— Давай о деньгах.
— Нет, сначала о планах.
— А… — Я закусила губу. — Как ты думаешь, тебе удастся имитировать мой голос?
— Тебе удастся имитировать мой голос? — ответила она вопросом на вопрос.
— Еще разок!
— Еще разок!
Я вздохнула:
— О’кей, Тилли, отлично это у тебя получается. В «Дейли Форвард» написано, что высадка на Пальмире начнется что-то около завтрашнего вечера, но если они будут так же точны, как около Форта, значит, мы выйдем на стационарную орбиту и выпустим посадочный катер не раньше чем послезавтра утром. Значит, осталось меньше сорока восьми часов. Значит, завтра я заболею. Это очень грустно. Потому что я рвалась всеми фибрами моей души посетить замечательные экскурсии. Точное время осуществления моего плана зависит от того, когда именно будут выпущены посадочные катера, а это должно произойти, если я все правильно понимаю, тогда, когда мы вырвемся в обычное пространство, то есть выйдем на стационарную орбиту. Когда бы это ни произошло, в ночь перед высадкой около часа все коридоры будут пусты, и я удеру. С этого момента ты будешь играть нас обеих. И никого не будешь впускать: я очень плохо себя чувствую.
Если кто-то вызовет меня по терминалу, смотри — не включи на видеоприем. Я этого никогда не делаю. Только звук. Пока сможешь, работай за двоих. Если не выйдет, значит — я сплю. Начнешь изображать меня, почувствуешь, что дело идет туго — сошлись на высокую температуру, скажи, что тебе так плохо, что ты двух слов связать не можешь.
Закажи завтрак на двоих — для себя то, что обычно, а для меня — бедной, больной и несчастной — чай с молоком, тостик и витаминный сок.
— Фрайди, ты, похоже, собираешься драпать на посадочном катере. Но люки, ведущие к катерам, всегда закрыты. Я точно знаю.
— Я тоже. Не твоя забота, Тилли.
— Ладно. Не моя забота. О’кей, я могу тебя прикрыть после того, как ты уйдешь. А что я потом скажу капитану?
— Значит, капитан тоже в этом замешан. Так я и думала.
— Он знает об этом. Но приказы мы получаем от казна-чея-таможенника.
— Понятно. Хочешь, я устрою так: ты окажешься связанной, с кляпом во рту… и расскажешь, что это я побила тебя и связала. В самом деле я сделать этого не смогу, потому что как же ты тогда будешь изображать нас обеих? С самого раннего утра до того момента, когда отбудет катер… Но как сделать, что ты будешь связана с кляпом во рту, я знаю. Думаю, получится.
— Да, конечно, тогда мое алиби было бы полным. Но кто же такой филантроп?
— Помнишь первый вечер на корабле? Я пришла поздно, с кавалером. Ты подала нам чай и миндальные пирожные.
— Доктор Медсен. Ты на него рассчитываешь?
— Думаю, можно. С твоей помощью. В тот вечер он очень меня хотел.
— Не то слово! — хмыкнула она. — Пыхтел как паровоз.
— Да. Он и теперь не прочь позабавиться со мной. Завтра я заболеваю, и он придет навестить меня — как врач. Ты здесь, как обычно. Мы выключим свет там, где стоит кровать. Если у доктора Джерри крепкие нервы, он не откажется от того, что я предложу. Он не откажется.
Я пристально смотрела на нее.
— Он придет навестить меня… и свяжет тебя. Очень просто.
Тилли выпрямилась и ненадолго задумалась.
— Нет.
— Нет?
— Давай сделаем еще проще. Не надо больше никого в это впутывать. Никого. Не нужно, чтобы я была связана. Это только усилит подозрения. Вот что я думаю: незадолго до отбытия катера ты вдруг почувствуешь, что тебе стало лучше, встала, оделась и вышла из каюты. Куда, зачем — мне ведь никто ничего не говорит, я всего-навсего глупая служанка. Разве ты обязана говорить мне о своих планах? А может быть, ты в конце концов решила отправиться на экскурсию. Это неважно. Я не обязана заботиться о тебе за пределами каюты. Мне даже кажется, что не Пит за это отвечает. Если тебе удастся удрать с корабля, единственным, кто по-настоящему пострадает, будет капитан. А я о нем плакать не собираюсь.
— Тилли, я думаю, ты права во всем. Я думала, тебе понадобится алиби. Но лучше и тебе уйти, не думая про алиби.
Она взглянула на меня и улыбнулась:
— Только пусть все это не помешает тебе развлечься с доктором Медсеном. Развлекайся. Одним из пунктов моего задания было держать тебя подальше от мужчин. Никого не пускать к тебе в постель.
— Я это заметила, — сухо согласилась я.
— Но раз уж я меняю амплуа, это больше не проблема. — Неожиданно она просияла. — Знаешь, можно и доктору Медсену помочь. Когда он явится утром навестить тебя, я скажу, что тебе стало лучше и ты отправилась в сауну или еще куда-нибудь.
— Не стоит ничего такого делать, если это не поможет делу. Его интересует только одно дело, я-то знаю.
Она встала. Я встала следом за ней.
— Ну, мы в полной готовности?
— Да, только мы не успели обсудить, сколько я тебе должна?
— Да, я подумала об этом. Мардж, ты свои обстоятельства знаешь лучше, чем кто бы то ни было. Решай сама.
— Но ты так и не сказала мне, сколько тебе платят.
— Я не знаю. Мой хозяин не сказал мне.
— Ты… куплена?
Мне стало жалко ее. Естественно, куплена, как любая искусственница.
— Уже нет. Или… не совсем. Я была продана на определенный срок. Он уже истекает, и я буду свободна.
— Но… О, Тилли, давай ты удерешь вместе со мной!
Она коснулась моей руки:
— Не волнуйся. Ты заставила меня задуматься об этом. Именно поэтому я и не хочу, чтобы меня связывали. Мардж, я не значусь в списках пассажиров под настоящим именем. Следовательно, могу отправиться на экскурсию, если заплачу за нее. Так что, может, и увидимся внизу.
— Да! — радостно воскликнула я и поцеловала ее. Она крепко обняла меня и продлила поцелуй. Рука ее скользнула под мой халат.
Я прервала поцелуй и заглянула ей в глаза:
— Это правда, Тилли?
— Да, да! С того самого раза, когда я впервые купала тебя!
В этот вечер пассажиры третьего класса, выходившие на Пальмире, были удостоены чести посмотреть вечернее шоу вместе с публикой из первого класса. Капитан сообщил мне, что это такая традиция: пассажиры первого класса жертвуют деньги на шоу для колонистов, но что это, конечно, не обязательно. Он сам лично отправился смотреть шоу и в зале уселся рядом со мной. Я не упустила возможности и пожаловалась ему на неважное самочувствие, повздыхав насчет того, что, наверное, не смогу отправиться на экскурсию.
Он мне посоветовал не рисковать, если мне действительно плохо, но сказал, что сильно огорчаться, что пропущу Пальмиру, не стоит — ничего там нет такого особенного. Вот остальная часть маршрута, дескать, действительно великолепна. «Так что путь хорошей тефочкой, штопы мне не нушно пыло запирать тепя в каюте».
Я сказала ему, что если мой живот не перестанет так безобразно себя вести, то меня и запирать не придется. Спуск на Форт был ужасен, сказала я ему, меня тошнило всю дорогу. За обедом я, кстати, старалась вовсю — морщилась, кривилась, вздыхала…
Шоу было любительское, но веселое. Несколько сценок, но большей частью — песенки. Мне все ужасно понравилось, но главное мое внимание привлек мужчина, стоявший во втором ряду хора. Мне его лицо показалось знакомым.
Он смутно напоминал профессора Федерико Фарнезе. Однако у этого человека была густая борода, а Федерико был гладко выбрит, точно помню. Это, правда, ничего не доказывает — за время, прошедшее со дня нашей встречи, у него могла вырасти борода и подлиннее. Мужчины маются дурью время от времени и отращивают бороды.
Он не солировал, так что голоса его расслышать я не могла.
Запах его тела — вот что мне было нужно, но за тридцать метров, в толпе хористов — нет, я не могла его различить.
О, как мне хотелось бы перестать изображать леди, встать, пробраться через танцевальный партер, подойти к нему, обнять и спросить:
— Ты — Федерико? Помнишь, ты спал со мной в Окленде, в мае?
А что, если он скажет: «Нет»?
Трусиха я. Всего-то и сделала — сказала капитану, что, похоже, в хоре поет мой старый знакомый из Сиднея. Я написала на программке «Федерико Фарнезе», и капитан передал ее распорядителю, а тот — одному из своих помощников, который ушел и скоро вернулся, и мне было передано, что среди эмигрантов есть мужчины с итальянскими фамилиями, но такой, чтобы хоть отдаленно напоминала «Фарнезе», там не значится.
Я поблагодарила посыльного, поблагодарила распорядителя и капитана, подумала, не спросить ли на всякий случай, нет ли в списке эмигрантов фамилий «Торми» и «Перро», но довольно быстро сообразила, что это было бы глупо и рискованно. Среди хористов ни Бетти, ни Жанет не было — уж у них-то точно не могли отрасти бороды. Я видела только бородатого мужчину. А борода здорово меняет лицо. Попробуйте — увидите. Физиономия под бородой — сморщенное зернышко, больше ничего.
Я решила, что в бабьей болтовне насчет психозов беременных женщин есть доля правды.
ГЛАВА 32
Было два часа пополуночи по корабельному времени. Выход в обычное пространство произошел вовремя — примерно в одиннадцать утра. Ожидалось, что «Форвард» выйдет на стационарную орбиту в семь сорок две, то есть на несколько часов раньше, чем было запланировано до выхода из гиперпространства. Меня это не порадовало. Ранняя отправка посадочных катеров увеличивала опасность тою, что по коридорам среди ночи могли шататься пассажиры.
Но выбора не было. Другого шанса не представится — это мне было совершенно ясно. Я закончила последние приготовления, поцеловала Тилли в лоб, прижала палец к губам, дав ей понять, что больше — ни слова, и выскользнула из двери каюты.
Мне нужно было довольно долго идти по своей палубе, а потом опуститься на три палубы вниз. Дважды пришлось скрываться от ночных дежурных, совершавших обход корабля. Один раз, чтобы не столкнуться с пассажиром, пришлось нырнуть в боковой проход. Я немного прошла вперед по параллельному коридору и снова вернулась в главный. Наконец я добралась до цели — короткого коридорчика, заканчивавшегося тупиком. Он вел к люку — к выходу в посадочный катер.
Там меня ждал… «Мак»-Пит-Персиваль.
Я быстро подошла к нему, нежно улыбаясь, сделала ему знак помалкивать, ловко ухватила его за ухо и опустила на палубу. Убрав его с дороги, я занялась разгадкой комбинаций цифр на замке.
И обнаружила, что цифры на табло замка разглядеть почти невозможно, даже моим, усиленным ночным зрением. В коридоре горели ночники, а здесь, в тупике, даже ночника не было. Дважды я набирала комбинацию — и все без толку.
Я призадумалась. Вернуться в каюту и взять фонарик? У меня фонарика не было, но, может быть, у Тилли? А если у нее нет фонарика, что же, дожидаться, пока включат дневное освещение? Восхитительно! В это время по коридорам уже будут ходить толпы народа. Но был ли у меня выбор?
Я нагнулась к Питу. Он не двигался, но сердце билось. Повезло тебе, Пит. Включись я полностью в суперрежим, тебя бы уже не было на этом свете. Я обыскала его.
Не очень удивилась, честно говоря, когда нашла в одном из его карманов маленький фонарик-ручку. У него, в конце концов, работа была такая — следить за мной, а «мисс миллионерше» нечего обременять себя такими мелочами.
Через несколько секунд дверь была открыта.
Я протащила в открытый люк Пита, закрыла и заперла дверь, повернув штурвал люка сначала по часовой, потом — против часовой стрелки. Обернувшись, я заметила, что веки у Пита слегка дрогнули, и снова отключила его.
Потом мне пришлось трудновато. Пит весил килограммов этак восемьдесят пять. Не так уж много для мужчины. Но это — на двадцать пять килограммов больше моего собственного веса, и он гораздо крупнее меня. Я знала от Тома, что в катере инженеры поддерживают искусственную силу тяжести на уровне 0,97, чтобы приблизить ее к силе тяжести на Пальмире. В этот момент я мечтала о невесомости или антигравитационном устройстве, потому что не могла оставить Пита — живого или мертвого.
Мне удалось-таки взвалить его на небольшую тележку, и я обнаружила, что двигаться вперед, чтобы хотя бы одна рука была свободна — чтобы цепляться за скобы на стенах и все такое прочее, — мне нужно с фонариком Пита в зубах наподобие сигары. Если бы мне не нужно было тащить за собой это бесчувственное тело, я бы предпочла двигаться в темноте.
С горем пополам я добралась наконец до того самого громадного грузового отсека. При свете крошечного фонарика, луч которого робко разрывал мрак, отсек казался еще более громадным. Но я уже больше не была в полной темноте: посадочный катер был озарен тусклыми ночными огнями, как и коридоры корабля от полуночи до шести утра.
Наконец я добралась до убежища, которое выбрала для себя днем раньше — до гигантского турбогенератора «Вестингауз».
По всей вероятности, эта громадина должна была работать на каком-нибудь горючем — «Шипстоунами» тут и не пахло. Там, где есть «Шипстоуны», такие конструкции давно вышли из употребления, но в колониях ими все еще пользуются. В их конструкции я ничегошеньки не смыслю, но меня конструкция и не интересовала в принципе. Главное, что сбоку к турбогенератору был прикреплен большой металлический конус, и было похоже, что места для меня одной там хватит. Но должно было хватить для двоих — я не могла расстаться со своим совершенно ненужным грузом — ни убить Пита, ни бросить я не могла.
Местечко внутри было довольно уютным, но пробираться внутрь пришлось через упаковку — заботливые грузчики обернули конус стекловатой. Кожу я ободрала здорово, но это ладно.
Протащив Пита за собой, я посмотрела, как он. Убедившись, что он дышит, я положила его на пол. Мне нужно было хоть немного поспать — это было бы невозможно, останься у меня за спиной хоть один из моих преследователей.
Вот именно это мне и надо было выяснить.
Я раздела Пита догола, руки за спиной связала рубашкой, ноги — брюками, а потом связала руки с ногами ремнем. Чертовски крепко получается, можете попробовать на досуге. И захочешь — не убежишь.
Потом я принялась приводить его в чувство. Он открыл глаза и сказал:
— Не стоит, мисс Фрайди. Я уже давно пришел в себя. Давайте поговорим.
— Я знала, что ты пришел в себя. Но решила притворяться, пока ты притворяешься. А если бы ты мне попробовал помешать, я бы просто-напросто оторвала у тебя твои мужские прелести и запихнула тебе в глотку.
— Приблизительно чего-то такого я и ожидал. Но не думал, что вы пойдете на такую жестокость.
— А почему бы и нет? Твои прелести мне давно знакомы. И не с лучшей стороны. Есть возражения?
— Мисс Фрайди, можно я слово скажу?
— Конечно. Но только попробуй повысить голос, и я сделаю это.
Я дала ему понять, что не шучу.
— Эй! Полегче, пожалуйста! Казначей выставил сегодня двойную охрану. Я…
— Как это понять — «двойную охрану»?
— Обычно Тилли-Шизуко — единственная, кто следит за вами, пока вы не встали. Утром, как только вы встаете, она нажимает кнопку, и это означает, что мне пора приступать к своим обязанностям. Но казначей, а может, и сам капитан — волнуются. Наверное думают, что вы хотите удрать на Пальмире.
Я сделала большие глаза:
— Боже милосердный! И как только они могут обо мне так плохо думать!
— Не имею представления, — печально отозвался он. — А почему же мы тогда здесь, на посадочном катере?
— Я… собираюсь на экскурсию. Аты?
— Надеюсь, я тоже… Мисс Фрайди, я понял, что, если вы захотите убежать с корабля на Пальмире, самое подходящее время для этого сейчас, ночью. Я не знал, каким именно образом вы собираетесь пробраться на катер, но я верил в вас, и вы меня, так сказать, не подвели.
— Благодарю. В какой-то степени ты прав. Кто следит за выходом на второй катер? Есть там кто-нибудь?
— Грзхем. Ну этот, рыжий. Вы его видели, наверное?
— Слишком часто.
— Это место я выбрал, потому что вы тут были с мистером Аделлом вчера. Или позавчера — как вам больше нравится.
— Мне неинтересно, как ты там время рассчитываешь. Пит, что будет, когда нас хватятся?
— Меня, может, и не хватятся. Тупица Джо — простите, Джозеф Стейбен — это просто я его так называю… я просил его сменить меня после завтрака. Насколько я знаю Джо, он не станет поднимать шума, если не найдет меня около люка. Он просто усядется на палубу и поспит еще несколько часов — до тех пор, пока кто-то не явится открывать люк. А потом он будет ждать, пока не отправится катер… а потом — отправится в свою каюту и будет ждать, когда я вернусь. Джо — парень надежный, но тупой. На это я и рассчитывал.