Новую катапульту опробовали, но готовые каменные снаряды можно было пересчитать по пальцам одной руки — моей левой. К тому же катапульта — это не оружие против кораблей или десанта. Кое-какие идейки, как справиться с кораблями, у нас имелись, но пока только идейки. Было у нас и несколько сотен дешевых лазерных ружей на складе в Гонконге — китайские инженеры оказались настоящими мастерами, — но людей, умевших с ними обращаться, явно не хватало.
Кроме того, Администрация выполняла множество полезных функций. Скупала лед и зерно, продавала воду и энергию, контролировала многие ключевые сферы жизни. Что бы там ни произошло в будущем, но колеса должны были продолжать вертеться. Городские офисы Администрации разгромили слишком поспешно (так, во всяком случае, думал я), ибо при этом уничтожили всю документацию. Однако проф утверждал, что луна-рям — всем лунарям — был необходим символ ненавистной власти, который можно повергнуть в прах, и что городские офисы лучше всего годились на эту роль, так как были наименее ценны и в то же время наиболее известны.
К счастью, Майк контролировал связь, а значит, практически все остальное. Проф начал с надзора за известиями, передаваемыми с Терры и на Терру, предоставив Майку цензуру и фальсификацию новостей до тех пор, пока мы не решим, что следует сказать Земле; к этой программе добавили пункт «М», который отрезал Комплекс от всей остальной Луны, а вместе с ним изолировал обсерваторию Ричардсона и связанные с ней лаборатории — Пирсову радиометрическую, селенофизическую станцию и другие. Лаборатории представляли собой проблему, так как в них работали ученые-земляне, продлевавшие благодаря центрифуге срок пребывания в Луне до шести месяцев. Большинство землян в Луне, если не считать горсточки туристов (тридцать четыре человека), были ученые. С ними следовало что-то делать, но в первую очередь необходимо было помешать им связаться с Землей.
Комплекс был лишен телефонной связи, и Майк не разрешал капсулам останавливаться на его станциях, даже когда в метро возобновилось движение, — сразу после того, как отряд Финна Нильсена завершил свою грязную работу.
Выяснилось, что Смотритель не погиб, а убивать его мы не собирались. Проф считал, что живого Смотрителя всегда можно превратить в мертвого, в то время как мертвого оживить не удастся даже в случае нужды. Поэтому решили довести его до полусмерти, чтобы ни он, ни его охрана не сопротивлялись, и в темпе ворваться к нему, когда Майк возобновит подачу кислорода.
С вентиляторами, запущенными на полную мощность, рассчитывал Майк, на это потребуется четыре минуты; еще минута уйдет на то, чтобы снизить содержание кислорода практически до нуля; итак — пять минут возрастающей гипоксии[43], пять минут аноксии[44], затем взлом нижнего шлюза — и одновременно быстрая подача чистого кислорода, чтобы восстановить баланс. Погибнуть за это время никто вроде не должен, но вырубятся охраннички не хуже, чем под наркозом. Конечно, если кто-то из них будет при скафандре, можно ожидать сопротивления. Хотя вряд ли. Гипоксия — штука хитрая, можно потерять сознание, даже не понимая, что причина в нехватке кислорода. Любимая фатальная ошибка многих новичков.
Итак, Смотритель выжил, а вместе с ним три его женщины.
Но Морт уже ни на что не годился — мозг слишком долго испытывал кислородное голодание, и это превратило его в кочан капусты.
Все солдаты погибли, хотя они были моложе Смотрителя. Видок у них был такой, будто аноксия свернула им шеи.
Больше в Комплексе никто не пострадал. Когда зажегся свет и возобновилась подача кислорода, все пришли в норму, в том числе шестеро насильников и убийц, запертых в казарме. Финн решил, что расстрел — это слишком мягкое наказание для них, а потому взял на себя обязанности судьи и превратил в присяжных свой отряд.
Драгун раздели, связали по рукам и ногам и отдали во власть женщин Комплекса. Мне тошно даже подумать о том, что с ними сделали, хотя вряд ли они мучились дольше, чем Мари Лион. Женщины — странные существа: мягкие, добрые, нежные, но одновременно куда более свирепые, чем мы.
Хочется упомянуть, хотя хронологически это было позже, о судьбе стукачей. Вайо яростно настаивала на их ликвидации, но когда их согнали в кучу, потеряла мужество. Я ожидал, что проф согласится с ней, однако он покачал головой.
— Нет, дорогая Вайо, как бы мне ни претило насилие, есть только два способа обращения с врагами: или убить их, или превратить в своих друзей. Все полумеры чреваты осложнениями в будущем. Человек, настучавший на своих друзей один раз, будет стучать и дальше, а впереди у нас еще много испытаний, и стукачи могут оказаться очень опасными. Так что придется им умереть. И при этом публично. Чтоб другим было неповадно.
— Профессор, — сказала Вайо, — вы когда-то говорили, что если осудите человека, то сами его и казните. Вы собираетесь это сделать?
— И да, дорогая леди, и нет. Их кровь будет на моих руках; я принимаю на себя ответственность. Но у меня есть план, который должен отбить всякое желание шпионить у всех потенциальных доносчиков.
И Адам Селен объявил, что такие-то люди были наняты Хуаном Альваресом — покойным шефом безопасности бывшей Администрации — в качестве тайных осведомителей, и во всеуслышание назвал их имена и адреса. И даже не намекнул, что с ними делать.
Одному из них посчастливилось затаиться на целых семь месяцев, сменив место жительства и фамилию. Его тело было найдено в начале 2077 года вблизи
Кто же такой Адам Селен? Где он? Это была его революция, он проработал в ней каждую деталь, каждому товарищу был знаком его голос. Теперь мы вышли из подполья… так где же Адам?
Мы целую ночь бились над этой проблемой в номере «Л» отеля «Малина»; мы обсуждали ее и одновременно принимали решения по сотням разных вопросов, возникавших у людей, которые хотели знать, что делать дальше, а сам «Адам» в это время разными голосами отдавал распоряжения по другим вопросам, не нуждавшимся в обсуждении, составлял фальсифицированные выпуски новостей для Терры, держал в изоляции Комплекс и делал еще великое множество дел. (Сомневаться не приходится: без Майка мы не смогли бы ни захватить Луну, ни удержать ее.)
По моему мнению, стать «Адамом» должен был проф. Проф был нашим руководителем и теоретиком; его знали все; некоторым особо доверенным товарищам он был знаком как «товарищ Билл», а прочие знали и уважали профессора Бернардо де ла Паса. Он же учил половину выдающихся граждан Луна-Сити, а также многих в других поселениях и был известен каждой мало-мальски заметной шишке в Луне.
— Нет! — сказал проф.
— Почему «нет»? — спросила Вайо. — Проф, мы вас выбрали. Скажи ему, Майк!
— Резервирую свое мнение, — ответил Майк. — Хочу послушать, что скажет проф.
— Я вижу, ты все уже проанализировал, Майк, — сказал проф. — Вайо, мой бесценный товарищ, я не отказался бы, если б это было возможно. Но у нас нет способа сделать мой голос похожим на голос Адама, а каждый товарищ знает Адама по голосу. Именно для этого Майк и сделал его таким запоминающимся.
Мы еще пообсуждали: может, будем показывать профа только по видео, а Майк тем временем пусть говорит за него известным всем голосом Адама.
И отвергли этот вариант. Слишком многие знали профа и слышали его речи, совершенно не совпадавшие с голосом и манерой Адама. Ту же возможность рассмотрели применительно ко мне — голоса у нас с Майком баритональные, по телефону я общался с ограниченным кругом людей, а по видео вообще не выступал.
Я эту идею придушил в зародыше. Народ и так удивится, узнав, что я один из замов председателя, а в то, что я и есть номер первый, просто никто не поверит.
— Давайте примем промежуточное решение, — сказал я. — Адам был тайной все это время. Пусть так пока и остается. Его будут видеть только на экранах — в маске. Проф даст ему тело, Майк — голос.
Проф покачал головой.
— Я не знаю более верного пути разрушить доверие к нам в столь ответственный момент, чем выставить лидера, скрывающегося под маской. Нет, Манни.
Мы обсудили возможность пригласить на эту роль актера. В Луне не было профессиональных актеров, но были хорошие любители, как в Лунном любительском театре, так и в Ассоциации «Novy Bolshoi Teatr».
— Нет, — суммировал проф, — не говоря уже о том, что нужно найти актера, который не возомнил бы себя Наполеоном, мы просто не можем ждать. Адам должен начать заниматься делами не позже завтрашнего утра.
— В таком случае ответ напрашивается сам собой, — заявил я. — Надо использовать Майка и никогда не показывать его по видео. Только радио. Придется придумать объяснение, почему Адама нельзя видеть.
— Вынужден согласиться, — ответил проф.
— Ман, мой самый старый друг, — сказал Майк, — а почему ты говоришь, что меня нельзя показывать?
— Ты что — не понял? — спросил я. — Майк, для видео нам нужны лицо и тело, но тело у тебя состоит из нескольких тонн металла. Лица же вообще нет, и это твое счастье — не надо бриться.
— Но что мешает мне показать лицо, Ман? В данную минуту я показываю вам голос. Ведь за ним нет
Адам взглянул в направлении голоса.
— Я занят, Альберт, — сказал он спокойно. — Не соединяй меня ни с кем, кроме ячейки «Б». Прочими делами занимайся сам. — Он снова посмотрел на нас. — Ну как, Вайо? Какие соображения? Проф? Ман, мой сомневающийся друг? Сойдет?
Я протер глаза.
— Майк, ты, похоже, можешь состряпать все, что захочешь.
— Разумеется. Но я не занимаюсь стряпней. Я женат.
— Адам, — сказала Вайо, — ты выглядишь как с иголочки — и это после такого-то дня?
— А я не позволяю мелочам брать над собой верх. — Он поглядел на профа. — Профессор, если картинка о’кей, давайте обсудим мое завтрашнее выступление. С него начнется утренний выпуск новостей в восемь ноль-ноль; об этом будут объявлять всю ночь, и ячейки нужно оповестить заранее.
Остаток ночи прошел в разговорах. Я дважды посылал за кофе, Майк-Адам тоже налил себе новый стаканчик. Когда я заказал бутерброды, он попросил Джинуолла послать кого-нибудь за парочкой для себя. Тут я мельком увидел Альберта Джинуолла в профиль — типичный «бабу»[47] — вежливый, но слегка надменный. Раньше я не знал, как он выглядит. Майк ел одновременно с нами, порой невнятно что-то говорил с набитым ртом.
Когда я спросил (профессиональный интерес!), Майк рассказал, что, построив портрет, запрограммировал его для автоматического показа, а теперь в основном уделяет внимание мимике. Но вскоре я окончательно забыл, что все это фикция. Просто Майк-Адам говорил с нами не по телефону, а по видео, и это было удобнее, вот и все.
К трем ноль-ноль мы выработали общую линию, и Майк прорепетировал речь. Проф предложил добавить несколько пунктов, Майк внес коррективы, и мы решили передохнуть. А то даже Майк-Адам уже начал позевывать, хотя, естественно, он остался на посту, охраняя контакты с Террой, держа в изоляции Комплекс и прослушивая множество телефонов. Мы с профом улеглись на кровати, Вайо растянулась на кушетке. Я свистнул, чтобы погас свет. Впервые за долгий срок мы уснули без грузил.
Пока мы завтракали, Адам Селен выступал с обращением к Свободной Луне. Он был обаятелен и мужествен, ненавязчив, но убедителен.
— Граждане Свободной Луны, друзья, товарищи! Позвольте, я представлюсь тем, кто со мной не знаком. Я Адам Селен, председатель Чрезвычайного комитета по освобождению Луны… вернее, комитета Свободной Луны, ибо мы наконец свободны. Так называемая Администрация, которая долгое время узурпировала власть в нашем доме, свергнута. Я стал временным главой нашего нынешнего правительства — Чрезвычайного комитета.
Вскоре, как только будет возможно, вы выберете свое собственное правительство. Пока же, — Адам улыбнулся и простер руки, словно взывая о помощи, — я буду стараться изо всех сил, надеясь на вашу поддержку. Нам не обойтись без ошибок — будьте снисходительны и терпеливы. Товарищи, если вы еще не открылись друзьям и соседям, то самое время сделать это сейчас. Граждане, наши распоряжения, возможно, будут передаваться вам через ваших соседей-товарищей. Надеюсь, что вы подчинитесь им без принуждения; это приблизит день, когда я смогу отклоняться, а жизнь потечет нормально, нормально в новом понимании — без Администрации, без охранников, без солдат, державших нас под прицелом, без паспортов, обысков и превентивных арестов.