Дальше пошли уже совсем неописуемые гнусности. Слава богам, хоть до рукоприкладства я не опустилась, хотя очень подмывало…
Резко кольнуло в висок, заныли глаза. Неадекватная связь никогда не доставляет приятных ощущений, минутное повышение внутричерепного давления — еще не самое противное, чем она чревата. Торопливо подхватываю кристалл в ладони — сноп сиреневых бликов летит мне в лицо, в них медленно проступает лицо Флетчера — куда более отчетливое, чем при первой связи.
— Это я, Элендишка. Нахожусь в Эсхарском отростке орнамента. Тут действительно все по уши в блоках, но каких-то однонаправленных — снаружи снимаются прямым пробоем, по крайней мере, мне под силу. Сколько у тебя прошло личного времени?
Я прислушиваюсь к своим ощущениям:
— Около четырех часов с прошлой связи. Вряд ли больше…
— Тогда попытайся за следующий час проникнуть в портал. Если удастся, дальше по Орнаменту пойдешь легко, я тебе все расчищу…
— А если не проникну? — перебиваю его я. — Думаешь, это так просто?
— Если не сумеешь, придется мне ихнюю Башню штурмом брать, а не хотелось бы. Но ты все-таки попробуй… есть там кто-то, кто тебя сторожит, или только стены и магия?
— Ну… при желании можно вызвать одну девчонку, — отвечаю я, скосив глаза на каминную полку с маленьким гонгом.
— Так в чем проблема? Вызови, заморочь ей голову как угодно, хоть в туалет попросись! Лишь бы выйти из комнаты, а там сама разберешься.
— Тебя послушать, так все настолько легко… — возражаю я скорее из нерешительности, чем из действительного желания возразить.
— Легче, чем ты думаешь, — улыбается он с хитрецой. — Ладно, действуй, я жду тебя час, а потом начинаю все тут сносить! — после чего связь прерывается мгновенно, телеэкран, и тот с такой скоростью не гаснет.
Уже давно рассвело. Холодно, тихо, по-утреннему как-то пронзительно и свежо — это от льдистой белизны стен…
Я снова заворачиваю кристалл связи в замшу и заталкиваю в сумку, затягиваю боковой ремешок… Блинн, в третий раз!!! Конечно, если каждый раз наталкивать в сумку в полтора раза больше, чем в нее помещается, не стоит удивляться, что пряжка то и дело выдирается с корнем — но почему именно сейчас, когда подвязать — и то нечем?!
А пошли они все куда подальше! Они меня сюда заманили, поиздевались, заперли, а я еще должна думать о сохранности их барахла? Сбрасываю с себя синюю накидку и энергичным движением выдергиваю тонкий шнурок из кулиски на поясе — вот и славненько, как раз в петлю пролез. Снова зашвыриваю накидку под стол, затем подхожу к камину и что есть силы бью по гонгу бронзовым молоточком.
Хуана проявляется в комнате через минуту, медленно, как на новейшей фотографии, для которой не нужна ванночка с проявителем.
— Все-таки решили работать с кристаллом, госпожа? — задает она вопрос, еще пребывая в полупрозрачном состоянии.
— А вот шиш вам! — бросаю я пренебрежительно. — Ты мне лучше скажи, где у вас тут заведение для дам?
Хуана морщит светлые бровки. Сейчас на ней белый пушистый свитер, из-под которого торчит золотая парчовая юбка до полу. Похоже, не только в моей комнате сегодня забыли протопить…
— Простите, госпожа, даже не знаю, как быть. Кэролайн не велела выпускать вас из этой комнаты ни под каким видом…
— Тогда мне придется сделать это в камин, — нервно отвечаю я и добавляю мстительно: — Впрочем, не думаю, что это так уж усугубит здешний хлев. Ваш великий гуру, что, выше таких презренных материй, как уборка в доме?
— Ладно, — решается Хуана, — на минутку, наверное, можно. Становитесь рядом со мной.
Я вскидываю на плечо сумку и подчиняюсь.
— Сумку оставьте, — тут же одергивает меня Хуана.
— Ни в коем случае — у меня там тампоны, — я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не ухмыльнуться. — Ты хоть знаешь, что такое тампоны и зачем они нужны?
Легко все-таки презирать так называемые «средства женской гигиены», если можешь побывать в Слэрте и зашить в плечо гормональную капсулу, рассчитанную на пять лет. Моей осталось полтора года сроку, но потом ведь можно и поменять…
На секунду пол уходит у меня из-под ног, и я снова оказываюсь в комнате с деревянными стенами. Вот и вешалка для одежды — моя меховая куртка, желтый плащ Хуаны, еще какой-то странный черный балахон, а вот пятнистой шубки Многой почему-то не видно. За подмогой, что ли, побежала, вместо того чтобы спать?
— Вот, — Хуана указывает на дверку, почти незаметную в этой деревянной обшивке, с ручкой в форме изогнувшейся бронзовой змеи.
…Да, не зря данное заведение зовется в народе «кабинетом задумчивости». Впрочем, слово «задумчивость» имеет такое же отношение к моему текущему мыслительному процессу, как водовозная кляча к беговым рысакам.
Деревянная комната — это очень хорошо, ведь именно в нее мы попали из зеленого колодца. И похоже, если что-то здесь и можно назвать порталом (еще одно слово, которого не люблю, но Флетчеру простительно), то именно переход из нее в колодец.
Вот только смогу ли я воспользоваться этим переходом, не прибегая к помощи Хуаны? А если и смогу, то как сделать это у нее на глазах? Я не специалист по убалтыванию людей и вряд ли добьюсь прямой помощи — одно дело туалет и совсем другое — Силовой Орнамент…
— Госпожа, вы еще долго? — доносится из-за двери нерешительный голос Хуаны.
— Тампон меняю! — огрызаюсь я сквозь дверь. — А это процесс не мгновенный. Ничего, подождешь… Страж!
— Нет, меняйте, конечно… Просто… мне тоже туда хочется…
Так-к… Похоже, мне начинает везти!
Когда я распахиваю дверку «кабинета задумчивости», Хуана кидается внутрь, оттерев меня плечом, и торопливо запирается изнутри.
В моем распоряжении — минута, может быть, полторы. Бросаю быстрый взгляд на дверку. Естественно, наружного запора никто не предусмотрел — здесь вам не ругиландская муниципальная квартира. Хотя… ну да, когда я вешала куртку…
Я изгибаюсь, достаю из-за вешалки длинную резную орясину — неважно, магический это посох или просто дорожный, меня сейчас волнует не это, — и с торжествующей улыбкой продеваю под изогнувшуюся змею. Теперь мне обеспечено минут двадцать, а то и больше — Хуана девушка не слишком крепкая… в отличие от резной дубины.
Лихорадочно сканирую пол и стены. Ничего, абсолютно ничего. Однако подобные штуковины частенько бывают ощутимы лишь с определенной позиции, если я ничего не путаю из того, чему пять с половиной лет назад пытались выучить меня лорды Рябинового Дола. Ну-ка, как же я тогда стояла, когда нас выбросило сюда воздушным лифтом?
Орясина в двери дергается, но остается на месте — резьба удерживает.
— Госпожа, зачем вы это сделали? Выпустите меня немедленно!
Какая вежливая, однако, девушка — я бы в этой ситуации непременно начала фразу с «какого хрена?!» Так, вроде именно здесь — на этом красноватом квадрате пола, вполоборота к вешалке…
Раздается треск. Я бросаю встревоженный взгляд на орясину — в том месте, где она пересекает щель между дверкой и косяком, с нее летят зеленые искры, однако дверь по-прежнему нерушима.
— Вы что, продели в ручку посох Стайна, госпожа? Вы хоть представляете, что тут будет, если я все-таки его сломаю?
Все же магический… Что ж, тем лучше для меня!
— Как бы пробуйте, — отзываюсь я язвительно. — В следующий раз не будете с вашей смертной богиней разбрасывать артефакты где ни попадя!
— Откройте, прошу вас! Вам же все равно не выбраться без меня ни вверх, ни вниз!
Эту реплику я уже не удостаиваю ответом. Да, смешно было ожидать, что с моей позиции что-то учуется — вела-то нас Хуана. Кажется, она тогда стояла одной ногой на темном квадрате, а другой — на красноватом с трещинкой… Или в придачу к нужной позиции мне потребуется еще и ее голосок баньши?
Новый удар в дверь и снова треск. Черт возьми, сейчас уже трещал не энергетический разряд, а дерево…
— В последний раз прошу — откройте!
Когда воздух вокруг меня начинает искриться, я от радости подпрыгиваю на месте и издаю свой боевой клич «Хаййя!» В следующую секунду пол снова уходит у меня из-под ног, и я едва успеваю рвануть с вешалки куртку из нутрии, выдрав с мясом петлю на воротнике. Последнее, что касается моего слуха, — особо громкий треск, но дерева или разряда, я уже не в состоянии уловить…
Я в зеленом колодце, а передо мной матовой голубизной сияет невысокая арка прохода в Орнамент. Сую руки в рукава куртки, вешаю сумку через плечо и бегом устремляюсь в это голубое — не знаю, сломала Хуана посох или все же нет, но уж если сломала, ни к чему медлить.
Направо… еще раз направо… а вот теперь налево! Я уже чувствую нечто, подобное дуновению теплого ветра — Флетчер там, это его сила указывает мне направление и расчищает дорогу.
Еще поворот, пара непонятно откуда взявшихся ступенек — не удержавшись на бегу, спотыкаюсь и растягиваюсь во весь рост, чудом не врезаясь головой в выступ стены. Выругавшись, вскакиваю на ноги, на ходу потираю отбитые колени и локти…
Флетчер стоит прямо за выступом, глядя в потолок невидящими глазами. Длинные волосы падают на воротник черной кожаной куртки, серебряная застежка-молния кажется красноватой от отблеска очередной недоразвитой силовой линии. Руки, совсем как у Стража Башни Теней, неподвижно сомкнуты на крестообразной рукояти длинного меча, упертого острием в пол. Явно не его родной, а либо Марселла, либо младшего из принцев, Джарвиса — сам Флетчер предпочитает клинки покороче…
Взвизгнув так, что позавидовала бы и Хуана, я кидаюсь к нему на шею.
— Эленд, наконец-то! — Флетчер с лязгом роняет меч и принимает меня в свои объятия.
«Одиночество в талом снегу гонит боль по зеркальному кругу… Никогда я понять не смогу, отчего нас так тянет друг к другу…»
Вечером того же дня мы все сидим у Пэгги в ее Ковровой гостиной. Как всегда, качаются на тонких цепочках до половины налитые водой стеклянные чаши-светильни, в которых плавают и горят золотые и лиловые шарики свечей; свет их смешивается, размывается по залу причудливыми бликами, создавая атмосферу сказочного дворца…
Сказочного? Для большинства местных жителей так оно и есть. Разве княгиня Маргарита не самая могущественная чародейка Эсхары?
Сама Пэгги в своем любимом кресле меж двух скругленных окон лениво обмахивается веером, черным с алыми цветами. Окна раскрыты настежь, и тонкий аромат распускающегося белоцвета смешивается со сладким запахом разных прочих олеандров, которыми в изобилии уставлена комната.
В этой обстановке утонченной роскоши, даже не восточной, а обобщенно южной, странным анахронизмом выглядит магнитофон на батарейках, непрерывно извергающий из себя какую-то кельтуху, которую я напереписывала у Луминно в огромных количествах. С ума сойти, было же время, когда я просто млела от этой музыки, а сейчас уши вянут — не иначе, объелась…
Сие чудо техники я забыла здесь полгода назад, и за это время юные ведьмочки, Пэггины придворные дамы, быстро разобрались, что к чему, и даже выучились магически подзаряжать батарейки! Двое из этих юных дарований сейчас танцуют в центре комнаты — ту, что с черными волосами, зовут Авигея, а другая, видно, новенькая, ее имени я не знаю.
Я, уже переодевшись в сверкающее тряпье эсхарского покроя, небрежно сижу на подлокотнике кресла Флетчера. Сам он потягивает из бокала какой-то немыслимый коктейль ярко-зеленого цвета. Вот сейчас он опять повернется ко мне, и губы и глаза его снова тронет легкая улыбка, вопрошающая — с тобой все в порядке?
Я улыбаюсь в ответ, и его рука опускается на мое плечо… Конечно, смерть от скромности мне никогда не грозила, но я прекрасно знаю, насколько неотразима в этот миг. А впрочем, и его внешность сейчас впечатляет — Эсхарский дворец одно из немногих мест, где он позволяет себе полностью расслабиться. На бархатном берете таинственно поблескивает сапфировый трилистник Ордена…
Господи, я-то почему не могу расслабиться даже здесь, в этом раю земном, где я дома больше, чем на родной Тихой Пристани? Словно стальная пружина, туго скручена во мне готовность в любую секунду все бросить и помчаться неизвестно куда. Даже бокал вина не помог — сердце после него почему-то начало колотиться, как хвост перепуганного кролика. Что со мной сегодня такое? Неужели на меня так подействовала ночь в этой… тоже Башне, будь она трижды и четырежды неладна?! Ничего ведь не случилось, ничего от меня не добились, я крайне удачно сделала оттуда ноги…
Все хорошо, успокойся. Everything is all right, everything is fine…
— Эй, девочки, а может, уберете свое колдунство? — в голосе Пэгги наигранно капризная, «княгиньская» нотка. — Сами видите, у нас тут менестрель простаивает. Отчего бы это, а?
— Всегда к вашим услугам, госпожа княгиня, — Флетчер произносит это с такой ухмылкой, за которую любой уважающий себя государь тут же приказал бы выкинуть вон этого хама. — Мне не хватало лишь вашего пожелания.
Он тянется за гитарой, и я поспешно скатываюсь с подлокотника, устраиваюсь у его ног, дабы не мешать. И, как оно всегда со мной после хотя бы недельной разлуки с этим мерзавцем, завороженно смотрю, как ложится на струны смуглая рука с тонкими пальцами Нездешнего…
Я знаю, я чувствую… Его пламя соприкасается с моим, бирюзовая вспышка ласкает обнаженные нервы почти до боли. Он тоже знает — а в сгустившемся воздухе повисает древняя мелодия, одновременно безмерно печальная и бешено страстная, как цыганский романс… Ругианская «Королевна-бродяжка», надо же… Я ступаю в центр комнаты, буквально раздвинув плечом танцующих ведьмочек, и гитаре начинает вторить тонкий перезвон подвесок из позолоченного серебра на моей головной повязке.
Как там слова? Когда-то знала, да и сейчас не совсем забыла — я же эту мелодию с детства нежно люблю… Нет, не хочу вспоминать. Не сейчас.
В другое бы время Пэгги и сама с удовольствием поплясала бы с нами, но уж если он играет, а я танцую — все, третий лишний, тут творится нечто такого уровня, что чуть зацепи — пол-Эсхары без крыш останется. В прямом и переносном смысле.
Everything is all right, everything is fine… А там, наверху, в спальне, стоит на столе флакончик из белого переливающегося оникса — тот самый, на который мы год копили деньги. И сегодня поздно ночью, когда мы останемся одни, Флетчер откроет его, выльет на ладонь немного масла, и комнату наполнит ни с чем не сравнимый аромат белого силийского шиповника… а наутро этот аромат перейдет с нашей кожи на смятые простыни и надолго останется в них…
Если кто-то сейчас скажет мне, что это мой последний такой вечер — не знаю почему, но я поверю.
Так наползает гроза. Жаркий июльский полдень, солнце слепит лучами, и небо еще ни с одной стороны не оттенено ярким свинцом, но уже слышнее звуки в знойном безмолвии, придавившем нас своей тяжестью, и медленно сжимаются золотые розетки горчанки, стискиваются, как руки в молитве…
Слушайте, а ведь сегодня на самом деле будет гроза! Здесь-то, в Эсхаре, лето, не зима! То-то я так взмокла во время танца! Таким образом, у моего напряга вполне обыденная причина, и нечего переживать по этому поводу. Дождь пройдет — посвежеет, в том числе и в мозгах.
Флетчер завершает «Королевну-бродяжку» резким ударом по струнам, и я застываю вполоборота к нему с почти радостной улыбкой.
— Слушай, это потрясающе! — белокурая ведьмочка, чьего имени я еще не знаю, преданно заглядывает мне в глаза. — Ты научишь меня так танцевать?
— Ты и сама уже неплохо умеешь, — отвечаю я вполне искренне. — Если хочешь, покажу потом пару движений…
Мне не до нее сейчас — во все глаза я смотрю на темноволосого незнакомца, который стоит у кресла Пэгги, разглядывая какую-то драгоценную вещицу. Вот это да — вошел во время танца, а я и не заметила…
Увидев, что я смотрю на него, он возвращает драгоценность княгине Эсхарской.
— Таких, как ты, в некоторых Сутях все еще сжигают на кострах, — голос звучный, чуть хрипловатый.
— Таких, как я? — повторяю я машинально…
— Эленд, позволь представить тебе славного рыцаря Дэнниса диа Оро, друга моего Марселла, — тут же встревает Пэгги. — Дэннис, а это та самая Элендис Аргиноль, о которой ты уже наслышан. Почти моя племянница.
Диа Оро, диа Оро… Романдское имя, однако! Помнится, во время своих монлозанских великих деланий знавала я некоего Парсифаля диа Оро, у которого, прямо как в сказке, было три сына: два — дети как дети, а третий…