— Да простит меня госпожа, но они на чердаке моего дома и уж наверное слышали весь наш разговор.
— Сходи позови их, я хочу, чтобы они отправились в Сангё с тобой.
— Еще одно, принцесса…
— Что?
— Вчера ночью, побратавшись, мы с удальцами пошли в заведение «Озорная пташка». Там я встретил хозяйку, госпожу Мой-нян…
— И уж, конечно, не смог устоять? Зови и ее, хотя женщине труден будет путь в Сангё.
Друкчен поклонился и вышел из комнаты. Сначала он поднялся на чердак к разбойникам.
— Ну что? — спросил он. — Подслушали наш разговор с принцессой?
— Само собой, — ответил монах Куй по прозвищу Аист Не Вовремя.
— Что скажете на предложение принцессы?
— Давайте-ка все спустимся и предстанем пред ее очи, а там и решим, как ответить.
— Хорошо, спускайтесь, а я пока схожу за Мой-нян.
Наш герой отправился в потайную комнату за ширмами.
Мой-нян сидела там и вышивала.
— Что случилось, дорогой? — спросила она Друкчена. — Принцесса уже ушла?
— Нет, милая. Она хочет познакомиться с тобой. У нее есть задание для всех нас.
— Ох, — прижала шитье к груди Мой-нян, — что-то я боюсь.
— Не бойся, молись Будде Амитабе, и все получится.
Друкчен взял под руку свою возлюбленную и так вышел к высокородной гостье.
Перед принцессой Ченцэ уже стояли на коленях пять разбойников и земно кланялись:
— Да не прогневается на нас госпожа за наше непотребство!
— Я не гневаюсь на вас, встаньте, друзья, — сказала принцесса Ченцэ. — Теперь вы все хранители моей тайны. И если вы выполните то, о чем я прошу, моя милость к вам будет беспредельной. Если же ваши языки окажутся слишком болтливы, я найду вас и на дне моря.
— Госпожа может не беспокоиться, — сказал Куй. — Тайна ее умрет с нами.
— Я ручаюсь за них, — сказала, кланяясь, Мой-нян. — Это отличные ребята, ваше высочество.
— Что ж, хорошо. Теперь давайте все сядем, выпьем вина за встречу и обсудим, как вам лучше попасть в Сангё и в храм Благого Восьмеричного Пути.
Все сели за стол. Мой-нян прислуживала принцессе и разливала вино по кубкам. Выпив и закусив всяческой снедью, разбойники начали обсуждать свой план.
— Нам лучше всего идти под видом паломников, — сказал Куй. — Город Сангё всего в трех днях пути. Пойдем пешком, возьмем только одного яка с повозкой, чтобы Мой-нян могла ехать. Все-таки она женщина, и ноги ее слабы.
— А я считаю, все надо сделать по-другому! — сказала принцесса Ченцэ. — Не стоит прибедняться, иначе на пути в Сангё вас могут обидеть. Я дам Мой-нян свой паланкин на гравиподушке, вы все сядете на коней, вооружитесь как следует и поедете в Сангё под видом воинов, сопровождающих саму принцессу Ченцэ.
— Прекрасный план! — одобрила Мой-нян. — Но что скажет ваш будущий супруг, если узнает, что вы ездили без спросу в Сангё?
— Ох, — побледнела принцесса. — Тут начнутся такие расспросы, что мне лучше повеситься.
— Вешаться никому не надо, — сказал Друкчен. — Мы вооружимся и поедем под видом воинов, но в паланкине повезем Мой-нян под ее собственным именем. Разве госпожа хозяйка «Озорной пташки» не настолько богата, чтобы отправиться в паломничество!
— Верно, — сказала Мой-нян. — Надо, чтобы и тень подозрений не пала на принцессу.
— Хорошо, — улыбнулась принцесса Ченцэ. — Так и поступим. Отправляйтесь завтра же.
— Но где нам раздобыть оружие, доспехи и паланкин?
— Все это я достану, — заверила Мой-нян. — У меня большие связи. И главное, никто и не подумает, что это дело касается принцессы. Скажу, что для меня.
— Благодарю вас, — растрогалась принцесса. — Если вы сложите свои головы за меня, я постараюсь умолить богов, чтобы они дали вам благое перерождение.
Они пообсуждали дело еще некоторое время, а потом принцесса отправилась во дворец.
— Дорогой, — сказала Мой-нян Друкчену, — пусть пока удальцы едят, пьют и отдыхают, а ты сам иди со мной.
— Как скажешь, моя умница.
Разбойники, получив приказ от Друкчена полежать в неге, а потом отправляться в «Пташку», тут же наполнили вином чарки.
— Однако не упивайтесь сильно, — предупредила Мой-нян. — Завтра выступаем.
Вдвоем они вышли из дома Друкчена и направились в сливовый сад, где был пруд, заросший ирисами.
Они подошли к пруду. Было безлюдно и тихо, так, словно все люди растворились где-то в далекой дали.
— Ты умеешь удивляться, дорогой? — спросила, улыбаясь, Мой-нян.
— С тех пор как попал в Шамбалу, только и делаю, что удивляюсь, — ответил Друкчен.
— Тогда смотри.
Мой-нян воздела руки к небу и запела:
— О милостивые боги, грозные боги, благороднорожденные боги, великие боги, внемлите мне и гласу моления моего! Повелением своим дайте силы мне и право творить чудеса, как всегда до сего времени давали! Да встанут эти воды как две стены и да откроют сущее на дне! Внемлите мне, боги!
Мой-нян опустила руки и закрыла глаза. Губы ее все еще шептали молитву, и тут Друкчен увидел, что воды пруда расступились, встав как две стены и открыв небольшой дворец, бывший на дне пруда.
Мой-нян открыла глаза, взяла Друкчена за руку и сказала:
— Удивляешься ли ты?
— О да.
— Идем. Я познакомлю тебя с моей названой сестрой.
Они спустились на дно пруда, и вода не сомкнулась над их головами.
В подводном дворце их встретил призрак, страшный до того, что у Друкчена поджилки затряслись.
— О боги, кто это? — спросил он у Мой-нян.
— Это моя названая сестра — хранитель моих сокровищ, — сказала Мой-нян. — Смертному не выжить здесь, поэтому я призвала колдовством этого призрака.
— Так ты колдунья?
— Совсем немного, милый. Как и все женщины. О призрак, удались, этот смертный идет со мной.
Призрак исчез. Мой-нян взяла Друкчена за руку и повела по залам дворца. Наконец они пришли в арсенал. Здесь Мой-нян велела Друкчену отобрать оружие и доспехи. Все было новым и блестящим, словно только что вышло из-под руки оружейника.
Получилась неплохая горка доспехов и оружия.
— Как же мы все это перетащим в «Озорную пташку»? — спросил Друкчен.
— Немного колдовства не помешает, — улыбнулась Мой-нян и посыпала доспехи и оружие каким-то порошком. Они стали прозрачными, а потом исчезли совсем.
— Чудеса! — сказал Друкчен.
— Они уже в «Пташке», — молвила Мой-нян. — А теперь идем обратно.
Они вышли из дворца, стали на берег пруда, и Мой-нян сомкнула его воды одним движением ладоней.
— Теперь ты знаешь мой секрет, — сказала Мой-нян. — Не выдай его кому.
— Клянусь молчать! — заверил ее Друкчен.
В «Озорной пташке» их уже поджидали разбойники. Они успели подготовить паланкин для Мой-нян, а потом им роздали оружие и доспехи.
— Что ж, осталось только помолиться в храме Будды Амитабы за благополучие нашего начинания, — сказала Мой-нян.
Все вместе они отправились в храм. Здесь было пустынно и тихо, медленно вращались молитвенные колеса, курились благовония…
Наши герои опустились на колени, зажгли ароматические свечи и помолились Будде Милостивому об успехе своего предприятия.
Так начался их путь в Сангё.
Ничего не знал он и о своих родителях. Сказал только, что не помнит их, но знает, что они были. Анна Николаевна жалела Будду-сироту и реализовывала свои материнские инстинкты, столько времени дремавшие.
Будда говорил, что родился он не на земле и помнит только розовое сияние прекрасных цветов, которые его окружали. Потом сияние исчезло, и Будда уснул. И спал он до тех пор, пока в потайную комнату не проникла Анна Николаевна со своей компанией.
Что же касается Влада и Лизы, то они жили несуетной счастливой жизнью семейной пары. Свадьбу сыграли первого июня, особо не приглашая гостей. Лиза переехала жить к Владу и, поскольку была масса дел в особняке, редко виделась с родителями. Влад залечил два Лизиных зуба, она ездила с ним на работу в клинику и уже привыкла к шуму бормашин, хотя, казалось бы, привыкнуть к нему невозможно.
Молодожены стали также посещать спиритические сеансы профессора Верейского. Лиза как ассистентка, хотя при заработках Влада деньги ей были не нужны, а Влад как ее защитник и наблюдатель. Сеансы проходили гладко, больше не было никаких вспышек и потерь памяти. Лиза ассистировала, наблюдая за тем, как внук профессора Глеб погружается в транс и начинает общаться с потусторонним миром. Духи, можно сказать, выстраивались в очередь к профессору и его внуку для того, чтобы пообщаться с людьми из реальности. А еще Лиза знала, что Глеб страдает от первой любви. К ней. Но поделать ничего не могла, сама она по уши втюрилась в своего лемурийца. Глеб страшно ревновал и все искал повода, чтобы поговорить с Лизой наедине, но такого повода не было, Влад просто не оставлял Лизу одну.
В такой благодати наши герои прожили до середины июля, и тут на Лизу свалилась беда. Она начала видеть сны.
Нет, Лиза видела сны и раньше, но они были нестрашные и нетревожные. А эти…
Снилось Лизе, что идет она в одиночестве по ночному Водопьяновскому парку и выходит на некую поляну. А на поляне той собрались сатанисты, разожгли пламя, воздвигли алтарь и говорят Лизе:
— Отличненько! Тебя-то мы и принесем в жертву нашему повелителю.
— Только попробуйте! — говорит Лиза. — Я сама кого хочешь в жертву принесу!
И тут у сатанистов в руках оказываются бутылки с водой.
— Смотри, умертвие, — говорят они. — Мы не шутим. Иди с нами, иначе зальем.
И Лиза понимает, что она снова стала умертвием и что вода теперь для нее все равно что кислота. Она дрожит (в смысле Лиза, а не вода) и, повинуясь сатанистам, идет к бушующему пламени. Что удивительно, пламя не обжигает ее, оно как прохладный шелк, и Лиза уже хочет возлечь на алтарь, как вдруг слышит крик:
— Стой! Тийя, не смей!
Она смотрит сквозь пламя и видит высокого всадника на гнедом коне. За плечами всадника развевается алый плащ с белым подбоем, в руках его сверкающий меч, которым он устрашает сатанистов так, что они разбегаются.
Лиза смотрит на всадника, но не видит его лица. Вместо лица чернота, провал, пустота. И это так страшно, что она кричит. Кричит и просыпается.
— Опять? — спросил ее Влад, приподнимаясь на локте.
Они лежали в кровати в доме Влада. Лиза постепенно приходила в себя после сна. Ее окружали привычные вещи и стены. Вот комод, на котором светится бледной лампочкой ночник, вот тумбочка, на ней хрустальный стакан с водой, часы и книга. Часы показывают половину четвертого. За окнами, раскрытыми по случаю жары, светлый сумрак летней ночи. Где-то под потолком звенит одинокий комар, еще не отравленный парами «Фумитокса». Но самое главное — рядом тепло любимого тела, заботливые руки, тревожащиеся глаза.
— Малышка, как ты? — Влад погладил Лизу по лбу и почувствовал, что ладонь мокрая.
Лиза села в постели, обхватила голову руками:
— Это кошмар какой-то!
— Про всадника с пустым лицом?
— Да, я тебе рассказывала… Повторяется вот уже который раз. А знаешь, иногда снится другой сон.
— Какой?
— Будто я иду по лугу и собираю цветы. Так много полевых цветов! И вдруг вижу — спиной ко мне стоит мужчина. Я обхожу его, заглядываю в лицо — а лица нет, одна пустота и чернота. Я чувствую себя очень одинокой в этих своих снах. Скажи, Влад, а не может быть эта повторяемость снов симптомом какого-нибудь психического заболевания? Может, у меня голова не в порядке?
— Вроде нет. Но если хочешь, сходим к психиатру, моему знакомому. Вместе ординатуру заканчивали. Может, он пропишет что-то успокоительное, снотворное.
— Ой! — Лиза схватилась за горло. — Опять тошнит!
Благо к спальне была пристроена ванная с туалетом.
Лиза вскочила с кровати и склонилась над раковиной. Ее долго рвало водой и желчью. Влад встал с кровати и подошел к жене:
— Бедолага… Может, ты все-таки беременна?
— Надо проверить. У меня в комоде где-то валялся тест.
— Сейчас найдем. Ты иди ляг, не стой на холодном полу.
— Да он не холодный этим-то летом…
— Все равно.
Лиза, ослабевшая, в испарине, легла в кровать. Простыни были влажными. И так плохо, да еще тут эта жара… Мир словно ополчился против них с Владом…
Муж рылся в верхнем ящике комода, где они обычно держали лекарства и всякую бытовую мелочовку.
— Нашел, смотри-ка! — сказал он, подняв в руке палочку теста в упаковке.
Через несколько минут они с Лизой сидели и напряженно смотрели вдвоем на использованный тестер.
— Сколько полосок? — спросил Влад.
— Вроде две… — севшим голосом сказала Лиза.
— Значит, у меня в глазах не двоится! Лизочек, это значит…
— Ну вроде беременна я. Ой, Влад…
— Милая! — Лемуриец обнял жену. — Мы сегодня же утром поедем в консультацию, все проверим. Вот почему тебя тошнит. Может, и сны поэтому. У беременных всякое бывает…
— Тогда снотворное мне нельзя.
— Будешь пить отвар мелиссы и мяты, я сам тебе приготовлю. С медом. Сейчас приготовить?
— Если не трудно.
— Идем в кухню.
Лиза набросила пеньюар, который Влад обожал с нее снимать. Посмотрела на мужа. Влад был само воплощение заботливости. И все же тот, во сне, с пустым лицом, почему-то был ей гораздо ближе и роднее, чем Влад. Она боялась самой себе признаться в этом.
Они спустились в кухню. Где-то в округе драли глотки первые щедровские петухи. Светало.
— День опять будет жаркий, малышка, — сказал Влад. — Ну ничего, в машине кондиционер. Проедемся до больницы.
— А как же тебе на работу? У тебя сегодня первая смена…
— Отпрошусь. Имею право! У меня жена беременная!
Лиза тихо рассмеялась и присела на диванчик у кухонного стола:
— Даже не верится.
— Почему? — удивился Влад. Он включил чайник и принялся доставать из стенного шкафа различные травы, которыми их снабжала Юля Ветрова. — В конце концов, мы с тобой здоровые мужчина и женщина.
— Но я была умертвием…
— Ну и что? Стала ведь снова живой!
— Да. А тогда я и не думала, что когда-нибудь смогу забеременеть. Спасибо тебе, Влад.
— За что?
— За то, что ты у меня есть.
— Я сейчас разрыдаюсь просто. Так. Мята, мелисса, зверобой и пустырник. Завариваем…
— Пустырник горький!
— Я добавлю меда, сластена.
— Влад…
— Да?
— Мне кажется, к психиатру все-таки тоже надо сходить.
— Хорошо. Я договорюсь с ним. Возможно, все получится сегодня. Главное, не нервничай, Лизочек.
— Ой, не получается.
Влад заварил травы, дал им настояться, потом процедил в кружку через ситечко. Добавил мед, протянул кружку Лизе:
— Пей, малышка!
Лиза начала маленькими глотками пить горячий отвар. Сейчас, в рассветной прохладе, это было даже приятно.
— Хорошо бы это был мальчик, — задумчиво протянула Лиза.
— Ты читаешь мои мысли. Впрочем, девочка тоже неплохо. Лизочек, главное, чтобы ты была здорова и малыш. А пол — дело десятое.
— Он не будет лемурийцем?
— К сожалению, нет. Лемурийцы рождаются только тогда, когда с хвостами и отец и мать.
— Значит, не будет бессмертным. Как и я.
— У вас будет бессмертие, Лиза, обещаю!