Мальчик на это лишь пожал плечами.
– Да и кошки с ней не было, – продолжала убеждать Кристина.
– Ну и что?
– Ведьма нигде не появляется без кошки.
– Правда?
– Кошка – ее постоянный спутник.
– Почему?
– С ее помощью ведьма общается с дьяволом. Именно через кошку дьявол наделяет ведьму волшебной силой. Так что без кошки она просто страшная старуха.
– Значит, кошка наблюдает, чтобы она не совершила чего-нибудь такого, что могло бы не понравиться дьяволу?
– Именно так.
– Там не было никакой кошки, – сказал Джой, насупив брови.
– Там не было кошки как раз потому, что это была не ведьма. Так что тебе ровным счетом не о чем беспокоиться, милый мой.
Лицо его просветлело.
– Здорово! Будь она ведьмой, она могла бы превратить меня в лягушку или во что-нибудь вроде того.
– Что ж, может, быть лягушкой не так уж и плохо, – поддразнила Кристина. – Сидишь себе в пруду на кувшинке и поплевываешь.
– Лягушки едят мух, – гримасничая, сказал Джой. – А я даже телятину терпеть не могу.
Она рассмеялась и поцеловала его в щечку.
– Даже если бы она была ведьмой, – продолжал он, – со мной, наверное, ничего бы не произошло, потому что у меня есть Брэнди, а он не потерпит рядом никакой кошки.
– На Брэнди можно положиться, – согласилась Кристина и обратилась к собаке, вид которой был несколько шутовским: – Ну что, длинноухий, ты у нас гроза всех кошек и ведьм, правда?
При этих словах, к удивлению Кристины, Брэнди ткнулся мордой ей в шею и лизнул ее.
– Что за хулиганство, длинноухий? – спросила она. – Я совсем не уверена, что целоваться с тобой – это лучше, чем есть мух.
Джой довольно захихикал и обхватил собаку руками.
Кристина вернулась в кабинет. Ей показалось, что за то время, пока ее не было, работы прибавилось.
Не успела она сесть за стол, как зазвонил телефон. Она подняла трубку.
– Алло?
Никто не отвечал.
– Алло? – повторила она.
– Ошиблись номером, – произнес мягкий женский голос, после чего повесили трубку.
Кристина снова взялась за работу. Она не придала звонку никакого значения.
Глава 3
Ее разбудил лай Брэнди. Это было странно, поскольку Брэнди практически никогда не лаял. Следом послышался голос Джоя:
– Мама! Быстрее! Мамочка!
Он не просто звал ее, а пронзительно взывал о помощи.
Она сбросила одеяло и вскочила на ноги. Взгляд упал на мерцающие красные цифры электронных часов-будильника. Двадцать минут второго.
Через открытую дверь Кристина кинулась в холл, оттуда в детскую. Вбежав, сразу зажгла свет.
Джой сидел, прижавшись к спинке кровати, словно хотел спрятаться, раствориться в ней. Он был бледен, руки нервно теребили простыню и одеяло.
Брэнди, положив передние лапы на подоконник, лаял на что-то там, в ночи, за окном. Когда появилась Кристина, собака замолчала и вернулась к кровати, вопросительно глядя на мальчика, будто ожидая от него дальнейших указаний.
– Там кто-то был, – произнес он. – Кто-то заглядывал в окно. Это была та сумасшедшая старуха.
Кристина подошла к окну. На улице было темно. Желтоватый свет от фонаря, стоящего на углу улицы, сюда не доходил. Луна была ущербной и бросала лишь слабый молочный свет, который ложился на дорожки и серебрил стоявшие вдоль улицы машины, но его было недостаточно, чтобы высветить тайны этой ночи. Лужайка и кусты перед домом были погружены во тьму.
– Она еще там? – спросил Джой.
– Нет, – ответила Кристина.
Она повернулась, подошла к нему и присела на краешек кровати.
Он все еще был бледен и дрожал.
– Дорогой, ты уверен… – начала она.
– Это была она!
– Опиши мне точно, что ты видел.
– Ее лицо.
– Этой женщины?
– Да.
– Ты уверен, что это была она, а не кто-то еще?
Он кивнул:
– Она.
– Но на улице так темно. Как ты можешь быть уверен…
– За окном кто-то был, будто какая-то тень. Тогда я включил свет и увидел ее. Это была
Она ему верила. То, что он увидел за окном, конечно, могло быть плодом его воображения или каким-то отголоском ночного кошмара, – но тем не менее здесь было что-то не так. Он действительно видел то, о чем рассказывал: это была та самая старуха собственной персоной во плоти. Кристина не могла объяснить, почему она так уверена в этом, но, как бы то ни было, она была абсолютно уверена.
Она предложила Джою остаться в ее комнате, но он был полон решимости вести себя как мужчина.
– Я буду спать в своей кровати, – заявил он. – Брэнди будет рядом. Он учует эту старую ведьму за милю. Только… может, мы оставим лампу включенной?
– Разумеется, – сказала она, хотя лишь недавно отучила его спать с зажженным светом.
Она плотно задернула шторы в его комнате, не оставив ни малейшей щелки, через которую можно было бы подсмотреть. Укутала его одеялом и поцеловала на прощание, доверив опеке Брэнди.
Лежа в своей постели, в темноте, Кристина не могла сомкнуть глаз и все ждала какого-нибудь внезапного звука – звона стекла или дверного скрипа, – но все было тихо.
И только редкие порывы февральского ветра нарушали ночной покой.
Джой выключил лампу, которую зажгла для него мать, и наступила кромешная тьма.
Брэнди запрыгнул на кровать, что ему, как правило, не позволялось (одно из маминых правил – в постели никаких собак), но Джой не стал его прогонять.
Он прислушивался к звукам за окном: ветер вздыхал и завывал, как живое существо. Джой натянул одеяло до самого носа, будто оно могло защитить его от любой беды.
Немного погодя он сказал:
– Она где-то там.
Пес поднял голову.
– Брэнди, она выжидает.
Брэнди настороженно повел ухом.
– Она вернется.
При этих словах Брэнди глухо зарычал.
Джой положил руку на спину своего лохматого друга.
– Ты ведь тоже знаешь это, старина? Ты чувствуешь, что она где-то рядом, правда?
Брэнди негромко рявкнул.
За окном стонал ветер.
Мальчик слушал.
Время неумолимо двигалось к рассвету.
Глава 4
Кристина не могла заснуть и посреди ночи спустилась вниз в детскую, чтобы проведать Джоя. Лампа, которую она, уходя, оставила включенной, теперь была погашена, и могильная тьма окутывала комнату. На секунду у нее перехватило дыхание от страха, но, включив свет, она увидела, что Джой спокойно спит в своей кровати.
Брэнди, уютно устроившийся рядом с Джоем на постели, мгновенно проснулся, когда Кристина зажгла свет. Широко зевнув, он облизнулся и посмотрел на нее виноватым взглядом.
– Ты ведь знаешь уговор, бродяга, – прошептала она, – на полу.
Брэнди осторожно, не разбудив Джоя, спрыгнул на пол и, поджав хвост, удалился в угол. Он свернулся калачиком и сконфуженно посмотрел на Кристину.
– Хорошая собака, – похвалила она его.
Пес замахал хвостом.
Она выключила свет и пошла к себе. Пройдя несколько шагов, услышала какое-то движение в комнате Джоя и догадалась, что это Брэнди снова забрался на кровать. Однако сегодня ее мало интересовало, останется на простынях и одеяле собачья шерсть или нет. Единственное, что ее волновало, – это Джой.
Задремав, Кристина беспокойно ворочалась, бормотала во сне. Приближался рассвет. Ей снилась старуха в зеленом платье, с зеленым лицом и длинными зелеными ногтями, больше похожими на хищные крючковатые когти.
Наконец наступило утро понедельника. Ярко светило солнце. Пожалуй, даже чересчур ярко. Она проснулась рано и заморгала от сильного света. Глаза были воспалены и покраснели.
Кристина приняла горячий душ, смывая с себя усталость, и стала собираться на работу. Она надела темно-бордовую блузку, простую серую юбку и серые туфли-лодочки.
Подойдя к висевшему на двери ванной комнаты зеркалу, где она видна была в полный рост, Кристина критически оглядела себя. Она всегда несколько смущалась, видя свое отражение в зеркале, хотя и понимала, что эта стыдливость – результат внушений, которым она подвергалась в те самые Потерянные Годы, когда ей было восемнадцать, девятнадцать, двадцать лет. В то время она усердно старалась избавиться от всякого честолюбия и, в значительной мере, от собственной индивидуальности, потому что тогда от нее требовалось одно – подчиниться серому единообразию. Она должна была вести себя скромно и просто и держаться в тени. Малейшее проявление заботы о собственной внешности, отсутствие самоуничижения во взоре немедленно влекло за собой дисциплинарные взыскания. И хотя эти безрадостные годы, как и связанные с ними события, ушли в прошлое, они оставили свой след, этого нельзя было отрицать.
Теперь, словно желая убедить себя, что ее победа над Потерянными Годами окончательна, Кристина поборола смущение и решительно занялась изучением собственного отражения в зеркале со всем возможным тщеславием, еще сохранившимся в ней после духовной чистки, которой ее когда-то подвергли. У нее была хорошая фигура, хотя вряд ли рекламные плакаты с ее изображением в бикини разошлись бы миллионными тиражами. Ноги стройные, прекрасной формы, пропорциональные бедра и хрупкая тонкая талия, может быть, даже чересчур тонкая, хотя благодаря этому казалась больше грудь, бывшая в действительности самого среднего размера. Кристине бы хотелось иметь такой же бюст, как у Вэл Гарднер. Однако Вэл заявляла, что большая грудь – это скорее проклятье, чем дар божий, что это то же самое, что таскать на себе пару седельных вьюков, и что вечерами от такой тяжести у нее ноют плечи. Даже если то, что говорила Вэл, было правдой, а не просто утешением для тех, кого природа наделила менее щедро, Кристине все равно хотелось, чтобы у нее была большая грудь. Она знала, что и это желание – безнадежно честолюбивое – было болезненной реакцией на все, что прививали ей в сером тоскливом месте, где ей пришлось жить с восемнадцати до двадцати лет, и в этом тоже выражался ее протест.
К лицу уже прилила краска, но она заставила себя оставаться у зеркала еще минуту, до тех пор, пока окончательно не удостоверилась, что прическа в порядке и макияж наложен ровно. Для нее не было секретом, что она если не обворожительна, то хороша собой. Прекрасный цвет и правильный овал лица, мягкая линия подбородка, прямой нос. Ее главным достоинством были глаза: большие, темные, с ясным взором. Волосы тоже были темные, почти черные. Вэл утверждала, что с радостью променяла бы свою грудь на такие роскошные волосы, но Кристина знала, что это одни разговоры. Безусловно, волосы у нее неплохие, но при повышенной влажности они свисали длинными космами или, наоборот, – топорщились и курчавились, и она становилась похожей то ли на вампира, то ли на Джину Шалит.
Наконец, с краской смущения на щеках, но чувствуя удовлетворение от одержанной победы над самоуничижением, которое пытались взрастить в ней в те далекие годы, Кристина отвернулась от зеркала.
Зайдя на кухню, чтобы сварить кофе и поджарить хлеб, она увидела, что Джой уже сидит за столом. Он просто сидел, глядя в окно на залитую солнцем лужайку.
Кристина достала бумажный фильтр, вставила его в кофеварку и спросила Джоя:
– Что ты будешь на завтрак, капитан?
Он не ответил.
– Как насчет кукурузных хлопьев и бутерброда с арахисовым маслом? – спросила она, продолжая готовить кофе. – Или английские булочки? А может, съешь яйцо?
Он снова не ответил. Иногда, хотя и нечасто, по утрам он бывал раздражен, но его всегда легко можно было привести в норму. По натуре он был слишком мягким для того, чтобы дуться долго.
Наливая в кофеварку холодной воды, она сказала:
– Хорошо. Если ты не хочешь ни хлопьев, ни бутерброда, ни яйца, может, тебе приготовить шпинат, брюссельскую капусту и брокколи? Ты же любишь это больше всего, верно?
Он не клюнул на эту приманку, продолжая смотреть в окно, не шелохнувшись и не произнеся ни звука.
– Может, тебе подогреть в микроволновой печи твой старый ботинок? Как ты на это смотришь? Нет ничего лучше к завтраку, чем старый башмак. У-у-у-у! Пальчики оближешь!