Площадь эта была достаточно широкой, дома, окружавшие ее были двухэтажными, причем нижние этажи были сделаны из камня. Фасады всех домов, выходивших на площадь были темны, и только один из них светился всем первым этажом – даже входная дверь этого дома была распахнута и из нее доносился нестройный гул человеческих голосов. А посреди площади торчало нечто, отдаленно напоминающее… обгорелое дерево. В желтом, колеблющемся свете, падавшем из окон и двери освещенного здания, чернота этого дерева отливала странным багровым отсветом, словно по нему пробегали призраки давно потухших всполохов. И в этом неверном отсвете я вдруг заметил, что ствол дерева на высоте примерно метра обвивает тяжелая, закопченная цепь.
Дымка, не дожидаясь моей команды, свернула к освещенному дому и остановилась прямо у светлого прямоугольника открытой двери.
Я оглядел фасад здания и увидел над дверью небольшую вывеску. «Вечерний отстой» было начертано на этой вывеске весьма корявыми разновеликими буквами.
«Видимо, это все-таки… постоялый двор… – догадался я, – Хотя название у него могло бы быть… поприличнее!..»
Соскочив на землю, я двинулся было к дверям, но тут из них в пыль не мощеной площади, чуть ли не прямо мне под ноги, вывалилась некая толстая фигура, и вслед ей раздался насмешливый голос:
– Хватит бузить, Рохля, иди домой, проспись!..
А другой, более властный, голос добавил:
– И до светлого выходного можешь здесь не показываться!
Толстый Рохля неуклюже поднялся на ноги, плюнул в сторону остававшейся открытой двери, повернулся и, не замечая меня, потопал прямо к черному дереву в центре площади. Проводив его взглядом, я снова повернулся к освещенным дверям и шагнул внутрь дома.
Сразу за дверью располагалась большая зала, заставленная столами, вокруг которых сидело не менее полусотни мужиков. Все они были слегка навеселе, а потому в зале стоял ровный густой гул, в котором временами слышались более звонкие вскрики. Мое появление почти не было замечено, и только когда хозяин заведения, восседавший в дальнем конце залы за невысоким прилавком, заметил меня, вскочил со своего места и помчался к входным дверям, разговоры стали стремительно стихать. Спустя несколько секунд, в зале наступила изумленная тишина, а хозяин – высокий, странно худой для трактирщика, молодой мужчина, приблизившись ко мне и поклонившись, проговорил:
– Сияющий дан Тон, я – вольный кхмет Смига, хозяин этого постоялого двора и член управы нашего села! Чем я могу служить вам?!
– Мне нужна постель на эту ночь… – просто ответил я.
На лицо трактирщика вдруг выползла торжествующая улыбка, он оглядел зал и с новым поклоном повел рукой в сторону… своего прилавка:
– Прошу, господин сияющий дан, проследовать за мной. Комната для вас уже готова!
«Это что ж получается… – с удивлением подумал я, направляясь следом за трактирщиком через залу к дальней стене, – Меня здесь уже ждали?..»
В дальней стене залы, позади хозяйской стойки располагалась небольшая дверь, за которой оказалась площадка лестницы, ведущей и наверх, и в подвал. Хозяин постоялого двора потопал вверх по этой лестнице в темноту второго этажа. Я с некоторым сомнением двинулся следом – мне показалось странным то, что хозяин не прихватил с собой какой-нибудь лампы, но нас уже ждали. Едва я преодолел половину пролета, как темнота наверху рассеялась, и я увидел, что на верхней площадке стоит невысокая женщина с большим, на три свечи, подсвечником в руках. Трепетные язычки огня разгоняли вечерний сумрак. Хозяин, поднявшись впереди меня, взял из рук женщины подсвечник, и та неслышно исчезла – я так и не успел ее как следует рассмотреть.
Комната, в которую привел меня хозяин, была очень большой, мне даже показалось, что она занимает чуть ли не половину этажа. Освещалась эта зала всего-навсего тремя небольшими лампами, из которых хозяин зажег всего одну, стоявшую на небольшом столике около огромной кровати. Углы этой гигантской спальни остались спрятанными в густом мраке, а ее слабо освещенная середина явила моему взору большой овальной формы стол, уставленный всевозможной едой и напитками.
Хозяин поднял над собой свой трехсвечник и громко объявил:
– Эта комната, господин сияющий дан, была подготовлена специально к вашему приезду, а ужин естественно ежедневно обновлялся, так что можете есть без опасений – все, что там выставлено наисвежайшее! Поверьте, никто вас в этой комнате не побеспокоит!
Тут я не выдержал и с нескрываемой насмешкой спросил:
– Эта комната предназначена специально для меня?.. Значит ты знал, что я прибуду в ваше село?!
– Я… надеялся!.. – Ответил вольный кхмет и, продолжая держать светильник высоко над собой, поклонился, – я надеялся, что возвращаясь из Трольих гор, вы, господин сияющий дан, не проедете мимо нашего села!..
– Вот как?..
Эту короткую фразу я сказал исключительно потому, что мне… нечего было сказать, однако хозяин постоялого двора воспринял мой вопрос по-своему:
– Я никогда не верил, что вы, господин сияющий дан, погибли в горах!.. Нечистые могли разбить ваш отряд, могли даже убить всех сопровождавших вас черных извергов, но перед сияющим даном Тоном они не могли не отступить. Я верил, что вы вернетесь, что вы выйдите из гор невредимым, и что наше село встретит вас с подобающими почестями! Сейчас вы отдохнете, а завтра утром мы устроим настоящий праздник!!
«Так!.. – с некоторой даже тоской подумал я, – Только праздника мне и не хватало!! Еще придется произносить приветственную или благодарственную речь, и при этом я обязательно ляпну какую-нибудь глупость!..»
Однако, лицо вольного кхмета выражало такой восторг, что у меня не повернулся язык разочаровать его отказом от обещанных празднеств.
«В конце концов, – решил я, – утро вечера мудренее, и завтра все как-нибудь образуется…»
– Ну что ж, – произнес я как можно увереннее, – значит, утром, я буду вас ожидать!..
Вольный кхмет сразу же уловил смысл моих слов, коротко поклонился и быстрым, чуть ли не строевым, шагом покинул приготовленное для меня помещение. Я взял в руку оставленный хозяином подсвечник и обошел комнату, внимательно оглядывая ее стены. Обитые какой-то темной, грубой тканью, они выглядели вполне надежными, не имеющими каких-либо потайных дверей, лазов и окошек. Три узких и высоких окна, выходивших на площадь со странным деревом, были забраны довольно частыми решетками и к тому же имели ставни, закрывавшиеся изнутри. В самом дальнем углу комнаты я обнаружил туалетный «уголок» состоявший из большого умывальника и… ночного горшка солидных размеров.
Закрыв двери и задвинув мощный засов, я полез из своих доспехов и только тут понял, что до сих пор сжимаю левый кулак. Положив руку на стол я разжал пальцы, и на белую скатерть скатились четыре камня, подаренных мне Пиклей. Спрятав камни в карман куртки, я уселся за стол. Ужин действительно был хорош, так что я не только вполне насытился, но и еще прилично выпил, хотя, надо сказать, здешнее вино было довольно слабым и… кислым. После ужина я перебрался в приготовленную постель, погасил лампу и быстро заснул.
Но и этой ночью мне не дали спокойно выспаться. В первый раз меня разбудил, как мне показалось, быстрый, дробный топоток, словно мимо моей кровати пробежал ребенок в деревянных, подбитых войлоком башмачках. Я вскинулся на постели, широко раскрыв глаза, но вокруг стояла тишина и… полная темнота. Даже с улицы не доносилось ни звука.
Подождав с минуту, я снова улегся, однако спустя недолгое время, я, правда, уже стал придремывать, топоток раздался снова, и на этот раз я его расслышал вполне явственно – некто весьма легконогий пробежал вдоль дальней стены.
«Интересно, что это за забеги в моей комнате? – Недовольно подумал я, – куда и… откуда можно бежать вдоль глухой стены, ведь стука двери слышно не было?!»
Сон мой был нарушен, а потому я решил подождать и послушать, не произойдет ли в специально для меня подготовленной комнате еще что-либо неожиданное. Некоторое время меня окружала тишина, а затем снова послышалось дробное постукивание деревянных подошв по полу, но на этот раз оно смолкло, как мне показалось, в самой середине комнаты. И тут же послышался сердитый шепот:
– Ну что ты носишься туда-сюда?! Пол под твоими пятками – прям не пол, а барабан какой-то! Вот разбудишь хозяйского гостя, он тебе пятки-то поотрывает!..
Шепоток был странно высоким, словно и вправду говорил ребенок, вот только интонация была не по-детски строгой, даже суровой.
– Ничего не поотрывает, – прозвучал в ответ еще более высокий голосок, который даже и не пытался себя скрыть, звучал ясно и звонко, – Вон он, спит, как будто синего дыма напился!
– Ага, напился, как же!.. – снова зашептал первый голос, – Он только что сидел!
Вслед за этим последовала короткая пауза, а потом второй голосок пискнул, уже значительно тише:
– Ой!..
– Так что ты давай, не бегай… Или надень толстые носки…
– Носки мешают, они все время спадают, и я все время в них путаюсь…
– Путаешься потому что бегаешь!.. А если будешь ходить как все, они не будут спадать!..
– Будут, будут… – упрямо пискнул второй голосок и обиженно добавил, – Я тебе говорила, что носки мне нужны маленькие, а ты все: «Вырастешь, вырастешь!» А я не буду больше расти!!
– Ладно, не ной!.. – шепоток стал еще более суровым, – Достанем тебе носки поменьше! А сейчас не топочи, постарайся тихо ходить.
– Если я буду ходить тихо, то я буду ходить медленно, – тоненький голосок дрожал от обиды, – А если я буду ходить медленно, я не успею перемыть всю посуду и не получу сливок!.. Как я тогда буду жить?! Ведь ты сам сказал, что больше мы нигде не найдем хозяина, ты сам сказал, что нас больше никто не хочет кормить сливками!!
В ответ на это раздался едва слышный вздох, после которого чуть потеплевший шепот произнес:
– Сказал… Так оно и есть – никто больше не хочет держать в доме брауни… Люди готовы ходить по грязному полу и сами мыть посуду, лишь бы не связываться с нами!..
– Но почему?!
Голосок был полон горького недоумения, а поскольку ответа на этот вопрос не последовало, он продолжил:
– Ведь мы очень полезные, а платить нам надо совсем немного… Неужели крохотная мисочка сливок или коврижка с медом – это так много?!
– Немного… – попытался утешить шепоток, – Но люди стали называть нас… м-м-м… нечистью… Проклятым народцем… И не хотят иметь с нами дела!..
– Ха! – высокий голосок снова звучал почти в полную силу, его хозяин… или хозяйка, видимо, позабыла, что нужно соблюдать тишину, – Неужели чисть считает себя лучше нас?! Просто они жадины и… и злюки! Вон этот хозяйский гость, ему что жалко было сливок в мисочку налить?!
– Айя, не смей так называть людей! – Тут же посуровел шепоток, – а то ты не то чтобы сливками баловаться – на темное дерево попадешь!
Опять наступила тишина, и на этот раз она продолжалась очень долго. Затем снова послышался быстрый топоток, но теперь он звучал очень тихо – если бы я не прислушивался, его совсем не было бы слышно.
И тут я припомнил, что на столе, среди всевозможной снеди, действительно имелся маленький кувшинчик со сливками! Осторожно поднявшись с постели, я встал на ноги и… особым образом щелкнул пальцами правой руки. Над моей головой медленно разгорелся крохотный, чуть колеблющийся огонек, и в ого свете я оглядел комнату. Она была пуста, хотя в тени, расползшейся по углам, кто-нибудь и мог притаиться.
Быстро пройдя к столу, я нашел маленький кувшин и убедился, что он и в самом деле содержал сливки. Наполнить одну из пустых маленьких мисок было секундным делом, но, уже собравшись возвратиться в постель, я вспомнил, что голосов было два, и… наполнил вторую миску.
Снова улегшись в кровать, я принялся ожидать продолжения разговора, однако ночная тишина больше ничем не нарушалась. Так, в ожидании, я и заснул…
Разбудил меня тонкий светлый лучик, пробившийся сквозь узкую щелку в ставне. Лучик это был настолько ярок, что я немедленно вскочил с постели и бросился к окну в надежде наконец-то увидеть солнце. Однако, едва коснувшись ставенной задвижки, я вспомнил о своем… имидже и побрел в угол комнаты совершать утренние водные процедуры. Затем я занялся своей боевой тренировкой и только после этого, облачившись в доспехи, я решился распахнуть одну из ставень. За окном, выходившим на восток, вставало солнце. Небо было совершенно чистым, бледно голубого цвета со странным серебристым налетом, совершенно не походившим на облака. Бледно-оранжевое огромное солнце уже поднялось над горизонтом, но его свет не ослеплял, а скорее ласкал глаза.
Однако полюбоваться местным светилом мне не дали, в дверь моей комнаты осторожно постучали, и я, обернувшись, недовольно произнес:
– Ну, в чем дело?!
Из-за двери послышался извиняющийся шепот:
– Господин сияющий дан, хозяин просил узнать, проснулись ли вы уже и не желаете ли пройти в гостиную… Он хочет показать вам свои… э-э-э… сокровища.
«Интересные, однако, обычаи здесь имеются!.. – Удивленно подумал я, – хвастаться перед гостями своими сокровищами!»
– Твой хозяин может ожидать меня через пятнадцать минут! – Бросил я все тем же недовольным тоном и снова повернулся к окну, подставляя личину забрала под солнечные лучи.
– Я вернусь за вами через указанное время… – донеслось из-за двери, и меня оставили в покое.
Еще минут пять я наслаждался солнечным теплом, удивляясь, что ощущаю его через металл доспехов, а затем, не торопясь, подошел к столу. Первым, что бросилось мне в глаза, были пустые, чисто вымытые мисочки, которые я наполнил ночью сливками. Значит, ночные голоса мне не приснились, значит, кто-то действительно находился в моей комнате, запертой на все мыслимые запоры!
Подняв забрало, я чисто механически взял с большого блюда кусок тонко порезанного хлеба и, положив на него ломтик холодного подкопченного мяса, принялся жевать, вспоминая слышанный мной ночью разговор. Странный разговор… Только несколько мгновений спустя, я вдруг с удивлением осознал, что и хлеб и мясо наисвежайшие, словно они только что доставлены с поварни! Да, сервис на этом постоялом дворе был на высоте!
Запив свой утренний бутерброд глотком прохладного вина, я снова опустил забрало и направился к дверям, навстречу… обещанному празднику.
За дверями моих покоев меня ожидал молоденький парнишка в довольно драной одежонке и с трясущимися губами на бледном лице. Увидев, как я выхожу, он склонился в низком поклоне и, не выпрямляясь пробормотал:
– Я готов проводить господина сияющего дана к моему… э-э-э… господину.
– Провожай!.. – Милостиво разрешил я.
Парнишка, не разгибаясь, повернулся и торопливо засеменил по короткому коридору вправо. Я шагнул следом за своим провожатым, а тот уже открывал широкие двустворчатые двери, располагавшиеся в противоположной от моей комнаты стене.
– Господин сияющий дан Тон!.. – Неожиданно громким, высоким голосом провозгласил парнишка и нырнул в сторону, убираясь с моей дороги.
Я шагнул через порог и оказался в большой, чуть больше моей спальни, зале. Четыре узких, высоких окна, прорезанных в противоположной стене, выходили в затененный сад, а потому в зале царил приятный полумрак. Мебели здесь практически не было, между средних окон стоял высокий застекленный шкаф темного дерева, у одной из боковых стен расположились два низких кресла, между которых притулился крохотный столик, середину противоположной стены занимал огромный камин, в котором тлело два здоровенных полена. Светлый деревянный пол был, похоже, натерт воском и потому мягко светился каким-то внутренним светом. Посредине потолка, похожего на паркетную мозаику, висела большая бронзовая лампа с огромным плафоном матового стекла. Прямо под этой роскошной лампой стоял хозяин сего гостеприимного дома, одетый в доспехи!
Во всяком случае я мог только так классифицировать его наряд, состоявший из широких кожаных штанов, заправленных в высокие сапоги, длинной кожаной куртки, с часто нашитыми круглыми металлическими бляхами, и стянутой по поясу широким толстым ремнем, на котором в кожаных ножнах красовался длинный нож. Вся одежда вольного кхмета была коричневого цвета, а кроме того, в руках вольный кхмет Смига держал… широкое, мелкое ведро без ручки с тремя горизонтальными прорезями в боковой стороне. Я сразу признал в этом ведерке… защиту для головы, то бишь шлем!