— Не горячитесь. — остановил его епископ. — Ее величество права, лорд Босуорт пылкий человек, но даже он при всем своем темпераменте ни разу не бросил никому в лицо столь тяжелых обвинений. Вы же, — отец Робер помедлил, подбирая слова, — как бы это сказать? Всегда отличались известной долей подозрительности.
— Вы все не можете забыть мне Монфора! — выкрикнул красный от ненависти адмирал. — Считаете этого изменника невиновным! Хотя я представил вам самые веские доказательства его участия в шабашах! Я один заботился о безопасности государства…
Деми увидел, как резко встала со стула королева. Ее лицо было мертвенно белым. Не говоря ни слова, она покинула зал. В полной тишине черное платье Хельви прошуршало к двери. В этот миг оно показалось Харвею траурным. За столом воцарилась неловкая пауза.
— Лорд Вебран, — сурово провозгласил епископ. — вы держали недостойную речь и осмелились несколько раз оскорбить ее величество. Теперь удалитесь. Я закрываю заседание и назначаю расследование по поводу взаимных обвинений членов Совета в измене.
Все поднялись.
Харвей инстинктивно чувствовал, что гроза над его головой миновала. Как только отряд, посланный д’Орсини, привезет свидетелей из Даллина, даже формальная сторона обвинений с него будет снята. Кажется, Вебран тоже это понимал, он потерпел поражение и теперь машинально собирал принесенные на Совет бумаги в кожаную тесненную золотом папку. Никто не остановился возле него. Никто не подал руки на прощание.
В коридоре, когда остальные члены Советы разошлись, Деми не без колебания подошел к Дерлоку.
— Я должен поблагодарить вас, лорд Босуорт, за то что вы все же поддержали меня. Хотя и не знаю, чему приписать изменение вашего поведения.
— Благодарите Вебрана. — враждебно бросил фаворит. — Меньше всего я хотел поддерживать вас.
— Что ж, — консорт сдержанно поклонился, — Так или иначе, вы помогли мне, и я этого не забуду.
Глава 6
Через неделю д’Орсини лично привез из Даллина ровно 25 самых разнообразных свидетелей. По приказу Симона, его рыцари просто хватали на улице первых попавшихся горожан, без особого выбора, перебрасывали их через седло и увозили на юг. Эта высокомерная, чисто гранарская тактика, от которой так и веяло благородным аристократическим хамством, дала Совету негодующих, но абсолютно беспристрастных свидетелей. Они едва с кулаками не бросались на вельмож, громко крича о своих правах, а по поводу укреплений на Заячьей Губе отвечали с явным раздражением:
«Видели? Конечно, видели! Мы не слепые! Кто ж их не видел?»;
«Да, я работал на рытье котлованов! А что, нельзя?»;
«Спросите у плотников, они лучше знают, они всю осень над фортами убивались!»;
«А я что? Я пекарь, я только булки туда каждый день возил!»;
«Ой, да верните же вы нас домой!»;
«В чем вы обвиняете нашего герцога? Он бы никогда не допустил, чтоб с нами так обращались!»
Все это не оставляло ни единого шанса для Вебрана подтвердить свою правоту. Тучи над его головой сгущались, и в один прекрасный день стало известно, что лорд-адмирал бежал из столицы, не дождавшись конца разбирательства. Вскоре дипломаты донесли, что он объявился при фомарионском дворе и получил защиту. Король Арвен, хоть и невысоко ставил перебежчиков, но поскольку продолжал в душе дуться на союзницу за отказ выйти за него замуж, был рад устроить Хельви маленькую каверзу и пригрел Вебрана.
Поступок лорда-адмирала только подтвердил подозрения на его счет, и Совет единогласно сложил с Вибрена полномочия по управлению флотом, передав их консорту. Это была большая победа. Хельви не скрывала своего удовольствия. Теперь Деми становился очень влиятельным человеком. Как герцог крупной провинции и фактический хозяин военных кораблей, он обретал реальную силу и уже не искал чужой поддержки, а сам мог оказать ее любому. В первую очередь — королеве.
Половина партии, задуманная Хельви еще в день их венчания, была сыграна. Она избавилась от продажного Вебрана и подняла Харвея на такую высоту, где он действительно стал ее политической опорой. Деми понимал это. Но к его чувству благодарности примешивалась горечь. Конец октября прошел в бесконечных разбирательствах, отнимавших много сил. Ему хотелось снова поговорить с королевой, как это бывало раньше, когда, оставаясь наедине, они становились настолько близки друг другу, насколько вообще могут быть близки два разных человека, не делящих постель. Но после неудачной встречи накануне Совета между ними словно порвалась нить взаимного доверия.
Хельви была замкнутой и рассуждала только о делах. Часто уезжала на верховые прогулки одна и больше не брала с собой даже Дерлока.
Однажды утром она пригласила лорда Деми в сад. Стояли первые дни ноября. Ночью ударяли заморозки, и белые хризантемы покрывались тонкой корочкой льда, которая таяла с ранними лучами солнца.
Харвей и королева не спеша шли по влажной песчаной дорожке. Герцог держал на руке молодого сокола, которого недавно начал натаскивать, и объяснял Хельви, как надо обращаться с охотничьими птицами. Оба понимали, что таким образом только оттягивают время для серьезного разговора. Молодая женщина решилась первой.
— Харвей, — сказала она, — я понимаю, как виновата перед вами за тот неприятный для нас обоих случай.
Лорд напрягся.
— Я прошу у вас прощения, потому что повела себя… — королева не стала договаривать. — Я не должна была пользоваться вашей полной беззащитностью в тот момент.
Деми почувствовал, что помимо своей воли начинает смеяться. Беззвучно. Одними губами. Ему было так хорошо от ее откровенных глупостей.
Хельви стояла, опустив глаза, и теребила край тонкой горностаевой накидки. Хрвей тряхнул рукой, прогоняя птицу, которая, звеня бубенчиком, полетела на осевший под шапкой раннего снега куст.
— Если бы ты мог не винить меня…
Он стащил с правой руки грубую перчатку и ладонями поднял к себе лицо жены. Она плакала, и от слез нос у нее становился красным.
— А ты не могла бы еще раз воспользоваться моей полной беззащитностью перед тобой? — спросил Деми, кончиками пальцев вытирая ей ресницы. — Пойдем.
Хельви так крепко вцепилась в его руку, словно боялась, что Харвей вот-вот исчезнет.
— Пойдем. — эхом ответила она.
Вечером, когда они лежали, глядя в потолок, и болтали ни о чем, королева вдруг сказала:
— Ты должен знать. — Она переложила его руку, обхватывавшую ее плечи, себе не живот и утвердительно кивнула.
— Когда? — Харвей не справился с голосом, и вопрос вышел каким-то придушенны.
— Тогда, в горах. — улыбнулась женщина. — Мы действительно предназначены друг для друга, если все получилось сразу же.
Деми молчал, его охватило смешанное чувство радости и неуверенности. Хельви истолковала задумчивость мужа по-своему.
— Боишься, что это не твой ребенок? — в ее голосе не было обиды. — Когда он родится, посчитай по неделям, и тебе станет легче. — она улыбнулась. — Что до меня, то я это знаю и так.
— Я тоже знаю. — он поцеловал ее в лоб. — Успокойся.
Странно, но Харвей вдруг почувствовал, что ему совсем не важно, чьего младенца Хельви на самом деле носит под сердцем. И уж, конечно, он не будет считать недели, когда малыш родится. Это их ребенок. Их наследник. Будущий король Гранара. Он займется его воспитанием.
Харвей вспомнил, как в Монтаньяре государь Рэдрик обещал, что их с Хельви внуки прославят себя в Великой битве. Его внуки могут произойти только от его детей. И в конце концов разве так уж важно…
— Чему ты улыбаешься? — спросила женщина, пристраивая голову у него на плече. — Ты доволен?
Деми кивнул.
— Скажи, а зачем было врать на счет нашего паломничества? — чуть свысока осведомился он. — Ну, что мы там не были и все такое прочее?
Хельви покачала головой.
— Извини. Понимаешь, так принято. Если б мы не достигли цели, не пришлось бы и пытаться тебя обманывать. Но вид Монтаньяра иногда производит на людей такое сильное впечатление, что не все остаются в здравом рассудке.
— А, понимаю, — усмехнулся Харвей, — ты боялась моего буйного помешательства после встречи с покойниками. — Он повернул к королеве голову и встретился серьезный глубокий взгляд ее глаз. Было видно, что она думает о другом.
— Я не знаю, надо ли это говорить, — медленно произнесла Хельви, — но, кажется… я люблю вас, лорд Деми.
— Это совершенно естественно, миледи. — хмыкнул он. — я настолько похож на вас, что ваше чувство ко мне — просто продолжение самолюбования.
— Ты мерзавец! — расхохоталась королева. — Положено было сказать, что ты тоже любишь меня.
— Я не просто мерзавец, — Деми вскинул ее на руки и уложил к себе на грудь, — Я счастливый мерзавец.
* * *
В конце осени Деми еще несколько раз уезжал в Даллин, но дороги с каждым днем становились все хуже. Хельви беспокоилась, как бы он не подхватил простуду, а сам консорт боялся надолго оставлять королеву одну. Ее отношения с Дерлоком вовсе не были разрешены окончательно. После событий октября — ноября всем при дворе, кроме лорда Босуорта, стало ясно, что августейшая чета является семьей не только по названию. Харвей и Хельви везде появлялись вместе, оказывали друг другу очевидные знаки внимания, и только вспыльчивый горец из какого-то природного упрямства не хотел ничего замечать. Он все еще считался фаворитом и старался уверить самого себя в том, что роман Хельви с мужем — всего лишь дань приличиям. Тем более теперь, когда королева официально объявила, что ждет ребенка. Это ненадолго, она вернется к нему и все опять будет по-старому!
Упорная слепота Дерлока причиняла всем троим немало боли, но Хельви, обычно резкая и вспыльчивая, на этот раз проявила поистине королевское терпение. Она знала, чем обязана Босуорту, и чем он обязан ей. Поэтому хотела выйти из щекотливого положения пусть медленно, но без бурных объяснений. Впрочем, характер самого горца почти не оставлял на это надежды.
Скандал разразился после того, как в середине ноября Хельви заявила на Совете, что намерена, наконец, утвердить за консортом титул величества и провозгласить его королем. Ее слова, к удивлению Босуорта, почти не вызвали возражений — только мелочи и только по процедуре. Идею коронации Харвея поддержали епископ Сальвский, губернатор Южного Гранара граф д’Орсини и едва вернувшийся с того света казначей. К ним присоединились остальные.
Дерлок неожиданно понял, что он один и вынужден, как принято в подобных случаях, давать объяснения своей необычной позиции. Командир горцев пробормотал что-то бессвязное на тему: лорд Деми в Гранаре — человек новый; резкое возвышение вчерашнего беотийского подданного может вызвать протест со стороны народа; сгоревшие форты в Северной Спальве — не лучшая рекомендация для короля — и тому подобные банальности, вызвавшие у вельмож только многозначительные ухмылки.
— Муж королевы должен быть королем. — твердо сказал д’Орсини. — Мы все понимаем, почему. Ее величество готовится стать матерью, и многочисленные заботы, которые лягут на ее плечи, не позволят ей так серьезно, как раньше, заниматься государственными делами.
«Милый, добрый Симон, — улыбнулась про себя женщина, — Ох, не о заботах речь. Ты-то слишком хорошо меня знаешь, чтоб понимать: я и десяти минут в день не стану тратить на младенца, если есть возможность отдать его нянькам. И каким нянькам! Лучшим дамам Гранарского королевства. — Хельви вздохнула. — Все вы боитесь другого. Того, о чем никогда не скажите вслух. Отсутствия у власти взрослого государя и смуты при маленьком монархе, в случае моей смерти».
— Послушать вас, д’Орсини, так королева сама собирается стирать пеленки! — буркнул Дерлок. — Как будто у наследника не будет сотни кормилец. Зачем ей самой пачкать руки, когда к ее услугам все женщины двора?
Прямолинейность Босуорта скорее насмешила, чем разгневала Хельви.
— Я видел королеву на коне, — продолжал фаворит, — я видел королеву в Совете. Но за все шесть лет войны я ни разу не видел, чтоб ее величество хоть однажды подошла хоть к одному ребенку ближе, чем на пушечный выстрел.
Хельви прикрыла рот ладонью, чтоб не смеяться так откровенно. Как же он хорошо ее знает! Но у него совершенно не хватает ума это скрывать!
— Едва ли ваши слова, лорд Босуорт, отражают истинное положение дел. — провозгласил епископ Сальвский. — Дети даруются нам свыше, и мы будем молиться, чтоб ее величество сумела благополучно дать жизнь наследнику гранарского престола и с честью исполняла свой материнский долг. — отец Робер строго посмотрел на королеву.
«Да, от этом действительно остается только молиться», — подумала Хельви.
— Мне кажется, господа, — сказала она вслух, — наше обсуждение касается не моих материнских качеств, а вопроса о коронации моего супруга. Если это все ваши доводы, лорд Босуорт, то они не существенны.
Дерлок вынужден был пронаблюдать, как Совет проголосовал за возведение его соперника в королевский сан. Это показалось ему уже слишком.
* * *
Вечером горец направился к Хельви, намереваясь серьезно поговорить с ней и поставить все точки над и. Она не имеет права так унижать его. Она забывает о его силе и власти. Он не слуга, которого можно выставить за дверь. Либо она вернется к нему, либо… В голове Босуорта роились мстительные планы один другого ужаснее. Вот когда горы, где он все еще хозяин, полыхнут новой войной, она поймет, кого потеряла! И кто ее настоящий защитник.
Дверь в покои королевы распахнулась со стуком, и глазам Дерлока предстала сцена, убийственная в своей невинной простоте. У камина на низкой придвинутой к самому огню лежанке сидели, обнявшись, Хельви и ее муж, и с самым невозмутимым видом грели руки над пламенем. В комнате было действительно сыровато.
Оба, вздрогнув, обернулись на звук открывающейся двери, на лицах застыло выражение удивления. Казалось, они считали себя здесь в полной безопасности и были неприятно удивлены посторонним вторжением.
— Как вы… — Хельви не нашла подходящих слов, чтоб смягчить свой не слишком гостеприимный вопрос, — сюда попали?
Ее встревоженный и даже раздраженный вид задел Дерлока.
— Как и всегда, Ваше Величество, — сухо рассмеялся он, — отодвинув вашу охрану. Эти ребята хорошо знают меня и пропускают беспрепятственно, а вот вы, как я вижу, позабыли, — он помедлил, — что вечер — мое время. И другом здесь не место.
Это был открытый вызов. Харвей встал.
— Лорд Босуорт, я полагаю, нам пора поговорить. — произнес он, меряя противника взглядом.
— Да, пора. — бросил Дерлок. — Только разговаривать я буду не с тобой, а с королевой. Нам есть что обсудить.
— Боюсь, что нет. — Деми загородил Хельви спиной. — В последнее время у вас появилась дурная привычка огорчать ее величество. Не думаю, что моей жене разговор с вами будет приятен.
— Твоей жене? — взревел Дерлок. — «Негодяй! Выскочка! Полгода назад о тебе никто ничего не знал. И это была моя женщина. Шесть лет!». — но вслух он сказал другое: — Что ж в таком случае она станет твоей вдовой.
— Посмотрим. — сухо процедил Харвей. — Соблаговолите спуститься вниз.
— Господа! — королева больше не могла равнодушно смотреть на их склоку. — Я запрещаю вам!
— Едва ли вы в силах. — бросил ей Дерлок, кладя руку на эфес шпаги. — Я буду ждать вас в саду, милорд.
Босуорт пересек комнату, открыл невысокую дверь, вырезанную в дубовой панели, и оказался на потайной лестнице, ведшей вниз.
— Харвей! — женщина вцепилась в руку мужа. — Вы сошли с ума. Он убьет вас!
Деми холодно отстранил ее.
— Не слишком ли вы привыкли защищать меня, Хельви? — сказал он, беря со стула свое оружие. — Нам с лордом Босуортом следовало разобраться еще в тот первый же вечер после свадьбы.
— Боже! — только и произнесла королева, опускаясь на пол. — Боже, какие же вы идиоты!
Харвей больше не обратил на нее внимание. Он последовал за Дерлоком в маленькую дверь и по винтовой лестнице спустился в заснеженный сад.