— Я спрашиваю лишь потому, что надеюсь, ты передумаешь. — Сафар хотел уже возразить, но Ирадж поднял руку, останавливая его. — Я знаю, что ты упрям, Сафар, — сказал он, — поэтому не отвечай сразу же. Подумай день или два, и мы еще раз переговорим. Я прошу тебя как друг.
Сафар подавил в себе возражение.
— Хорошо, Ирадж, — сказал он. — Я сделаю, как ты просишь.
Он не собирался менять своего решения, но время ему требовалось для того, чтобы выяснить: что же вокруг происходит и как себя вести в сложившейся ситуации. Он попытался шуткой внести облегчение в разговор.
— Если тетушка Ирадж хочет, чтобы я денька два поостыл, она своего добилась.
Протарус не ответил. Глаза его застыли, словно устремленные в отдаленную точку пространства. Но тут же в них проявилась тревога.
— Что ж, с одной проблемой справились достаточно легко, — сказал он, изображая веселье. — Давай займемся следующей.
— Которой?
— Боюсь, что она тоже довольно деликатная, мой друг, — сказал он. — Поэтому постарайся рассуждать здраво, как и раньше.
— Я постараюсь.
— Дело касается заклинания, — сказал Ирадж. — Того самого, обращенного к богам с вопросом, что ждет нас в будущем.
Сафар застонал и, потеряв бдительность, даже криво ухмыльнулся.
— Так вот чем мои коллеги занимались здесь, — сказал он. — А я-то думал, они собрались, чтобы воспеть нашего короля.
Ирадж нахмурился.
— Они ничего не имеют против тебя, — отрезал он. — Я бы не позволил им этого.
Сафар сразу же распознал ложь.
— Ну разумеется, ты бы не позволил, Ирадж, — сказал он. — В конце концов, мы же кровные братья. А ни один порядочный человек не позволит, чтобы оговаривали его кровного брата.
Ирадж смерил его холодным взглядом.
— Ни за что не позволит, — согласился он. Щека у него дернулась. И тем не менее он решительно добавил: — Ни за что!
— И что же нового предлагают мои друзья относительно этого заклинания? — спросил Сафар.
— Фари предлагает компромисс, — сказал Ирадж. — Пусть будет два года, а не один. Мои подданные и этому будут рады. Два года — не слишком долгий срок ожидания эры великого благословения.
— О, даже и название придумали? — сказал Сафар. — Эра великого благословения?
— Назови как хочешь, — сказал Ирадж. — Лишь бы звучало положительно. Смысл же в том, о чем мы и хотим сказать, и сказать весьма решительно, что дела пойдут все лучше и лучше, если только мы принесем соответствующие жертвы богам и наберемся терпения.
— Я отвечу так же, как и раньше, Ирадж, — сказал Сафар. — Я не буду лгать. Два года — такая же ложь, как и один. Или три, или даже пять.
Протарус встревожился.
— Пять лет! — сказал он. — Но ведь ты же не думаешь, что нам придется ждать так долго?
— Да я понятия не имею, — сказал Сафар. — И именно в этом все и дело. И никто не знает. Ни бросальщик костей, ни гадатель по внутренностям, ни любой другой звездочет твоего королевства. Все символы пусты и ничего не сообщают. Такое ощущение, что боги нас не слышат.
— Смеху подобно, — сказал, вспыхивая, Ирадж. — Как это не слышат? Еще как слышат. Иначе как же я оказался на троне? Кто же направлял меня, если не боги? К тому же есть и Демонская луна. И поднимающаяся комета. Твое давнее видение. Все эти знаки предписаны самими небесами!
Сафар счел за благо не спорить. Ирадж зациклился на «божественном предназначении», на той идее, которую они обсуждали еще в юношестве. Но спорить сейчас не только бессмысленно, но и опасно.
— Не знаю, каковы причины, — сказал он, — но сейчас боги молчат.
— Ну так ты скажи за них, — возмутился Ирадж. — Скажи, что через два года все будет хорошо. Предположение не хуже любого другого.
— Я не могу, — сказал Сафар.
— Это оскорбляет твое драгоценное достоинство, — фыркнул Ирадж.
— Что-то вроде этого, — ответил Сафар.
— А вот Фари такие проблемы не беспокоят, — сказал Ирадж. — Он рассказывал, что при Манасии проделывал такие штуки неоднократно.
— Вот и посмотри, чем закончил Манасия, — сказал Сафар.
Ирадж сверкнул глазами.
— Дело не в этом, — сказал он. — Я говорил о достоинстве, а не о Манасии.
— Ну что ж, коли Фари привык лгать, — сказал Сафар, — то пусть и продолжает. Пусть и займется всем этим делом. Празднествами, жертвоприношениями, молитвами. А затем и большой ложью. И дайте мне знать, на какое число все это назначено, чтобы я куда-нибудь скрылся.
— Перестань глупить! — воскликнул Ирадж. — Ты же мой великий визирь! Все решат, что ты встал в оппозицию ко мне и скрылся, чтобы своим отсутствием выразить свое неудовольствие.
— Так дело все-таки в моей позиции? — спросил Сафар.
— Ну хорошо, хорошо, — ответил Ирадж, успокаиваясь. И одарил Сафара своей улыбкой. — Сделай, как я прошу. Просто одолжение другу.
— Не надо спекулировать дружбой, — предостерегающе сказал Сафар. — Вовлекать ее в это дело — губительная ошибка.
Ирадж задрожал от ярости. Сафар уже решил, что друг его сейчас потеряет контроль над собой.
Внезапно Протарус расслабился. Он глубоко вздохнул, опустошил кубок и вздохнул еще раз.
— Какой же ты трудный человек, Сафар Тимур, — сказал он. — Такой же непреклонный, как твои горы.
— Я вовсе не из гордости так поступаю, — сказал Сафар. — Просто меня так воспитали.
— Ну так слава богам, — рассмеялся Ирадж, — что у меня лишь один друг из Кирании. Иначе я давно бы уже сошел с ума.
— Очевидно, что объяснение здесь может быть только одно, ваше величество, — сказал лорд Фари. — Ясно, что великий визирь сошел с ума.
Протарус посмотрел на него с удивлением.
— Сафар сошел с ума? — сказал он. — Да что ты, он всегда был самым здравомыслящим из людей. Конечно, у него были свои глупые причуды типа Хадин, этой навязчивой идеи. Но безумие?
Фари, Лука и Калазарис вели короля по узкому коридору к комнатам, где некогда король Манасия занимался некромантией. Во влажной атмосфере носились запахи бальзамирующих составов, а шаги идущих звучали так неестественно громко, словно действие происходило в нереальном мире.
— Если мне будет позволено сказать, ваше величество, — сказал Фари, — безумие — это то состояние, с которым постоянно приходится сражаться всем магам. Я очень стар и знаю, о чем говорю. Мне довелось повидать немало юных магов, не устоявших против тех сил, которые они же и вызвали. А лорд Тимур забыл, что настоящим могуществом обладает лишь король и магией манипулирует визирь лишь с его монаршьего соизволенья. В конце концов, король правит божественным повелением. Так устроен мир, о чем и объявили нам боги давным-давно.
Лука фыркнул.
— Как же еще это и назвать, если не сумасшествием? — сказал он. — Только сумасшедший станет играть в такие опасные игры. Ведь он имеет дело не с простым монархом. А с королем королей. Абсолютным правителем всего Эсмира.
— Больше всего меня беспокоит его точка зрения на то, что будто бы я собираюсь каким-то образом нанести вред моим подданным, — сказал Ирадж. — Все мои цели — вся моя жизнь — были направлены как раз в противоположную сторону. Я для всех хотел только хорошего. И действительно жду не дождусь наступления эры великого благословения. Мира и процветания, как для людей, так и для демонов. Более того, именно об этом я ему и рассказывал много лет назад, когда мы были еще мальчишками. И я с тех пор лишь окреп в этой решимости. Я считаю ее своей священной обязанностью.
— Но основа проблемы, ваше величество, заключается в том, что лорд Тимур не просто сумасшедший, он — могущественный безумец, — сказал Калазарис. — И это не спекуляция, ваше величество, а факт, подтвержденный моими лучшими шпионами. Лорд Тимур не раз высказывался в том смысле, что гораздо более популярен, нежели ваше величество. Он всерьез полагает, что его обожают все ваши подданные. И что ему надлежит быть королем, а не вам. Вот почему он и проявляет непокорность вашему величеству. Он считает свою репутацию важнее вашей.
К тому времени, когда они вошли в некромантиум короля Манасии, Ирадж был доведен до кипения. Стараясь уберечь гнев короля от напрасного расплескивания, троица принялась показывать ему различные интересные предметы.
Заправлял всем старый демон-маг Фари.
— Видите это, ваше величество? — сказал он, показывая на пробирку, покрытую магическими символами. — В ней содержится напиток, который во много раз усилил бы даже такую могучую способность применительно к женщинам, как вашу. Одна капля на стакан вина, и вы доставите удовольствие сотне девиц.
Затем он продемонстрировал небольшой кошелек. Из него он высыпал на ладонь пригоршню редких драгоценных камней.
— При соответствующем заклинании, ваше величество, — сказал он, — эти камни многократно умножаются числом. Я упоминал об их существовании лорду Тимуру, говоря, что они могли бы помочь решить ваши финансовые затруднения, но он заявил, что тут пахнет черной магией, злой магией, и запретил мне говорить о них.
Затем он взялся за череп, несомненно принадлежавший некогда волку.
— А вот амулет, с помощью которого можно изменять облик, ваше величество, — сказал он. — При мудром применении вы, ваше величество, обрели бы удивительное могущество. Магическое могущество, ваше величество. А это, простите за дерзость, единственное, чего вам недостает. Да что говорить, ваше величество, с таким магическим могуществом вы преспокойно обходились бы без магов, ну разве что необходимые остались для рутинных обязанностей каждого дня.
— И тогда я стал бы подобен Алиссарьяну, — пробормотал Протарус.
— Да, ваше величество, — сказал Фари. — Вы стали бы владыкой обоих миров. Материального и духовного.
— И мне не понадобился бы Сафар, — сказал Ирадж.
Фари пожал плечами.
— Об этом я не думал, — сказал он. — Лорд Тимур настолько могущественный маг, что даже мысль такая в голову не приходит. Но скорее всего вы правы. Он бы вам не понадобился. — Он хихикнул. — Кстати, и я бы тоже. Разве что вы, ваше величество, захотели бы меня взять в наставники в овладении магическими искусствами.
— А разве Сафар отказался бы?
Фари вновь пожал плечами.
— Тут вам лучше судить, ваше величество, — сказал он. — В конце концов, вы были друзьями много лет.
Ирадж стал развивать мысль.
— Но если бы так произошло, — сказал он, — то я бы смог объявить о наступлении эры великого благословения.
Троица продемонстрировала удивление.
— Ну конечно, — сказал Лука.
— Почему бы и нет? — присоединился Калазарис.
— Я должен подумать об этом, — сказал Протарус. — Не хочется отвечать сразу. А то неизбежны ошибки и разочарования.
— Эту истину следовало бы высечь на камне, ваше величество, — сказал Калазарис. — Именно неторопливое раздумье и отличает хорошее от великого.
В этот момент послышался какой-то пронзительный свист. Четыре головы — две человеческие и две демонские — повернулись на этот звук. Он доносился из небольшого перегонного куба, сделанного из хрусталя, украшенного драгоценными камнями и стоящего на эбонитовой подставке. Куб затыкался шарообразной пробкой, переливающейся лиловатым цветом.
Лука обнажил клыки в сладострастной улыбке.
— Вот еще чего вы не видели, ваше величество! — сказал он.
— Чего? — заинтересованно спросил Ирадж.
— Мы приготовили для вас, ваше величество, небольшое развлечение, — сказал Фари.
— Вообще-то ничего запланированного тут нет, — добавил Калазарис. — Все зависело от удачи. Мы молились, чтобы это произошло именно тогда, когда вы окажетесь здесь и сможете увидеть.
— Ненавижу повторяться, — сказал Ирадж. — Но все же что именно?
Хихикая, троица заговорщиков подвела короля к перегонному кубу. Как только он подошел, звук прекратился, а световая пульсация превратилась в ровное свечение.
— Загляните туда, ваше величество, — сказал Фари. — Гарантирую, что вас ждет восхитительное зрелище.
Ирадж с выжидательной улыбкой на губах уставился в куб.
Сформировались какие-то образы.
Король разинул рот.
— О боги, — сказал он. — Да она же прекрасна!
Нерисе показалось, что она слышит чьи-то голоса. Она заворочалась в ванной, приподнимая голову над ароматной водой. Оглядевшись, она не заметила ничего необычного в огромной мраморной ванной комнате. Легкая дымка поднималась над водой ванны, столь громадной, что в ней с легкостью поместились бы четыре Нерисы и вольготно раскинули бы свои члены, дабы позволить ласковой воде обмыть каждую складочку тела.
Убедившись, что вокруг никого нет, а услышанные голоса вызваны ее воображением, она вновь расслабилась, издав вздох восхищения.
Леди Фатина хоть и была богатейшей из женщин, но большую часть жизни провела с грязными караванами, собирая свое состояние. А когда она была всего лишь девочкой Нерисой, то устраивала ванные в бочках с холодной дождевой водой под крышами трущоб.
Абубенсу много хвастался видом дома, восхваляя детскую, переделанную в точном соответствии с пожеланиями хозяйки, но ни словом не помянул ванную комнату. Когда же Нериса открыла для себя ее, то неистово возблагодарила того бога, что создал такую роскошь.
Нериса взялась за огромную губку, плавающую на поверхности воды. С полочки она достала искусно сделанную бутылочку с маслами для принятия ванн — один из подарков, что прислали ей те гости, которых она любезно пригласила на свой банкет. Жидкость в бутылочке была столь густого лилового цвета, что даже светилась.
Она вытащила шарообразную пробку, вылила масло на губку, заткнула бутылочку и стала наносить драгоценную благоухающую жидкость на тело. На шею, на грудь, на плоский живот, на бедра, на икры — вниз до самых кончиков ног, а затем заново вверх, пока вся не заблестела. У нее было такое ощущение, словно все ее тело оказалось обтянуто плотной теплой перчаткой.
Нериса издала еще один протяжный вздох. Она еще никогда не ощущала себя такой чистой, такой изнеженной, такой…
Ей вновь показалось, что она слышит голоса.
Она уронила губку в воду и подняла глаза. Но никого и ничего вокруг не было.
Тут она услыхала высокий пронзительный голосок и улыбнулась.
Минуту спустя вошла Скани, прижимая к боку Палимака.
— Лорд Тимур здесь, моя леди, — объявила нянечка.
— Спасибо, Скани, — ответила Нериса. — Скажи, что я выйду к нему, как только приму ванну.
Скани кивнула:
— Да, моя леди.
Нериса улыбнулась, поглядев на ребенка.
— Ну а как мой дорогой Палимак? — сказала она.
Малыш ткнул в ее сторону указательным пальцем.
— Заткнись! — сказал он.
Скани вздрогнула.
— Нельзя так разговаривать с матерью, — нахмурилась она.
Палимак вновь вытянул палец, но указывая ниже.
— Заткнись! — сказал он сердито.
— Тише, дитя! — проговорила Скани. — Молодой ты господин или нет, а только старая Скани спустит тебе шкуру с задницы, если ты так будешь говорить.
— Не обращай на него внимания, — сказала Нериса. — Он просто старается быть на виду. Если мы не будем обращать на него внимание, он перестанет.
Но Скани огорчилась. Это был удар по ее искусству воспитательницы.
— Понятия не имею, где он мог нахвататься таких слов, моя леди! — сказала она. — Уж я-то точно таких слов не употребляю.
— Заткнись! — вмешался Палимак. Он так завертелся, что Скани была вынуждена опустить его на пол и позволить встать на ножки.
— Прекрати, Палимак! — воскликнула Скани. Но ребенок не обратил на нее внимания. Встав на четвереньки, он двинулся по влажному мраморному полу и остановился, только добравшись до ванны.
Глаза его засветились желтым, когда взгляд упал на бутылочку с маслом для ванн.
— Заткнись! — потребовал он.
Он хлопнул ладошкой по бутылке, и та покачнулась.
— Заткнись, заткнись, за-аткнис-сь!
И тут, к потрясению обеих женщин, он так наподдал бутылочке, что та полетела с края ванны.