Бальтазар то и дело отвлекал Молчанов дурацкими вопросами, вроде тех: “каково космонавтам ходить в туалет?”, или “где на станции можно уединиться чтобы снять “мужское” напряжение?”. Многие вопросы были заготовлены, как и ответы, импровизация приветствовалась.
Бальтазар лучше других чувствовал публику. Здесь ему помогал не только опыт, но и технические ухищрения. Показатели пульса и давления пользователей передавались в общую базу данных. В реальном времени Бальтазар отслеживал реакцию людей и, если они начинали скучать, вбрасывал очередную провокацию.
— Всего лишь пять человек, полтора года вместе. Никуда не сбежать, не уединиться, — рассуждал Бальтазар. — Как не сойти с ума?
Режиссер подсказывал Молчанову правильный ответ:
“Мы летим на Марс для того чтобы работать, а не строить личные отношения”
— У нас нет времени на личные отношения. График работы расписан по минутам, — ответил Молчанов.
Не обходил режиссер стороной и главную звезду:
“Бальтазару: а как же личное общение?”
— А как же личное общение? — спросил Бальтазар.
“Совет — коротко отшутиться. Требуется увеличить темп”.
— На то оно и личное, все останется между нами.
— А ты интриган. Ну же приоткрой нам завесу. Кто из экипажа по—настоящему невыносим?
“Допускается упомянуть — Ричард Пател. В отношении остальных негатив не желателен”.
— Таких на борту нет.
Они проследовали через старый российский модуль — самый большой на станции. Заваленный мешками и коробками до небольшой узкой полосы посредине, он не представлял никакого интереса.
— Мы и не заметили, как Андрей привел нас в святая святых, друзья, — Бальтазар вскинул руки. — Реакторный модуль. Посмотрите, какая удача. Командир Скотт Стивенсон здесь. А кто второй? Ммм, единственная девушка на борту, красавица Нака Миура.
Нака улыбнулась и сделала кивок на японский манер. Увидев, виртуальную камеру, она засмущалась.
— Дорогой командир Стивенсон, я все же воспользуюсь возможностью и поздравлю вас лично с успешным стартом.
— Благодарю, Бальтазар.
Бальтазар зааплодировал.
“Втянуть в диалог Наку Миуру”.
— Простите, что мы вот так вломились и отвлекли вас, коллеги. У вас должно быть полно работы. Вы заставляете всю эту махину работать, невероятно.
— У нас была лучшая подготовка, — сказал Стивенсон.
— Тогда, если позволите, командир мы отвлечем вас еще на пять минут.
— Не возражаю.
— Нака, девочка моя. Мое сердце разрывается, глядя на тебя. Такая хрупкая, а твои глаза, они наполнены одиночеством. Скажи, ты чувствуешь себя защищенной среди всех этих огромных железных штуковин, и таких горячих мужчин?
Нака перевела неуверенный взгляд на Стивенсона. Тот глядел в камеру, выпрямив шею, как во время строевой подготовки. Следом девушка перевела, ищущий спасения, взгляд на Молчанова.
— Да, — начала она неуверенно. — Я чувствую, будто рождена для этого.
“Требуется мощный эмоциональный отклик. Зритель хочет видеть в ней ранимую женщину”.
— Как ты думаешь, папа гордился бы тобой?
Нака застыла, ее руки, оголенные до локтей, покрылись гусиной кожей.
— Я надеюсь, — почти шёпотом произнесла она.
— Когда ты смотришь вокруг, на то, что сделано его руками, ты ощущаешь присутствие его души?
На ее лице появились едва заметная улыбка.
— Папа со мной всегда, здесь, — она положила руку на грудь.
— Я понимаю тебя, моя девочка.
Повисла тишина.
“Переводить тему”.
Экран с Бальтазаром отлетел от Молчанова и углубился в модуль. Проследовал мимо генератора, питающего корабль, осмотрел реактор, напоминавший локомотив старого поезда. Сделав круг, экран остановился у топливного блока.
— Ох, а это то, что я думаю? Здесь хранятся эти юркие частицы.
Нака приблизилась и остановилась напротив камеры.
— Нейтральный газ, — сказала она. — Топливный блок — главное наше сокровище после воды.
Топливный блок был похож на большое чугунное яйцо на подставке. Поверхность обвязывали стальные трубки и множество датчиков, отслеживающих почти сотню показателей.
— Я слышал они очень привередливые и сохранять их не просто.
— Нейтрали живут всего несколько микросекунд, но этого достаточно для реакции. Чтобы сохранять их долго мы понижаем температуру внутри блока до минус двухсот семидесяти двух градусов.
Бальтазар нахмурил брови.
— Не так давно, кажется, это было в Италии, произошла авария на электростанции. Их холодильник вышел из строя и пришлось на неделю оставить без света целый город, пока не доставили новое топливо. Кто доставит вам топливо если холодильник сломается?
Командир Стивенсон решительно подлетел и остановился перед Накой, закрыв ее собой.
— У того завода не было резервной системы питания, а у нас таких систем две. В случае выхода реактора из строя, блок батарей будет питать корабль в течении двух недель. А если и этого будет мало, то пленочные солнечные батареи раскроются автоматически за шесть минут и двадцать три секунды, — Командир Стивенсон осмотрелся, будто пытался охватить взглядом все полтора миллиарда человек. — Хочу еще раз попросить тех, кто распространяет слухи, что с кораблем что—то не так. Все это не правда. Экипаж Прайма—1479 продолжит системную работу и выполнит задачу.
“Высказать поддержку словам командира”.
— Я присоединяюсь к словам командира, — сказал Бальтазар. — Вы сейчас творите историю, друзья.
Молчанов проследовал в свою лабораторию. Он заранее подготовил Блопа — специальную куклу, напичканную электроникой и датчиками, повторяющих человеческий организм — настоящее произведение инженерного искусства. Молчанов хотел показать его в работе, но Блоп почему-то отказался включаться.
— В последнее время я спрашиваю себя, правильно ли мы поступили, что перестали верить ученым? — рассуждал Бальтазар, заполняя паузу пока Молчанов возился с Блопом. — Десять лет назад это было оправданно. Мир стоял на грани катастрофы, все менялось так быстро, новые открытия могли погубить все то, что нам удалось создать за тысячелетия. Мы решили, что пришло время остановиться.
“Карцикулы лактис — марсиане на земле”.
— Мы сами повесили эту ширму, за которой перестали слышать голоса разума. Десять лет назад Андрей Молчанов первым доказал, что на Марсе есть жизнь. Десять лет он знал. Теперь ты можешь сказать вслух. Андрей, каково это победить?
Молчанов поднял голову на экран, из которого Бальтазар смотрел на него, как на мессию. Режиссер транслировал придуманную историю, в которой Молчанов, словно Галилео Галилей с папкой, наполненной сенсационным открытием, бегал по кафедрам, спал на пороге космических агентств под проливным ливнем, прохожие его пинали и толкали, окунали в грязь. Десять лет он ждал и, наконец, его триумф состоялся.
— Заголовки в СМИ сильно преувеличивают мою работу, — сказал Молчанов.
— Но как же? — возмутился Бальтазар. — Вот работа, она прямо передо мной на экране.
— Я всего лишь предположил, что на Марсе могут обитать особые грибковые микроорганизмы — карцикулы лактис. Очень редкие на Земле. Они живут в горячих вулканических водах с высоким содержанием углекислого газа. Подобных гипотез тысячи.
“Не вдаваться в детали работы”.
— Мне кажется, ты скромничаешь, Андрей.
Внезапно Блоп включился и просигналил громким противным писком.
— Оу. Вот это да, — затараторил Бальтазар. — Роботы в космосе, мы попали в фантастический фильм прошлого века.
— У Блопа нет движущихся деталей, он не может убить нас или захватить управление кораблем, — объяснил Молчанов. — Скорее это манекен с датчиками.
Они говорили еще сорок минут. Молчанов устал. Эфир выматывал сильнее чем он предполагал.
— Есть! — воскликнул Бальтазар. — Два миллиарда в прямом эфире.
“Поблагодарить пользователей”.
— Спасибо всем, что проявляет интерес к нашей миссии. Благодаря вам она и состоялась.
Молчанов говорил без энтузиазма, изредка поглядывая на Блопа и уже представлял, как разместит его на внешней площадке. Ранее он с помощью руки—манипулятора благополучно заполнил внешние контейнеры образцами микроорганизмов и растений.
— Ты кажется заскучал, мой друг?
Молчанов вздрогнул.
— Ты слушал, о чем мы говорили с нашим пользователем #МаксомБорном?
— Да.
— И что скажешь в ответ на его вопрос?
Молчанов сделал вид, что вспоминает.
“Бальтазару: повторить”.
— #МаксБорн спрашивает, как ты относишься к появившимся в Сети, так называемым расследованиям. В них утверждается, что на Марсе на самом деле не может быть жизни. Якобы фото марсианина — это подделка НАСА для привлечения к себе внимания.
Молчанов набрал побольше воздуха в легкие и выдохнул.
— Я отношусь к любым мнениям с уважением. Да, условия на Марсе не пригодны для жизни человекоподобного организма. Кислорода там почти нет, как и жидкой воды, очень холодно, и еще много—много причин. Но есть снимок, который сделал марсоход Террос—1. Снимок неоднократно проверялся специалистами. Этот факт невозможно игнорировать.
“Бальтазару: Поддержать”.
— Ты умыл их одной левой, мой друг. Скажи, что ты ожидаешь от первой встречи с марсианами?
— Я предпочитаю не гадать, — отмахнулся Молчанов.
Лицо Бальтазара, блестящее, как ограненный бриллиант, слегка перекосилось.
“Сменить тему”.
Бальтазар встал, обошел шикарное кожаное кресло и облокотился на спинку. За ним сверкали языки пламени камина, выложенного из белого камня.
— Уже больше ста тысяч человек готовы поддержать иск против доктора Ричарда Патела по обвинению в покушении на убийство марсиан. Готов ли ты присоединиться к ним?
Молчанов не ответил.
— Ну же, Андрей. Это простой вопрос.
— Все эти иски пользы не принесут. Многие открытия, благодаря которым мы живем до ста лет, были бы невозможны без не очень этичных экспериментов. У доктора Ричарда Патела были благие намерения, и я полностью на его стороне в этом вопросе.
Бальтазар призадумался, почесал узкую позолоченную бородку.
— А разве не ты автор этих строк: “Миссия Террос — это отвратительное предприятие невежественных, упитанных деньгами астрофизиков. Ядерную бомбу опять взорвут во имя мира”
Черт дернул Молчанова написать это. В тот день он поругался со Светой, настроение было хреновое, и тут еще эта новость об отправке марсохода с ядерной бомбой, да плюс несколько бокалов красного вина...
— Я критиковал миссию Террос и у меня были на то причины. Как и все, доктор Пател может ошибаться. Только не забудьте, что никто из живущих не сделал больше для исследования космоса чем он. Задумайтесь те, кто подает эти иски. Прошлое не повернуть вспять, но будущее в наших руках. Доктор Пател рискует жизнью чтобы исправить ошибку. Хватит искать врагов, давайте сплотимся, все. Только вместе мы добьемся успеха.
— Великолепные слова, — Бальтазар похлопал. — Пользователи на твоей стороне.
“Я счастлив быть частью этой миссии”.
— Я счастлив быть частью этой миссии.
А еще счастливей он бы стал если бы эфир закончился.
— Ты попал в топ-10 людей в Сети. Никто и никогда не делал это так быстро.
— Я об этом не думаю, просто делаю свое дело.
Счетчик пользователей: 2.004.013.022
— А ты стесняшка, — Бальтазар ехидно улыбнулся и подмигнул. — Наши прекрасные зрительницы не простят если я не спрошу. Все знают, как тебе было тяжело во время подготовки. Все навалилось разом: развод с женой, давление популярности... Но ты справился. Мы принимаем миллионы писем от твоих поклонниц ежеминутно. Ты самый завидный холостяк планеты Земля. Не хочешь ли сказать пару слов бывшей жене, чтобы она задумалась над тем как поступила с тобой?
Счетчик пользователей ураганно поскакал вверх.
Молчанов вырубил трансляцию.
В модуле стало непривычно тихо. Молчанова обдало жаром, внутри все сжалось тисками. Он разозлился и швырнул в стену очки виртуальной реальности. Они разломились, осколки разлетелись по модулю. Позже Молчанову пришлось собирать их пылесосом.
— Соглашение с сетевыми СМИ нужно соблюдать — это условие продолжения финансирования, — позже причитал командир Стивенсон.
— Я прошу прощения, сэр.
— Не буду разбираться в причинах, только посоветую тебе еще раз прочитать условия твоего контракта.
— Да, сэр. Такого больше не повториться, — твердо ответил Молчанов.
Вечером он вернулся в виртуальную локацию парка, на то самое место. Света опять не пришла.
***
Первую в истории межпланетную шахматную партию Молчанов проиграл в сухую. Он был доволен как ребенок. Соперником стал Фернандо Мартинес из Бразилии, завоевавший титул гроссмейстера еще в 2034. С тех пор семидесяти—четырех летний сеньор Мартинес удерживал почетное звание. Он был бы рад расстаться с ним и отправиться на заслуженный покой, только сражаться было не с кем. Великие шахматисты прошлого почили в иной мир, а современная молодежь выбирала скорость и не интересовалась долговязой игрой старых аристократов.
Молчанова научил играть дед. Он был водителем большегрузных автомобилей всю свою жизнь, объездил страну вдоль и поперек миллион раз. Шахматистом он был мастеровитым, кабина его грузовика, казавшегося для маленького Андрея многоэтажным домом, была выкрашена в черно—белые квадраты шахматной доски. Когда у деда были свободные дни, а таких у него было всего несколько штук в год, он приезжал к ним в гости в Москву. С отцом Андрея они почти не разговаривали, хотя и улыбались друг другу. Ночевал дед в своем грузовике, а Андрей проводил с ним все дни напролет, затаив дыхание, слушал шоферские байки. Однажды он уговорил деда взять его с собой в следующий рейс. Андрей мчался в кабине грузовика, представляя себя на палубе огромного корабля с белоснежными парусами. С капитанской осанкой он прикладывал ладонь ко лбу козырьком и рассматривал окрестности, принадлежавшие только ему.
— Хочешь помочь? — спросил дед на очередной стоянке.
— Я же тоже механик, — с гордостью сказал Андрей.
Дед почесал лоб громадным гаечным ключом и посмотрел на Андрея с неприкрытым удовлетворением. Его округлую бороду заволокло дорожной пылью, под глазами были черные пятна от масла.
— Залезай.
Они вместе улеглись на найденную на дороге картонку и подлезли под машину. Снизу она была похожа на спинку их старого домашнего холодильника, только трубки были толще, некоторые с руку Андрея и намного грязней.
— Видишь гайку?
— Ага.
— Откручивай.
Андрей вприпрыжку дошел до ящика с инструментами. Мальчик был так мал, что мог ходить под большой машиной не пригибаясь. Он нашел нужный ключ и вернулся обратно. Гайка не поддавалась. Сдаться он не мог, он же механик. Упрямая гайка не шевелилась. От обиды он едва не разревелся. Дед на внука внимания не обращал. Андрей подметил, что дед использует секретный баллончик с длинной трубочкой синего цвета. Поверхность гаек начинает пенится, словно вода, в которую бросаешь лимонную шипучку. Андрей уверенно схватил баллончик и побрызгал на гайку. Та тоже запенилась, а после недолгих усилий гайка, наконец, закрутилась. Теперь он настоящий механик, и станет таким, когда вырастет.
Гайка отвинтилась и упала рядом с ним на асфальт, а следом в том самом месте с крепления слетела трубка, и из нее полилась прямо на Андрея черная жидкость. Он закрыл лицо руками, жидкость текла между пальцев, попадала на волосы. Пахло отвратно.
Зажмурив глаза, Андрей выбежал из—под машины. Вся одежда, руки, лицо были черными. Он перепугался. Дед, сухой и невредимый, стоял в сторонке и наблюдал за внуком. Под машиной образовалась лужица, жидкость капала со свисающей сверху трубки, скрюченной, словно змея.
Дед наклонился, потрогал трубку и покачал головой.
— И зачем ты это сделал? — спросил он.
— Я... я откручивал гайку.
—Эту гайку нельзя было откручивать. Посмотри, что ты наделал. Теперь мне придётся купить новое масло, мы застрянем здесь еще на два часа, и я могу не успеть доставить груз к сроку.
Андрей вытер грязным рукавом лоб. Кожа на лице чесалась.
— Ты же сам сказал открутить эту гайку, я открутил ее. Ты сам сказал.