– Из-за стоимости? Сколько же эта картина стоит? – спросил капитан.
– Думаю, что он заплатил за нее не меньше восьмидесяти тысяч.
Мартинес присвистнул.
– Вы могли бы ее выкупить, милорд.
– Нет, не по такой цене.
Джукс пожал плечами.
– В любом случае, вам бы понадобилось разрешение на предметы религиозного искусства.
– Религиозное искусство? Разве это оно? – поразился Мартинес.
– Рембрандт. "Святое семейство с кошкой". Если бы не название, никто бы не догадался, что она связана с религией.
Удивленными глазами Мартинес внимательно посмотрел на картину. Он бывал в музеях предрассудков и видел, что висело в каюте у Флетчера, поэтому знал, что религиозное искусство возвышенно, или роскошно и благородно, или в крайнем случае чрезвычайно умиротворяюще, но некрасивая мать, кот и ребенок в красной пижаме выглядели так успокаивающе обыденно.
– Кошек ведь редко рисуют на картинах со Святым семейством?
– Никогда. Только не их. – Джукс улыбнулся.
– А раму? Красный занавес?
– Это все вклад художника.
– И красная пижама?
Джукс рассмеялся.
– Она хорошо сочетается с красным занавесом.
– Может, название неверное?
Джукс покачал головой.
– Непохоже, милорд, хотя всё возможно.
– Так почему же это религиозное искусство?
– Святое семейство обычная тема для таких картин, хотя чаще всего Деву Марию изображают в синем платье, ребенка – голым, а рядом всегда кто-нибудь, ну… – он искал подходящее слово, -…парит. Конкретно эта трактовка непривычна, хотя твердого и неизменного канона не существовало. Например, Нараянгуру традиционно висит на аяке, потому что зелено-красные цветы этого дерева очень красивы, но Нараянгуру капитана Флетчера распят на вел-трипе, а не на аяке.
Эти слова навели Мартинеса на кое-какие мысли, и он сел, подняв голову.
– … а "Мадонна в скалах" да Винчи произвела…
Мартинес жестом попросил Джукса замолчать. Тот закрыл рот и уставился на него.
– Дерево аяка, – пробормотал Мартинес. Джукс мудро не прерывал его.
Мартинес напряженно думал, мучительно вспоминая что-то. Упоминание об аяке вызвало цепочку ассоциаций, приведшую к определенным выводам, но из головы тут же испарились исходные факты. И сейчас он сознательно и осторожно отматывал ход мыслей назад, чтобы докопаться до идеи, послужившей начальной точкой.
Он молча поднялся и прошел к сейфу. Расстегнул пуговицу на мундире, достал висящий на шее ключ, вставил его в замок и набрал код. Печати треснули, когда открылась дверца, и на Мартинеса пахнуло застоявшимся воздухом. Он вынул прозрачную коробочку, в которую доктор Цзай положил драгоценности Флетчера, открыл ее и аккуратно разложил печатку, серебряное кольцо и цепочку с золотой подвеской. Подняв последнее украшение к свету, он рассмотрел кулон, сделанный в форме дерева и сверкающий изумрудами и рубинами.
– Это аяка? – спросил он.
Джукс прищурился, рассматривая раскачивающуюся подвеску.
– Да, именно она.
– Можно ли сказать, что этот кулон очень редок, или необычайно красив, или имеет иные, характерные только для него, черты?
Джукс моргнул, а потом нахмурился.
– Это очень изящная работа, довольно дорогая, но ничего необычного.
Мартинес сжал в кулаке украшение и вернулся к столу.
– Комм: вызываю лейтенанта Прасад.
В дверях замаячила чья-то тень, Мартинес поднял голову и увидел Марсдена с планшетом в руках.
– Милорд, если вы заняты…
– Нет. Входите.
– Лорд капитан, вызывали? – С настольного дисплея на Мартинеса смотрела Прасад.
– У меня к вам вопрос. Капитан Флетчер носил кулон в форме дерева?
Чандра недоумевающе ответила:
– Да.
– Он носил его все время?
– Да, насколько я помню. – Чандра посмотрела с возросшим интересом. – Хотя он снимал его, направляясь, ну, в постель.
Мартинес поднял сжатую в кулак руку так, чтобы ей было видно, и разжал, выпустив кулон, повисший на цепочке.
– Это он?
Чандра прищурилась и поднесла свой нарукавный коммуникатор поближе.
– Похоже на то, милорд.
– Благодарю, лейтенант. Конец связи.
Экран погас, скрыв изумленное лицо Чандры. Мартинес, чувствуя, как в крови закипает адреналин, рассматривал подвеску, но потом вспомнил, что он в кабинете не один и на него молча глядят Джукс и Марсден.
– Немного посидите. Мне нужно время подумать, – сказал он.
В голове бурлили мысли.
Он открыл на экране стола инструкцию по безопасности, предназначенную для констеблей и следователей. Одна из глав была посвящена описанию культов и их признакам.
"Нараянизм – религия, основанная на учении Нараянгуру (Баламбодады Сета), осужденного за веру в высший порядок и за то, что якобы творил чудеса. Идеи Нараянгуру напоминают философию терранца Шопенгауэра, которого в свое время обвиняли в нигилизме. Хотя приверженцы культа верят, что Нараянгуру был распят на аяке, документально установлено, что его пытали и казнили на Терре способом, более распространенным в год 5581 от Торжества Праксиса. Введенные в заблуждение верующие иногда узнают друг друга по цветущим веточкам аяки, которые носят в определенные дни, или по посаженным возле дома деревьям этого вида, или по бижутерии, фарфору и другим предметам, украшенным орнаментом, имитирующим это растение. Они также выработали собственную систему опознавательных жестов.
Нараянисты не воинственный культ и не представляют другой угрозы Праксису, кроме распространения ложных идей. Представители культа были недавно замечены на Терре, Преовине и Сандаме, где иногда целые кланы тайно участвовали в обрядах нараянистов."
Мартинес посмотрел на Джукса и опять поднял болтающийся на цепочке кулон.
– Почему капитан Флетчер носил это? – спросил он. – Кулон не представляет из себя особой ценности, ведь так?
Джукс казался озадаченным.
– Нет, милорд.
– Допустим, он действительно верил, – сказал Мартинес. – По-настоящему верил в Нараянгуру.
К удивлению Мартинеса на лице Марсдена появилась гримаса ужаса. Несколько мгновений секретарь подыскивал слова, а когда заговорил, капитану показалось, что его голос дрожит от гнева.
– Капитан Флетчер сектант? – выдавил Марсден. – Вы сами-то понимаете, что несете? Член клана Гомбергов и Флетчеров – сектант? Знатнейший пэр, чей великий род насчитывает тысячи лет…
Мартинеса поразила эта напыщенная отповедь, но у него не было настроения выслушивать помпезную лекцию по генеалогии.
– Марсден, – прервал он секретаря, – вы знаете, где хранятся личные вещи Тука и Козинича?
Марсден дернул кадыком, словно проглатывая свое негодование.
– Да, милорд.
– Принесите их сюда, пожалуйста.
Марсден встал, положил планшет на стул и отдал честь.
– Слушаюсь, лорд капитан.
Секретарь вышел на негнущихся от злости ногах. Джукс проводил его изумленным взглядом.
– Странный человек. Никогда не думал, что он такой сноб. – А потом, подняв бровь, обратился к Мартинесу: – Вы правда думаете, что капитан Флетчер был нараянистом?
– А зачем еще ему это носить? – ответил капитан, разглядывая кулон.
– Может, ему его подарил кто-то дорогой?
– Дорогой ему сектант, – пробормотал Мартинес.
Он сел и вновь прокрутил цепь рассуждений. Ничто по отдельности не выглядело неправдоподобно, значит, это пока что наилучшая его версия.
Он отталкивался от взглядов Праксиса на верования и от особенностей толкования этих взглядов служителями Праксиса.
Шаа много во что верили, но только не в сверхъестественное. Таким образом, любая подобная вера по определению нарушала Праксис и считалась преступной. Когда шаа покорили Землю, они столкнулись с многочисленными культами этой планеты, и понадобилось много веков, чтобы постепенно искоренить их. Молитвенные дома сносили, отдавали в ведение светских учреждений или превращали в музеи. Не разрешали верующим поступать на государственную службу или преподавать. Изымали и запрещали печатать религиозную литературу. Распускали церковные организации, увольняли клириков и закрывали их школы.
Если верующий хотел стать мучеником, ему давали осуществить свою мечту.
Конечно, религии не исчезли. Возможно, проницательные шаа и не стремились к этому. Но ограничивая распространение учений, уничтожая профессиональных служителей культа и храмы и запрещая религиозную литературу и искусство, они низвели то, что могло считаться процветающей сферой деятельности, до уровня простого увлечения. Верующие собирались, но делали это маленькими группками и дома. Священниками становились самоучки в свободное от основной работы время. Религиозные книги печатали тайно и передавали из рук в руки, что привело к частичной утрате текстов и появлению новых ошибок.
Верующих перестали преследовать, потому что со временем они научились не привлекать внимания к своим обрядам и отказались от обращения в веру других. Хотя искоренить религии не удалось, влияние их ослабло и стало сложно отличать культы от предрассудков, представляющих из себя тайные и необъяснимые с точки зрения разума практики, призванные привлечь на свою сторону неизвестные силы, способные защитить от ударов судьбы.
В Империи по-прежнему можно было столкнуться с разными религиями, но большинство из них старались оставаться в тени, зачастую скрываясь в наиболее удаленных уголках владений шаа. Члены общин предпочитали браки между своими и избегали государственной службы. Время от времени какой-нибудь губернатор или местный чиновник пытались поправить карьеру, затеяв на них гонения, казня непокорных и заставляя остальных отречься от веры, но такое случалось редко.
В преследовании не было смысла. С течением времени вера в сверхъестественное просто перестала угрожать Империи.
Марсден вернулся очень быстро, принеся с собой пару серых пластиковых контейнеров.
– Полагаю, что одежда вас не интересует, милорд, – сказал он. – Но ее тоже можно посмотреть. Мне сделать запрос, чтобы принесли кофры?
Он имел в виду сундуки Козинича, в которых хранились его многочисленные форменные костюмы, полагающиеся каждому офицеру, и личный скафандр. У Тука столько вещей не было, к тому же скафандр он надевал казенный.
– Карманы проверяли? – спросил Мартинес.
– Да, лорд капитан. И карманы, и всё, во что можно спрятать небольшие предметы, а найденные вещи находятся в этих коробках.
– Тогда одежду не надо. Поставьте коробки на стол.
Мартинес начал с контейнера лейтенанта. В нем лежали кольцо Нельсоновской академии, которую закончил сам Мартинес еще до поступления в нее Козинича, и красивое подарочное стило из полированного алюминия с унакитовой и яшмовой инкрустацией и гравировкой "Лейтенанту Хавьеру Козиничу от гордого отца". Там же был набор для бритья, недорогой одеколон и полупустой флакон антибактериального аэрозоля, наверное, выписанного врачом для обработки ран. Мартинес обнаружил пачку хорошей бумаги, кисти и акварельные краски, а также несколько незавершенных рисунков, в основном пейзажей с реками и деревьями, но был там и портрет Фульвии Казаковой, сидящей за столом в кают-компании. Работы показались любительскими даже неискушенному Мартинесу.
В небольшом футляре хранились аккуратно подписанные музыкальные и развлекательные файлы, а на дне коробки Мартинес нашел планшетный компьютер. Он включил его, но требовался пароль. Гарет попробовал вставить капитанский ключ, но планшет был штатским, не флотским, и не подчинялся ему. Мартинес выключил его и положил обратно в контейнер.
Эти скромные пожитки – одеколон, кольцо из академии и любительские акварели – говорили о том, что жизнь у Козинича вышла невеселая. Всё, что имело для него какое-то значение, было не здесь: все его пристрастия остались тайной, умершей вместе с лейтенантом. Мартинес посмотрел на стило, подаренное отцом, который, вероятно, даже сейчас не знал о смерти сына, и закрыл крышку.
Распечатав контейнер, подписанный "Тук, Х.С., старший инженер (покойный)", он сразу нашел, что искал.
Маленький эмалевый кулон в форме дерева с зелеными и красными цветами, висящий на цепочке из блестящего металла.
***
– Полагаю, что на "Прославленном" была группа нараянистов, – объяснял Мартинес Миши Чен. – Капитан Флетчер входил в нее. На шее он носил их знак, а в спальне держал огромную статую Нараянгуру. Скорее всего, он начал собирать религиозное искусство только для того, чтобы ему официально разрешили хранить предметы культа нараянистов, и свой истинный интерес он скрывал, коллекционируя артефакты из разных верований.
– Если вы продолжите настаивать на этой теории, то навлечете на себя негодование Гомбергов и Флетчеров, – сказала Миши. – Они даже могут обратиться в суд.
– Если я прав, ничего не случится, – возразил Мартинес. – Если в этих семьях действительно есть нараянисты, они предпочтут промолчать.
Миши кивнула:
– Продолжайте.
Он сам пригласил Миши в свой кабинет, сославшись на деликатность вопроса, и она немало удивилась, увидев там Марсдена и Джукса. Мартинес попросил Перри принести кофе и приказал Марсдену записывать встречу на видео и вести протокол.
– Я считаю, что на корабле была или еще есть группа нараянистов, – говорил Мартинес. – Капитан Флетчер покровительствовал им. Каким-то образом правду или ее часть узнал Козинич, хотя он мог и не подозревать о причастности капитана. Это стало угрожать всем нараянистам, и один из них – Тук – убил его.
– Звучит логично, – отозвалась Миши.
– Это было умело спланированное убийство, и мы бы никогда ни о чем не догадались, если бы похожая смерть Флетчера не навела нас на подозрения.
Перри и Алихан внесли кофе и треугольное печенье, и пока они предлагали всем перекусить, Мартинес молчал. Он попробовал кофе и сразу почувствовал, как его обдало жаром. В голове крутились мысли, которыми так не терпелось поделиться, что он с трудом поблагодарил Перри за напиток. Наконец ординарцы ушли, и он смог продолжить:
– Мы знаем, что Тук был нараянистом, потому что он носил их знак. Думаю, когда Козинича убили, капитан Флетчер начал понимать, что оказался в затруднительном положении. Если старшина проговорится, он тоже окажется втянут в дело об убийстве офицера – и не просто офицера, а члена штаба командующей эскадрой. Он не мог предъявить Туку официальное обвинение, так как при публичном процессе может обнаружиться, что он сам нараянист. Поэтому он воспользовался своим служебным положением и казнил Тука во время инспекции.
Мартинес пожал плечами.
– А вот дальше пойдут исключительно догадки, – продолжил он. – Скорее всего, капитан Флетчер решил в порядке самозащиты избавиться от всех остальных нараянистов, но возможно, хотел убить только Тука. В любом случае, другие приверженцы культа решили, что Флетчер охотится и за ними, и нанесли удар первыми.
Миши выслушала его спокойно.
– Вы уже знаете, кто на корабле может верить в Нараянгуру?
Мартинес покачал головой.
– Нет, миледи. Я лишь знаю, что к ним не относятся оружейник Гулик и Третья ракетная батарея. В день своей смерти капитан Флетчер проводил осмотр их отделения и никого не казнил.
– Осталось еще три сотни подозреваемых.
– Я бы мог начать проверку с уроженцев Сандамы, родины капитана, и с клиентов Флетчера. С доктора Цзая, например.
– С Цзая? – поразилась Миши. – Но он же очень помог.
– Он с готовностью помог объяснить, откуда взялись его собственные отпечатки в кабинете капитана Флетчера.
– Но он лично доказал, что это именно убийство. Если бы был замешан, молчал бы.
Мартинес открыл рот, но тут же закрыл его, подумав: "Я же не сыщик из сериала".
– Ладно, Цзая пока не тронем, – сказал он.
Какое-то мгновение Миши смотрела ему прямо в глаза, а потом выдохнула и ее плечи опустились.
– Мы топчемся на месте. У вас любопытная теория, но даже если она верна, нам она не поможет.
Мартинес взял цепочки Флетчера и Тука в руку и поднял кулоны над столом.