Света порывисто встала.
- Мне нужно идти, а то русские друзья будут беспокоиться.
- Вы ведь не хотите?
- Но я должна...
- А хотите, я вас от них избавлю?
Курт улыбнулся всеми тридцатью двумя зубами. Света снова отметила про себя, что два из них были чуть-чуть длиннее остальных. И надо ли говорить, что это были клыки.
На секунду она оцепенела, но порывистым движением смахнула с себя наваждение.
- Постой! - попытался остановить ее Курт, но она уже не слушала.
Но все же Света не хотела расставаться так просто.
- Если вы не против, увидимся завтра в три часа по полудни возле
* * *
Постепенно гости разошлись, музыка смолкла, и лишь усыпанный конфетти и серпантином пол да столы с неубранной посудой напоминали о недавнем веселье. Полиглот чувствовал знакомую опустошенность, которая всегда наступает после праздника. Именно за это он давно перестал любить Новый год, который всегда будит неясные надежды, но они никогда не сбываются: наступает день, и жизнь возвращается в прежнее русло.
Поднявшись на второй этаж, он заглянул в уютную комнату с погасшим камином и охотничьими трофеями на стенах. Все ее обстановку составлял резной книжный шкаф красного дерева, полки которого были забиты разнообразными видеокассетами, несколько кресел и диван с гнутыми ножками и низкий журнальный столик, уставленный пустыми и полными винными бутылками.
На диване, запрокинув голову, неподвижно лежал Мороз. Предчувствуя недоброе, Полиглот подошел ближе. Мороз открыл глаза и с трудом приподнялся.
К счастью, он был жив и здоров, хотя и совершенно пьян.
- Устал я, Саша, - в голосе Мороза звучали дружеские нотки. - Тяжко жить среди волков... И осознавать себя таким же...
- Но ведь не все так плохо, - попытался было успокоить его Полиглот. - В конце концов есть деньги, за которые можно купить если не все, то многое...
- Вот именно. Далеко не все. Ты еще молод и можешь не понять, но счастлив я был, пока сокращение Армии шестидесятых не выбросило меня на улицу.
- А сейчас?
- Сейчас... За последние десять лет все менялось, как в калейдоскопе. Это, выражаясь словами Дэвиса, не дает нам времени остановиться и пристально рассмотреть.
- Ты знаешь Дэвиса?
Этот вопрос вылетел непосредственно, как это бывает, когда язык опережает мысль.
Мороз усмехнулся.
- Я много чего знаю. И много чего видел. - Он сделал длинную затяжку, помолчал минуту, и продолжил. - Тяжко. Прошли и Советский строй со всеми его плюсами и минусами, и беспредел начала девяностых... Какие только фофаны и отморозки не назывались вдруг авторитетами. - Мороз задумчиво посмотрел на звездное небо. - Прошло все. И моя жизнь...
- Оставь, Дед! - Полиглот дружески хлопнул его сбоку по плечу.
- Моя жизнь прошла. Год-два. Может пять. Тебе жить...
- Да... Знаешь такое стихотворение
Конечно же, Полиглот не мог упустить случай распустить хвост.
Они пили вино, целовались и болтали обо всем на свете. Полиглот рассказал, как он отлавливал черных котов и поил их валерианой "для куражу", а они в благодарность изодрали его сумку, как ходил на озеро за ненюфарами и чуть не грохнулся в воду... Почему-то это происшествие натолкнуло его на воспоминания о венецианских приключениях.
Боже, как ярко вспыхнули ее глаза!
- Ты был в Венеции? - казалось, что обращение на "ты" давалось ей с трудом.
- Да. Когда возвращался из Югославии, я объехал всю северную Италию. И просадил все деньги...
- А я люблю юг Италии...
- А ты вообще похожа на итальянку. Есть в тебе что-то именно итальянское... - Полиглот хотел еще спросить что-то про время оккупации Второй Мировой, но сдержался. Он не любил обижать людей почем зря. Даже женщин нетяжелого поведения. А вопрос "не делан ли кто, из твоих родителей немцем или итальянцем" ничем иным кроме, как оскорблением являться не мог, как бы уклончиво он не был задан, и сколько бы не содержал в себе правды. Поэтому он закончил фразу, хотя и скомкано, но безобидно. - Если бы увидел тебя в Италии, никогда не поверил бы, что ты - русская или украинка.
Лиза улыбнулась.
- Иногда я тоже в это не верю. Да ты сказал, что возвращался из Югославии. А что ты там делал?
- Точнее бывшей Югославии. Это была Босния. И, как ты думаешь, что там можно было делать семь лет назад?
Лиза совершенно искренне пожала плечами, так что Полиглот даже удивился.
- Война, батенька, - зачем-то использовал он это устаревшее обращение, к тому же абсолютно не подходящее собеседнице. - А я был ее псом... Солдатом удачи...
Последние слова были произнесены грустно. Действительно грустно. Сбросив пепел, Полиглот продолжил.
- Но там мне относительно повезло. Я видел смерть в окуляр оптического прицела. Но потом была Африка...
Полиглот не любил вспоминать об этом. Именно чтобы не будить воспоминаний, он был единственным из братков, кто оделся на охоту не в пятнистую комуфляжку. Но бархатная ночь и алкоголь успели пробить его на исповедь.
- Африка? - заинтересованно переспросила Лиза.
- Да. - Тут он улыбнулся, и, делая вид, что наигрывает на гитаре, пропел, -
* * *
Проснулся Полиглот поздно, но значительно раньше других. Состояние было... Конечно, бывало и хуже, но от этой мысли легче не становилось. Последнее, что он помнил, было то, как Лиза искусно рисовала у него на шее вампирский укус, а потом... Потом полный провал. Он даже не мог вспомнить, как дошел до своей комнаты и разделся, и вообще, чем этот вечер закончился. Опыт показывал, что воспоминания начнут прорастать из глубин памяти, как только он услышит рассказы товарищей о последних часах этой сумасшедшей ночки.
Рука нащупала в кармане пустую пачку.
- Шит, - выругался он по-английски, и лениво потянувшись, стал соображать, стоит ли идти в деревню, или стрельнуть сигарету у кого-нибудь из братков.
В раздумьях сих, впрочем, находился он недолго, ибо состояние, в коем он сейчас пребывал, требовало куда-то идти и что-то делать. Так что поход за сигаретами был хорошим поводом, чтобы развеяться. Тем более, что его не покидало чувство подсознательной тревоги. Черт его знает, почему, но в груди было холодно, и все время казалось, что что-то не так. Если бы он не знал причины большей части появлений "вампиров", он бы решил, что дело в этом. Однако он знал, и все равно чувство глубокой обеспокоенности, как сказали бы газеты прошлых лет, его не покидало.
Первым, кого он встретил в деревне, был Влад.
- Ну как вчера все прошло? - спросил Полиглот после того, как они обменялись приветствиями и рукопожатиями.
- Хорошо. Дочке понравилось, - ответил он довольно приветливо. - Но нам пришлось уйти пораньше. А то Эдвард, этот ниггер, уж больно вокруг нее увивался.
- Афроамериканец, - автоматически поправил его Полиглот.
- Да один черт, - Влад махнул рукой. - Мой дед был легионером.
Легионерами здесь называли местных фашистов.
- У вас это вновь почетно? -удивленно спросил Полиглот.
- Если бы! Но будь моя воля, этих нигеров, цыган...
- Можешь не продолжать, - остановил его Полиглот. - Мой дед был цыганом. И освобождал Европу от фашизма. А бабушка - еврейкой. Мне теперь застрелиться?
Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза и молчали. Влад внутренне пожалел, что затеял этот разговор, которым обидел единственного из этих иностранцев, к которому он не испытывал ненависти.
Полиглот тоже понимал Влада, однако чувствовал себя уязвленным.
- Ладно, - прервал молчание Влад. - Я не хотел тебя обидеть. Люди бывают разные среди любой национальности. Я извиняюсь.
Полиглот немного поколебался, но все же пожал протянутую руку.
- Знаешь, - продолжал Влад, - мой отец говорил, что жил при фашизме, при социализме и при демократии. И хуже, чем сейчас, не было никогда.