Например, Элмер и Пит Циммерманы, относятся к этому вполне серьезно.
Если это существо – человек, или зверь, или кто бы это ни был – отправится в этом месяце на охоту, собаки учуют его запах. Преподобный Лоу слышал, как Элмер две недели назад говорил это в парикмахерской. А если оно – или он – не выйдет на охоту, то тогда мы, может быть, спасем чью-то жизнь. Или по крайней мере чью-то живность.
Да, некоторые из них – может быть, десяток, может, два – относятся к охоте на оборотня серьезно. Однако не они беспокоят Лоу, вызывая неведомое до сих пор чувство тревоги, как будто его загнали в угол.
И все это из-за записок – самая длинная состоит из двух предложений, – написанных старательным детским почерком, иногда даже с орфографическими ошибками.
Лоу смотрит на письмо, пришедшее сегодня. Адрес на конверте написан той же детской рукой:
Преподобному Лоу, баптистская церковь, Таркерз-Миллз, Мэн 04 491.
Опять это странное ощущение… Так, должно быть, чувствует себя лиса, которую собаки сумели обложить со всех сторон. Выхода нет. Инстинктивно в этот момент лиса оборачивается и обнажает зубы, готовясь вступить в безнадежную схватку с собаками, которые непременно разорвут ее на куски.
Преподобный Лоу плотно закрывает дверь и входит в гостиную, где торжественно тикают старые часы. Он садится, аккуратно кладет религиозные циркуляры на стол, который миссис Миллер протирает два раза в неделю, и открывает новое письмо. Как и в прежних, в нем нет обращения. Как и прежние, оно не подписано. Посередине листка, вырванного из школьной тетради, написано предложение:
Почему бы тебе не покончить жизнь самоубийством?
Преподобный Лоу подносит руку ко лбу – она слегка дрожит. Другой рукой Лоу мнет листок и кладет его в большую стеклянную пепельницу, стоящую в центре стола, – преподобный Лоу принимает прихожан у себя дома, и некоторые из них курят. Из кармана домашнего свитера, который он чаще всего надевает по субботам, Лоу Достает коробок спичек, поджигает письмо – так же, как поджег остальные, и смотрит, как оно горит.
Преподобный наконец стал познавать самого себя. Это происходило постепенно. После майского кошмара, в котором все собравшиеся на службу в честь Дня старого дома превратились в оборотней, и после того, как преподобный Лоу обнаружил выпотрошенное тело Клайда Корлисса, он начал понимать, что с ним творится что-то… ну, неладное. Он не знал тогда, в чем дело. Просто чувствовал: что-то неладно. Но Лоу ясно осознавал, что иногда по утрам, особенно в периоды полнолуния, он просыпается и чувствует себя очень хорошо, чувствует себя очень бодрым и очень сильным. Он заметил, что это ощущение ослабевает по мере уменьшения луны и вновь усиливается по мере роста луны новой.
После того кошмарного сна и смерти Корлисса преподобный вынужден был обратить внимание и на кое-что другое – на то, что до сих пор игнорировал, – на грязную и порванную одежду, на царапины и ссадины, о происхождении которых Лоу ничего не знал. В отличие от обычных синяков и ссадин они не болели, о них было легко забыть, если просто не думать о них. Точно так же он не обращал внимания на следы крови, которые обнаруживал на своих руках… и губах.
Потом, пятого июля, все изменилось: Лоу проснулся слепым на один глаз. Как и синяки со ссадинами, рана не болела, но вместо левого глаза он обнаружил выжженную глазницу, всю в запекшейся крови. И внезапно преподобный понял: это он оборотень, это он Зверь.
В последние три дня Лоу испытывал знакомые ощущения: сильное беспокойство, почти приятное возбуждение, ощущение напряжения во всем теле. Это наступает снова – вот-вот он превратится в чудовище. Сегодня полнолуние, и охотники со своими собаками будут рыскать повсюду. Ну что же, это ничего не меняет. Он умнее, чем они думают. Они говорят о человеке-волке, но считают его скорее волком, чем человеком. Они могут разъезжать на своих пикапах, и он тоже может сесть за руль своего маленького седана марки «воларе». Он поедет по Портлендскому шоссе и остановится в каком-нибудь пригородном мотеле. И если произойдет превращение, то поблизости не будет ни собак, ни охотников. Их он не боится.
Почему бы тебе не покончить жизнь самоубийством?
Первое письмо пришло в начале месяца. В нем просто говорилось:
Я знаю, кто ты.
Второе гласило:
Если ты. Божий человек, уезжай из города. Отправляйся куда-нибудь в такое место, где сможешь убивать животных, а не людей.
Третье было совсем лаконичным:
Кончай с этим.
Вот как просто: кончай с этим – и все.
А теперь новое послание:
Почему бы тебе не покончить жизнь самоубийством?
Потому что я не хочу, раздраженно думает преподобный Лоу. Я об этом не просил – что бы это ни было. Меня не покусал волк и не проклял цыган. Просто так… получилось. Однажды в ноябре прошлого года я нарвал цветов для церковной ризницы – на том симпатичном маленьком кладбище на Холме Радости. Я никогда раньше не видел таких цветов… и когда я вернулся в город, они уже завяли. Они почернели – все до одного. Наверное, тогда это и случилось. Конечно, для того, чтобы так думать, нет никаких оснований… но я все равно так считаю. И я не стану кончать жизнь самоубийством. Это они животные, а не я.
Кто же пишет эти письма?
Преподобный не знает. В выходящем в Таркерз-Миллз еженедельнике о нападении на Марти Кослоу не сообщалось, а Лоу гордится тем, что никогда не прислушивается к сплетням. К тому же они с Марти придерживаются разных вероисповеданий, так что как Марти до Дня всех святых не знал о Лоу, так и тот до сих пор не знает о Марти. И преподобный совершенно не помнит о том, что происходит с ним, когда он превращается в Зверя; он только испытывает по завершении цикла блаженство, сходное с алкогольным опьянением, и беспокойство вначале.
Я Божий человек, встав, думает Лоу. Он принимается шагать взад-вперед, и с каждой минутой движется все быстрее и быстрее. В гостиной торжественно тикают старые часы.
Я Божий человек и не стану кончать жизнь самоубийством. Я творю здесь добро, а если иногда и творю зло – что ж, люди творили зло задолго до меня. Зло также служит воле Господа, как учит нас Библия. Если я проклят. Господь в свое время уничтожит меня. Все служит воле Господней… Да кто же он такой? Может, попробовать поискать? На кого напали Четвертого июля? Каким образом я (оно) потерял (потеряло) свой глаз? Возможно, надо заставить его замолчать… но не в этом месяце. Пусть сначала собаки уйдут из леса. Да…
Лоу ходит все быстрее и быстрее, низко наклонив голову, не замечая, что растительность на его лице, обычно судная – он бреется всего один раз в три дня… в другое время месяца, разумеется, – становится все более густой и жесткой, а единственный карий глаз приобретает желто-коричневый оттенок – перед тем, как ночью стать изумрудно-зеленым. Священник горбится и начинает говорить сам с собой… Его голос становится все более низким, а речь все больше напоминает рычание.
Наконец, когда на город опускаются серые ноябрьские сумерки, Лоу бросается на кухню, срывает с крючка ключи от машины и почти бегом направляется к «воларе». Улыбаясь, он мчится к Портленду и не замедляет движения, когда в лучах фар начинают плясать первые снежинки. Он чувствует, что луна где-то за облаками; это она придает ему силу; его грудь расширяется, разрывая по швам белую сорочку.
Лоу включает радио, звучит рок-н-ролл, и он чувствует себя… просто великолепно!
Возможно, то, что происходит с ним в ночи полнолуния, – наказание Господне, а может, шутка тех старых богов, которым люди поклонялись лунными ночами, находясь в безопасности, за каменными кольцами. О, это забавно, просто забавно! Незаметно добравшись до самого Портленда и вновь став Зверем, Лоу в эту снежную ноябрьскую ночь разорвет там на куски Милта Штурмфуплера, всю жизнь прожившего в Таркерз-Миллз. Возможно, это действительно перст Божий, потому что если в Таркерз-Миллз и есть первоклассное дерьмо, так это Милт Штурмфуллер. Как обычно, ночью он уехал из дома, сказав своей забитой жене Донне Ли, что уехал по делам. Однако все, что он намерен сделать, – это потискать второсортную девицу по имени Рита Тоннисон, наградившую Милга очень миленьким лишаем. А тот не замедлил передать его Донне Ли, с момента замужества даже не взглянувшей на другого мужчину.
Преподобный Лоу останавливается в мотеле под названием «Плавник» около дороги Портленд – Вестбрук, в том самом мотеле, который в эту ноябрьскую ночь выбрали для свидания Милт Штурмфуллери Рита Тоннисон.
Милт выходит из номера в четверть одиннадцатого, поздравляя себя с тем, что даже полнолуние не помешало ему уехать так далеко от Таркерз-Миллз. В этот момент одноглазый Зверь прыгает на него с заснеженной крыши пятиосного фургона и одним мощным движением отрывает голову. Последнее, что слышит Милт Штурмфуллер, – это победный рык оборотня; оторванная голова Штурмфуллера с широко раскрытыми глазами закатывается под колеса грузовика, из мгновенно ослабевших рук выпадает бутылка бурбона. Зверь утыкается рылом в его шею, из которой хлещет кровь, и начинает насыщаться.
На следующий день, возвратившись в свой дом в Таркерз-Миллз и чувствуя себя… просто великолепно, преподобный Лоу прочтет в газете сообщение об убийстве и благочестиво вздохнет. Он был плохим человеком. Все в деснице Божией.
Вслед за этим Лоу подумает:
Что за мальчик шлет мне письма? Пора это выяснить. Настало время прислушаться к сплетням.
Преподобный Лоу поправляет повязку на глазу, разворачивает другую часть газеты и думает:
Все в деснице Божией. Если Господь пожелает, я его найду. И заставлю замолчать. Навсегда.
ДЕКАБРЬ
До наступления Нового года остается пятнадцать минут. Как и во всем мире, в Таркерз-Миллз старый год подходит к концу. Как и во всем мире, старый год принес в Таркерз-Миллз определенные перемены.
Милт Штурмфуллер умер, и его жена Донна Ли, наконец освободившись от крепостной зависимости, уехала из города. Одни говорят, в Бостон, другие считают, что в Лос-Анджелес.
Какая-то женщина попыталась открыть в Таркерз-Миллз книжный магазин, но безуспешно, однако парикмахерская, универсальный магазин и пивная, слава Богу, все еще работают.
Клайд Корлисс умер, но два его никудышных брата – Элден и Эррот – по-прежнему живы и здоровы. Цээмма Хейг, которая пекла лучшие в Таркерз-Миллз пироги, умерла от сердечного приступа. Вилли Харрингтон, которому исполнилось девяносто два года, в конце ноября поскользнулся на пороге своего маленького дома на Болл-стрит и сломал бедро. Но зато по завещанию богатого дачника библиотека получила неплохое наследство, и на следующий год начнется строительство детского отделения, о котором говорили с незапамятных времен. У директора школы Олли Паркера весь октябрь шла носом кровь, и ему поставили диагноз «гипертония в тяжелой форме».
– Слава Богу, что не вытекли все мозги, – проворчал доктор, снимая с руки Олли манжету для измерения кровяного давления, и посоветовал ему сбросить килограммов двадцать. К всеобщему удивлению, Олли действительно сбросил к Рождеству двадцать из них. Теперь он выглядит совершенно другим человеком.
– И ведет себя совсем по-другому, – с порочной улыбкой говорит его жена своей близкой подруге – Делии Берни.
Брейди Кинкейд, убитый Зверем во время сезона воздушных змеев, по-прежнему мертв. А Марти Кослоу, который обычно сидел в классе позади Брейди, по-прежнему инвалид.
Все меняется, и все остается по-прежнему. В Таркерз-Миллз год кончается так же, как и начинался, – на улице завывает снежная буря, а где-то поблизости от жилья бродит Зверь, Где-то совсем неподалеку.
Марти Кослоу и его дядя Эл, расположившись в гостиной дома Кослоу, смотрят новогоднюю передачу Дика Кларка. Дядя Эл устроился на кушетке, Марти сидит в своей инвалидной коляске. На коленях Марти лежит пистолет – «кольт-вудсмен» тридцать восьмого калибра. Пистолет заряжен двумя пулями, и обе из чистого серебра.
У дяди Эла есть друг в Хэмпдене, Мак Маккатчеон, он их и отлил. Поворчав немного, этот Мак Маккатчеон расплавил на пропановой горелке серебряную конфирмационную ложку Марти и точно отмерил количество пороха, необходимое для того, чтобы пуля не кувыркалась в полете.
– Я не гарантирую, что они сработают, – сказал дяде Злу его приятель, – но это вполне возможно. Кого ты там собрался убивать, Эл? Оборотня или вампира?
– Обоих, – ухмыляясь, ответил Эл. – Вот почему я попросил тебя сделать две пули. Кроме того, там поблизости часто бродила баньши, но ее отец недавно умер в Северной Дакоте и духу пришлось срочно улететь туда на самолете. – Они посмеялись, и затем Эл добавил: – Это для моего племянника. Он сходит с ума по фильмам ужасов, и эти пули будут для него хорошим рождественским подарком.
– Ну, если он влепит одну пулю куда-нибудь в перегороди, принеси деревяшку сюда, – попросил его Мак. – Мне бы хотелось посмотреть, что из этого получится.
***
По правде говоря, дядя Эл не знает, что и думать. После третьего июля он не видел Марти и не был в Таркерз-Миллз. Как и предсказывал Эл, его сестра, мать Марти, узнав о фейерверке, просто взбесилась.
– Его ведь могло убить, ты, тупая задница! Как ты только до такого додумался? – кричала она в телефонную трубку.
– Так ведь именно фейерверк его и спас… – начал было Эл, но в трубке раздался резкий щелчок.
Связь прервана. У него взбалмошная сестра, и уж если она не желает о чем-то слышать, то и не станет этого делать.
Потом, в начале декабря, позвонил Марти.
– Мне нужно тебя видеть, дядя Эл, – сказал Марти. – Ты единственный, с кем я могу поговорить.
– Я разругался с твоей мамой, парень, – ответил Эл.
– Это очень важно, – умоляюще произнес Марти. – Ну пожалуйста. Пожалуйста!
***
Эл приехал, стойко встретив неодобрительное молчание сестры. В один из холодных, ясных декабрьских дней он повез Марти на своей спортивной машине кататься, осторожно усадив мальчика на пассажирское сиденье. Только на этот раз обошлось без бешеной гонки и дикого смеха: Марти говорил, а дядя Эл слушал. И слушал с нарастающим беспокойством.
Марти начал с того, что рассказал Элу о замечательном фейерверке и о том, как выбил глаз чудовищу с помощью пачки петард «Черная кошка». Потом он поведал ему про Хэллоуин и преподобного Лоу. Затем сообщил дяде Элу, что начал посылать преподобному Лоу анонимные письма… да, анонимные, за исключением двух последних, отправленных после убийства Милта Штурмфуллера в Портленде. Эти он подписал так, как учили на уроках, английского:
Искренне Ваш, Мартин Кослоу.
– Не следовало посылать этому типу письма, даже анонимные! – резко сказал дядя Эл. – Господи, Марти! А тебе не приходило в голову, что ты можешь ошибиться?
– Конечно, приходило, – ответил Марти. – Вот почему я подписал последние два письма. Ты, наверное, спросишь меня, что произошло потом? Думаешь, он позвонил моему отцу и рассказал, что я прислал два письма, в одном из которых предложил ему покончить жизнь самоубийством, а в другом пообещал, что мы с ним скоро покончим?
– Он этого не сделал, не так ли? – спросил Эл, заранее зная ответ.
– Нет, – тихо ответил Марти. – Он не стал говорить с моим папой, не стал говорить с моей мамой и не стал говорить со мной.
– Марти, ведь, может быть сотня причин, чтобы…
– Нет. Только одна. Он оборотень, он Зверь. Это он, и он дожидается полнолуния. Пока остается преподобным Лоу, он не может ничего сделать. Но в качестве оборотня он способен на многое. Он может заткнуть мне рот. – Марти сказал это так хладнокровно, что почти убедил Эла.
– Так что же ты хочешь от меня? – спросил Эл.
И Марти сказал, чего хочет. Ему нужны две серебряные пули, пистолет, чтобы ими стрелять, и кроме того, необходимо, чтобы дядя Эл приехал сюда на Новый год, когда наступит полнолуние.
– Я этого не сделаю, – ответил дядя Эл. – Марти, ты хороший мальчик, но ты начал сходить с ума. Если ты как следует все обдумаешь, то согласишься со мной.
– Может быть, – кивнул Марти. – Но подумай, как ты себя будешь чувствовать, если первого января тебе позвонят и скажут, что я лежу в своей постели мертвый, разорванный на куски? Ты хочешь, чтобы это было на твоей совести, дядя Эл?