У желтой ленты, обтягивающей место преступления, их поджидали Харкер и Фрай.
Дабы показать, что этим делом должны заниматься он и Карсон, Майкл сказал: «Вчерашний собиратель кистей сегодня переключился на сердца».
Фрай выглядел неважно. Побледнел, как полотно. Потирал рукой толстый живот, словно съел на завтрак что-то несвежее.
– Просто счастье, что вы ведете это дело. Лично я потерял к нему всякий интерес.
Если Харкера тоже перестало интересовать это расследование, то по причинам, отличным от тех, что мог бы привести Фрай. Лицо его оставалось красным, как и всегда, в глазах читался вызов.
Он провел рукой по выбеленным солнцем волосам.
– Мне представляется, что тот, кто ведет это дело, оказался в шкуре канатоходца. Одна ошибка – и пресса спустит его в унитаз.
– Если эти слова предлагают сотрудничество вместо соперничества, мы его принимаем, – ответил Майкл.
Карсон в отличие от Майкла еще не могла простить этой парочке прежние попытки поучаствовать в расследовании, но спросила:
– Кто жертва?
– Ночной охранник, – ответил Харкер.
Если Фрай остался на месте, то Харкер поднырнул под желтую ленту и повел их в дальний конец прохода между стеллажами, к углу, за которым начинался новый проход между такими же высокими, до потолка, стеллажами.
На первом от угла стеллаже висела табличка «АБЕРРАЦИОННАЯ ПСИХОЛОГИЯ». Еще в тридцати футах лежал мужчина. На спине. Выглядел он как хряк, которого уже наполовину разделали на бойне.
Карсон вошла в новый проход, но остановилась в отдалении от трупа, чтобы не вступить в кровяное пятно на полу, которое еще не успели обследовать эксперты.
Оглядывая место преступления и планируя порядок его осмотра, Карсон услышала за спиной голос Харкера: «Похоже, он вскрыл грудную клетку, как заправский хирург. Профессионализм налицо. Этот парень носит с собой полный набор инструментов».
Майкл встал вровень с Карсон.
– По крайней мере, мы можем исключить самоубийство.
– А выглядит почти как самоубийство, – задумчиво пробормотала Карсон.
– Слушай, давай вспомним основной принцип нашей совместной работы. Ты руководствуешься законами логики.
– Была борьба, – заметил Харкер. – С полок сброшены книги.
Действительно, на полу лежали примерно двадцать книг, между ними и трупом. Ни одной раскрытой. Некоторые одна на другой.
– Слишком аккуратно, – возразила Карсон. – Такое ощущение, что книги просматривали, а потом откладывали в сторону.
– Может, доктор Джекиль[14] сидел на полу, изучая собственное безумие, – вставил Майкл, – когда на него наткнулся охранник.
– Посмотрите на влажную зону. – Карсон вскинула руку. – Кровь только около тела. На книгах практически ничего. Никаких признаков борьбы.
– Никаких признаков борьбы? – В голосе Харкера слышалась насмешка. – Скажи это вон тому парню, оставшемуся без сердца.
– Оружие в кобуре, – указала Карсон. – Он даже не вытащил пистолет, не то что не выстрелил.
– Хлороформ со спины, – предположил Майкл.
Карсон не ответила. Этой ночью безумие проникло в библиотеку, прихватив с собой саквояж с хирургическими инструментами. Она слышала мягкие шаги безумия, слышала его медленное тихое дыхание.
От запаха крови жертвы в душе Карсон шевельнулся страх. Что-то неординарное было в этой сцене, что именно, сформулировать она еще не могла, что-то беспрецедентное, еще не встречавшееся в ее практике, столь неестественное, что тянуло на сверхъестественное. И воздействовало это сверхъестественное прежде всего на ее эмоции, а не на рассудок. Дразнило, предлагая увидеть, в чем же тут дело, понять.
А стоявший рядом Майкл прошептал: «Самое время призвать ведьмино чутье».
Во рту у Карсон пересохло, руки вдруг стали ледяными. Она знала, что такое страх. Могла бояться, но при этом оставаться профессионалом, знающим, что и как нужно делать. Иногда страх усиливал ее умственные способности, позволял ярче и четче оценить ситуацию.
– Такое ощущение, что бедняга просто лежал на полу и ждал, пока его разрежут. Посмотрите на его лицо.
Действительно, глаза раскрыты, само лицо расслаблено, не перекошено ужасом или болью.
– Хлороформ, – повторил Майкл.
Карсон покачала головой.
– Он был в сознании. Обратите внимание на глаза. На рот. Его не «вырубили». Посмотрите на его руки.
Левая рука лежала ладонью вверх, с растопыренными пальцами, что указывало на применение успокоительных препаратов.
Но вот правая была сжала в кулак. Если бы использовался хлороформ, она бы ничем не отличалась от левой.
Свои наблюдения Карсон записала в блокнот, после чего спросила: «Так кто нашел тело?»
– Библиотекарь утренней смены, – ответил Харкер. – Нэнси Уистлер. Она в женском туалете. Не может выйти оттуда.
Глава 16
Женский туалет благоухал дезинфицирующим средством с запахом сосны и ароматом духов «Белые бриллианты». Первое использовала уборщица, источником второго была Нэнси Уистлер.
Молодая симпатичная женщина, в облегающем ярко-желтом летнем платье, разительно отличающаяся от стереотипного образа библиотекарши.
Она склонилась над одной из раковин, сложив ладони лодочкой, набирала в них холодную воду, полоскала рот, выплевывала.
– Уж извините, что я такая растрепанная.
– Нет проблем, – заверила ее Карсон.
– Боюсь выйти отсюда. Всякий раз, когда я думаю, что рвотных позывов больше не будет, меня опять начинает рвать.
– Нравится мне эта работа, – сказал Майкл.
– Полицейские, которые осматривали здание, доложили мне, что следов взлома нет. Вы уверены, что входная дверь была заперта, когда утром вы пришли на работу? – спросила Карсон.
– Абсолютно. Два врезных замка, дверь была закрыта на оба.
– У кого еще есть ключи?
– У десяти человек. Может, у двенадцати, – ответила Нэнси Уистлер. – Не думаю, что смогу сразу назвать фамилии.
Карсон знала, что не следует слишком давить на свидетельницу, которая еще не отошла от встречи с окровавленным трупом. Ни к чему путному это привести не могло.
– Отправьте мне по электронной почте список владельцев ключей. Как только сможете.
– Конечно, хорошо, я понимаю. – Лицо у нее перекосилось, детективы уже решили, что библиотекаршу вновь вырвет, но обошлось. – Господи, он был настоящей жабой, но определенно такого не заслуживал. – Заметив удивленно поднявшиеся брови Майкла, добавила: – Бобби Оллвайн. Охранник.
– Которого вы назвали жабой? – уточнил Майкл.
– Он всегда… смотрел на меня, говорил какие-то неуместные слова. Взял в привычку незаметно подходить ко мне.
– Сексуальные домогательства?
– Нет. Ничего такого он себе не позволял. Но вел себя очень странно. – Она покачала головой. – И ради развлечения ходил по похоронным бюро.
Карсон и Майкл переглянулись.
– Послушайте, а кто не ходит? – переспросил Майкл.
– Ходил на вынос тела, – пояснила Нэнси. – На мемориальные службы. И покойников этих он знать не знал. Два, а то и три раза в неделю.
– Почему?
– Говорил, что ему нравится смотреть на мертвецов, лежащих в гробах. Говорил… его это успокаивает. – Она выключила воду. – Бобби был чокнутым. Но… зачем кому-то понадобилось вырезать ему сердце?
Майкл пожал плечами.
– Сувенир. Сексуальное удовлетворение. Обед.
Лицо Нэнси исказилось, она зажала рот рукой, метнулась в кабинку.
– Мило. – Карсон сурово глянула на Майкла. – Очень мило.
Глава 17
Облупившаяся краска, отваливающаяся штукатурка, заржавевшее железо изгороди, плющ, пожелтевший от жары, плесень, прижившаяся в многочисленных трещинах бетонной дорожки. На лужайке с проплешинами не хватало лишь таблички со словами: «КВАРТИРЫ ВНАЕМ. ТОЛЬКО ДЛЯ НЕУДАЧНИКОВ».
Собственно, табличка на лужайке стояла, но с первыми двумя словами. Остальные три дописало воображение Карсон после того, как она припарковалась у тротуара и пригляделась к дому.
Помимо таблички, лужайку украшала стайка из семи розовых фламинго.
– Готов поставить мой зад, где-нибудь найдется и пара пластмассовых гномов, – фыркнул Майкл.
Кто-то разрисовал четырех фламинго в яркие, тропические цвета, зеленый и желтый, словно надеясь, что от перемены цвета фигурки эти станут не столь абсурдными. Кое-где верхний слой краски облупился: там проглядывала розовизна.
Странное впечатление производил этот дом, и не потому, что его не поддерживали в надлежащем состоянии. Судя по всему, он был идеальным пристанищем для тех, кого в обществе считали чудиками, вроде того же Бобби Оллвайна, лишившегося сердца. Их так и тянуло сюда, в компанию себе подобных, здесь они не привлекали внимания.
Небритый старик стоял на коленях на второй ступеньке крыльца, чинил одну из стоек перил.
– Простите, пожалуйста, вы здесь работаете? – спросил Майкл, показывая старику свое удостоверение.
– Не больше, чем должен. – Старик оценивающе оглядел Карсон, но обратился к Майклу: – Кто она?
– У нас в конторе тот самый день, когда можно привести на работу сестру. Вы тут техник-смотритель?
– Этой развалюхе техник-смотритель не положен, но я чиню, что могу. Вы пришли посмотреть квартиру Бобби Оллвайна?
– Новости распространяются быстро.
Положив отвертку, старик поднялся.
– Хорошие новости – да. Следуйте за мной.
Внутри их ждала темная, душная, дурно пахнущая лестница.
От старика тоже пахло не очень, и, когда они поднимались следом за ним на второй этаж, Майкл сказал: «Больше не буду жаловаться насчет своей квартиры».
У двери с табличкой «2D» старик достал из кармана мастер-ключ.
– Слышал в новостях, что ему вырезали печень.
– Сердце, – поправила его Карсон.
– Еще лучше.
– Вам не нравился Бобби Оллвайн?
Старик повернул ключ в замке, открыл дверь.
– Практически его не знал. Но теперь его квартира будет стоить на пятьдесят баксов дороже. – Увидев на их лицах недоумение, пояснил: – Есть люди, которые согласны за это доплатить.
– Кто? – полюбопытствовал Майкл. – Семейка Аддамс[15]?
– Просто люди, которые хотят, чтобы у квартиры была история.
Карсон переступила порог, а когда старик хотел последовать за ней, Майкл мягко его придержал.
– Мы позовем вас, когда закончим.
Пусть Оллвайн, уходя, и опустил жалюзи, в комнате царил слишком уж густой сумрак, учитывая яркость солнца.
Карсон нашла выключатель, включила люстру под потолком.
– Майкл, ты только посмотри.
В гостиной стены и потолок выкрасили черным. Черными были полы, плинтуса, двери и дверные коробки, рамы. Даже жалюзи.
Мебель ограничивалась креслом, обитым черным винилом, которое стояло по центру комнаты.
Майкл закрыл за собой дверь.
– Слушай, а Марта Стюарт[16] по совместительству не занимается дизайном жилых помещений?
Окна были закрыты, кондиционер отсутствовал. В жарком, влажном воздухе стоял сладковатый запах.
– Что это за запах? – спросила она.
– Лакрица.
Густой, сладкий, облепляющий… Точно – это запах лакрицы. Вроде бы приятный, но тут он вызывал у Карсон тошноту.
Черный пол блестел, как зеркало, на нем не было ни волоска, ни пылинки. Она провела пальцем по подоконнику, по дверной коробке. Палец остался чистым.
Как и в библиотеке при виде трупа Оллвайна, Карсон охватил страх, тревога, которая холодком поползла по позвоночнику к затылку.
В безукоризненно чистой кухне Майкл помялся, прежде чем открыть черную дверцу холодильника.
– Такое ощущение, что меня ждут отрезаные головы, разложенные между банками с маринованными огурцами и майонезом, и сердце в мешочке с герметизирующей полоской.
Даже внутренние поверхности холодильника были черными, но голов на полках Майкл не обнаружил. Только кусок кофейного торта и кварту молока.
Полки буфетов пустовали. Лишь в одном ящике лежали три ложки, две вилки, два ножа.
Согласно регистрационной книге Оллвайн прожил в этой квартире два года. Обыск показал, что он мог покинуть ее в любой момент и отправиться в путешествие налегке.
Обследовав гостиную и кухню, они переместились в спальню. Увидели те же черные стены, пол, потолок. Даже простыни были черными. Как и тумбочка у кровати, настольная лампа и радиоприемник, в котором светились зеленые цифры электронных часов.
– Куда мы попали? – В голосе Карсон слышалось изумление.
– Может, он сатанист? Или свихнувшийся фэн хэви-металл?
– Музыкального центра нет. Телевизора – тоже.
Майкл нашел источник лакричного запаха. На подоконнике стоял поднос с несколькими черными свечами, ни одна из которых в этот момент не горела. Наклонился, принюхался.
– Ароматические свечи.
Карсон подумала о времени и усилиях, затраченных на создание всей этой черноты, и тут же на ум пришел Арни с его замком из элементов «Лего». Бобби Оллвайн работал и общался с окружающим миром, но на каком-то уровне был таким же беспомощным, как и ее брат.
Арни по натуре был очень кротким, а вот Олл-вайн, если судить по имеющимся уликам, злобным.
– За эту квартирку можно брать на сотню баксов больше, – уверенно заявил Майкл.
Когда Карсон включила свет в примыкающей к спальне ванной, у нее даже заболели глаза. Потому что в ванной все было ослепительно белым: стены, выложенный плитками пол, ванна, раковина. Стоящий в ванной запах аммиака полностью заглушал запах лакрицы.
Напротив зеркала, из специального чехла со множеством прорезей, торчали сотни лезвий для опасной бритвы. Все крепились под одинаковым углом, причем половина лезвия оставалась на виду. Ряд за рядом чистых, сверкающих лезвий, которыми никто и никогда не пользовался.
– Такое ощущение, – заметила Карсон, – что убитый был еще безумнее, чем убийца.
Глава 18
В светском обществе Нового Орлеана званые обеды считались политической необходимостью, и Виктор серьезно относился к своим обязанностям.
В просторном особняке в Садовом районе две его домоправительницы, Кристина и Сандра, и дворецкий Уильям весь день готовились к вечернему событию. Убрались в комнатах, добавили цветов и свечей, пропылесосили пол на всех верандах. Садовники занимались лужайкой вокруг особняка, деревьями, цветочными клумбами, кустами.
Все эти люди были его созданиями, увидевшими свет в «Руках милосердия», а потому работали без устали и эффективно.
В большой столовой стол накрыли на двенадцать персон. Гостей ждало все самое лучшее: скатерть и салфетки от «Пратези», столовые приборы от «Буччелатти», лиможский фарфор, старинные серебряные подсвечники Поля Сторра и монументальный канделябр работы того же Сторра, изображающий Бахуса и вакханок.
Домоправительницы и дворецкий ждали своего господина, чтобы он оценил результаты их трудов. Виктор вошел в столовую, уже переодевшись к обеду, оглядел стол.
– Сандра, для сегодняшних гостей ты правильно подобрала посуду.
Его одобрительные слова вызвали у нее благодарную улыбку.
– Но, Уильям, я вижу отпечатки пальцев на паре бокалов.
Дворецкий тут же убрал бокалы, указанные Виктором.
С двух сторон канделябра стояли вазы с розами кремового цвета.
– Кристина, – Виктор повернулся ко второй домоправительнице. – Слишком много листьев. Срежь часть, чтобы придать большую выразительность бутонам.
– Я не ставила розы, сэр, – ответила Кристина и тут же испугалась, поскольку своими словами перевела стрелки на жену Виктора. – Миссис Гелиос занималась этим сама. Она прочитала книгу об украшении столов и комнат цветами.
Виктор знал, что слуги любят Эрику и тревожатся, как бы из-за них у нее не возникли неприятности.
Он вздохнул.
– Срежь часть листьев, Кристина, но ничего не говори жене. – Он достал из вазы одну из роз, медленно повертел между большим и указательным пальцами. Понюхал, заметив, что на некоторых из лепестков появились первые признаки увядания. – Она так… молода. Еще успеет набраться опыта.