У нас настоящая ферма, не монокультурная. Куры. Небольшое стадо бычков плюс молочные коровы. Свиньи. Мутированные фруктовые деревья. Овощи. Немного пшеницы, которую мы мелем сами; крупчатка нам ни к чему, а то зерно, что остается, мы продаем на рынке. Сами варим пиво и гоним бренди. Я научился бурению, когда мы расширяли сеть туннелей. Работают все, но не до изнеможения. Ребятишки гоняют скот, чтобы он двигался, топталками мы не пользуемся. Самые маленькие собирают яйца и кормят птицу, так что техника нам не требуется. Воздух мы можем покупать у Луна-Сити, благо живем рядом с городом и соединены с воздушными туннелями. Но чаще мы сами продаем воздух — раз ферма, то и кислорода в избытке. Так что валюта для оплаты счетов у нас имеется.
— А как с водой и с энергией?
— Это недорого. Мы запасаем энергию — ставим на поверхности солнечные батареи; есть у нас и небольшое месторождение льда. Вай, наша ферма была основана за год до начала столетия, когда Луна-Сити представлял собой одну естественную каверну, и все это время мы расширяли и улучшали свое хозяйство. Это и есть одно из преимуществ линейного брака — семья не умирает, а капитал аккумулируется.
— Но запасы льда ведь не вечны?
— Ну, видишь ли… — Я почесал в затылке и ухмыльнулся. — Мы очень экономны; сами собираем мусор и бытовые стоки, сами их очищаем, ни капли не отдаем в муниципальную канализационную систему. Кроме того, — только смотри не разболтай Смотрителю, дорогая, — уже давно, еще когда Грег учил меня бурению, мы случайно пробурили дно главного южного водохранилища; у нас был с собой кран, так что ни капельки не пропало даром. Но мы покупаем немного воды по счетчику — так выглядит естественней, а наличие льда объясняет, почему воды мы покупаем мало. Что же касается энергии, то ее воровать еще проще. Я неплохой электрик, Вайо.
— Ох, до чего же здорово! — Вайоминг присвистнула от восторга. — Ведь это доступно каждому!
— Надеюсь, что нет, иначе нас быстро засекут. Пусть каждый сам придумывает способ, как нагреть Администрацию, мыто постоянно шевелим мозгами.
Но вернемся к твоему плану, Вайо. В нем две большие прорехи. Во-первых, солидарности как таковой не существует. Типы вроде Хаузера присоединяются только потому, что попали в переплет и на плаву им не удержаться.
А во-вторых, давай предположим, что ты ее добилась. Солидарности то есть. Такой прочной, что у головы катапульты не появилось ни одной тонны зерна. Забудем про лед — только зерно делает Администрацию могучей силой, а не просто тем скромным агентством, которым она была вначале. Итак — ни зернышка! Что произойдет?
— Как что?! Им придется договариваться с нами о справедливой цене, вот что!
— Дорогая, ты и твои друзья слишком много болтаете, повторяя мысли друг друга. Администрация назовет это мятежом, на орбите появится боевой корабль с бомбами, нацеленными на Луна-Сити, Гонконг, Тихо-Андер, Черчилль, Новолен, высадятся войска, и зерновые баржи под охраной военных полетят к Терре, а фермеры сдрейфят и изо всех сил станут вилять хвостом перед Администрацией. У Терры есть оружие, есть бомбы и корабли, и она не позволит командовать собой каким-то бывшим каторжникам. А смутьянов вроде тебя или меня… ты-то у нас заводила… Так вот, этих подлых смутьянов схватят и ликвидируют, чтобы другим неповадно было. А земле-еды скажут, что так нам и надо — сами напросились; потому что наших аргументов никто не услышит. Во всяком случае, на Терре.
Вайо стояла на своем.
— Революции побеждали не раз. У Ленина была всего лишь горсточка последователей.
— Ленин появился, когда возник вакуум власти. Вай, можешь меня поправить, если я ошибаюсь, но революции удавались тогда и только тогда, когда правительства либо загнивали и становились бессильными, либо вообще переставали существовать.
— Неправда! Пример — Американская революция!
— А разве Юг не был потерян? Nyet?
— Речь не об этой, а той, что была столетием раньше. У них там трения возникли с Англией, примерно такие же, как сейчас у нас, и они
— Очень рад. Пересядь на кушетку, я уберу стол и тарелки… Нет-нет, не мешай — ты гостья.
Я очистил стол, отправил назад посуду, кофе и водку оставил, сложил стол и стулья и повернулся, чтобы продолжить разговор.
Она растянулась на кушетке — рот открыт, глаза закрыты, а лицо такое мягкое и совсем детское.
Я тихонько вышел в ванную, закрыл дверь. Отдраился на совесть — на душе сразу полегчало. Но сначала простирнул лосины. Пока я нежился в ванне, они уже высохли. По мне так и конец света не беда, если можно помыться да надеть чистую одежку.
Вайо все еще спала, в связи с чем возникла проблема. Я взял номер с двумя постелями, чтобы она не волновалась, что я начну к ней приставать. Я-то был не против, но она ясно дала понять, что не хочет. Но кушетку надо было разложить, иначе я не мог постелить себе постель. Попробовать проделать все это тихонько? Поднять Вайо на руки, как сонного ребенка, и уложить на новое место? Я опять отправился в ванную и сменил руку.
Потом решил подождать. Над телефоном был колпак-глушитель. Вайо, похоже, крепко спала, а меня снедало беспокойство. Я подошел к телефону, опустил колпак и набрал «Майк-рофт-ХХ».
— Привет, Майк.
— Привет, Ман. Шутки прочел?
— Что? Майк, у меня не было ни минутки свободной. Это для тебя минута — прорва времени, для меня она — чик! — и нету. Но я все сделаю, как только будет возможность.
— О'кей, Ман. Ты нашел не-дурака, с которым я мог бы поговорить?
— Для этого у меня тоже не было времени. Хотя… подожди. — Я посмотрел сквозь колпак на Вайо. В данном случае «не-дурак» означало способность к сопереживанию. Этого у Вайо навалом. Но сумеет ли она подружиться с машиной? Вообще-то, похоже, сумеет. И вдобавок ей можно доверять; мало того, что мы вместе попали в передрягу, она ведь еще и подпольщица. — Майк, а как ты насчет того, чтобы поговорить с девушкой?
— А девушки не-дураки?
— Некоторые девушки очень даже не дуры, Майк.
— Тогда я хотел бы поговорить с девушкой не-дурой, Ман.
— Постараюсь организовать. Но сейчас я в затруднительном положении, мне нужна твоя помощь.
— Я помогу тебе, Ман.
— Спасибо, Майк. Мне надо позвонить домой, но не совсем обычным способом. Ты знаешь, иногда звонки можно проследить и, если Смотритель прикажет, любой телефон может быть поставлен на прослушивание, а все звонки по нему — прослежены.
— Ман, ты хочешь, чтобы я поставил на прослушивание твой телефон и проследил бы звонки по нему? Должен тебя проинформировать, что я уже знаю номер твоего домашнего телефона и номер, по которому ты сейчас звонишь.
— Нет-нет! Я как раз не хочу, чтобы меня прослушивали и выслеживали! Ты соединишь меня с домом, но так, чтобы линию нельзя было прослушать и засечь, откуда я звоню, даже если тебе дадут такое задание. Можешь ты проделать это, не вызвав подозрений, что программа не сработала?
Майк немножко задержался с ответом. Надо думать, таких вопросов ему еще никто не задавал, и ему пришлось проиграть несколько тысяч вариантов, чтобы понять, позволяет ли его контроль над телефонной сетью вытворять подобные фокусы.
— Ман, я могу это сделать. И сделаю.
— Великолепно. Сигнал программы… Если мне понадобится такое соединение, я вызову «Шерлока».
— Принято. Шерлок — это мой брат.
Год назад я объяснил Майку, откуда взялось его имя. Потом он прочел все рассказы о Шерлоке Холмсе, просканировав микрофильмы из библиотеки Карнеги. Не знаю, что он там понял насчет кровного родства, я не решился спросить.
— Отлично. Дай мне «Шерлок» к моему дому.
Минутой позже я сказал:
— Ма? Это твой любимый муж.
— Мануэль, у тебя опять неприятности?
Я люблю Ма сильнее, чем любую другую женщину, включая и остальных жен, но она никогда не устает меня воспитывать. Даст бог, и впредь не перестанет. Я прикинулся обиженным.
— У меня? Ты же знаешь меня, Ма.
— Вот именно. Ну раз у тебя неприятностей нет, может быть, объяснишь, почему профессор де ла Пас так настойчиво жаждет поговорить с тобой, — он звонил уже трижды, — и почему он хочет связаться с какой-то женщиной со странным именем Вайоминг Нотт и почему он думает, что она с тобой? Неужели ты завел себе постельную партнершу, Мануэль, а мне ничего не сказал? Милый, у нас в семье полная свобода, но ты же знаешь, я предпочитаю быть в курсе. Просто чтобы избежать неожиданностей.
Ма всегда ревнует к другим женщинам (кроме остальных жен), но никогда и ни за что на свете в этом не признается. Я ответил:
— Ма, разрази меня гром, нет у меня никакой партнерши!
— Ладно. Ты всегда был правдивым мальчуганом. Тогда в чем дело, объясни.
— Я спрошу у профессора. — Это не ложь, просто уловка. — Он оставил свой номер?
— Нет, сказал, что звонит по автомату.
— Хм… Если он снова прорежется, пусть скажет, куда ему позвонить и когда. Я тоже говорю из автомата. — Еще одна уловка. — Между прочим, ты слушала последние известия?
— Ты же знаешь, я всегда их слушаю.
— Есть что-нибудь новое?
— Ничего интересного.
— В Луна-Сити все спокойно? Никаких убийств, мятежей и так далее?
— Нет, конечно. Только дуэль в Боттом-Эли, но… Мануэль! Ты кого-нибудь убил?
— Нет, Ма.
(Сломать челюсть еще не значит убить.)
Она тяжело перевела дух.
— Ты когда-нибудь доведешь меня до инфаркта, милый. Ты помнишь, чему я тебя учила? В нашей семье не принято принимать участие в уличных драках. Если нужно кого-нибудь убить — а это крайне редкий случай, — вопрос необходимо взвесить и спокойно обсудить в кругу семьи. Там и решим, что да как. Если кого-то нужно ликвидировать, люди должны об этом знать. Пусть даже придется немного подождать, репутация семьи того стоит…
— Ма! Да не убивал я никого и даже не собирался! А твою лекцию я уже наизусть знаю.
— Пожалуйста, дорогой, не забывай о вежливости.
— Прости.
— Уже простила. И забыла. Я должна сказать профессору де ла Пасу, чтобы он оставил свой номер? Скажу.
— Еще одно. Забудь имя «Вайоминг Нотт». Забудь, что профессор меня спрашивал. Если позвонит кто-то незнакомый или явится лично и спросит обо мне, то ты ничего обо мне не слыхала и не знаешь, где я… Скорее всего уехал в Новолен. Ни на какие вопросы не отвечай, особенно если явятся ищейки Смотрителя.
— За кого ты меня принимаешь?! Мануэль, у тебя неприятности?
— Небольшие, и я с ними справлюсь.
— Надеюсь!
— Расскажу все, когда доберусь до дому. Больше говорить не могу. Люблю. Отключаюсь.
— Я тебя тоже люблю, милый, Sp’coynoynochi!
— Спасибо и спи спокойно. Отбой.
Ма — удивительный человек. Ее спровадили в Булыжник за то, что она порезала какого-то мужика при обстоятельствах, вызывавших сильное сомнение в ее девичьей невинности. С тех пор она стала ярой противницей насилия и распущенности, хотя фанатичкой ее не назовешь. Готов поспорить, в юности она была огневой девкой, жаль, не довелось нам пообщаться в те времена; но я счастлив, что делю с ней вторую половину ее жизни.
Я снова вызвал Майка.
— Ты знаешь голос профессора Бернардо де ла Паса?
— Знаю, Ман.
— Так… Майк, возьми, пожалуйста, на прослушивание столько телефонов в Луна-Сити, сколько можешь, и если услышишь его голос, дай мне знать. Особое внимание удели телефонам-автоматам.
Прошло целых две секунды: я задавал Майку задачки, которых он никогда не решал; думаю, ему это нравилось.
— Я могу прослушать и идентифицировать все телефоны-автоматы Луна-Сити. Можно еще сделать случайную выборку прочих телефонов.
— Хм… Не перегружайся. Послушай его домашний телефон и телефон школы.
— Программа выполняется.
— Майк, ты самый лучший друг из всех, что у меня были.
— Это не шутка, Ман?
— Не шутка. Истина.
— Я горд… поправка: я горд и счастлив. Ты мой лучший друг, Ман, потому что единственный. А следовательно, никакое сравнение невозможно.
— Я позабочусь о том, чтобы у тебя появились новые друзья. Которые не-дураки. Майк! У тебя есть свободный банк памяти?
— Есть, Ман. Емкость десять в восьмой степени битов.
— Превосходно. Можешь ты его заблокировать так, чтобы им пользовались только ты и я?
— Могу и сделаю. Назови сигнал блокировки.
— Э-э-э… «День Бастилии».
Это был одновременно и день моего рождения, как объяснил мне профессор де ла Пас несколькими годами раньше.
— Банк заблокирован.
— Чудненько. У меня есть запись, которую я хотел бы туда поместить. Но сначала… Ты уже завершил набор завтрашнего номера «Ежедневного Лунатика»?
— Да, Ман.
— Есть там что-нибудь о митинге в Stilyagi-Холле?
— Ничего, Ман.
— А в новостях, транслируемых из города? О мятежах, например?
— Ничего, Ман.
— «Все страньше и страньше, — сказала Алиса»[13]. Ладно, запиши это под шифром «День Бастилии», потом обдумай. Только, ради бога, даже в мыслях за пределы этого банка не высовывайся, и все, что услышишь, держи там под замком.
— Ман, мой единственный друг, — робко проговорил он, — много месяцев назад я решил все наши с тобой разговоры записывать в личный банк, к которому доступ будешь иметь только ты. Я решил ничего не стирать из этих записей и перенес их из временной памяти в постоянную. Чтобы воспроизводить их снова, снова и снова и размышлять над ними. Я правильно поступил?
— Абсолютно. И, Майк… я польщен.
— P’jal’st. Файлы временной памяти у меня переполнились, но я понял, что твои слова я стирать не должен.
— Ладно… «День Бастилии». Запись на скорости шестьдесят к одному. — Я взял свой крошечный магнитофон, приложил к мембране телефона и пустил в сжатом виде. Для перезаписи полуторачасовой пленки потребовалось всего девяносто секунд. — Все, Майк, завтра поговорим.
— Спокойной ночи, Мануэль Гарсия О’Келли, мой единственный друг.
Я отключился и поднял колпак. Вайоминг сидела на кушетке, вид у нее был встревоженный.
— Кто звонил? Или…
— Не волнуйся. Я разговаривал с одним из моих лучших и надежнейших друзей. Вайо, ты дура?
Она удивилась.
— Иногда вроде бываю. Это шутка?
— Нет. Если ты не дура, то я тебя с ним познакомлю. К вопросу о шутках — чувство юмора у тебя есть?
«Разумеется, есть!» — любая женщина, кроме Вайо, сказала бы именно так, в них это запрограммировано. Но Вайо лишь задумчиво поморгала и ответила:
— Тебе виднее, дружок. Может, оно и не настоящее чувство юмора, но мне хватает.
— Чудненько! — Я порылся в сумке, нашел ролик с записью сотни «шуток». — Прочти. И скажи, какие из них действительно забавны, а какие так себе — разок хихикнешь, на другой завянешь.
— Мануэль, ты самый странный парень из всех моих знакомых. — Она взяла ролик. — Слушай, это же компьютерная распечатка!
— Да. Я познакомился с компьютером, у которого есть чувство юмора.
— Вот как? Что ж, наверное, это должно было случиться. Все остальное уже давно автоматизировано.
Я отреагировал как положено и добавил:
— Так-таки все?
Она глянула на меня: