Глава 7
Я на матраце, и мне не очень удобно. Физически, я имею в виду. Недавно мне сделали операцию. Вероятно, швы еще не рассосались.
Зигфрид говорит: «Мы говорим о вашей работе, Боб».
Скучно. Но безопасно. Я отвечаю: «Я ненавидел свою работу. Да и кто бы не возненавидел пищевые шахты?»
— Но вы продолжали работать, Боб. Вы не пытались перейти куда-то. Вы могли бы работать, например, на морских фермах. И вы не окончили школу.
— Хочешь сказать, что я застрял в дыре?
— Я ничего не хочу сказать, Боб. Я спрашиваю, что вы об этом думаете.
— Ну, наверно, ты прав. Я думал о переменах. Много думал, — говорю я, вспоминая, как это было в самом начале с Сильвией. Я помню, как мы с ней сидели январским вечером в кокпите планера — нам просто некуда больше было деться — и говорили о будущем. Что мы будем делать. Как победим обстоятельства. Но, насколько я могу судить, в этом нет ничего интересного для Зигфрида. Я уже все рассказал Зигфриду о Сильвии, которая в конечном счете вышла замуж за акционера. Но мы расстались задолго до этого. — Вероятно, — говорю я, собираясь и пытаясь получить от сеанса хоть что-нибудь за свои деньги, — у меня что-то вроде стремления к смерти.
— Я предпочел бы, чтобы вы не использовали психоаналитические термины, Боб.
— Ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Я знал, что время проходит. Чем дольше я остаюсь в шахтах, тем труднее мне оттуда выбраться. Но все остальное выглядело не лучше. И были компенсации. Моя девушка Сильвия. Моя мать, пока она была жива. Было даже иногда забавно. Полеты на планерах. Над холмами прекрасно, с высоты даже Вайоминг не выглядит так уж плохо, а запах нефти почти не чувствуется.
— Вы упомянули свою подругу Сильвию. Вы с ней ладили?
Я колеблюсь, потирая живот. У меня в нем почти полметра новых внутренностей. Стоят они ужасно дорого, такие штуки, и иногда кажется, что прежний владелец требует их обратно. Интересно, кем он был. Или она. Как умер? И умер ли? Может, он до сих пор жив. Я слышал, что бедняки продают части самих себя. Хорошенькая девушка может продать грудь или ухо.
— Вы легко сближаетесь с девушками, Боб?
— Теперь да.
— Не теперь, Боб. Мне кажется, вы говорили, что в детстве легко сходились.
— Разве так бывает?
— Если я правильно понял ваш вопрос, Робби, вы спрашиваете, вспоминает ли кто-нибудь детство, как абсолютно счастливое время. Конечно, ответ «нет». Но у некоторых людей впечатления детства отражаются на жизни сильнее, чем у остальных.
— Да. Оглядываясь назад, я думаю, что немного боялся своей возрастной группы — прости, Зигфрид. Я хотел сказать, других детей. Все они были знакомы. У них находилось все время, что сказать друг другу. Тайны. Общие дела. Интересы. Я был одиноким ребенком.
— Вы были единственным ребенком, Робби?
— Ты это и так знаешь. Да. Может, в этом все дело. Мои родители работали. И не хотели, чтобы я играл возле шахт. Опасно. Там действительно опасно для детей. Можно пораниться у машин. Иногда отходы обваливаются и могут завалить. Случаются выбросы газа. Я оставался дома, смотрел телевизор, слушал кассеты. Ел. Я был толстым ребенком, Зигфрид. Любил все калорийное, с крахмалом, с сахаром. Меня баловали, покупали больше еды, чем мне было нужно.
| 507 — IRRAY ЗРЕЛОСТЬ GOTO 26,830
| *М88 26,835
| 508 — Может быть, именно 26,840
| Вы хотите, 26,845
| А вам вместо этого 26,850
| Кто-то говорит, 26,855
| Чего вы хотите 26,860
| 511 — XTERNALS a IF a GOTO.. 26,865
| 512 — Может быть, Зигфрид, 26,870
| Старый жестяной божок, 26,875
| Но я чувствую, что 26,880
| Зрелость — это смерть 26,885
Мне и сейчас нравится быть избалованным. Теперь у меня диета высшего класса — не по питательности, но в тысячу раз дороже. Я ем настоящую икру. Часто. Ее привозят из аквариума в Галвестоне. У меня настоящее шампанское и масло... «Я помню, как лежу в кровати, — говорю я. — Кажется, я маленький, может, мне три года. У меня говорящий медведь. Я взял его с собой в постель, и он рассказывал мне сказки, а я совал ему в уши карандаш. Я его любил, Зигфрид».
Я замолкаю, и Зигфрид тут же берет приманку. «Почему вы плачете, Робби?»
— Не знаю! — кричу я, слезы текут у меня по лицу, я смотрю на часы, вижу, как сквозь слезы дрожат зеленые цифры. — Ox! — говорю я обычным тоном, сажусь, слезы по-прежнему текут по лицу, но фонтан уже иссяк. — Мне пора, Зигфрид. У меня свидание. Ее зовут Таня. Красивая девушка. Хьюстонский симфонический. Она любит Мендельсона и розы, и я хочу подобрать несколько этих темно-синих гибридов, которые подойдут к ее глазам.
— Роб, у нас осталось почти десять минут.
— В другой раз поговорим подольше. — Я знаю, что он этого не может сделать, и торопливо добавляю:
— Можно мне воспользоваться твоей ванной? Мне очень нужно.
— Вы хотите избавиться от чувств испражнениями, Роб?
— О, не будь так умен. Я знаю, что говорю. Я знаю, это напоминает типичный заместительный механизм...
— Роб.
— ... ну, ладно, позже, я сбегаю. Мне честно нужно идти. В ванную, я хочу сказать. И в цветочный магазин. Таня — особенная девушка. Красивая. Я не о сексе говорю, хотя это тоже здорово. Она может с... она может...
— Роб, что вы пытаетесь сказать? Я перевожу дыхание и умудряюсь сказать: «У нее прекрасно получается оральный секс».
— Роб?
Я узнаю этот тон. У Зигфрида большой набор интонаций, но некоторые я уже узнаю. Он считает, что напал на какой-то след.
— Что?
— Боб, как вы это называете, когда женщина занимается с вами оральным сексом?
— Боже, Зигфрид, что это за глупость?
— Как вы называете, Боб?
— Ты это сам знаешь.
— Как называете, Боб?
— Ну, говорят, например, «Она меня ест».
— Другие выражения, Боб?
— Да множество! «Давать головку», например. Я думаю, что слышал тысячу названии.
— А какие еще, Боб?
Я настраивал себя на гнев и боль, и они неожиданно прорываются. «Не играй со мной в эти проклятые игры, Зигфрид! — Внутренности у меня переворачивает, я боюсь испачкать брюки. Все равно что снова стал ребенком. — Боже, Зигфрид! Ребенком я разговаривал со своим медведем. Теперь мне сорок пять лет, и я по-прежнему разговариваю с глупой машиной, будто она живая!»
— Но ведь есть и другие названия, правда, Боб?
— Их тысячи! Какое тебе нужно?
— Я хочу, чтобы вы использовали выражение, которое хотели произнести и не смогли. Боб, пожалуйста, скажите его. Это выражение имеет для вас особый смысл, поэтому вы и не можете просто так произнести его.
Я съеживаюсь на матраце и плачу на этот раз по-настоящему.
— Пожалуйста, скажите, Боб. Что это за слово?
— Будь ты проклят, Зигфрид! Спуститься! Вот оно. Спуститься, спуститься, спуститься!
Глава 8
Доброе утро, — произносит кто-то в самой середине сна, в котором я застрял в зыбучих песках в центре туманности Ориона. — Я принес вам чаю.
Я открываю один глаз. Смотрю через край гамака в пару угольно-черных глаз на песочного цвета лице. Я одет, меня мучает похмелье. Что-то пахнет очень плохо; я начинаю сознавать, что это я сам.
— Меня зовут Шикетей Бакин, — говорит человек, принесший мне чай. — Пожалуйста, выпейте этот чай. Это вам поможет.
| Кому принадлежат Врата?
|
| Врата уникальны в истории человечества, и было
| сразу осознано, что их нельзя передавать никакой
| группе лиц и ни одному правительству. Поэтому была
| основана «Врата Энтерпрайзис, Инк».
|
| Врата Энтерпрайзис (обычно именуемая
| Корпорация) — это наднациональная корпорация,
| главными членами которой являются Соединенные
| Штаты Америки, Советский Союз, Объединенные Штаты
| Бразилии, Венерианская Конфедерация и Новый Народ
| Азии. Ограниченными партнерами Корпорации являются
| все те, кто, подобно вам, подписал меморандум о
| соглашении.
Я смотрю немного дальше и вижу, что он кончается у талии. Это тот самый безногий с крыльями, которого я видел накануне. «Ух, — говорю я, стараюсь изо всех сил и умудряюсь ответить: — Доброе утро». Туманность Ориона быстро тускнеет, с ней исчезает ощущение, что меня протаскивают сквозь быстро каменеющее газовое облако. Но плохой запах остается. Даже по стандартам Врат в комнате очень плохо пахнет, и я понимаю, что меня вырвало на пол. И всего миллиметры отделяют меня от нового приступа рвоты. Бакин, искусно помахивая крыльями, умудряется поднести к моему рту закрытый сосуд. Потом поднимается вверх и садится на мои шкаф. И говорит:
— У вас сегодня, кажется, медицинский осмотр в ноль восемь сто.
— Правда? — Я с трудом беру чашку и делаю глоток. Чай очень горячий, несладкий и почти безвкусный, но он, кажется, помогает мне справиться со своими внутренностями. Рвота отступает.
— Да. Я так думаю. Так бывает обычно. Вдобавок, ваш п-фон звонил несколько раз.
Я снова произношу: «Ух».
— Вероятно, ваш сопровождающий звонит, чтобы напомнить вам. Теперь семь пятнадцать, мистер...
— Броудхед, — хрипло говорю я, потом более разборчиво; — Меня зовут Боб Броудхед.
— Да. Я взял на себя смелость проверить, проснулись ли вы. Пожалуйста, пейте чай, мистер Броудхед. Наслаждайтесь пребыванием на Вратах.
Он кивнул, упал вперед, пролетел к двери и исчез. При каждом изменении положения в голове начинало стучать, я выбрался из гамака, стараясь не ступать на отвратительные пятна на полу, и кое-как умылся. Подумал о бритье, но у меня уже двенадцатидневная щетина, и я решил пока не бриться. Больше я не выгляжу небритым, да и сил у меня не было.
С опозданием в пять минут я добрался до медицинского смотрового кабинета. Остальные из моей группы уже были здесь, и мне пришлось ждать и проходить осмотр последним. У меня взяли три образца крови; из пальца, из вены на руке и из мочки уха. Я был уверен, что все в порядке. Впрочем это неважно. Медицинский осмотр — простая формальность. Если вы пережили полет в космическом корабле к Вратам, то выживете и в корабле хичи. Если только что-нибудь не произойдет. В этом случае вы, вероятно, не выживете вообще, каким бы здоровым вы ни были.
У меня нашлось время выпить чашку кофе с тележки, которую кто-то подвез к столу (частное предпринимательство на Вратах? Никогда о нем не слышал), и вовремя пришел в аудиторию на первое занятие. Мы встретились в большой комнате на уровне Собака, узкой и с низким потолком. Сидения были размещены по двое вдоль прохода — похоже на преобразованный в класс автобус. Шери пришла позже, свежая и веселая, и села рядом со мной: вся наша группа была здесь, все семеро прилетевшие с Земли, а также семья с Венеры и несколько других новичков. «Ты плохо выглядишь», — прошептала Шери, когда инструктор занялся бумагами на своем столе.
— Что, так заметно похмелье?
— На самом деле нет. Но, вероятно, оно сказывается. Я слышала, как ты пришел вчера вечером. Вообще-то, — задумчиво добавила она, — весь туннель это слышал.
Я мигнул. Запах я по-прежнему ощущал, но большая его часть, очевидно, внутри меня. Никто не сторонился меня, даже Шери.
Инструктор встал и некоторое время задумчиво смотрел на нас. «Ну, ладно, — сказал он и снова посмотрел на бумаги. Потом покачал головой. — Я веду курс управления кораблями хичи. — Я заметил у него целую связку браслетов. Сколько, сосчитать не мог, но не меньше полудюжины. Мимолетно подумал, что это за люди, которые столько раз вылетали и все еще не разбогатели. — Это один из трех курсов, которые вы прослушаете. Второй — как выживать в незнакомой среде. Третий — как распознавать, что ценно. Но мой курс по управлению кораблем, и мы начнем с управления. Все за мной».
Мы встали и потащились за ним, вышли из помещения, спустились по туннелю, вошли в шахту, миновали охранника — может, того самого, что прогнал меня накануне. На этот раз он только кивнул инструктору и смотрел, как мы проходим. Мы оказались в длинном широком туннеле с низким потолком, из пола торчал десяток металлических прямоугольных цилиндров. Они походили на обгоревшие древесные стволы, и прошло несколько мгновений, прежде чем я понял, что это такое.
Я глотнул.
— Это корабли, — прошептал я Шери громче, чем собирался. Несколько человек с любопытством оглянулись на меня. Среди них, как я заметил, была девушка, с которой я танцевал вечером, та самая, с черными бровями. Она кивнула мне и улыбнулась. Я увидел браслеты у нее на руке и удивился, что она тут делает — и как ей повезло за игорным столом.
Инструктор собрал нас вокруг себя и сказал: «Как только что кто-то сказал, это корабли хичи. Приземляющаяся часть. То есть шлюпка. В ней вы высаживаетесь на планету, если, конечно, вам повезет и вы откроете планету. Они не очень велики, но в каждом из этих мусорных баков помещается пять человек. Конечно, не очень удобно. Но поместиться можно. Вообще-то один человек всегда остается в главном корабле, так что в шлюпке бывает не больше четверых».
| Правила принятия душа
|
| Этот душ автоматически выдает воду в течение
| сорока пяти секунд.
|
| Вам разрешается пользоваться душем один раз в
| три дня.
|
| Добавочный душ может быть получен путем вычета
| с вашего счета 5 долларов за 45 секунд.
| Что делает Корпорация?
|
| Целью Корпорации является исследование
| космических кораблей, оставленных хичи, а также
| продажа, эксплуатация или любое другое
| использование артефактов, предметов, сырья или
| других ценностей, обнаруженных при помощи этих
| кораблей.
|
| Корпорация поощряет коммерческое использование
| технологий хичи и отдает их в аренду на основе
| выплаты части дохода.
|
| Этот доход используется для выплаты доли
| ограниченных партнеров, таких, как вы, которые
| совершили ценные открытия; для поддержания Врат в
| рабочем состоянии; для выплаты главным партнерам
| сумм, которые покрывают содержание крейсеров,
| находящихся на орбите; для создания резервов на
| непредвиденный случай; для субсидирования самих
| исследовательских программ.
|
| В финансовом году, завершившемся 30 февраля,
| общий доход Корпорации превысил 3,7 триллионов
| долларов США.
Он подвел нас к ближайшему, и все удовлетворили свою потребность коснуться его, поцарапать или похлопать. Потом он начал лекцию.
— Когда Врата были открыты, на них находилось девятьсот двадцать четыре корабля. Около двухсот оказались недействующими. Обычно мы не знаем почему; они просто не работают. Триста четыре корабля побывали в полетах хотя бы по одному разу. Тридцать три из них теперь здесь и готовы к очередному рейсу. Остальные еще не испытаны. — Он взобрался на приземистый цилиндр, сел и продолжал:
— Прежде всего вы должны решить, полетите ли вы в одном из этих тридцати трех кораблей или в таком, который раньше не был испытан. Людьми, я имею в виду. Вам нужно сделать выбор. Свои преимущества есть у каждого решения. Многие впервые испытываемые корабли не возвращаются назад, так что тут есть риск. Ну, это понятно, верно? Никто ведь не обслуживал эти корабли Бог знает сколько лет, с тех пор как хичи оставили их здесь.