Босс назначил мне курс компьютерного обучения, и у меня оказалось гораздо больше возможностей черпать информацию, чем у любого из студентов Оксфорда, Сорбонны и Гейдельберга во все времена.
Но ощущения, что я «хожу в школу», у меня поначалу не было. В первый день за завтраком мне было передано, что я должна явиться к главному библиотекарю. Профессор Перри — очаровательный старичок, я с ним познакомилась, когда проходила основной курс обучения. Выглядел он сейчас усталым и озабоченным — дело вполне понятное: ведь на его плечи легла доставка всей библиотеки Босса из Империи в Калифорнию. Видимо, он не спал много ночей подряд, пока все не встало на свои места. Босс всегда и во всем требовал порядка и вдобавок упорно предпочитал кассетам, микрофильмам и дискетам настоящие печатные книги в качестве основного фонда библиотеки.
Когда я явилась в библиотеку, профессор Перри был занят. Он рассеянно взглянул на меня и указал на столик с терминалом в углу.
— Присядьте здесь, мисс Фрайди, прошу вас.
— А что мне делать, профессор?
— А? Трудно сказать. Несомненно, нас введут в курс дела попозже. Я сейчас просто кошмарно занят — персонала не хватает. Почему бы вам пока не ознакомиться с оборудованием и не позаниматься… чем хотите?
Познакомиться с оборудованием? Да ничего такого особенного в оборудовании библиотеки не было, за исключением дополнительных кодов, набрав которые вы получали доступ к банкам данных Гарвардского и Вашингтонского университетов в Атлантическом Союзе (без необходимости связываться с сотрудниками и промежуточными компьютерами). Кроме того, была возможность пользоваться личной библиотекой Босса — ее массив располагался на стеллажах прямо рядом с моим столиком. Я могла даже читать его собственные старинные книги на экране своего терминала, переворачивая страницы нажатием соответствующей клавиши и не вытаскивая саму книгу из капсулы с азотом.
В это утро я решила поинтересоваться историей Виксберга — больше в голову ничего не приходило. Я внимательно просматривала библиотечный каталог Туланского университета — лучшей библиотеки в Республике Техас, — как вдруг совершенно неожиданно на экране пошла информация справочного характера о спектральных типах звезд. Я была немало обескуражена. Даже не знаю, почему это произошло.
Но делать было нечего, и я углубилась в историю эволюции звезд. Именно тогда, когда я уже начала кое-что понимать, профессор Перри предложил мне пойти на ленч. Я попросила его подождать меня пару минут и сделала в блокноте заметки относительно тех разделов математики, которые мне нужно было изучить. Астрофизика — увлекательнейшая наука, но, чтобы понять ее, нужно научиться говорить на ее языке.
После ленча я предприняла еще одну попытку копнуть поглубже историю Виксберга и получила в качестве справочного материала… что бы вы думали? Старинный мюзикл под названием «Шоу на пароходе». Подобными «историческими справками» я наслаждалась целый день до самого вечера — старыми бродвейскими мюзиклами о золотых деньках, царивших до того, как Северо-Американская Федерация распалась на составные части. Похоже, людям в те времена жилось совсем неплохо. Мне-то уж точно было весело: я посмотрела и послушала, кроме «Шоу на пароходе», «Студента-принца», «Мою прекрасную леди» и отобрала еще дюжину оперетт на будущее. (И это называется «ходить в школу»?)
На следующий день я решила сразу после завтрака взяться за серьезное изучение профессиональных вопросов, в которых чувствовала себя не слишком уверенно. Раз уж, думала я, мои учителя составили для меня программу и я ее вот-вот получу, у меня явно не будет больше времени на обучение по собственному выбору: я отлично знала, что обучение в системе Босса может запросто составлять двадцать шесть часов в сутки. Но за завтраком Анна спросила меня:
— Фрайди, не могла бы ты рассказать мне о влиянии Луи Одиннадцатого на французскую лирику?
У меня кусок в горле застрял.
— Ты что, издеваешься? — спросила я, откашлявшись. — «Луи Одиннадцатый» для меня — название сорта сыра. А единственное французское стихотворение, которое я помню, это «Мадемуазель из Арментьера». Устраивает?
— А мне профессор Перри сказал, чтобы я тебя спросила.
— Он тебе голову морочит.
Старикан Перри недовольно глянул на меня поверх очков, когда я явилась в библиотеку.
— Прошу прощения, профессор. Это вы сказали Анне, чтобы она справилась у меня относительно влияния Луи Одиннадцатого на французскую лирику?
— Что? Да-да, конечно… Только, пожалуйста, если вас не затруднит, не отвлекайте меня сейчас, прошу вас. Очень, понимаете, запутанный кусок программы…
Он опустил голову и углубился в изучение компьютерных распечаток, начисто забыв о моем существовании.
Не зная, на кого злиться, я села за столик и запросила у компьютера данные о Луи Одиннадцатом. О поэзии я не узнала ни черта — насколько я успела уловить, Король-Паук за всю жизнь не срифмовал даже «ton соп» с «c’est bon»[29], да и особым меценатом не числился. Но зато я почерпнула массу сведений о политической обстановке в XV веке. Уйма жестокости. Дворцовые заварушки, убийственно напоминавшие ребячьи ссоры и драки, знакомые мне по приютским временам.
Остальное время до конца дня я потратила на изучение французской поэзии начиная с 1450 года. Местами очень недурно. Французский язык гораздо больше годится для лирики, чем английский. Бедный Эдгар По, представляю, сколько труда он вложил, чтобы добиться от английских диссонансов приличного звучания! Что касается немецкого — то я вообще удивляюсь, как немцы отваживались стихи сочинять. Некоторые переводы звучат гораздо лучше подлинников. Нет, это не вина Гете или Гейне — просто уж такой язык безобразный. А вот испанский, скажем, настолько красив и музыкален, что даже реклама стирального порошка звучит гораздо красивее любого английского стихотворения, написанного верлибром. Да, спору нет, красив испанский — настолько хорош, что гораздо лучше не понимать, о чем речь в стихотворении.
В общем, мне так и не удалось узнать, какое же, черт бы его подрал, влияние оказал Луи Одиннадцатый на французскую лирику.
А в одно прекрасное утро, явившись в библиотеку, я обнаружила, что мое место за столиком в углу занято. Главный библиотекарь, по обыкновению, был страшно занят.
— Да-да, у нас сегодня очень тесно. Гм-м-м… Мисс Фрайди, а почему бы вам не поработать за терминалом в своей комнате? У вас там на пульте есть точно такие же дополнительные клавиши, а если у вас будет необходимость проконсультироваться со мной, это выйдет даже быстрее, чем здесь. Просто нажмите семерку — местный код, — а потом наберите свой собственный, и я дам главному компьютеру команду обслужить вас в первую очередь. Договорились?
— Отлично! — согласилась я. Мне очень нравилась атмосфера библиотечного зала — академическая и вместе с тем уютная, но зато у себя в комнате я могла спокойно раздеться без риска шокировать папашу Перри.
— Чем мне сегодня заняться посоветуете?
— Заняться? О господи, да чем угодно. Мне бы не хотелось беспокоить Босса.
Я пожала плечами и отправилась к себе, где продолжила изучение истории Франции со времен Луи Одиннадцатого. Я успела добраться до создания французских колоний в Атлантике, покопаться в вопросах тогдашней экономики, а потом информационный поиск вывел меня на Адама Смита. С него я перескочила на политические науки. Дело это непростое, но мне показалось, что Аристотель был парень очень даже ничего себе, а вот Платон, по-моему, страшный зануда и воображала. К собственному удивлению, я настолько увлеклась, что пропустила три вызова на обед. Третий вызов сопровождался предупреждением о том, что, если я немедленно не явлюсь в столовую, мне придется довольствоваться холодным ужином. А потом меня вызвала Голди собственной персоной и обещала оттаскать за волосы, если я сейчас же не приду обедать.
Босиком, на ходу застегивая комбинезон, я помчалась в столовую. Анна ехидно поинтересовалась, чем это я так занималась, что даже про еду позабыла.
Все знали, как я люблю поесть, — было чему удивиться. Анна, Голди и я — мы всегда ели вместе, когда с мужчинами, а когда одни. Население штаб-квартиры — это что-то вроде братства, шумная такая семейка. У меня тут было как минимум две дюжины приятелей — из тех, что спасали меня тогда, на ферме.
— Я просвещалась, — гордо сообщила я. — И теперь вы имеете счастье смотреть на крупнейшего мирового специалиста. Так-то.
— Специалиста в какой области? — поинтересовалась Голди.
— А в любой. Спрашивайте хоть сейчас. На провокационные вопросы могу ответить завтра.
— Ну-ка, ну-ка, посмотрим, — оживилась Анна. — Скажи-ка мне, сколько ангелов можно разместить на острие булавки.
— Проще пареной репы. Нужно сначала измерить площадь ангелов. Потом — площадь острия иголки. И поделить А на В. Школьная задачка.
— Получи пятерку, отличница проклятая. Ладно. А вот такой вопрос: как воспроизвести звук одной ладошки, когда хлопают в две?
— Еще проще. Включи магнитофон, соединенный с ближайшим терминалом. Хлопни одной ладонью и проиграй результат.
— Голди, давай теперь ты. Она, похоже, собаку съела на всех вопросах.
— Каково население Сан-Хосе?
— А вот это потруднее будет. Завтра скажу.
Вся эта петрушка тянулась больше месяца, пока я наконец не поняла, что кое-кто (Босс, конечно) на самом деле задался целью сделать из меня «Крупнейшего Мирового Специалиста».
Я, кстати сказать, набрела однажды в дебрях информационного поиска на одного «Крупнейшего Мирового Специалиста». Я уж и не помню, как это вышло, — похоже, я, как обычно, пыталась ответить на очередной дурацкий вопрос, которыми меня усиленно засыпали мои подружки и приятели. Если вас интересует, как искать «Крупнейших Мировых Специалистов», то делается это приблизительно вот так: нажмите клавишу «Поиск». Последовательно введите параметры — «культура Северной Америки», «английский язык», «середина двадцатого века», «комедиографы» и, наконец, «Крупнейший Мировой Специалист». Вы получите ответ: «Профессор Ирвин Кори». И познакомитесь с его потрясающим, неувядаемым юмором.
Словом, меня пичкали информацией, как страсбургскую гусыню орехами.
Но, несмотря ни на что, время было замечательное. Время от времени мне поступали предложения от моих дружков-приятелей разделить с кем-нибудь из них ложе. Не помню, чтобы я хоть раз отказалась. Рандеву обычно назначались во время послеобеденного пляжничанья. Планы на вечер вносили особую прелесть в процесс полеживания на солнышке. В штаб-квартире народец подобрался не то что воспитанный — все были галантны до мозга костей, и совершенно спокойно можно было ответить любому: «Прости, я уже договорилась с Теренсом. Может быть, завтра? Нет? О’кей, как-нибудь в другой раз» — и никто не обижался. Одним из недостатков в решении вопросов такого рода в моей бывшей семье было как раз то, что всякий раз решение носило какой-то протокольный характер — в тонкости протокола меня никто не посвящал, и все время в воздухе витала какая-то напряженность.
Идиотские вопросы продолжали поступать косяком. Как-то раз, когда я старательно изучала технологию изготовления керамики в эпоху Мин, поиск был прерван сообщением о том, что некто из персонала (узнать бы кто!) очень интересуется наличием взаимосвязи между мужскими бородами, женскими юбками и ценами на золото. К тому времени я уже перестала поражаться глупости вопросов — в окружении Босса возможно абсолютно все. Но этот все-таки поверг меня в состояние легкого шока. Почему, скажите на милость, тут вообще должна быть какая-то взаимосвязь? Лично меня мужские бороды вообще никогда не интересовали: колются они мерзко и крайне редко бывают чистыми. О женских юбках я знаю еще меньше: за всю жизнь я их надевала, дай бог, пару раз. Очень красиво, спору нет, выглядят костюмы с юбками, но для путешествий совершенно не годятся — носи я такие, уже бы как минимум трижды могла отправиться на тот свет. А когда вы дома, чем плоха собственная кожа? Ну пусть какой-нибудь минимальный костюм, который позволен местным этикетом.
Но, как я уже говорила, я успела научиться не игнорировать поступающие вопросы, какими бы умопомрачительно дурацкими они ни казались на первый взгляд. Ответ на нынешний дался мне нелегко. Я выколачивала из компьютера колоссальные массивы информации, задействуя в процессе поиска самые невероятные ассоциативные цепочки. Затем я дала компьютеру команду поделить набранный массив информации на категории.
Будь я проклята, если мне не показалось, что какая-то взаимосвязь прослеживается!
Но данных было набрано так много, что вскоре пришлось упросить компьютер построить и вычертить график в трех измерениях. Выглядело это настолько шикарно и многообещающе, что я не удержалась и превратила все это в цветную голограмму. Балдеж! Но где была взаимосвязь — совершенно непонятно.
Весь остаток дня я провела, накладывая шкалы X, Y и Z друг на друга в самых разных комбинациях — увеличивала изображение, сжимала, разворачивала — искала второстепенные циклоидные взаимосвязи на фоне более явных и четких (если это были взаимосвязи, пропади они пропадом!)… и заметила невысокую двойную синусоиду, маленький такой горбик. Он появился при очередном развороте голограммы. Сама не знаю почему, я решила вычленить эту кривую.
Эврика! Изящно и просто, как ваза эпохи Мин. К обеду у меня уже было готово уравнение — всего лишь одна строчка, в которой были сведены все бесчисленные данные, выколоченные мной из терминала за пять дней изнурительной работы. Нажав соответствующую клавишу, я ввела это уравнение в память компьютера, добавив наименования функций. Никаких комментариев — мне хотелось, чтобы безымянный и безликий шутник отозвался на мое решение.
Ответ превзошел все мои ожидания — ВЗАИМОСВЯЗИ НЕТ.
Что бы вы сделали на моем месте? Знаю, запустили бы в терминал чем-нибудь потяжелее. А я продолжала работать, доказывая самой себе, что способна обрисовать комплексную картину для любого избранного года. С нескрываемым отвращением глядя на образчики бородатой половины мужского населения и дамские ножки, прикрытые юбками разной длины и фасонов, я наводила справки о ценах на золото (повышались они или понижались) и сравнивала полученную картину с избранным мной отрезком графика. Совершенно неожиданно откуда ни возьмись появился еще один вопрос: состояние политической структуры общества — что с ней происходило? Распад или консолидация?
Терминал издал мелодичный звон. Ни лица тебе, ни голоса — только бегущая строка: «Для дальнейших операций необходим более глубокий анализ вероятности того, что эпидемии чумы в шестом, четырнадцатом и семнадцатом столетиях были результатом деятельности тайных обществ».
Ну знаете! У меня возникло странное ощущение: мне казалось, что я попала в комнату смеха, где меня заперли вместе с ее постоянными обитателями!
Так-так… Все-таки нужно взять себя в руки и попробовать разобраться. Вопрос был очень трудный, и мне предстояло долго пробыть одной. Это меня не огорчало: я уже успела, как к наркотику, привязаться к своему терминалу, связанному с главным компьютером, а тот, в свою очередь, — со всемирной информационной сетью. Ну прямо как малыш Джек Хорнер[30] со своим заветным пирожком в уголке.
Я приступила к поиску, вводя параметры, первыми приходившие на ум по ассоциации: Даниэль Дефо[31], Исаак Ньютон[32], «Вольные каменщики»[33], иллюминаты[34], розенкрейцеры[35], Освальд[36], Перл-Харбор, грипп-испанка, борьба с чумой и др.
Через три дня перечень тем, связанных с вопросом, вырос раз в десять.