, успокаивало то, что это всё-таки был коньяк, а не подделка с подпольного заводика, какой-нибудь бабы Кати. Подержав немного напиток во рту, я отправил его в путешествие по всем тайным ходам своего организма, отмечая приятное, обжигающее движение, на всех участках его пути. Резкий и кислый вкус лимона, добавил свою лепту, в общий букет ощущений. Хорошо...
Понемногу, все стало приходить в норму, и занимать в моей голове места, согласно нормальному мировосприятию. День, просто выдался очень жарким, а я с утра был чрезмерно возбуждённым. Вот и результат. Резкий упадок сил.
Вдохнув аромат свежесвареного кофе, я подул на дымящийся чёрный напиток. Наблюдая, как переливающиеся всеми цветами радуги, пузырьки его кремовой пенки, разбежались по краям чашечки. Я сделал маленький глоток. Божественно...
Кофе, я признаю только горячий и только натуральный. Не растворимый. Иначе, теряется весь экзотический оттенок этого чуда, привезённого из далёких палестин солнечной Южной Америки.
Для полного удовольствия я достал сигарету. Щёлкнул зажигалкой. Сделал глубокую затяжку... Миллионы молекул, откликнулись на эту химическую реакцию в моём организме, в миллисекунды, меняя свой ритм, смешиваясь и клубясь, с бешенной скоростью, в своём хаотическом движении. Ощущение возбуждения, зародившееся где-то в груди, с покалывающим теплом расползлось от центра к периферии, как круги от брошенного в воду камешка. Я с удовольствием выпустил вверх, струю табачного дыма, наблюдая, как он, извиваясь и клубясь, растворяется в вибрирующем от жаркого зноя пространстве.
Постепенно, я вновь начинал обретать себя. Мысли мои, потекли стройными рядами. Настроение заметно поднялось. Всё-таки, как немного нужно человеку для счастья. Пусть не для полного, но такого житейского и кратковременного, но всё-таки - счастья.
Из этой приятной эйфории, меня опустил на землю девичий смех за ближайшим столиком, справа. Я посмотрел в эту сторону и опешил. За столиком сидели всё те же студентки, которые с таким вниманием, совсем недавно, слушали наставления старика предсказателя. Мне не было слышно самого разговора. Но, судя по их попыткам, понять и запомнить, услышанные от него предсказания, речь шла о хиромантии. Девушки, периодически пародировали голос старика, театрально насупливали брови, и высказывали фразы, нарочито менторским тоном. А потом, заразительно хохотали, пряча свой звонкий смех в кулачки, и наполняя окружающую атмосферу бодростью и оптимизмом. Сидящие в кафе посетители поглядывали на них с ироническими и тёплыми улыбками на лицах. Присутствие весёлых жизнерадостных студенток поднимало настроение и разгоняло унылую апатию у всех окружающих.
Мне тоже было интересно понаблюдать за ними. Я вообще люблю наблюдать за людьми. Когда есть для этого время. Очень много интересного можно почерпнуть из жизни окружающих. Того, чему вас не сможет научить ни один педагог психолог. Теория хороша, только когда она доходчиво изложена в учебниках, и донесена до вас опытным лектором. Но, к сожалению, жизнь зачастую не хочет укладываться в любезно предоставленные рамки теории. Мало того, она пытается опровергать её на каждом шагу. Она не покорна, переменчива и не предсказуема.
Вести свои наблюдения, мне пришлось очень осторожно. Чтобы снова не вызвать уже имевшее место быть, недоразумение. А то, и в правду, сочтут за Жигало и ловеласа. Тем более, что в данном случае, мой интерес был не научным, а скорее праздным.
Студентка, с которой мы встретились взглядами, когда её держал за руку, почтенный хиромант, сидела как раз посередине. Между двумя своими подружками.
На вскидку ей было лет двадцать. Ну, может быть, двадцать три. Это была, среднего роста, приятной наружности, девушка. Она обладала стройной фигурой. Но, без худобы, ставшей сегодня модной у прогрессивной молодёжи, ориентирующейся на юнисекс. Через облегающий топ, цвета карамели, отчетливо вырисовывалась упругая грудь. Её нельзя было назвать писаной красавицей или мечтой поэта. Но, в ней была, какая-то особенная, скрытая красота, затаившаяся, за чересчур правильными чертами смуглого личика. Овеянная тайной, она была способна разжечь костёр, и растопить лёд неприступности, в сердце любого мужчины. Такие девушки, относятся к категории роковых и опасных особ. Они обладают внутренним магнетизмом. По мановению руки, которых мужчины идут на любые жертвы, затевают войны или просто сходят с ума. Попав в сети такой охотницы, жертва рискует, уже никогда не выбраться на свободу, пронося через всю свою жизнь, безжалостно разбитое сердце. Какова бы ни была радость первой победы, за триумфально выигранное сражение, она обязательно будет омрачена поражением, в пух и прах проигранной войны. Я уже видел примеры в жизни, окончившиеся трагедиями, и на подобного рода женщин, у меня сформировалось звериное чутьё. Вселяло надежду только одно, что данная особа, возможно ещё не догадывается, каким смертельным оружием одарила ее мать природа. Хотелось бы верить, что она не успела ещё исковеркать, судьбы, встретивших её на своём пути, пылких мужских сердец.
Занимая позицию стороннего наблюдателя, я продолжал с интересом изучать её внешность. Тёмные каштановые волосы ниспадали на загорелые плечи, отливая золотистым блеском от завитка к завитку. Одна непослушная прядь на чёлке, то и дело спадала ей на глаза, после каждого очередного взрыва девичьего, звонкого хохота. Тогда она, привычным жестом руки, изящно откидывала её на место. Нос был, прямой правильной формы, очень хорошо гармонирующий с её приятной улыбкой. Красивые, слегка припухлые губки, то и дело приоткрывались, являя на свет, жемчужные зубы.
Я только сейчас, обратил своё внимание на то, что девушка, практически почти не пользовалась косметикой. Все в ней было естественно и уместно, даже капельки пота, блестевшие хрустальными бисеринками у переносицы и возле глаз.
Глаза!... Вот где скрывается та магнетическая сила, готовая вытянуть из вас, всю вашу душу, и подобно матёрой волчице, заявить на неё свои права, не обращая внимания на то, согласны вы или нет. Под очерченными, плавным изгибом, контурами бровей, на меня смотрели серо-голубые и озорные глаза.
Словно поражённый разрядом электрического тока, я онемел... Меня, парализовало. Табачный дым, втянутый моими лёгкими, отказывался выходить наружу. Он свивал в моёй груди свои причудливые хитросплетения, оседая тяжёлыми кольцами вниз. Время перестало течь, превращаясь в повисшую вечность. Хотелось воскликнуть подобно Фаусту: "Остановись мгновенье!"...
Я понял, что пропал.
Я попался!
...Я - знающий людскую натуру, профессионал, знаток человеческих душ. Тот, кто не верил в любовь с первого взгляда. Как мальчишка... И надо же..., так вот, за здорово живёшь. Ни с того, ни с сего, и... на... тебе. Мало того, я ведь видел, понимал, знал, что нужно быть осторожным. И всё равно...
Пауза внутри была бесконечной. Мысли тучей успели пронестись в моей голове. А, на самом деле, со стороны всё выглядело обычно и буднично. Никто из окружающих даже ничего и не заметил. Даже её подруги не придали никакого значения, на мгновение задержавшемуся взгляду своей собеседницы. Но она уже знала... Не могла не знать. Потому, что я это почувствовал. Не могло произойти это просто так. Иначе, это чувство, так не поглотило бы меня. Разом и всего целиком.
Я отвлёкся от своих мыслей из-за резкого жжения в пальцах. Инстинктивно я встряхнул рукой, из которой вылетел плавящийся фильтр, давно уже истлевшей сигареты. И с шипением ,завершил своё существование, в чашке остывающего кофе. Серый пепел, развалившимися кусочками, лежал на полированной чёрной поверхности стола. Выглядел, я, наверное, очень нелепо. Уставившись, на расплескавшиеся по блюдцу и чашке, кофейные капли, я наблюдал, как расползаются по накрахмаленной белой салфетке, коричневые влажные кляксы.
Из состояния оцепенения меня вывел голос, раздавшийся возле моей головы:
- Вы Антон Ветров?
Я поднял взгляд. Передо мной стоял молодой официант. Тот, который совсем недавно, веселил возле стойки бара девушек официанток. В руках у него был расписной жёстовский поднос, на котором лежал белый конверт.
- Да, Антон Ветров, это я. А, в чём собственно дело?...
- Да, не в чём... Просто вам просили передать, - улыбаясь, вымолвил молодой человек и протянул мне конверт.
На конверте красивым почерком, вензельными буквами, чернилами было написано: " Ветрову Антону Павловичу". И чуть ниже приписка: "лично в руки".
Я совсем растерялся. У меня и в мыслях не укладывалось, от кого могло исходить это послание. Да, и кто вообще мог знать, что я буду находиться здесь, именно в этом месте. Я никогда не был завсегдатаем таких заведений. И заходил в них только по мере необходимости. Наверное, это просто, чей-то розыгрыш. Кто-то увидел меня здесь сидящим, вот и решил подшутить.
- А кто предал? - справился я у официанта.
- Да, пацанёнок какой-то. Подбежал, тыкнул на вас пальцем. Сказал, мол, очень срочно и убежал, - пояснил официант, продолжая стоять, видимо ожидая моей дальнейшей реакции.
Плен
Попав к русским, пленные ожидали суровых испытаний, а многие даже мучительных пыток и смерти. Но на самом деле, всё оказалось не так уж и страшно. Хотя жестокие законы военного времени не отличались особым участием к их судьбам, военнопленных согнали в разрушенные здания, где несколько дней они находились под оцеплением конвоя. На морозе, почти под открытым небом и без пищи, люди грудились возле костров и уцелевших после бомбежки небольших печек, которые русские называли буржуйками. Весьма странное название, если судить по тому, что - буржуа, как класс, подразумевает людей относительно состоятельных. Защищаясь от холода, пленные использовали в качестве дополнительной одежды, любые подручные средства. В ход шли одеяла, портьеры, пледы, ветошь. Не гнушались даже предметами из дамского гардероба. А один унтер офицер обмотал себя подушками и напоминал своим видом покрывшееся инеем огородное пугало, на заброшенном, зимнем поле. Но всё это не спасало от трескучих зимних морозов. Измождённые и обессиленные люди умирали как мухи, замерзая во сне, или от истощения и ранений.
Через несколько дней, часть военнопленных оставили в городе, для восстановительных работ, а остальных согнали к железнодорожному вокзалу. Точнее к тому, что от него осталось. Замёрзшими до полусмерти людьми, забивали до отказа вагоны теплушки, необорудованные для пассажирских перевозок. Пол в них, был застелен смёрзшейся жёлтой соломой.
В пути состав делал кратковременные остановки. Тогда военнопленным разрешалось справить нужду и сделать необходимые запасы дровами. Дров отпускалось по четыре полена в одни руки. Этого было недостаточно для того, чтобы отопить оледеневший вагон, но давало возможность по очереди, с небольшими интервалами времени, греться возле небольшой буржуйки. На остановках так же выдавали питание. Едой это было назвать нельзя, но даже эти порционные кусочки мороженой рыбы, для них были средством, дающим надежду, хоть немного ещё побороться за свою жизнь.
В каждом вагоне назначался ответственный, тот, кто следил за тем, чтобы не дать людям умереть во сне от окоченения. Через небольшие промежутки времени, он давал команду, всем перевернуться на другой бок и приводил в чувство тех, кто его не уже слышал, если ещё оставался жив. Обмороженные трупы сгружали здесь же, на этих станциях, укладывая их как дрова на подводы. Что с ними происходило в дальнейшем, никто не знал. Но рассчитывать на то, что их предавали захоронению, не приходилось.