Позади полковника, на столике, разгоралось мертвенным серовато-серебристым сиянием забытое зеркало, выигранное в кости. Свет, исходящий от его матовой поверхности, где сейчас бродили странные тени, не освещал комнату, но только сгущал тьму в её углах, тревожа и заставляя Романова непроизвольно ёжиться, словно от холода.
Интерлюдия 2. Немного о Матти
Когда утихнут все звуки боя,
И снег седой будет падать вновь,
Ты просто вспомни: нас было двое,
И мы делили одну любовь…
Всё, что мне известно о месте своего пребывания, я скрупулёзно выковыривал из книг и учебников. Освоив основные физические, химические и прочие законы, сознание впитало в себя и другие методики получения знаний.
Со временем я убедился, что если математические формулы ещё как-то и оправдывались линейностью в уравнениях, то всё остальное, включая историю, биологию и такие специфические науки, как психиатрия или психология, летело к чёртовой матери. Если, конечно, верить, что у чёрта была мама…
История забывается через четверть века, учебники мягко и постепенно смазывают яркость происходящих событий, опираясь на исследования учёных, изучающих покрытое пылью полотно истории. И в тот момент, когда уходит на другую сторону последний свидетель событий, безвозвратно пропадает и сама история. Биология умалчивает о мутациях, неизвестных видах насекомых и животных, аномалиях поведения и развития уже существующих видов. Химия не так однозначна, пасуя перед очередной находкой странного сплава металлов, прилетевшего из далёкого космоса на хвосте кометы или занесённая астероидом на поверхность этого уникального мира.
Да и математика, если честно, сворачивается в ноль перед квантами, нарушающими все известные законы сохранения массы, скорости передвижения и деформации частиц после достижения сверхсветового рубежа. Квантам это и не нужно. Они легко появляются там, где их не ждали, пренебрегая остальными ограничениями.
И вот, глядя на этот воистину уникальный мир, я стараюсь понять, стало бы лучше мне и таким, как я, от полного осознания своего пути в данном воплощении? Если бы память хранила цель, средства и возможные исходы при прохождении жизненного квеста, что оставалось бы делать душе, получившей все коды и доступы к системе?
Планета, которая не подходит разумным её обитателям, сохранившим генетическую память о каком-то другом, далёком мире, откуда, по-видимому, и пришли нынешние обитатели сюда.
Гравитация и давление убивают прямоходящих за какие-то жалкие пару десятков лет после достижения совершеннолетия. Период репродуктивного возраста строго ограничен и не зависит от условий жизни, а беременность является настолько несвойственным процессом для женщин, что их тошнит от инородного тела внутри себя на протяжении всего срока вынашивания ребёнка.
И если вас не добила экология, отсутствие достойной медицины, условий жизни и труда, то срок обитания на планете не перевалит за полтораста лет ни в каком случае.
Всё это я почерпнул из хроник прошлого, закапсулированного на одной планете времени, когда ещё не было киберов, клонирования и тайм-приводов.
Исключения бывают и здесь, но вот это уже, как я думаю, относится к предмету моего изучения — ДНК.
Планета, с поверхности которой слизали любые энергетические источники постоянного действия, искривили ось, захлопнув существующие каналы подпитки, лишённая выходов к другим мирам через истончение завесы материи… Планета людей, искренне считающих себя потомками приматов или созданиями божеств, которые правили миром в разное время. Планета, сумевшая сохранить свою уникальность в безжизненной системе звезды класса G2 — V.
Рай, лишённый мгновенных наказаний, постоянного присутствия управляющих вселенских сил и законов, согретый жёлтым карликом до приемлемой температуры, плодородный и живой, о чём свидетельствует горячее ядро планеты и магнитные полюса.
Планета, на которой обитатели верят, что их придумал и воплотил один Бог, чтобы они плодились и размножались, придумывая себе множество иных богов… Создание Создателя, создающего созданий…
И всё, что имеет значение, скрыто внутри разумных существ, созданных по образу и подобию некоего божества, или божеств, в зависимости от пласта истории и религиоведения, к которым обращается ищущий ответы.
Страхи и победы, прорывы и падения, взлёты и изломы, потери и обретения, изменения и косность восприятия — всё это ДНК. Веками жители планеты-прародительницы смотрели на небо и считали свою судьбу по звёздам. Ориентировались на планеты одной системы, не учитывая иных космических тел. Затем они выбрались за грань, вкусили свободу и стали размножаться в далёких мирах за сотни световых лет от самой первой своей колыбели, даже не подозревая, что возвращаются обратно, двигаясь домой.
И новые дети перестали читать по утрам астрологические прогнозы, смотреть на небо по ночам и считать падающие звёзды. Люди начали играть с генами, как младенцы с погремушкой, взбалтывая их и меняя местами, радуясь разноцветным кусочкам мозаики своей собственной персональной Вселенной. Разумные люди перекраивали себя, позабыв о древнем страхе перед Создателем или Создателями, которые веками служили им подспорьем и нависшим над судьбой мечом.
— Господь поможет тебе, дитя, — говорили священники древности, вознося молитвы за исцеление. И больные уходили с надеждой, что некто сильный и всезнающий, всемогущий Создатель исправит, защитит, приведёт, освободит. Кто знал, что лишь сильный энергетический всплеск способен разбудить внутри организма целительную силу, а Бог… У Бога, буде он реально создавал себе детей, находились занятия поважнее спасения чумных городов и отдельных жизней.
— Чудо! — восклицали люди, глядя на божественное исцеление. А никому не известные хромосомы, запустившие процесс регенерации, преспокойно продолжали своё дело.
ДНК…
Мир, лишённый противостояния в открытом космосе, по-детски наивно смотрящий в далёкие тёмные глубины, посылающий сигнал предполагаемым братьям по разуму. Мир, поставивший во главу обогащение и продление жизни данного тела, днями и ночами старающийся догнать и перегнать соседние государства. Мир, чья история издревле строилась на жертвоприношениях, крови и войнах за место под солнцем, религию или лишний кусок земли С веками сменивший топоры на плазменники, а кровавые человеческие подношения — на суммы на счетах. Что может быть в таком мире уникального? Исключительная беззащитность перед пси-воздействием, энергетическими полями и космическими гостями-астероидами? Разве планета, на которой давно забыли, что такое защита от проклятий, способна быть уникальной? В том-то и дело, что — да.
В ином мире, куда так стремятся попасть дети, в сказочных странах с драконами и феями человеку уже никак не удастся разбить стекло комком огня, оставшись безнаказанным. Свои законы магии диктуют свои способы защиты от неё. И на каждую хитрую магическую жопу находится свой хитрый магический полицейский.
А вот на таких планетах, как Земля, убивать касанием энергии можно практически безнаказанно. Врачи лечат тело, учёные ищут бессмертие, наука двигает вперёд корабли и новые виды разумных существ, а я прохожу среди них, оставаясь наблюдателем.
В моей скромной коллекции уникальных кодов ДНК есть самородки-телекинетики, обладающие уникальным звериным чутьём на опасность индивиды, совершенно беззащитные перед жизнью люди и метаморфы восприятия.
ДНК определяет потенциал, его границу и потолок, но никогда не гарантирует раскрытия даже данного при рождении. А если тебе повезло появиться на свет с уникальным набором хромосом, способным самообучаться осознанно, ты становишься для окружающих невидимым.
Люди здороваются с тобой за руку, помнят о тебе, обращаются за помощью, ценят и даже любят, но рано или поздно уходят прочь. Ты впитываешь их, как очередной набор цепей ДНК, спиралей хромосом, цифробуквенных таблиц.
И тебе говорят:
— Он смотрит в душу, он видит всё.
А ты не понимаешь, что творишь, так или иначе, оставаясь в стороне, переходя от объекта к объекту, поглощая их, впитывая в себя, запоминая информацию, как чёртов вампир, пьющий кровь.
Способность шагать за пределы пространства и совершать героические поступки, способность видеть невидимое и заступать за грань человеческого восприятия, способность творить миры и разрушать галактики, способность растить цветы и убивать людей, способность жить со всем этим — всё заложено в ДНК-коде. И те, кто творили эти объекты, взращивали из дикой пшеницы сотни пригодных в пищу сортов, закладывали внутрь механизмы выживания, подарили инстинкты и интуицию — Боги и Небожители — творили лишь математику игры, сонеты душевных сил в цепочках хромосом.
И всё это я мог бы понять, если бы не одно обстоятельство: я не вкладывал в сухие формулы способностей переменную непознанной души.
Теперь, изучая её, находясь среди таких разных людей, став мелкой частью команды, я начинаю понимать свои ошибки. Душой действительно можно поделиться, точно так же, как можно заронить в иной организм часть своего генетического кода с каплей крови, слюны или иных биоматериалов.
Меня предупреждали, меня пытались остановить ещё тогда, в ином, не случившемся ещё здесь будущем или прошлом. Я не слушал, я верил в своё дело и в себя. Я поставил на карту всё, считая себя Творцом. И теперь я смотрю изнутри на дело своих же рук.
Наблюдать из золотой пирамиды за событиями миров было куда как проще, чем лицом к лицу столкнуться с иррационализмом желания, страстью, любовью, ненавистью и страхом.
Я вбираю каждого из тех, кто рядом со мной. Читаю их уравнения кодов, разматываю спирали ДНК, вглядываюсь в самую суть, и каждый раз поражаюсь, когда заложенные способности пасуют перед желаниями души…
Когда я выжигал на своей ключице собственное имя, как напоминание о том, кто я есть, знал ли я, что откажусь быть этим существом? Могло ли мне прийти в голову, что однажды я буду с замиранием сердца желать, чтобы утро на далёкой планете, куда меня забросило, задержалось хотя бы на минуту? Желал ли я не для себя, не для проектов или общего дела, а для почти незнакомых мне людей самого обыкновенного покоя?
Если это то, что является и моей историей эволюции, если это и есть звенья цепи, через которые прошла моя раса, я горжусь своими предками. Пусть даже они дали мне совершенные гены только от десяти процентов всей расы предтеч, людей или иных существ.
Возможно, именно битые, повреждённые хромосомы и прячут в себе частицы души, поступающей нелогично, неправильно, но красиво и тепло, как прикосновение света жёлтого карлика к озябшей коже.
Осталось только найти ключ к моему созданию, по имени Ричард, с которым я сумел поделиться частью себя.
И, глядя на спящую пару сквозь несколько комнат деревянного строения, я думаю, что ключ этот есть недоступное мне чувство любви и единения.
Глава 14. Зеркала. Раздвоение
А пока у нас в груди
Тонкая не рвется нить,
Можно солнцу гимны петь
И о ночи позабыть.
Пикник — Ночь
14.1. Зеркала
И вот знакомая аура, отпечаток, след, который Рик успел снять с Лонгина ещё в первый раз, когда только увидел оставленную на его искалеченном теле рваную рану, грубо заштопанную незримой ниткой.
Судья бросился за тенью, проламываясь сквозь вероятности, сквозь наслоения полей. Сквозь призраков прошлого и отпечатки их следов. Сквозь несвершившиеся будущие. Сквозь людей, замерших в этом пласте реальности, будто мухи в прозрачном янтаре.
Он бежал за тем, кто отнимал души. Не раздумывая, не глядя по сторонам, не оглядываясь назад, чтобы не встретиться взглядом с Матиусом, не увидеть ужас и обречённость в этих странных глазах, способных, казалось, проникать в самую суть даже Судьи.
Он преследовал дичь, как охотник, выискивая в дрожащем мареве сплетения реальностей и слоёв призрачные отпечатки звериных лап.
И вот, когда Ричарду уже казалось, что тень вновь ускользнула от него, он с досады рубанул своим мечом ближайшую стену. Кладка в его пласте реальности осыпалась светящимися искрами, а в пространстве людей стена всего лишь пошла мелкими трещинами. Рик почувствовал дуновение свежего ветерка, подхватившего искорки, разметавшего их в стороны. Он зарычал и всей массой тела навалился на стену. Та бесшумно подалась, вваливаясь в скрытую ото всех комнату где-то между баром, откуда Судья взял след, и подземными ходами, ведущими к портам.
— Где ты?! — закричал он, смахивая с лица налипшее крошево, отирая со лба пыль и мерцающих светлячков грубо разрубленной временной координаты. — Где ты, тварь?!
Ответом ему был яркий свет, вспыхнувший отовсюду, заливший всё помещение, отразившийся от десятков, сотен, тысяч зеркал.
Ричард зажмурился. Не помогло даже погружение в самые глубокие слои, безжалостный свет десятков солнц проникал и туда, высвечивая, выжигая самые потаённые и тёмные уголки души Судьи.
Он заморгал, привыкая к яркости освещения, а когда глаза настроились на изменившуюся картину перед ними, Рик в ужасе отшатнулся.
Зеркала…
Кругом одни зеркала. Большие и маленькие, круглые, прямоугольные, треугольные, квадратные. В рамах и без них, в изрисованных оправах и кованых медных обручах, с вытесненными на оковах стекла иероглифах и вензелей. Резные и строгие, цветные и прозрачные, большие и тонкие, скромные и напыщенные — все эти рамы поддерживали зеркала, дробящие, режущие, кромсающие отражение Ричарда на сотни, тысячи, миллионы осколков.
Он попятился назад, но за его спиной больше не было пролома. Там тоже стояли зеркала. Стояли и смотрели на Судью отражениями его холодных, нечеловечески ледяных глаз цвета хмурого осеннего неба с прожилками расплавленного серебра.
— Ты звал меня, Судья? — услышал он собственный голос, и все отражения улыбнулись кривыми ухмылками в ответ. — Я пришёл. Ты звал зверя, вот он я. Вот он я, смотрю на тебя твоими глазами. Знаешь, почему? Ты понимаешь, почему я смотрю на тебя из зеркал?
Ричард выронил своё оружие и потряс головой, стараясь заглушить звенящий в ней голос. Собственный голос, такой знакомый и непривычно ласковый, что хотелось выпрыгнуть из себя. Он зажал уши руками, но это не помогло. Голос продолжал звучать, ядовитой плетью прохаживаясь по сознанию Судьи.
— Посмотри мне в глаза, Судья! — отражения в зеркалах грозно воззрились на Ричарда, мечущегося по зеркальной комнате в тщетных попытках найти выход. — Посмотри в свои глаза, Судья! Знаешь, почему ты жив? Потому что у тебя нет души. Ты и есть зверь, истинное порождение мрака и немоты. Я смотрю на тебя сотнями глаз, десятками душ, миллионами отражений твоих касаний к ним. Эти зеркала — глаза тех, у кого я забрал их души. Именно потому ты смотришь в них, а не в мои глаза. Ты — отражение в стёклах, морось на линиях вероятности. Всего лишь образ на сетчатке, лицо в зрачках собеседника, ты существуешь до тех пор, пока на тебя смотрят. Как отражение, как призрак, как и я…
Ричард открыл рот и попытался закричать, чтобы перебить звенящий внутри голос, но из пересохшего горла вырвался только невнятный хрип. Он упал на колени, потом завалился на бок, начал кататься по полу комнаты, но заметил что и пол полностью сделан из зеркал, впаянных в покрытие.
— У тебя было всё, — продолжал безжалостный зверь голосом Судьи, насмешливо глядя на него его же глазами из отражений вокруг. — Ты был воином, — сказал зверь, и зеркала отразили Судью в старинных доспехах, держащим в руке короткий меч. — Ты был волшебником, — продолжал зверь, а немые холодные стёкла услужливо подставили картинку Рика в длинной мантии.
Судья не вслушивался. Он не знал, куда отвести взгляд, чтобы не наткнуться на себя же. В старинных одеждах и футуристических одеяниях, в комбинезоне космического десантника и рубахе ремесленника, в шелках вельможи и дырявой робе рудокопа…