Августин прошел совсем немного и увидел, что и впрямь это светит желтый бумажный фонарик со свечкой внутри. И светит он над входом в прекрасный сад.
На ветвях деревьев, на камнях, разложенных причудливыми грудами, на скамейках и фонтанах – всюду лежал легкий, девственно-чистый, пушистый снег.
Августин вошел в сад, и вокруг него поднялась метель. Она была почти незаметной и невесомой, но, почувствовав прикосновение снежинок к лицу, Августин ощутил в сердце давно забытое чувство счастья. Он хотел сказать: «Благодарю Тебя, Господи», но промолчал. Теперь он не был уверен в своем Боге. И знал, что Бог совсем не уверен в нем, в Августине.
На одной из скамей сидела женщина и что-то плела из белых пушистых ниток. Лицо женщины было скрыто белой вуалью, да и вся одежда словно состояла из снега и льда.
– Сядь у моих ног, страдалец, – тихо сказала женщина на латыни.
– К милости твоей взываю, госпожа, – произнес Августин, опускаясь на колени. Странно, снег совсем не холодил, он был тёпл и нежен, как птичий пух.
– Как может просить милости тот, кто сам никогда никого не миловал при жизни? – Голос женщины стал еще тише, и она наклонила голову над своим рукодельем.
– Всё, что я творил, я творил исключительно из милосердия, – сказал Августин.
– Ты не раскаялся, – качает головой женщина. – Уходи. Уходи туда, где терзает тебя твоя судьба.
И Августин видит, как гаснут краски снегового сада. Что-то сжимает его грудь, и он просыпается.
– Господин, уже раннее утро, – почтительно склонившись, сказал ему вчерашний юноша. – Вы сами велели вас разбудить…
Августин перевел дыхание. Слава богу, он еще жив! Всё, что он видел, было сном, одним из многочисленных ужасных снов, терзающих его сердце, но всё-таки не приносящих вреда.
– Я уже заложил повозку, господин. Угодно ли вам сначала вкусить пищи?
– Нет. Этот ваш рис просто невыносим. Крысы и те его есть не станут. Подай мне одеться.
– Но вы уснули одетым, господин.
– И верно. Идем.
Юноша проводил отца Августина до небольшой повозки-курумы. Августин уселся в повозку, юноша исполнял роль возницы. Повозка тронулась. Была она неудобная, тряская, но отца Августина это не беспокоило. Он всё еще находился под впечатлениями своего сна. А еще он думал о том, не подвело ли его чутье. Окажется ли она в той деревушке, куда он сейчас направляется? Он ищет ее почти со страстью влюбленного! Ищет, но для чего?
Разве она сможет его освободить?
Или это он должен освободить ее?
В дороге прошел целый день. Отец Августин не обращал внимания на пробегающие мимо рисовые поля, маленькие селения, храмы и разрушенные кумирни. Он слишком был сосредоточен, для того чтобы любоваться видами. Да и некрасива эта убогая Япония, непривычна она взгляду европейца.
Когда на землю опустились хмурые сумерки, повозка прибыла в деревню. Здесь ее не встретили любопытные – любопытство считается неприличным. Что ж, оно и правильно.
– Куда вы желаете, господин? – спросил заморенный юноша. – Здесь есть постоялый двор.
– Да, отвези меня пока на постоялый двор.
Постоялый двор был беден, но опрятен. Рядом находился небольшой чайный домик, и юноша сказал, что гостей там обслуживают две гейши – пожилая и молодая, обе очень приличные и хорошо воспитанные.
Хозяин постоялого двора встретил приезжего вежливо, но настороженно – всё-таки чужеземец, а чужеземцев в последнее время не очень-то жалуют. И что могло понадобиться чужеземцу в их глухой деревушке?
Отцу Августину отвели скромную и тщательно убранную комнату. Он устало сел на дзабутон. Целый день у него не было ни крошки во рту, но тем не менее голода он не испытывал. Он просто сидел и ждал.
Ждал, когда придет она.
Придет или даст о себе знать каким-нибудь своим ведьмовским способом.
Он услышал легкий стук в бамбуковую перегородку. Нежный женский голос спросил по-японски:
– Господин разрешит мне войти?
– Входите, – ответил Августин. – Входите, кто бы вы ни были.
Сёдзи раздвинулись, и в дверном проеме на колени грациозно опустилась совсем юная девушка с подносом в руках.
– Я не заказывал еды, – сказал Августин.
– Это угощение от хозяйки, – сказала девушка, проползая в комнату на коленях. – Не побрезгуйте, господин.
– Хорошо. Что это?
– Подогретое саке, господин. И моти, рисовые лепешки. Они очень вкусные.
Девушка поставила поднос на маленький столик перед дзабутоном и принялась ухаживать за отцом Августином: налила ему в крошечную чашечку саке палочками подала кусочек лепешки.
От выпитого саке у Августина слегка закружилась голова. Нет, он не захмелел, он оставался вполне трезв, но вот сознание почему-то стало раздваиваться…
– Послушай, – сказал он девушке, хлопочущей над кувшинчиком с саке. – Почему же она не приходит?
Девушка посмотрела на него непонимающе, а потом вдруг улыбнулась. И теодитор увидел, как черты ее лица начали плавиться, принимая новый облик.
– Я пришла, – сказала Безымянная Ведьма. – Просто ты не узнал меня, теодитор. А ведь прошло совсем немного лет с момента нашей первой встречи. Что же будет, когда протекут столетья?
– Я не собираюсь жить так долго, – сказал отец Августин.
– Это уже решено за тебя, – пожала плечами ведьма. – Ты ведь связал себя со мной. Навсегда. До тех пор, пока один из нас не погибнет или…
– Или?
– Или не передумает. Ты всё еще жжешь невинных женщин и детей, Августин?
– Они не невинны. Костер очищает их от греха и скверны.
– Замечательно. Теперь ведь ты на себе испытываешь благотворное действие всякого костра, не так ли?
– Так. Это сделала ты своими чарами!
– Конечно. Но не будем говорить попусту. Ты согласен на сделку со мной? Условия прежние. Я обещаю тебе благое могущество, а ты мне – отказ преследовать ведьм.
– Нет, – стиснул зубы отец Августин. – Я не пойду с тобой на дьявольскую сделку.
– Ты глуп, о как ты глуп, – сказала Безымянная Ведьма. – Пойми, ваша инквизиция не вечна. Не вечен «Молот ведьм». Не вечны костры… Пройдут годы, может, века, и люди научатся не жечь себе подобных. Всё будет решаться… цивилизованно.
– В таком случае я хочу быть бессмертным. Чтобы напоминать людям, что ведьмы – это ведьмы.
– Благое намерение. Кажется, именно благими намерениями вымощена дорога в ад?
– Не знаю, я не был в аду. Хотя ты насылаешь на меня такие сны…
– А, тебе понравилось? Я умею сделать так, что человек не сможет спать спокойно. Могу насылать на тебя еще и похотливые сны, где ты будешь блудодействовать с тысячей женщин сразу. Справишься? А впрочем, я повторяюсь, ты же болен… Слушай, а хочешь, я исцелю твою болезнь. Сразу станешь обычным, полнокровным, сильным мужчиной. Может быть, тогда у тебя исчезнет желание уничтожать ведьм, а появятся желания совсем иные? Ладно, я заболталась. Итак, ты снова отказываешься от сделки.
– Да.
– Тогда зачем ты меня искал? Я ведь чувствовала, всё время чувствовала, как ты меня ищешь.
– Я нашел тебя, чтобы предать суду моего Бога.
Ведьма комически закатила глаза:
– Ты неисправим! Ты действительно уверен, что сможешь сжечь меня на костре?!
– Если ты ведьма, то ты сгоришь.
– Интересный софизм. Послушай, теодитор, а ты никогда не задумывался над тем, кто такие ведьмы? Откуда они взялись?
– Я это и так знаю, – ответил Августин. – Об этом говорится в «Молоте ведьм». Вы безбожные существа, заключившие сделку с темными силами и отрекшиеся от Господа. Вы исповедуете еретические и богомерзкие учения, насылаете чары, губите людей и скот…
– Погоди. Среди тех, кого ты сжег, много ли было настоящих ведьм?
– Они все были ведьмами. Они все в этом признались.
– После пыток. Пытка – это не способ добиться правды, Августин. Знаешь, что я тебе скажу: иногда вы, мужчины, сжигаете женщин лишь потому, что женщины красивы. Вы просто не можете справиться с силой собственной похоти! Разве не так?!
– Похоть в мужчине разжигает женщина.
– Это естественно.
– Нет, это мерзко пред очами Господа.
– О, как трудно говорить с тобой, Августин! Ты, не познавший ни одной женщины, всех нас огульно считаешь ведьмами. Ведь так? Для тебя что женщина, что ведьма – всё едино.
– На небесах разберут, праведницей была женщина или грешницей.
– Угу. А ты, значит, помогаешь вознестись на небеса?
– Да.
– Ты утомил меня, Августин. Итак, ты отказываешься от сделки. Ты хочешь, верно, схватить меня? Так что ж ты медлишь? Где твоя сила?
Ведьма протянула отцу Августину тонкую руку, по запястью которой змеился драгоценный браслет.
Отец Августин коснулся этой руки.
И ему показалось, что он ослеп и прозрел одновременно.
Утром его, едва дышащего, нашел хозяин постоялого двора. У Августина был жар, он бредил, без конца повторяя молитвы на латыни…
В деревне была только одна женщина, которая могла выходить больного, – старая гейша из чайного домика. Она и стала лечить чужеземца травами и отварами. Ей помогала молоденькая гейша – та самая, что принесла чужеземцу саке в памятный вечер.
Некоторое время спустя отец Августин поправился. Благодаря целебным отварам силы вернулись к нему. Но если раньше он был немногословен, то отныне его лицо словно олицетворяло аллегорическую маску Молчания. Он отдал оставшиеся у него деньги выходившим его женщинам и вернулся в Нагасаки. Там он пробыл недолго – указом микадо Хидэёси иностранцы, проповедующие христианство, изгонялись из пределов Японии. Отец Августин сел на корабль и, когда корабль отошел от японских берегов, даже не послал этой загадочной стране прощального взгляда. У него побаливала рука – та самая, которой он взял руку Безымянной Ведьмы. И еще он стал гораздо меньше спать, проводя время в усердных молитвенных бдениях.
Его, возможно, ждали в Ватикане. Но в Ватикан он не вернулся. Его след вообще затерялся на земле, как теряются следы тысяч и тысяч людей, подхваченных ветром судьбы.
Глава 8
ПРИШЕЛЕЦ
Некоторое время все молча смотрели на пришельца. Марина при этом тихо постанывала, склонив голову на плечо Юли – странные пертурбации с окружающим миром не прошли бесследно для ее вестибулярного аппарата.
– Ребята, что это было? – тихо спросила Юля, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Я бы назвал это сдвигом пространственно-временного континуума, – подал голос Данила. – Но это как-то по-детски звучит, дамы и господа.
– Нет, это не сдвиг, – поднялся Вадим. До этого он просто лежал ничком. Он оправил свою рубашку так, словно она была из драгоценного шелка. – Это выброс силы.
– Магической? – уточнил Данила.
– Не похоже. Но и на обычное чудо это не похоже тоже.
– Люди, – подал голос Игорь, – а вы заметили, что у нас гость?
И теперь все снова, что называется, обратили взоры к пришельцу. Был он высок, худощав, одет во всё черное и несколько старомодное. Плечи его окутывало что-то наподобие большого шарфа в темную клетку. Пришелец постоял немного, а затем сел у гаснущего костра.
– Добрый вечер, сударь, – сказал напряженным голосом Владислав. – Решили погреться у нашего огонька?
Пришелец молчал, словно вслушиваясь в какое-то дальнее эхо. Затем сказал голосом, будто вылепленным из пластилина:
– Мне холодно. Могу я погреться у вашего огня?
– Огонь принадлежит всем, – философически ответствовал Данила. – Грейтесь, сударь.
– Я принесу еще хворосту, – поднялся Игорь. – А то костер совсем гаснет.
Он провозился недолго и возвратился с охапкой сухих веток. Бросил их в костер. Тот весело и ярко вспыхнул, затрещал, разгоняя тьму, испуг и неловкую скованность.
– Так-то лучше, – сказал Игорь. Лицо его было почти алым от отблесков костра.
Он перестал смотреть на незнакомца, протянувшего худые длинные пальцы к огню, подошел к девушкам:
– Юля, что с Мариной?
– Кажется, ей нехорошо.
– У меня голова раскалывается, – простонала Марина. – Будто туда железный клин вбили. Ни у кого анальгина нет?
– Анальгин – прошлый век, – подал голос Ши Юйкань. – Минуту, погодите.
Он метнулся к своему мотоциклу, порылся в сумке и вернулся с блестящей пластиковой коробочкой. Отвинтил крышку, высыпал на ладонь пару ярко-розовых капсул. Протянул Марине:
– Клади под язык.
– Что это?
– Новейшее обезболивающее. Любая боль пройдет мгновенно.
– Как называется?
– Да какая тебе разница?
– Я неизвестное лекарство пить не буду! – заупрямилась Марина.
– Юйкань, скажи уж ей, – пробормотал Игорь. – Она ж упрямая, как запрещающий знак.
– Эти таблетки делает наша местная целительница Дуняша Шанкара-Тхеравада, – сказал Юйкань. – Они из разных трав. Лекарственных. Действуют моментально, потому что Дуняша их еще и заговаривает. На себе испытывал – эффект потрясающий. Так что бери.
– Ладно, – сдалась Марина. – Но если мне будет плохо…
– Я отрежу себе уши, – пообещал Ши Юйкань.
И снова все замолчали и посмотрели на пришельца. Он так и сидел, протянув руки к костру и неотрывно глядя на огонь.
– Сударь, – осмелился обратиться к нему Игорь, – как вы себя чувствуете? Может быть, хотите воды?
– Нет. Скажите, в какой я стране?
– В России. Кхм. Странно, что вы об этом спрашиваете, да еще на прекрасном русском языке.
– Язык… Да, я не почувствовал, как изменился язык, – покивал головой пришелец. – А ведь должен был. Значит, Россия. Да, здесь я еще не бывал. Какой сейчас век?
– Двадцать первый.
Пришелец побледнел и что-то прошептал. Что-то похожее на латынь, разобрал Игорь.
– Здесь рядом есть какое-нибудь жилище? – спросил пришелец. – Село или…
– В десяти минутах езды отсюда город Щедрый.
– Щедрый?
– Да, такое название.
– Я понимаю. Послушай, вампир…
Вадим резко вскинул голову. В его глазах блеснуло алое пламя.
– Откуда вы знаете, что я вампир?
– Неважно. Послушай, вампир, в этом городе много нежити? Много таких, как ты? Много ведьм?
– Какое вам дело? – вскинулся Вадим. Глаза его просто полыхали. – Кто вы такой, чтоб об этом спрашивать?
– Я – защищающий Бога, – сказал пришелец. – Мое дело – защищать имя Божье от таких тварей, как ты и тебе подобные. Слава Небесам! Я недаром здесь оказался.
– Вы знаете, – вмешался Игорь, – у нас в городе хороший психиатр работает. Он помогает пройти реабилитацию тем, кто слишком болезненно воспринимает паранормальные явления. Вам телефон сказать?
Пришелец встал и плюнул в огонь:
– Стыжусь и жалею, что сидел у вашего бесовского костра. Да простится мне этот грех! Если среди вас есть человек, а не грязная нежить, то пусть он отведет меня в город.
– Люди среди нас есть, – подал голос Игорь, и чувствовалось, что он еле сдерживается. – Но провожать вас никто не станет. Вон видите дорогу? Да, совершенно верно. Идите по ней, всё прямо и прямо, и наконец выйдете в город. А там сориентируетесь. Только в гостинице «Цепеш» останавливаться не рекомендую – ее содержат вампиры. По вашим словам, грязная нежить.
Юля во все глаза смотрела на странного незнакомца. И почему-то чувствовала, что в ней растет непонятная ярость по отношению к нему. Ярость, полыхающая, как костер.
– Убирайтесь! – вдруг крикнула она незнакомцу. – Подите вон, святоша! Вы осквернили наше пламя, и вы заслуживаете, чтоб вас наказали! Луна-бледнота, Улианы сестра, пошли ему страсти, обморочной напасти, пошли ему тошноты, пошли ему дурноты! Как он плюнул, так пусть в него плюют. Слово мое крепко!
– Опа, – тихо высказался Владислав. – Ничего себе.
А пришелец только улыбнулся Юле жуткой нечеловеческой улыбкой:
– Такая юная, такая прелестная – и уже ведьма. Ничего, скоро грядет над тобой суд, девочка.
И незнакомец зашагал по дороге, которую ему указал Игорь.
Все долго смотрели ему вслед. Смотрели до тех пор, пока его костлявая фигура не смешалась с мраком.