Сегодня ночью.
Глава 17
Прилив схлынул, беспокойное море отступило от скалистого берега, оставив за собой, подобно растеряхе-путешественнику, россыпь осколков перламутровых раковин, морских водорослей и древесных щепок.
Розалин осторожно пробиралась через обломки. Сняв ботинки и чулки, она погружала босые ноги в морскую пену. Ледяная вода приятно контрастировала с жаром солнца, опаляющим девушку.
Она дрожала от собственной смелости, понимая, что никогда прежде не одевалась таким скандальным образом: юбка подвернута выше лодыжек, волосы рассыпались по плечам, как у дикой цыганки. Таково было одно из преимуществ общения с мужчиной, который сам являлся повесой. Ничто не могло шокировать или вывести из равновесия Ланса. Когда Розалин находилась рядом с ним, ей не приходилось взвешивать свои слова или продумывать поступки, что давало ей свободу, которую вряд ли испытали другие уважаемые женщины.
Она бросила взгляд туда, где в нескольких шагах от нее ходил по берегу Ланс, лениво бросая камушки в море, окрашенное солнцем и гладкое как стекло. Розалин не могла справиться с восхищением при виде игры мускулов под натянувшейся на плечах мужа льняной рубашкой — ненамеренная демонстрация силы, которую Ланс даже не осознавал.
Они провели вместе приятный день, исследуя залив у подножья скалы, на которой располагался Замок Леджер. Еще одна милая прогулка, подобная тем, что они совершали прежде. Или должна была быть таковой.
Но те слова, что сказал Вэл утром, продолжали крутиться в голове Розалин, такие же безжалостные, как отливы и приливы. «Вы должны видеть, как сильно он любит вас… Когда Ланс заботится о ком-то, он не делает это наполовину».
Ланс любит ее? Это невозможно. Он был невероятно добр к ней и внимателен, часто флиртовал в своей озорной манере. Но любить ее?
Розалин никогда не смогла бы поверить в это. Потому что если она когда-нибудь поверит, это изменит все. Одно дело, ускользать каждую ночь в призрачные объятия благородного любовника, когда брак существует лишь для удобства, когда муж циничен и равнодушен.
Но если Ланс когда-нибудь действительно полюбит ее, он, как сказал Вэл, «…полностью отдаст свое сердце с безоговорочным доверием… из-за этого моего брата очень легко обмануть».
Притворившись, что рукой заслоняет глаза от солнца, Розалин пыталась тайком изучить лицо мужа, ища хоть какой-нибудь признак того, что слова Вэла были правдой. Она уже не единожды за день поступала подобным образом, но в этот раз Ланс поймал ее.
— Розалин! В чем дело? — смеясь, пожаловался он и смущенно провел рукой по подбородку. — Ты так на меня смотришь, что я начинаю подумывать, нет ли крабов, выползающих у меня из ушей, или это всего лишь немного пены для бритья, которую я не смыл.
— О, н-нет. Ничего подобного, — заверила его Розалин, быстро улыбнувшись и отведя взгляд. — Я не смотрела. Просто замечталась.
— Грезишь о пещере Мерлина? — Ланс преодолел расстояние между ними и убрал пряди волос, которые соленый бриз упорно бросал ей на глаза. — Прости, что я не смог найти ее для тебя.
Розалин легко пожала плечами. Они исследовали подножье скалы ради хоть какого-нибудь намека на легендарную пещеру, куда, предположительно, был заключен колдун Мерлин злой Морганой ле Фей. Но, на самом деле, Розалин не ожидала, что они что-нибудь найдут. Ей было достаточно готовности Ланса помочь в поисках того, во что, как она знала, он не верил.
Поступал ли он так лишь для того, чтобы потакать ее капризам, как часто делал с маленькой Кейт? Или его побуждало какое-то более глубокое чувство? Розалин едва отваживалась смотреть мужу в глаза, страшась ответа.
— Я почти рада, что мы не нашли пещеру, — сказала она. — Возможно, некоторые вещи должны оставаться спрятанными.
Например, какие-то нежные чувства, которые мог скрывать этот законченный распутник за шаловливой улыбкой. Розалин внезапно повернулась, собираясь направиться обратно на пляж, где бросила ботинки и чулки. Наступив на осколок ракушки, она чуть вздрогнула, и Ланс подхватил ее на руки, бережно прижав к груди.
Это был шутливый жест. Ланс громко стонал, жаловался на ее вес, при каждом шаге грозясь уронить ее. Розалин рассмеялась против воли, обвила руками его шею и крепко прижалась к нему.
Но в их игре имелось подводное течение, о котором девушка была хорошо осведомлена. Ощущение ее мягкого тела, прижатого к его жесткой сильной груди, жара, пульсирующего между ними, который не имел ничего общего с палящими лучами солнца.
Ланс медленно поставил Розалин на ноги, так, что ее тело скользнул по всей длине его, как будто он не хотел отпускать ее. Девушка, почувствовав легкую дрожь, присела на большой камень, чтобы надеть ботинки и чулки. Ланс собрал подвязки, которые она потеряла, и покачал изящным розовым лоскутком ткани перед ее глазами.
— Нужна помощь? — озорно прошептал он.
— Нет, спасибо, сэр, — ответила Розалин с притворной суровостью. Ланс лишь флиртовал с ней, как он это делал всегда. В нем было слишком много от распутника, чтобы он мог справиться с искушением подразнить ее, но эти поддразнивания ничего не значили.
Розалин отряхивала песок с ног так тщательно, как только могла, зная, что Ланс отвернулся бы, если бы она настаивала. Вопрос был в том, почему она не попросила его сделать это, почему она сидела здесь, бесстыдно натягивая чулки, закрепляя подвязку дрожащими пальцами. Почти, как если бы она пыталась соблазнить мужчину.
Чтобы отвлечь и себя, и его, Розалин попыталась найти хоть какую-нибудь тему для разговора:
— Ты не рассказывал, как прошел этим утром твой завтрак с капитаном Мортмейном.
— Неплохо, — пробормотал Ланс, сосредоточенно наблюдая за тем, как второй чулок скользил по ее нагой икре. — Надеюсь, ты не сильно скучала по мне.
— О, нет, — беспечно ответила Розалин. — Вэл составил мне компанию. Мы приятно поговорили, хотя, боюсь, по какой-то причине твой брат не одобряет вашей дружбы с капитаном.
— Вэл слишком захвачен прошлым. Репутация Мортмейнов всегда была плохой из-за их преступлений, особенно тех, что касались Сент-Леджеров.
Розалин с силой натягивала свои прогулочные ботинки. Наблюдая за ее усилиями, Ланс наклонился, чтобы помочь ей, и продолжил:
— Все всегда были слишком готовы порицать Рейфа лишь из-за дурной славы его предков. То, что я дал шанс этому мужчине, — один из двух лучших поступков в моей жизни.
— А второй?
— Боже мой! Женитьба на тебе, конечно, — Ланс надавил на пятку ее ботинка так, чтобы он сел на ногу. Тепло в глазах мужа заставило сердце Розалин пропустить удар.
Она попыталась кокетничать, заставляя свой голос звучать беспечно.
— Вы очень галантны, сэр.
— Ты не всегда так думала, — со смешком напомнил ей Ланс. Он положил ее ногу себе на колено, чтобы зашнуровать ботинок.
— Возможно, я просто не достаточно хорошо знала тебя, — сказала Розалин.
— О? Что же такое вы знаете обо мне сейчас, миледи, что смогло заставить вас поменять свое мнение?
— Ну, во-первых, то, как ты помогаешь всем тем женщинам, которые овдовели во время вой… — Розалин остановила себя, в ужасе от того, что выпалила, но было уже поздно.
Ланс посмотрел поверх ее ботинка, чуть нахмурив брови.
— Кто, черт возьми, сказал тебе об этом?
— О, Боже, — Розалин прижала ладони ко рту. — Я обещала ему, что ничего тебе не расскажу.
— Ему? Ну, конечно, — пробормотал он. — Святой Валентин. Кто же еще!
— Пожалуйста, не сердись на своего брата. Он не хотел, чтобы о том, что ты делаешь, стало известно кому-то еще, и тебе вряд ли стоит стыдиться такой щедрости.
— Здесь также нечем и гордиться, — Ланс закончил зашнуровывать ее ботинок и крепко завязал. — Я просто выплачивал то, что задолжал мужчинам, которые погибли, сражаясь под моим командованием, мужчинам более благородным, чем я. Я — не герой, Розалин. Я говорил тебе уже прежде.
Говорил, много раз. Почему же ей было так трудно согласиться с этим? Из-за его исключительного физического сходства с сэром Ланселотом? Или чего-то печального, что она мельком увидела на лице Ланса — измученный взгляд мужчины, пытающегося найти какую-то потерянную часть себя самого, какой-то давно исчезнувший идеал?
Ланс замолчал, сосредоточенно помогая ей со вторым ботинком. Он терпеть не мог говорить о своей службе в армии, и Розалин всегда избегала этой темы. Но в кои веки она, казалось, не могла так поступить.
Пока он пытался распутать узел на шнурках ее ботинка, она стремительно наклонилась вперед.
— Ланс, как ты на самом деле получил все те медали? И не пытайся отмахнуться от меня, рассказывая какую-то безнравственную чепуху, как ты обычно делаешь, говоря мне, что был награжден за то, что укладывал в постели офицерских жен, потому что я не поверю тебе.
Ланс криво усмехнулся.
— Нет, за то, что уложил в постель жену полковника, и это едва не убило меня.
Это была одна из шуток Ланса. Должна была быть. Его губы изогнулись, но глаза не улыбались.
— Ты соблазнил жену своего командира? — спросила Розалин, не в состоянии скрыть свое изумление.
— Да. Это не очень красивая история, любимая, — пальцы Ланса застыли на шнуровке. — Но, возможно, ты имеешь право узнать. Это определенно положит конец всем иллюзиям, которые у тебя есть относительно моей великой военной карьеры.
Розалин попыталась сказать ему, что у нее нет права заставлять его ворошить прошлое. Но промолчала, потому что ей было необходимо понять, что же превратило молодого солдата-идеалиста с портрета в мужчину, который стоял на коленях перед ней, так упрямо пытаясь оставаться заключенным в свою циничную броню, который не верил ни во что, а особенно в себя.
Ланс закончил шнуровать ее ботинок и помог ей подняться. Они медленно двинулись обратно к скалистому пляжу, бок о бок, в тени возвышающихся скал.
— Ты уже видела мой портрет в старой зале, болезненно верное отражение высокомерного молодого осла, каким я был, — нерешительно начал он.
Розалин скорее видела невинность, почти разбивающий сердце пыл, темные глаза, затуманенные мечтами, но не пыталась опровергнуть слова Ланса. Она просто кивнула.
— В тот день, когда я покинул Замок Леджер, я вырвался в мир, наделенный еще меньшим здравым смыслом, чем Дон Кихот. Я полагаю, что провел слишком много времени с Вэлом, играя в сэра Ланселота. Моя голова была набита всеми этими нелепыми мыслями о том, что я буду совершать героические поступки и покрою себя славой. К сожалению, полк, в который меня зачислили, на лето расположился в Брайтоне. Якобы для подготовки, но больше для парадов, смотров и другой прочей показухи, которая оставляла бездельничающим молодым людям слишком много времени для того, чтобы попадать в неприятности. Мне такая возможность представилась на военном балу. Там я впервые увидел ее, — Ланс становился, чтобы перевести дыхание. — Адель Монтерой, жену моего командира. Она была одной из тех женщин, которые могут ослепить любого мужчину одним своим появлением в комнате. Остроумная, красивая, очаровательная.
Розалин почувствовала странное горячее покалывание в сердце, чувство такое необычное для себя, что с трудом поняла, что это такое. Ревность. Но к женщине, которую она даже не встречала? Какая чепуха. Она пыталась подавить тревожащее чувство, сосредоточившись на том, что говорит Ланс.
— Больше половины полка было влюблено в Адель. Не существовало особой причины, по которой она была должна хотя бы обратить внимание на такого зеленого лейтенанта, как я.
«О нет, не совсем так», — сухо подумала Розалин, украдкой взглянув на скульптурный профиль мужа.
— Но Адель одарила меня одной из своих улыбок, и я просто потерял голову.
— И она тоже влюбилась в тебя?
— Я так думал. И это мое единственное оправдание за недозволенную связь с замужней женщиной. Я пытался удовольствоваться поклонением ей на расстоянии, но моя кровь была слишком горяча для этого, а Адель оказалась… очень чувственной. Я убедил себя, что смог найти свою истинную любовь без помощи Искателя Невест. Из-за какой-то трагической ошибки судьбы Адель уже была замужем, но я не сомневался, что с этим все уладится, как только я объясню ситуацию ее мужу.
— Ты сказал полковнику? — в ужасе вскрикнула Розалин.
— Да, мне это казалось единственным верным способом. Я промаршировал прямиком в жилище Монтероя и умолял его простить меня за то, что люблю его жену. Я был полностью готов предложить ему сатисфакцию на дуэльном поле, если бы он потребовал ее, — Ланс скривился. — Я действительно был глупым молодым ослом, не так ли?
Розалин отрицательно покачала головой, вместо этого представляя мальчика, которым был Ланс: таким неистово гордым, таким серьезным, бросившимся в палатку полковника, переступившим через себя, чтобы поступить по чести.
— Что случилось? — почти с ужасом спросила она, испугавшись за него.
— О, Монтерой просто рассмеялся мне в лицо и прорычал, чтобы я убирался. Я был не первым молодым глупцом, которого его жена завлекла в свою постель. Но другие хотя бы оказались достаточно умны, чтобы быть более осмотрительными. Как и следовало ожидать, я возражал против тех нелестных слов, которые он употреблял, говоря о моем ангеле. Вероятно, я бы избил Монтероя, если бы его адъютант не удержал меня. Я мог бы пойти под трибунал и быть расстрелянным за то, что ударил старшего по званию офицера. Вместо этого я просидел в колодках, пока не остудил свою горячую голову.
Ланс говорил достаточно беззаботно, как будто воспоминания мало значили для него и были лишь источником удивления собственной глупости. Но по тому, как он вздрогнул, стало очевидно, что память о его юношеском унижении все еще причиняла ему боль.
— Как только меня освободили, я отправился прямиком к Адель, — продолжил он. — Я боялся, что полковник мог направить свой гнев на нее. Но то, что я обнаружил, едва ли походило на девицу в беде, нуждающуюся в моей защите. Она была больше похожа на огнедышащего дракона. В полнейшей ярости она требовала, чтобы я сказал ей, что я пытался сделать? Уничтожить ее? Понимал ли я, в какую игру мы играем? Игру, — повторил Ланс с безрадостной усмешкой. — Конечно, я не понимал, но я достаточно быстро поумнел, когда она заменила меня в своей постели капитаном кавалерии, большим чванливым идиотом, но имеющим достаточно мозгов, чтобы держать рот на замке в кровати и вне ее. И не преследовать Адель чепухой о вечной любви и о том, чтобы сбежать вместе. Я был достаточно вспыльчив, чтобы вызвать капитана на дуэль из-за нее, но он внезапно перестал что-либо значить для меня. Внезапно стало казаться, что ничего больше не имеет значения.
Циничный огонек, который Розалин всегда ненавидела, вспыхнул в глазах Ланса. Но теперь, когда она поняла его причину, Розалин мягко накрыла руками ладонь мужа.
— Ты, наверно, был совершенно убит горем.
— О, осмелюсь сказать, да. Потому что обесчестил себя из-за женщины, подобной ей. Такого вряд ли можно было ожидать от сына Анатоля Сент-Леджера. Это больше всего мучило меня: мысль о том, как разочарован должен быть мой отец, — Ланс прервался, пытаясь пожать плечами. — Ну, некоторые имеют склонность принимать все слишком серьезно в восемнадцать лет. Я был достаточно несчастен, чтобы пустить себе пулю в лоб. Но в этом не было необходимости, потому что нашлось множество других желающих, готовых сделать это за меня. Наш полк наконец-то отправили в Испанию, и я понял, что у меня появился могущественный враг.
— Наполеон?
— Нет, полковник Монтерой. На самом деле, его не волновало то, что я спал с его женой, но тот факт, что я чуть не стал причиной скандала, очевидно, был непростителен. Полковник удостоверился, чтобы каждый раз меня бросали в самую гущу битвы, надеясь, что я буду убит.
— О, Ланс! — Розалин задрожала, ее пальцы конвульсивно сжались на его ладони.
Он похлопал ее по руке.
— Со мной ничего не случилось, любимая. Я был даже рад угодить ему, совершенно безрассуден, не заботился о том, выживу или умру. Но, казалось, моя жизнь была заколдована. В моем окружении всегда находились бедные парни, обязанные следовать за мной, которые получали пули вместо меня. Всегда кто-то другой платит за мои грехи. Даже мой собственный… — Ланс остановился с горькой улыбкой. — В любом случае, теперь ты должна понимать, что с моей стороны не было большой добродетелью помогать женам, которые овдовели из-за меня. Это самое малое, что я могу для них сделать.