Андрей бы и мимо прошел, сделав вид, что не узнал, да Аглая сама его окликнула:
– Андрей?
От неожиданности он остановился. Думал, с рыжей бородой и в суконном колпаке его не узнают.
– Ну конечно, Андрей, это ты! Дядюшка с оказией послание передал, пишет, что жил ты у него, да какая-то неприятность случилась. Жалеет он о происшедшем.
– Чего уж теперь! А ты расцвела, даже похорошела. Слышал я от дяди твоего – замуж ты вышла. Поздравляю!
На веселое лицо Аглаи набежала тень.
– Вышла – это правда. Зина, ты отойди.
Служанка прошла вперед с десяток шагов.
– Только поздравлять меня не с чем. Батюшка мне мужа подобрал – старого, лысого и седого. А не люб он мне.
– Это о нем матушка твоя говорила?
– О нем. А у него одни лавки да товары на уме, ласкового слова не услышишь. Да что это я все о себе да о себе! Ты как?
– По-прежнему офеней, – соврал Андрей. – На жизнь зарабатывать надо.
– Люб ты мне, – вырвалось у Аглаи. – Тут недалеко лавка была, купец немецкий торговал – ну вылитый ты.
– Похож, наверное. Я по-немецки и говорить-то не умею.
– Сердце девичье не обманешь, глаза у того купца твои были. Потому не верю я тебе. Однако нельзя мне долго на улице стоять. Зинка, служанка моя, мужу все докладывает, противная. Ты где живешь?
– Пока на постоялом дворе на Никитской.
– Это где крендель и кружка на вывеске?
– Именно.
– Говорил – неграмотный, едва читать умеешь, а сам про Александра Македонского читал и слова умные знаешь. До свидания.
– И тебе удачи!
Андрей пошел на постоялый двор. Нечасто, с большими перерывами он встречается с Аглаей. Как будто судьба постоянно сталкивает их. И ведь случайность! Еще утром он не знал, что пойдет в лавку на Немецкой слободе. Еще бы минута – и разминулся бы он с Аглаей, но не вышло. А впрочем, встреча эта ни к чему его не обязывает. Встретились и разошлись.
Он поел в трапезной пшенной каши, запил сытом – на мясные блюда денег уже не хватало. И хотя время было еще раннее, улегся спать, потому что ночь предстояла бессонная.
Однако, заснув пораньше, поднялся он часа в два, прихватив часть ночи. Одевшись, достал из сундука «мышиное зелье» от Поганки и вышел с постоялого двора.
На улице была непроглядная тьма. Он постоял, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте, послушал – все ли в окрестностях спокойно. Где-то далеко на окраине перебрехивались псы.
Андрей направился к заднему двору царского дома, благо идти было не так далеко.
Вот и знакомый дом. Он прижался к нему, прислушался. Опричник из охраны мог рядом быть, полусонный по ночному времени. Обычно к утру охрана устает напряженно бдить, внимание рассеивается, и она не столько ходит по территории, сколько стоит. Стрельцы обычно на бердыши опирались, у опричников такой удобной подпорки не было.
Вроде было тихо. Андрей, стараясь не шуметь – в ночи каждый стук или даже шорох далеко слышны, – взобрался на забор. Посидел на нем, пытаясь определить, где караульные. Засек двоих, мерно прохаживающихся перед входом.
На руках Андрей соскользнул вниз и опустился на четвереньки – так он меньше заметен. Хоть и темно на улице, да и на нем одежда почти черная, а на фоне бревен каретного сарая движение может быть заметно.
Так он и продвигался на четвереньках к бочкам водовозов. А там – хочешь не хочешь, а вставать пришлось. И как Андрей за бочками ни укрывался, но голову все равно приходилось высовывать.
Едва дыша, он отодвинул деревянную крышку на бочке и сыпанул на дно бочки немного содержимого из корчажки. Плохо, что в темноте зелье между телегами поровну не распределишь. Поставив крышку на место, то же самое проделал с остальными бочками.
Где-то прокричал первый петух, стало быть – три часа.
Андрей на четвереньках двинулся к забору. Осмотрелся, подпрыгнул, уцепился пальцами за верх забора, подтянулся, помогая себе ногами, взобрался на самый верх и спрыгнул на землю. Уф! Дело сделано.
Пройдя квартал, он выбросил корчагу в сточную канаву – ни к чему иметь при себе улики.
Вернувшись на постоялый двор, Андрей вымыл руки и улегся досыпать с чувством исполненного долга. Теперь оставалось только ждать.
Он проснулся в полдень. Сейчас водовозы к реке в Мытищах только подъехали, а может – уже воду набирают. Интересно, они бочки ополаскивают? Вроде он не видел этого, водовозы сразу бочки заполняли, тем не менее какое-то беспокойство оставалось. Результаты его деятельности если и проявятся, так не раньше, чем через семь дней, а может, и поболее. Воду в царский двор доставят к вечеру, на кухню она попадет только на следующий день. Да и действие самого яда не быстрое. Ох, долго ждать! Сейчас бы в самый раз в Новгород уйти, денег почти нет. Но и уйти невозможно, не узнав результат. И что теперь делать? Отсыпаться? Андрею такая жизнь претила, он привык что-то делать, действовать. Может, кому-то безделье и по нраву, но только не ему. И вот это предчувствие вынужденного ничегонеделания омрачало настроение.
Однако он ошибался. В дверь постучали.
– Войдите!
Он ожидал увидеть прислугу постоялого двора – ведь знакомых у него в Москве нет. Однако вошел мужик, по виду – кучер, ездовой, за поясом кнут сложен.
– Ты, что ли, Андрей будешь?
– Я. – Андрей насторожился. В Переяславле после такого вопроса он получил удар стилетом в живот.
– Там это… – Мужик помялся. – Барыня в возке сидит.
– Не понял. Я-то здесь при чем?
– Дык она тебя позвать велела.
Час от часу не легче. Непонятно – что за барышня или барыня?
– Ладно, иду.
Кучер вышел. Андрей проверил пистолеты и сунул их за пояс. В рукав опустил грузик кистеня, петлю от него накинул на запястье. Проверил, легко ли выходит нож из ножен. Ежели это ловушка, он сумеет постоять за себя.
У двери обернулся: комната пустая, вещей нет, только узелок с запасным исподним.
Андрей вышел со двора. Довольно далеко от его ворот стоял возок – повозка на двух пассажиров.
Не торопясь, он подошел, готовый в любое мгновение выхватить пистолет, и встретился взглядом с Аглаей. Он удивился встрече, но тут же припомнил, что во время нечаянной встречи в Немецкой слободе Аглая расспрашивала, где он живет.
– Андрей, садись быстрее, мы и так уже долго стоим.
Аглая – не враг, почему бы не сесть?
Андрей уселся на мягкое сиденье, и возок тут же тронулся.
– Удивлен? – спросила Аглая.
– Да, не скрою – не ожидал тебя увидеть.
– Так ты не рад?
– Ну почему же?
– Радости от встречи на лице не вижу.
– Больно неожиданно.
– Хорошо, что по делам не ушел, в комнате оказался.
Возок дважды поворачивал, хотя при нем Аглая не называла адреса и не указывала, куда ехать. Наверное, кучер конечную цель поездки знал.
Через полчаса езды они остановились у двухэтажного каменного дома за забором.
Андрей спрыгнул, подал руку Аглае и увидел, как округлились ее глаза: не было принято в это время даме руку подавать. Мужчина всегда шел первым, а женщина следовала за ним. И слова «дама» не было, как и слова «женщина», – бабы и девки, вот и все. Нравы были суровыми, если не сказать – грубоватыми, обращались друг к другу на «ты», и разговор с дворянином и даже самим царем не был исключением. Галантности, изысканным манерам Россия научилась значительно позже.
Аглая сама открыла ключом калитку, а когда они вошли во двор, заперла. И замок на двери дома отперла сама.
– Это твой дом? – спросил Андрей.
– Да, батюшка как часть приданого дал.
Андрей приданое оценил – каменных домов в Москве было не так много. Стоил пиленый или тесаный камень дорого, хотя доставляли его из окрестностей Москвы.
Они вошли в дом, и Андрей удивился тишине, царившей в нем.
Дом был явно обжит, внутри чисто и даже пахнет съестным. Но слуг не было видно, и он понял, что все происходящее подстроено Аглаей.
– Как я мыслю, слуг нет? – попробовал он подтвердить свою догадку.
– Зачем они нам?
Аглая шла в трапезную. Распахнула дверь, и Андрей увидел, что в зале накрыт стол. В кувшинах вино, на серебряных тарелках – пироги и холодные закуски. Видно, не бедно Аглая живет. Сейчас такого уровня он обеспечить ей не смог бы. А впрочем – еще неизвестно. Все свои усилия Андрей направлял на дело, и займись он торговлей, стань купцом – еще неизвестно, каких успехов и высот он достиг бы.
– Садись! Пить-есть будем, гулять! – Аглая засмеялась.
– Подожди-ка! Ты ведь замужем, а я тогда зачем?
Андрей уже понял, что Аглая пытается устроить любовную встречу, эдакий романтический ужин, и, в принципе, ему ничего не мешало. Не женат, любимой женщины нет… но Аглая замужем. Муж узнает – ее вожжами отходит, а с Андреем разборки устроит. Ладно, если сам приедет – сил у Андрея отбить ему рога хватит. Но ведь голь кабацкую наймет!
Ввязываться в любовную авантюру с неизвестным исходом Андрею не хотелось. Аглая поняла это, и ее лицо исказилось.
– Ты думаешь – я по любви за него пошла? Как бы не так! Ты мне люб! Как увидела тебя, покой потеряла, во сне тебя вижу. А ты!.. – Голос Аглаи задрожал, сорвался, и она заплакала.
Андрей растерялся, он не знал, что ему делать. С женщинами так: начни успокаивать – вместо ручейков реки слез получишь.
Все-таки он обошел стол, подошел к Аглае и погладил ее по голове. Она прильнула к нему и заревела в голос. А выплакавшись, успокоилась и утерлась платком.
– Я некрасивая сейчас, не смотри на меня.
– Лучше умойся, а то веки опухнут.
Аглая вышла, а Андрей налил себе из кувшина вина и выпил. Вино было превосходное, фряжское! И не сказать, что он любитель выпить, но сейчас залпом опустошил кружку, потому что не знал, как себя вести.
Девушка, вернее, замужняя женщина, ему нравилась, не без этого. Он припомнил, что еще священник на подводе говорил ему – благолепна. Но как-то странно их сегодняшняя встреча началась, на похищение похоже. Или на любовное свидание куртизанки. Так и время не то, и нравы другие.
Вошла Аглая. Она уже успокоилась и, усевшись на стул, с обидой спросила:
– Что же ты меня замуж не взял? Все бы бросила, батюшку с матушкой не послушала бы – за тобой побежала!
– Посмотри на себя и на меня, Аглая. Ты купеческая дочь, богата, привыкла жить в достатке. А я тебе не ровня, офеня всего-навсего, и такого уровня жизни дать тебе не смогу.
– Да я бы коркой черствой сыта была, лишь бы с тобою рядом быть. Извелась вся!
Андрей растерялся. Аглая – чужая жена. Что ему делать? Любовником ее стать или украсть, увезти куда-нибудь? Вот только куда? У него ни денег, ни дома своего нет.
Аглая его раздумья восприняла по-своему:
– Я многого не прошу, понимаю, что венчана и что грех это. Приласкай только, чтобы сердечко так не болело.
Тут Андрея и вовсе оторопь взяла. Женщины в это время так откровенно себя не предлагали. Мужчина выбирал, а девушка либо соглашалась с выбором, либо отвергала. Но и ханжой он не был.
– А муж как же? Ведь спросит – где была?
– Муж по делам в Тверь уехал, сказал, две седмицы его не будет.
– Тогда давай поедим немного. Голоден я, с утра во рту крошки не было.
– Ешь, а я посмотрю.
Андрей поел холодного отварного мяса с хреном, заедая рыбным пирогом. Запил все это вином и почувствовал, как забурлила кровь, как прихлынула к лицу. Была не была! Все равно надо результатов отравления ждать, так лучше делать это в обществе красивой женщины, чем на постоялом дворе и без денег. Только вот Аглаю жалко, не любит она супруга.
Отдавалась молодая женщина жарко, неистово.
– Ребенка от тебя хочу! – шепнула она Андрею.
Его как током поразило. Еще свежи были воспоминания о Переяславле, о посещении кладбища, о встрече с потомками. Не такой судьбы он им хотел. Вот ведь – о Полине вспоминал, а о ребенке, им не виденном, ни разу. Он настолько эгоист или очерствел душой? Ведь его сын Андрей так и не увидел отца. И сейчас – вдруг Аглая забеременеет и родит?
– Аглая, а вдруг и в самом деле родишь?
– Счастливая буду.
– Ребенок на мужа похож не будет, подозрения возникнут.
– Да не нужна я ему вовсе, как и ребенок. Над деньгами он трясется, злато-серебро ему милей.
– Разве золото может быть привлекательней тебя? – Андрей прямо-таки накинулся на Аглаю. Он молодой мужчина, женщины у него давно не было, Аглая сама хочет – так чего время терять?
Два дня они почти не вылезали из постели. На третий день в калитку постучали.
– Ох, кто бы это мог быть? Только одна моя служанка знает, где я. Она мне прислуживала еще в девичестве.
Аглая оделась, накинула платок и вышла. Андрей на всякий случай тоже оделся и обулся.
Вернулась Аглая с расстроенным лицом:
– Андрей, милый, уезжать мне надо, батюшка меня ищет.
Как-то по-быстрому они попрощались. Аглая выпустила Андрея из дома, вышла сама и заперла дверь.
– Я тебя сама найду, будь на постоялом дворе.
Андрей направился на постоялый двор.
Хозяин встретил его с кислой физиономией:
– Оплата за комнату вчера закончилась. Хочешь дальше проживать – плати.
– Денег нет.
– Тогда забирай свой узелок и убирайся.
Половой вынес из подсобки узелок Андрея.
Ситуация – хуже не придумаешь. Крыши над головой нет, как нет и денег. Есть охота. В общем, бомж и голь перекатная. Аглаю бы как-то известить, да адреса он не знает. Расстались они впопыхах, он и спросить не успел. Наверняка подумает, что сбежал от нее. Не хотелось Андрею, чтобы она плохо о нем думала, не заслужила Аглая такого отношения.
Но деваться было некуда, и Андрей направился к причалам на Москве-реке. Он походил, поспрашивал кормчих, не нужен ли им гребец до Великого Новгорода? Но не везло ему: то судно не туда идет, а если им по пути, то гребец не нужен.
К вечеру Андрей уже подумывать стал, не пойти ли пешком. Конечно, это долго и утомительно, но и торопиться ему некуда. Повезло, когда он уже отчаялся: судно шло именно в Новгород, и гребец им был нужен.
Кормчий долго и с пристрастием расспрашивал Андрея: кто он, откуда, с кем плавал, видимо, боялся взять на борт татя. Команда на судне невелика, пять-шесть человек, и если один окажется лентяем или разбойником, то и судно и людей погубить можно. Потому Андрей не удивлялся дотошному допросу, стало быть, кормчий – человек серьезный, основательный.
– Хорошо, беру. За работу – мои харчи и перевоз.
– Согласен.
Работать пришлось много. Как назло, ветер был то встречный, то боковой. Два дня они не отходили от весел, и только на третий день подул попутный ветер.
С непривычки Андрей набил на ладонях кровавые мозоли. Гребцы-то уже привычные, кожа у них на ладонях плотная, жесткая, что твоя подошва.
Кормчий и в самом деле оказался толковым, не жадным, на питании не экономил. Кулеш и утром и вечером с мясом был и с салом, сытный.
Гребцы одного возраста с Андреем были, работящие. Андрей даже позавидовал кормчему – дельную команду он набрал. Андрей сам имел опыт плавания в купечестве и понимал, что от команды многое зависит.
Когда судно подошло к новгородскому причалу, кормчий сказал Андрею:
– Зря ты уходишь, парень. Приглядывался я к тебе. Не гребец ты, это видно, другого полета птица. Но в команду ты влился, от работы не отлыниваешь. Оставался бы ты… Чего тебе в Новгороде делать?
– К родне добирался, – соврал Андрей.
Неудобно было кормчему врать, хороший он мужик, но и правду сказать нельзя.
– Ну, смотри. Мы дня три-четыре стоять будем, разгрузка-погрузка. Если не срастется с родней, завсегда возьмем, коли возвертаться надумаешь.
– Спасибо на добром слове, – поклонился Андрей кормчему.
Сразу от причала Андрей направился к Гермогену. Прошло полгода, как они расстались, и обида на Гермогена поутихла; но осадок остался. Да и деваться Андрею было просто некуда – ни дома у него, ни денег, чтобы свое дело открыть.
Гермоген встретил его ласково, как будто и не расставались.