Хэл инстинктивно поднял лук и потянулся к колчану за стрелой, но опустил руку и продолжал наблюдать. Нет смысла, подумал он, совершать еще одно убийство, их и так уже было более, чем достаточно. И волки занимались привычным для них делом. В этой яме была добыча для них, и они докапывались до нее.
Он сосчитал холмики. Их было пять или шесть; Хэл не был уверен, сколько именно. Трое в конюшне, прикинул он… или их там было четверо? В зависимости от того, сколько их там было, он мог бы подсчитать, сколько его стрел попало в цель. Он скривился, думая об этом. В стычке им повезло лишь благодаря неожиданности и просто удаче. Но теперь все было в прошлом, и ни о чем не стоило сожалеть. Когда Енот вцепился в голову человека, поднимавшегося по лестнице, смерть его уже была предопределена. Они выпутались из этой истории успешнее, чем можно было ожидать. Правда, Марка ударили по плечу мечом плашмя, да еще и лошадь лягнула.
Присев на корточки за стволом, Хэл продолжал наблюдать за волками. То, как свободно они себя вели, говорило, что поблизости никого нет.
Поднявшись, он обошел вокруг дерева и зашуршал листьями. Волки вскочили, повернули к нему головы. Он снова зашуршал листьями, и волки, как три серые тени, исчезли в лесу.
Спустившись с холма, он обогнул две кучи тлеющего пепла. Жар, который по-прежнему шел от них, был приятен в это стылое утро, и он постоял, впитывая тепло.
На сырой земле он нашел следы людей и лошадей и подумал о судьбе хозяина гостиницы и его жены. Служанка, припомнил он, говорила, что жена спряталась от своего пьяного повелителя в подвале. Хотя гостиница и сгорела, может быть, женщина и сейчас еще там? В таком случае ее тело превратилось в угли, потому что дом горел как трут, и выскочить из него не было никакой возможности.
Проследив, куда вели следы, оставленные людьми и лошадьми, Хэл убедился, что они выходят на дорогу, и компания направилась к северо-западу. Возвращаясь обратно на холм, он глянул на сырые могилы и опять покружил вдоль груд пепла в поисках ответа на вопрос, который он, удивляясь, задавал самому себе: что за люди могли сделать такое? Хэл боялся признаться самому себе, что знает ответ на этот вопрос.
Какое-то мгновение он стоял в нерешительности. Затем снова спустился по склону холма и пошел по следам группы, которая направлялась на северо-запад; уши его чутко ловили каждый звук, а глаза не упускали из виду малейший след на тропе.
Мили через две Хэл нашел хозяина гостиницы — его он мельком видел в окне предыдущей ночью, когда тот бил посуду и ломал мебель. Хозяин болтался на конце короткой веревки, примотанной к ветви массивного дуба, чья крона дотягивалась до тропы, покрывая ее своей тенью. Руки хозяина были связаны за спиной, петля сдавливала шею, из-за чего голова странно склонилась набок. На плече его уже примостилась маленькая забавная птичка, которая тщательно склевывала потеки крови и рвоты, что тянулись из угла рта.
Хэл знал, что потом появятся и другие птицы.
Мертвец покачивался под легкими дуновениями ветерка. В этих небрежных движениях было что-то жуткое.
Стоя в растоптанной грязи дороги, Хэл смотрел, как кружится и качается тело, и пытался собраться с мыслями. Ужас и тоска одолевали его.
Отвернувшись от повешенного, он снова пошел по следу и обнаружил, что всадники заспешили: подковы глубоко вдавливались в грязь, оставляя четкие, хорошо различимые следы. Кавалькада пошла галопом.
Сойдя с тропы, Хэл подался в сторону и поднялся на холм, изучая очертания открывшихся перед ним пространств, затянутых легким утренним туманом.
Он проскальзывал меж стволов, продирался через кустарник, и лишь спустя несколько часов после рассвета снова оказался в небольшой каменной пещерке, которая дала приют ему и его спутникам.
Гоблин-чердачник и Енот, обнявшись, чтобы согревать друг друга, спали в самой глубине пещерки. Остальные трое примостились перед выходом и, спасаясь от утреннего холодка, завернулись в одеяла.
— Значит, ты вернулся, — сказал Джиб, когда он предстал перед ними. — А мы уж думали, что-то случилось. Молено развести костер?
Хэл покачал головой.
— Мы должны двигаться, — сказал он. — Двигаться не мешкая и уходить как можно дальше. Нам нужно покинуть эти места.
— Я побродил тут, — возразил Джиб, — и набрал трутовника из сердцевины упавшего дерева. Он почти не дает дыма. Мы замерзли, проголодались и…
— Нет, — твердо сказал Хэл. — Надо уходить пока не поднялась вся округа. Гостиница и конюшня сгорели. Ни следа хозяйки дома, которая пряталась в подвале, а владелец гостиницы висит на дереве. Скоро тут начнутся усиленные розыски. К тому времени мы уже должны быть за много миль отсюда.
— Пойду будить Енота и гоблина, — сказал Джиб, — и двинемся в дорогу.
14
Этот день измотал их основательно. Они шли не останавливаясь, стараясь покрыть как можно большее расстояние. По пути им попалась только одна хижина, где жил лесоруб. Пришлось обогнуть ее по широкой дуге. Они не останавливались даже для того, чтобы поесть или передохнуть. Корнуэлл беспокоился о девушке, но, казалось, она без особых усилий держалась наравне со всеми и не жаловалась.
— Может быть, ты еще пожалеешь, что пошла вместе с нами, — как-то заметил Корнуэлл. Но она лишь мотнула головой и ничего не сказала, ибо берегла дыхание для непрестанных подъемов и спусков, которые они старались побыстрее миновать, избегая открытых пространств.
Наконец, едва только сгустились сумерки, они остановились на отдых. Укрыться в скалах на этот раз им не удалось, и они расположились на сухом берегу ручья. Весной он очевидно превращался в бурный водопад, выбивший чашу в камнях, окруженную с трех сторон высокими стенками берегов.
За столетия поток, который нес с собой гранитную крошку, проточил мягкий известняк до твердых слоев базальта. В центре чаши, куда весной падал водопад, стояло теперь небольшое озерцо, а по краям была сухая галька.
Они развели костерок поближе к каменной стенке. От утомления почти не говорили друг с другом, и с волчьей жадностью набросились на еду. Лишь насытившись, расселись они вокруг огня и стали разговаривать.
— Ты уверен, — спросил Корнуэлл у Хэла, — что эта компания — люди Беккета?
— Точно я, конечно, не знаю, — ответил Хэл, — но кто еще это мог быть? Лошади у них подкованы, а караванщики не подковывают своих лошадей, да и пользуются чаще всего мулами. И кто еще, спрошу я тебя, мог бы так жестоко и бессмысленно мстить невинным людям?
— Они могли и не знать, что их жертвы не имеют к нам отношения, — сказал Корнуэлл.
— Конечно, — согласился Хэл. — Но в том-то и дело, что они заранее считали их виновными. Скорее всею, они пытали хозяина гостиницы, но он ничего не смог им сказать, и они повесили его. Жена его, наверно, так и сгорела в погребе, когда они подожгли гостиницу.
Он взглянул на Мэри, сидевшую по другую сторону костра.
— Простите, мисс, — сказал он.
Вскинув руки, она запустила пальцы в волосы.
— Извиняться не стоит, — сказала она. — Я скорблю по ним, как жалела бы и любого другого человека. Они не заслуживали такой смерти, и мне жаль их, но они, оба они, значили для меня меньше, чем ничего. Не жалей я их, я бы даже сказала, что они заслужили свою судьбу. Я боялась их. Каждую секунду в гостинице я испытывала страх перед ними. И женщина была не лучше. Характер у нее был ужасный. По малейшему поводу она могла запустить в меня головней. Все мое тело в следах от побоев, сплошь синяки, даже черные есть…
— Тогда почему же ты оставалась у них? — спросил Джиб.
— Потому что мне некуда было идти. Но когда вы нашли меня на чердаке, я уже твердо решила уходить. И к утру была бы уже далеко отсюда. Мне здорово повезло, что встретила вас.
— Ты говоришь, Беккет направился к северо-западу, — сказал Корнуэлл Хэлу. — А что будет, если мы найдем Епископа Башни и обнаружим там Беккета и его людей, которые опередили нас? Если он был здесь, он успеет предупредить Епископа о нашем появлении, и нас встретят весьма неласково, а то и закуют в кандалы.
— Я думаю, Марк, что этого не стоит опасаться, — сказал Хэл. — В нескольких милях от того места, где повесили хозяина гостиницы, дорога разветвляется. Левая тропа ведет к Башне, а правая — в Затерянные Земли. Беккет, я уверен, двинется по правой тропе. Я еще пройду по его следам, но в любом случае нужно, чтобы мы ушли как можно дальше.
— Затерянные Земли? — спросила Мэри. — Он направляется в Затерянные Земли?
Хэл кивнул.
Мэри оглядела своих спутников.
— И вы тоже идете в Затерянные Земли?
— Почему ты спрашиваешь? — осведомился Оливер.
— Потому что, скорее всего, в детстве я жила там.
— Ты?
— Не знаю точно, — сказала она. — Вернее, не помню. Я была такой маленькой, что почти ничего не помню. Конечно, кое-что всплывает в памяти. Большой ветхий дом на вершине холма. Какие-то люди, скорее всего, мои родители. Какие-то странные друзья по играм. Но я не знаю, было ли то в Затерянных Землях. Мои родители… ну, не мои родители, а та пара, которая заботилась обо мне, рассказывали, как они нашли меня на тропе, которая вела из Затерянных Земель. Они жили вблизи от границы с этими землями — два почтенных пожилых человека, которые были очень бедны и никогда не имели своих детей. Они подобрали меня и воспитывали, и я любила их, как родных отца и мать.
Все сидели в молчании, глядя на нее. Наконец она снова заговорила:
— Они работали не покладая рук, и все же у них почти ничего не было. Соседи жили довольно далеко. Рядом были Затерянные Земли. Людям не нравилось жить поблизости от них. Но нас это никогда не волновало. Мы выращивали пшено и кукурузу. У нас была картошка и овощи. Лес на дрова. Была и корова, но как-то зимой она умерла от ящура, а другую раздобыть не удалось. Были и свиньи. Мой отец — я всегда называла его отцом, хотя он и не был им, — время от времени закалывал какого-нибудь борова и ловил других животных — ради меха. Чтобы уберечь от волков, мы держали их дома, пока они не подрастали. Помню, как мой отец возвращался домой, таща под каждой рукой по поросенку. Он нес их несколько миль.
— Но ты там не осталась, — заметил Корнуэлл. — Ты была там счастлива, и все же не осталась…
— Прошлая зима, — сказала она, — была просто ужасной. Непрестанно шел снег, стоял сильный мороз. А мои родители уже были стариками. Они простудились, долго кашляли и умерли. Я делала все, что могла, но, видно, этого было недостаточно. Первой умерла она, а он на следующий день. Я развела костер, чтобы земля оттаяла, и выдолбила для них могилу, в которую и положила их обоих. Могила была неглубокая, очень неглубокая, потому что земля была твердой. И после этого я не могла там оставаться. Вы понимаете, что я не могла там оставаться?
Корнуэлл кивнул.
— Да, — подтвердила она. — Они были очень рады заполучить меня, хотя по тому, как они обращались со мной, этого никак не скажешь. Я была молодой, крепкой и хотела работать. Но они все равно били меня.
— Когда мы доберемся до Башни, ты сможешь отдохнуть, — сказал Корнуэлл. — И решить, что делать дальше. Есть тут кто-нибудь, кто знает, где находится Башня?
— Таких немного, — сказал Хэл. — Старой заставы на границах Затерянных Земель теперь нет. Был там военный пост, но уже нет и военных. Только один епископ, хотя зачем он там нужен и что делает — этого не знает никто. Наверно встретим чьих-нибудь слуг. Наткнемся на одну — другую ферму. И это все.
— Вы так и не ответили мне. Вы отправляетесь в Затерянные Земли? — спросила Мэри.
— Не все, — ответил Корнуэлл. — Пойду я. Скорее всего, Оливер тоже. Останавливаться он не собирается. И если мне удастся, я доберусь до тех краев.
— Я начал это дело, — сказал Оливер. — Я его и завершу.
— Далеко ли до Башни? — спросил Джиб. — Сколько нам идти?
— Три дня, — ответил Хэл. — Мы будем там на третий день.
15
Епископ Башни был стар. Не так дряхл, как отшельник, подумал Джиб, но все же достаточно стар. Ряса, что он носил, когда-то, очевидно, поражала своим великолепием, плотный шелк был расшит золотом, но сейчас, спустя столько лет, ткань истерлась, почти истлела. Однако при взгляде на епископа забывалось его тронутое временем одеяние. Чело его было изборождено морщинами — следами страстей и сострадания, на нем читались сила и власть, порой переходящие в безжалостность — ныне епископ жил в мире и покое церкви, но некогда он был воином. Лицо его было таким худым, что напоминало череп. Однако если не обращать внимания на истончившийся нос и впалые щеки, это по-прежнему было суровое лицо бойца и воина. Голова его была покрыта белым пухом, столь легким, что казалось, он встает и шевелится от малейшего дуновения ветерка, который свободно проникал в щели и трещины в стенах древнего замка. Пламя, пылавшее в камине, почти не спасало от холода. Обстановка в комнате была скудная, бедная — грубый скобленный стол, за которым на шатающемся стуле расположился епископ, узенькая койка в углу, столик на козлах со скамейками по обе стороны от него для епископских трапез. На холодном полу не было ковра. На самодельных полках стояло несколько дюжин книг, а под ними лежали свитки, кое-где поеденные мышами.
Епископ открыл книгу в кожаном переплете, лежавшую перед ним на столе, и задумчиво перелистал ее страницы. Закрыв книгу, он отложил ее в сторону.
— Ты сказал, — повернулся он к Джибу, — что мой брат во Христе почил в бозе?
— Он знал, что умирает, — сказал Джиб. — Но страха не испытывал. Слабость одолела его, потому что он был очень стар…
— Да, он был стар, — подтвердил епископ. — Я помню его с тех пор, когда был мальчишкой. Он уже тогда был взрослым человеком. Лет тридцати, хотя я точно не помню. А может, я и не знал его возраста И уже тогда он избрал свой путь — следовать по стопам Господа нашего. Сам я тогда был в цветущем возрасте, и рвался в битвы. Я служил капитаном гарнизона, который стоял тут, чтобы отражать набеги орд с Затерянных Земель. И лишь когда я повзрослел и гарнизон после долгих лет мира был отозван, я обратился к Богу. Вы говорите, что мой старый друг жил в мире со всеми окружающими?
— Из тех, с кем он общался, не было никого, кто не любил бы его, — сказал Джиб. — Он был дружен со всеми. И с болотниками, и с Людьми с Холмов, и с гномами…
— И никто из них не был его веры, — сказал епископ. — Скорее всего у них вообще не было веры.
— Это верно, ваша милость. У большинства вообще не было веры. Если я правильно понимаю ваши слова.
Епископ покачал головой.
— Это так похоже на него. Он весь в этом. Он никогда не спрашивал человека, в чем символ его веры. Он мог и ошибаться, но даже ошибки его были прекрасны. Я очень взволнован тем, что вы принесли мне его послание. Не хочу сказать, что лишь потому вас приветствовали тут. В этом пустынном месте всегда рады гостям. У нас ведь нет никаких связей с миром, даже никаких торговых отношений.
— Ваша милость, — сказал Корнуэлл, — среди нас лишь один доверенный отшельника. Это Джиб с Болот. Он и должен был доставить вам так взволновавшее вас послание. Хэл из Дуплистого Дерева согласился проводить нас.
— А миледи? — спросил епископ.
— Она попросила нашей защиты, — твердо ответил Корнуэлл.
— Если разобраться, вы ничего не Сказали о себе.
— У нас с гоблином есть свои дела в Затерянных Землях, — ответил Корнуэлл. — Если же вас интересует Енот, то он друг Хэла.
— Его присутствие меня не удивляет, — ровным голосом сказал епископ, — и возражений против него у меня нет. Похоже, что это умное животное. И весьма ручное.
— Это, ваша милость, не просто ручное животное, — сказал Хэл. — Он мой друг.
Пропустив эту поправку мимо ушей, епископ обратился к Корнуэллу.
— Значит, ты говоришь, в Затерянные Земли? В наши дни люди редко отправляются туда. И попомни мои слова, там не так уж безопасно. У тебя, должно быть, весьма убедительные мотивы.
— Он ученый, — вступил в разговор Оливер. — И он ищет истину. Он идет туда, чтобы познать ее.