Ном Анор.
Джейсен повернулся к ним без малейшей тени тревоги.
- Что означает это вторжение? - протянул он, снова придав голосу рокочущее звучание грозовых раскатов, присущее богу во плоти. - Как вы смеете беспокоить приносящего Свет?
Ном Анор протиснулся вперед и склонился к Джейсену, неожиданно прошептав:
- Очень хорошо, Джейсен Соло. Словно всю жизнь носил эту мантию, - потом он отступил на шаг и произнес чуть громче, чтобы было слышно тем, кто стоял рядом. - Существа-датчики внезапно лишились чувств. Мы обеспокоились. Все ли в порядке?
- Ваше беспокойство оскорбительно, - рявкнул Джейсен с замечательным высокомерием.
Брови Ном Анора подпрыгнули, словно он пытался скрыть улыбку, но старший формовщик и строй разодетых йуужань-вонгов - из касты жрецов, как предполагал Ганнер - похоже, восприняли все это вполне серьезно.
Некоторые явно вздрогнули.
- Ничто не совершается помимо моей воли. Если эти существа заснули, значит, это я так сделал!
Ганнер моргнул. "Надо же", подумалось ему, "Как он может взять да и выдать чистую правду за ложь." Джейсен величественно обратился к Ганнеру:
- Расскажи этим неверующим слабакам, что только что произошло в этой комнате.
Ганнер опять моргнул.
- Я, ээ... я... ээ, значит...
- Говори! Ибо я так велю! - он снова подмигнул - незаметно для всех, кто стоял в зале - и Ганнер пережил момент совершеннейшего просветления. Ему не надо было знать. Ему надо было лишь принять решение. Смерть ждала его в любом случае. Вопрос был не в том, умрет он или нет. Вопрос был в том, как он умрет.
- Я увидел свет Истинного Пути! - раздался на удивление сильный голос, учитывая, что в груди у него все трепетало, а живот чуть не прохватило. Спрятав ладони в рукавах, Ганнер сжимал меч Анакина, словно талисман, который мог поделиться своей силой. - И я... ээ... иду к богам с радостью в моем сердце... ээ... полном благодарности за третий дар!
- Так ли это? - беззвучно произнес Ном Анор, и в его глазах появился нехороший блеск, словно он ни на миг не поверил Ганнеру; но один из жрецов выкрикнул, чуть ли не подражая звуку рожка аэротакси:
- Тчурокк сен хаттазз ал'Йун! Тчурокк'тиз!
Воины дружно грянули в ответ:
- ТЧУРОКК!
"Прямо какие-то маленькие восторженные болваны, нет?", подумал Ганнер в смятении.
Их выкрик звучал как приветствие. Ганнер тихо прошептал Джейсену:
- Чего это они?
- Они предлагают мне жалкое подобие надлежащего уважения, - с королевским достоинством ответил Джейсен. - Слова означают: "Созерцай воплощение божества".
- Тчурокк сен джиидай Ганнер! Тчурокк'тиз!
- ТЧУРОКК!
- И я... это... им тоже нравлюсь, а?
- Не нравишься ты им, - подал голос Ном Анор, неугомонный в своей злобе, как какой-нибудь откормленный хатт. - Ты никому не нравишься; они просто воздают почести твоему добровольному пожертвованию во славу Истинных Богов.
- Да. Мое... эмм... добровольное пожертвование. Истинным Богам. Точно. Ну так... чего мы ждем?
- А ничего, - ответил Ном Анор. - Начнем, пожалуй, или как?
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. БОЛЕЗНЬ ТЩЕСЛАВИЯ
Ганнер шел следом за Джейсеном, держась в одном шаге за его левым плечом и стараясь выглядеть торжественно и величаво, лишь бы не выказать страха. Он заставлял себя думать о чем-нибудь другом. О чем угодно. Если он не перестанет думать о том, насколько плачевны его дела, то прямо здесь рухнет на колени и вывернет наизнанку свои внутренности. Йуужань-вонги - которые, как он справедливо полагал, выкрикивали приветствия в его честь в том сводчатом зале - окружили его широким кольцом, держась на почтительном расстоянии порядка десяти метров от Ганнера.
Впереди, окруженные точно таким же кольцом почетной стражи, шагали Ном Анор и формовщик, бывший с ним в зале: крупный уродливый болван с пучком щупалец, растущих прямо из уголка рта. Процессию сопровождал строй воинов с разными причудливыми увечьями, несущих с собой всяческих существ всех мыслимых размеров и немыслимых форм; существ, которых воины похлопывали, стискивали и вертели на протяжении всего перехода, тем самым извлекая некий ритм из этих криков боли.
А позади жрецов, окружавших Ганнера и Джейсена, шагала парадная шеренга выстроившихся в строгом соответствии с рангом воинов, которые несли свои знамена - некие гибкие существа, на верхушках которых извивались многоцветные реснички, все разные, легко отличимые, сплетающие узоры, от которых тошнота Ганнера становилась еще невыносимее. Но было еще кое-что похуже.
Вся эта история подавляла его все больше и больше. И Ганнер ненавидел это.
Джейсен не замолкал ни на миг, делясь обрывками наблюдений о культуре и биотехнологиях йуужань-вонгов - тихим, почти шепчущим голосом, едва двигая губами, чтобы никто из их эскорта не заметил, что он говорит. Ганнер был способен понять едва ли половину из сказанного; и он не был уверен, что запомнил хоть половину из того, что понял. Он не мог сконцентрироваться на том, что Джейсен собирался ему поведать, а больше внимания уделял тому, чтобы не позволить трясущимся подкашивающимся ногам сбиться с шага. Да и какая разница, что он запомнил, а что - нет? В этой жизни он уже никому об этом не расскажет. Нет, не из-за страха ему было так плохо. Несомненно, он боялся смерти, однако он переживал это чувство и раньше... и без сбивающей с ног тошноты.
Ганнер стиснул рукоять меча Анакина в глубине рукава; и только ощущение гладкой надежной поверхности помогало ему сохранять лицо и не забрызгать рвотой полы одежды. Возможно, сама эта планета отчасти была причиной его подавленности. Он думал, что приготовился увидеть новый облик Корусканта; пока вел расследование, он слышал от беженцев на концентрационных кораблях десятки историй. Слышал о безумно разрастающихся джунглях, покрывших руины планетарного города. Ему рассказывали о великолепных орбитальных кольцах, которые кто-то из беженцев назвал "Мостом". Он знал, что йуужань-вонги изменили орбиту Корусканта, чтобы планета была ближе к своему солнцу. Но знать все это - совсем не то же самое, что и выйти из прохладной тени в бело-голубой полдень - режущий глаза, жаркий до того, что прошибает пот. Пот затекал в рот, в уши, тек рекой по спине; из-за него мокрые брюки липли к ногам.
Воздух был влажен, как дыхание приапулина, а пах так, словно целая планета была норой ящерки-игрунки; причем наполнена эта нора была гниющими цветами-медоносами. Процессия тянулась спиралью через гигантский лабиринт, который все разрастался вокруг них и умножал число разветвлений, мимо высоких изогнутых стен, сплетенных из ветвей с острыми, как иглы, шипами разной длины - от половины сантиметра до равной длине руки Ганнера. Тысячи йуужань-вонгов незнакомой ему касты карабкались вверх и вниз по этим стенам, украшая их блестяще окрашенными растениями и цветочными гирляндами, развешивая клетки и корзины с множеством удивительных существ, настолько чужеродных, что Ганнер даже не мог их толком разглядеть. Его глаза упрямо хотели распознать в этих существах насекомых либо рептилий, грызунов или кошачьих, или еще каких-нибудь привычных животных, тогда как на самом деле они таковыми не являлись.
Он воспринял от Джейсена кое-какую информацию - о том, что этот лабиринт может служить двум целям: не только для церемониального хода, но и для защиты бесценного планетного мозга от живой силы противника в случае вторжения. У зрелого существа-лабиринта шипы срастаются на высоте двадцати метров, образуя тоннель тридцатиметровой ширины; и его стены становятся несгораемыми, твердыми, как дюрастил, и достаточно эластичными, чтобы противостоять ударной волне... а в шипах появится нейротоксин такой силы, что малейший укол может разрушить нервную систему того несчастного, что к ним прикоснется. Пешие захватчики будут вынуждены пройти по тому же пути, что и процессия, только на их пути будет множество ловушек.
Время от времени Ганнер мельком видел сквозь проемы в незрелых стенках лабиринта то место, куда они все направлялись. Колодец планетного мозга располагался в покатой впадине диаметром около двух километров в центре горы из йорик-коралла.
Даже скрытая, форма, что лежала в основе этой коралловой горы, была легко узнаваема для каждого, кто когда-либо посещал Корускант. Ганнер точно знал, чем это было раньше. И это тоже отчасти могло быть причиной его подавленности. Колодец планетного мозга когда-то был Галактическим Сенатом. Сенат пережил планетарную бомбардировку с минимальными повреждениями, его первый проектировщик еще тысячу лет назад уверял, что любое оружие, способное уничтожить Галактический Сенат, заодно разнесет и всю планету. И хоть в этом заявлении было хвастовства без меры, сомнений в том, что Сенат был одним из прочнейших зданий в истории строительства, не возникало. Даже полное уничтожение Сенатской Залы десять лет назад не привело к повреждению структуры здания: новая Палата Верховного Собрания Республики была отстроена прямо на остове старой. Конструкция этого ячеистого здания придавала его структуре неимоверную прочность, сравнимую - в инженерном смысле - с самим йорик-кораллом. Повредить ячейки могли только прицельные удары, а переборки, которыми изобиловал интерьер, не позволяли ударной волне распространяться.
Джейсен объяснил: как только йорик-коралл разложит при помощи энзимов дюракрит и транспаристил и приспособит эти материалы для укрепления собственной скелетной ткани, йуужань-вонги превратят хвастовство давно забытого проектировщика в сбывшееся пророчество. Любое оружие, способное нанести ущерб Колодцу планетного мозга, разрушит вместе с ним и планету. Но им и этого было мало: они заодно поселили во впадине множество довинов-тягунов. Даже если Новая Республика каким-то образом решит отыграться за потерю планеты, Колодец отделится от поверхности как полноценный корабль, унося на своем борту планетный мозг со всеми его невосполнимыми генетическими образцами и непревзойденными умениями. Но пока что формирование коралла не завершено. В его структуре еще сохранялись слабые звенья, например - там, где сохранились следы взрыва протонной бомбы, сработавшей в офисе Борска Фей'лиа.
- Кто-то разбомбил офис Фей'лиа? - пробормотал Ганнер в затылок Джейсену. - До или после вторжения?
Короткий смешок, который Джейсен издал в ответ, был суше таттуинского лета. Джейсен кивнул в сторону утопающих в джунглях развалин императорского дворца, в очертаниях которого еще можно было угадать полукилометровый провал, который остался после взрыва.
- Говорят, Фей'лиа сам заложил бомбу. И еще, что вместе с ним погибло около двадцати пяти тысяч первоклассных воинов и кучка высокопоставленных вонговских офицеров - включая командующего операцией.
- Кто? Кто это говорит?
- Йуужань-вонги и говорят. Они ценят такие вещи. Фей'лиа для них теперь - что-то вроде местного героя.
- А. Они знали его не так хорошо, как мы.
Плечи Джейсена дернулись в движении, которое могло бы показаться небрежным пожатием.
- Может быть, и мы знали его не так хорошо, как следовало бы.
Ганнер встряхнул головой. Этот разговор не прибавил ему сил, а как раз наоборот.
- Откуда ты знаешь, что это все не проверка? - спросил он. - Откуда ты знаешь, что у Колодца не ждет толпа воинов, которым приказано убить нас, если им покажется, что что-то идет не так?
- Я не знаю. Но мне сказали, что такую "проверку" расценивают как кощунство. Воинам никогда не может быть позволено залечь в засаде у Колодца.
- Сказали? Кто сказал?
- Мой... один друг. По имени Вержер.
Ганнер нахмурился, вспомнив пришелицу из своего сна.
- Та самая Вержер? Которая была домашней любимицей подосланной йуужань-вонгами убийцы?
- Та самая, кто исцелил Мару при помощи своих слез. Та самая, чьи слезы исцелили тебя.
- И которая превратила тебя в йуужань-вонга, - Ганнеру совсем не понравилось, как это звучит. - Ты уверен, что она на нашей стороне?
- На нашей стороне? - отстраненно переспросил Джейсен. - Ты хочешь сказать - на стороне Новой Республики? Сомневаюсь.
Неожиданно Ганнера охватило невыносимое желание заглянуть ему в лицо; было что-то такое у Джейсена в повороте головы...
- Не могу сказать с уверенностью, на чьей она стороне, - продолжил Джейсен. - Не уверен, что она вообще на чьей либо стороне. Не уверен, что она вообще признает какие-либо стороны.
- Но ты ведь рассказал ей о том, что планируешь? Как ты можешь ей доверять?
- Потому что я решил верить в то, что она не предаст меня.
В голове у Ганнера пронеслось эхо: доверие происходит от слова "верить". И ком набухающей тошноты становился тяжелее с каждым шагом. Мир обволакивал его, как медленный желатиновый водоворот. Лабиринт с шипами внезапно оборвался; за ним открылся огромный клинообразный тротуар, покрытый, похоже, аккуратно переплетенными древесными стволами бледного цвета голой кости; побеги с листьями тянулись к солнцу по обе стороны прохода. Там, где тротуар начинался, ширина его была не меньше ста метров. По мере их продвижения тротуар все сужался, образуя похожий на треугольную стрелку скат, с острием, упирающимся в парадные ворота Галактического Сената: в двойную пластину дюрастила, по толщине сравнимую с броней звездного разрушителя, с выгравированной на ней большой галактической Печатью в окружении печатей тысяч миров.
Йорик-коралл выращивали специально, чтобы пресечь доступ; периметр ворот охватывал зев прохода невероятного размера - и это при том, что к тому моменту он вырос лишь наполовину - а сами ворота виднелись лишь на одну треть. Как только авангард процессии ступил на тротуар, выкрики стали более протяжными, глубокими, звонкими, словно бравый военный марш превращался в религиозное песнопение. И эта смена мелодии, казалось, лишила Ганнера последних сил; колени его подогнулись, и он упал прямо на тротуар, скорчившись в позе зародыша и тем самым словно обвиваясь вокруг невидимого кулака тошноты, что врезался в его живот.
Рот наполнился слюной, ребра ходили ходуном. Чтобы его не вырвало, Ганнер зажмурился.
- Ганнер? Ганнер, что с тобой? - голос Джейсена, приглушенный и встревоженный, раздался откуда-то сверху. - Давай, Ганнер, ты должен подняться!
Ганнер не мог подняться. Он не мог ответить. Он даже не мог открыть глаза. Гладкие твердые стволы, которыми был вымощен тротуар, были холодными - не то, что солнце, припекавшее сверху - и все, чего Ганнер хотел - это умереть.
Вот здесь. Прямо сейчас. Если бы он только мог умереть... Где-то послышалась отрывистая йуужань-вонгская речь; два голоса - презрительно-властный и елейно-покорный - спорили о чем-то.
Мгновение спустя Ганнер услышал неподалеку, как Ном Анор рявкнул на общегалактическом:
- Господин старший формовщик спрашивает, почему джедай жмется, как брензлит. Я солгал ему, Джейсен Соло. Сказал, что таким образом люди проявляют свое уважение Истинным Богам. Заставь его подняться. Заставь эту трясущуюся, жалкую пародию на джедая достойно пройти через обряд - пока господин старший формовщик не догадался, что я солгал ему.
- Он всего лишь человек, - услышал Ганнер ответ Джейсена. - Нельзя ожидать от человека, который неделями сидел на седативных препаратах, что он будет бодро маршировать под музыку. Он трясется, потому что болен.
От стыда Ганнера бросило в жар: вот и Джейсену пришлось лгать ради него.
Слабость, которая свалила его с ног, была не физической. И от того, что Джейсен был вынужден оправдываться за него, было еще хуже. "Всем приходится лгать ради меня", подумал Ганнер. "Всем приходится притворяться, что я не так жалок и бесполезен, как это есть на самом деле. Но вот я-то не могу больше притворяться. Не могу".
Презрение к себе до тошноты сдавило Ганнеру горло, и из глаз брызнули жгучие, едкие слезы. Кончик большого пальца нащупал в складках рукава световой меч Анакина; не осознавая до конца, что он делает, Ганнер прижал кристалл к своему боку. Одно быстрое нажатие, и пурпурный сноп чистой энергии доставит забвение через кости и мягкие ткани прямо к его трусливому сердцу...