– Ах, господин Циллер, – воскликнула Фели Витрув, увидев, что челгрианец усаживается на низкую скамеечку между ней и Кэйбом. Она напружинила руку, и прозрачная синевато-зеленая мембрана крыла натянулась, распростершись на несколько метров, а затем опала. Фели удовлетворил это опыт. – Мы так и не преуспели в нашем желании вовлечь и вас в это дело, – улыбнулась она.
– Нет, не преуспели. А как в отношении Кэйба?
– Я слишком тяжелый.
– Это ерунда, – заявила Фели. – Просто снаряжение должно быть соответствующим, вот и все. Я думаю, что такое есть, например, для грузов. Хотя, в общем, это будет, конечно, жульничество.
– По-моему, весь спорт такого рода – жульничество. Женщина проверила крепления на бедрах и открыто усмехнулась чуть ли не в лицо Циллеру:
– Вы так думаете?
– Это обман смерти.
– О, да! Но ведь это только игра слов, не так ли?
– Так ли?
– А-а-а… Но это обман… обездоленности. Нет обмана в техническом смысле в том, чтобы поначалу следовать установленным правилам, а потом тайно нарушить их. Ведь все так делают.
– Угу, – согласился челгрианец, помолчав немного. Фели выпрямилась и заулыбалась:
– С каких это пор вы стали соглашаться со мной, господин Циллер?
– Я не уверен, что согласился, – Циллер оглядел платформу, где оставшиеся спортсмены уже заканчивали последние приготовления, а публика распаковывала провизию для пикника или перемещалась к небольшим пассажирским самолетам, стоявшим неподалеку. – Разве все это не обман?
Но Фели уже выслушивала последние напутствия и пожелания удачи от своих товарищей. Только напоследок она кивнула обоим своим прежним собеседникам и махнула рукой в сторону одного из самолетиков:
– Пойдемте. Мы вас обманем, а потом поговорим спокойно.
Самолетик напоминал натянутый лук, красуясь большой открытой кабиной. Кэйбу показалось, что он вообще больше похож на небольшой мотобот, чем на настоящий самолет, несмотря на то что самолетик вмещал никак не меньше восьми человек. Правда, он сам весил, как трое пассажиров, и Циллер тоже тянул на пару, так что с их приходом самолетик исчерпывал все свои возможности. Под их весом пол слегка вздрогнул, а сиденья тут же сами переделались в форму, более подходящую для двух этих нечеловеческих существ. Фели уселась на переднее сиденье, и ее сложенные крылья защелкали и зашумели, когда она убирала их не к месту выступающие части. Затем женщина пощелкала переключателями на приборной панели.
– Ручное управление, пожалуйста.
– Выполнено, – ответила машина.
Фели огляделась, потянула рычаги, и самолетик, мягко отделившись от платформы, взмыл над верхушками деревьев. Защитные поля ограждали пассажиров от сильного ветра, пропуская лишь освежающий бриз. Кэйб свесил руку и, потыкав в пространство пальцем, сразу ощутил невидимое сопротивление невидимого пластика.
– Ну так как, все это обман? – вернулась к разговору Фели.
– Вы можете все это разрушить? – махнул рукой в сторону Циллер.
– Это требование? – рассмеялась она.
– Нет, только вопрос.
– Хотите, чтобы я попробовала?
– Особо не хочу.
– Тогда я и не буду пытаться. А, наверное, и не смогу. Я, конечно, управляю самолетом. Но если вдруг я захочу предпринять уж совсем что-то дикое, то меня просто лишат такой возможности и тут же всех нас спасут.
– А это не обман?
– Смотря как понимать. Но я обманом называю не это. – Она послала самолет в пике на группу блимперов. – Я называю это разумным сочетанием забавы и опасности. – Фели обернулась, чтобы взглянуть на обоих, а самолет тем временем, едва не касаясь брюхом листвы, пролетел между двумя высокими деревьями. – Хотя, конечно, пурист может сказать, что я не должна использовать самолет в первую очередь для достижения своих целей.
Деревья с рокотом пролетали по сторонам, и Кэйб даже почувствовал, что невольно сжался. Что-то задело о борт, и, оглянувшись назад, он увидел, как несколько срезанных веток, кружась, упали в сонный ручей. А самолет теперь летел прямо под крону огромного блимпового дерева, намереваясь проскочить между высоко торчащим сплетением гигантских коричневых корней, образующих темно-коричневые узлы.
– А что сейчас сказал бы пурист? – усмехнулся Циллер.
– Тю-тю. – И, сделав неуловимый маневр, Фели посадила самолет на корни. – Вот он, наш мальчик. – Она задрала голову и указала на темный черно-зеленый баллон, почти закрывший утреннее небо над их головами.
Блимповое дерево возвышалось над ними как пятнадцатиметровая башня, отбрасывая на все глубокую тень. Кора у него была грубой, словно пронизанной тысячью вен, но в то же время производила впечатление тонкой, подобной бумаге, пленки. Кэйб подумал, что дерево очень напоминает грозовую тучу.
– Но как они-то попадут в этот лес? – удивился Циллер.
– Вот вы о чем. – Фели выпрыгнула из кабины, устроилась на широком корне и снова занялась своим снаряжением, хитро поглядывая на них в полутьме. – Большая часть прибудет подземкой, – пояснила она, щурясь на золотистый свет, проникавший сквозь листву. – Некоторые другие – мощным напором. – Тут женщина нахмурилась, глядя на блимпер, который вдруг как-то напрягся. Кэйбу даже показалось, что он слышит странные звуки, идущие из-под земли. – А некоторые тоже самолетом. А теперь извините, мне пора.
Она вытащила из ранца пару длинных перчаток и не спеша надела их. Их пальцы заканчивались изогнутыми черными когтями длиною в палец. Фели залезла на сук, и крылья заполоскались за ее спиной. Дерево закряхтело и выпустило газ, стало душно.
– Остальные могут приехать на машинах, велосипедах, лодках и погулять. Конечно, настоящие пуристы, наркоманы неба, живут не здесь, а в лачугах или под тентами, живут охотой или собирают дикие фрукты и овощи. Они путешествуют повсюду пешком или на крыльях, и вы никогда не увидите их в городе. Они живут ради полетов, и для них это ритуал и… как это вы называете? Сакральное, почти религия. Они ненавидят таких, как я, потому что мы сделали полеты развлечением, забавой. Большинство из них даже не разговаривают с нами. Правда, они и между собой-то редко разговаривают, и, я думаю, некоторые уже вообще потеряли дар речи – у-у-у!!! – Фели собралась с духом и ринулась в воздух как огромный черный пузырь, выпущенный из коричневого рта.
И тут же поднялся настоящий шквал зеленых листьев шириной метров в восемь. Фели плыла в их потоке, ныряя и переворачиваясь, то появляясь, то исчезая за густой зеленой занавесью из листьев. И все больше их срывалось с дерева и уносилось вверх. Фели пинала их ногами, сбивала в кучи, а дерево все выпускало в небо новые и новые листья.
Дерево оголилось, и вокруг посветлело. Затем и само дерево с тяжким вздохом взмыло вверх.
– Ха-ха! – кричала им сверху Фели.
– Отправимся за ней? – склонился к Кэйбу Циллер.
– Почему бы и нет?
– На машине? – уточнил Циллер.
– Хаб здесь, господин Циллер, – раздался голос из подголовников.
– Поднимите судно. Мы хотим сопровождать мисс Витрув.
– Разумеется.
Самолет поднялся прямо с места, быстро и спокойно, и пошел вверх до тех пор, пока не завис на уровне черноволосой женщины, которая продолжала вертеться в клубах листьев. Кэйб посмотрел за борт. Они были уже метрах в шестидесяти над землей на приличной скорости и продолжали набирать высоту. Поглядев вниз, он увидел, как в воздух поднимаются последние опавшие листья блимпера.
Фели широко улыбалась, и листья хлопали и вертелись в ревущем ветре.
– Как вы там? – спросила она, смеясь. Волосы обвивали ее лицо, и она встряхивала головой, пытаясь от них освободиться.
– Думаю, что в порядке, – прокричал Циллер. – А вы?
– Лучше не бывает!
– Так вернемся к вопросу о жульничестве, – предложил Циллер.
– Ну давайте, – снова засмеялась она.
– Все это место – жульничество.
– Как так? – Она рискнула согнуть руку и перчаткой с когтями убрать с лица волосы, попадавшие в рот и мешавшие говорить. Кэйб сразу занервничал. Если бы он был ее возлюбленным, то наверняка разорвал бы в этот момент платок или сделал бы еще что-нибудь.
– Вы смотритесь, как планета! – прокричал Циллер. – А ведь это не так!
Кэйб же не участвовал в разговоре и продолжал смотреть на восходящее солнце. Теперь оно стало ярко-красным. Рассвет на Орбите, равно как и закат, длился гораздо дольше обыкновенного. Сначала светлело небо над головой, затем поднимающееся солнце, казалось, медлило и лишь спустя долгие минуты появлялся его краешек над дымчатой линией горизонта в дрожащем киноварью ореоле и начинал скользить вдоль нее, светя еще неверно и зыбко. Лишь постепенно оно выходило целиком и позволяло начаться дню. Кэйб всегда думал, что именно восходы и закаты и придают дням наибольшую красоту и завершенность.
– Так как? – Фели справилась со своей задачей.
– Ладно, незачем сейчас заниматься этими глупостями, – вдруг решил Циллер. – Просто плывите! Да не забудьте о безопасности! Не будет ли так меньше обмана?
– Вопрос не в этом! Вопрос в том, не будет ли в этом меньше забавы?
– И что, будет?
– Абсолютно, черт возьми! – И волосы Фели, поднятые ветром, вдруг взметнулись над ее головой как языки черного пламени.
– Так вы думаете, что это только забава, когда здесь явно присутствует реальная опасность?
– Нет, забавы больше, – крикнула она. – Некоторые люди эти полеты считают основным своим развлечением, но делают это только в… – Голос вдруг пропал, за ревом налетевшего порыва ветра.
– В чем?
– Во снах! Есть такие пуристы, которые зареклись делать что-либо в реальности!
– И вы презираете их? – потребовал Циллер.
Женщина, кажется, удивилась, но снова быстро сняла перчатку с левой руки – действие, еще более опасное, чем первое, – порылась в ранце и что-то прицепила к ноздре. Потом снова сунула руку в перчатку и раскинулась на воздушном потоке. Когда она опять заговорила, голос ее звучал нормально, и обоим, благодаря кольцу в ноздре Кэйба и какому-то хитрому устройству, используемому Циллером, казалось, что она сидит рядом с ними в кабине.
– Вы сказали «презираете»?
– Да.
– Но с чего бы я стала презирать их?
– Они с минимальным усилием и при полном отсутствии риска достигают того, чего достигаете и вы, но рискуя жизнью.
– Это их выбор. Я тоже могла бы так делать, если бы захотела. И в любом случае, это все даже не совсем одно и то же. – Она восторженно оглядела простирающееся вокруг пространство.
– А точно ли так?
– Точно. Ведь человек знает, что это лишь грезы, а не реальность.
– Во все можно поверить. Фели вздохнула и скривила губы:
– Извините, но мне пора лететь дальше, и я предпочла бы теперь остаться одна. Не обижайтесь. – Женщина снова с риском сняла перчатку, вытащила крошечный компьютер и убрала его в ранец, а потом с заметным усилием опять надела свою когтистую конечность. Кэйб подумал, что она, наверное, замерзла. Они уже находились на высоте более чем в полкилометра над грядой, и воздух, обдувавший самолет, леденил обшивку самолета. Их подъем приостановился. Волосы Фели теперь не путались больше вокруг головы, а черным крылом осеняли ее слева. – Еще увидимся! – крикнула она и позволила себе отдаться воздушному потоку воздуха.
Женщина плыла, раскинув руки и ноги, и блестящие когти перчаток отражали оранжево-желтый рассвет. Скоро Фели была уже далеко.
Циллер и Кэйб еще долго смотрели ей вслед, приостановив самолет, и видели, как она радостно махала руками и ногами, как пластались широкие крылья, превращая фигуру то в огромный факел, то в дивную сине-зеленую птицу. А Кэйб еще долго слышал ее победные крики. Женщина летела прямо на рассвет, но потом, вероятно, передумала, резко развернулась и пропала из виду. Неподалеку от места, над которым они зависли, Кэйбу были видны и другие летуны – крошечные точки и кувыркающиеся в небе фигурки в плащах из листьев деревьев блимп. Скоро, сделав круг, Фели снова показалась и начала делать крутой разворот, чтобы пролететь прямо под ними. Самолет тоже стал медленно разворачиваться, чтобы не потерять ее из виду. Она проплыла метрах в двадцати под ними и сделала спираль, улыбаясь всем лицом; потом резко взмыла и снова начала пике, сложив крылья. И вдруг оба увидели, что она так и продолжает камнем падать вниз.
– О! – вырвалось у Кэйба.
«Неужели она умерла?» В голове у него уже начали складываться строки, которые он отправит в Службу новостей Хомомдана. Такие иллюстрированные письма Кэйб посылал туда каждые шесть дней уже около девяти лет и приобрел себе небольшой, но преданный кружок слушателей. Но никогда ни в одном своем репортаже он не описывал смерти от несчастного случая и сейчас никак не смог бы отказаться от этого.
Но тут сине-зеленые крылья снова расправились, вспыхнув на солнце, и Фели поднялась вверх уже далеко от них, окончательно скрывшись из глаз.
– А наш ангел не бессмертен? – спросил Циллер.
– Нет. – Кэйб не знал, что такое ангел, но спросить у Циллера или Хаба постеснялся. – Она настоящая.
Фели Витрув принадлежала к той части летунов, у которых не существовало записей мозга для того, чтобы в случае несчастного случая можно было воссоздать их. При одной только мысли об этом Кэйбу стало не по себе.
– Они называют себя одноразовыми, – вспомнил он. Циллер помолчал.
– Странные люди, которым нравятся эпитеты, напоминающие им об их смертности. Некоторые даже играют этим. – Желто-оранжевый свет весело мерцал на хромированных поверхностях самолета. – У челгрианцев есть каста, которая называется Невидимые.
– Я знаю.
– Как твои штудии?
– Ничего. У меня было, правда, только четыре дня, поскольку пришлось закончить много собственных дел. Тем не менее, я начал.
– Муторное дело ты на себя взвалил, Кэйб. Я бы даже принес свои извинения за это, если бы не считал их излишними, поскольку речь, так или иначе, идет обо мне и моей работе.
– О, да, – смутился Кэйб и еще больше смешался от собственного смущения.
– И все-таки чертовски странное развлечение, – добавил Циллер, кивая в сторону кружащихся в ясном небе пятен. – Он откинулся на сиденье и достал из кармана трубку. – Посидим еще немного, полюбуемся восходом?
– Да, хорошо.
Сверху им была видна расстилающаяся на километры долина Фреттл. Солнце системы Лэйслер все еще поднималось, медленно приближаясь к зениту, раздвигая толщи воздуха и освещая раскинувшиеся вокруг земли до мельчайших подробностей. Впереди, за причудливо вьющейся широкой дорогой, под ярким светом, сверкавшим в небе подобно драгоценному браслету, постепенно бледнела линия горизонта и поднимались горы Тьюлир со снежными шапками на вершинах. Справа взгляд тонул в саваннах, теряющихся в дымке. Слева в отдалении, намеком, едва синели горы и было видно широкое устье Великой Реки, впадающей в море Фреттл.
– А тебе не кажется, что я слишком извожу людей, а? – вдруг спросил Циллер, посасывая трубку и хмурясь.
– Я думаю, они этому радуются.
– Неужели? – голос Циллера прозвучал несколько разочарованно.
– Мы помогаем им определиться. И это не может не нравиться.
– Определиться? И все?
– Я не думаю, конечно, что это единственная причина, по которой им нравится наше присутствие здесь, особенно, если говорить о вас. Но мы даем им некий новый стандарт, как взгляд на себя будто со стороны, позволяющий заново оценивать себя.
– Звучит, конечно, получше, что простое указание на хорошее отношение к любимым домашним животным из высшей касты.
– Но к вам это и вовсе не относится, дорогой Циллер. Они называют вас композитором, маэстро – странное обращение, никогда его раньше не слышал! – Они действительно гордятся вашим пребыванием здесь. И Цивилизация, и Хаб, и уж народ Мэйсака точно.
– Точно, – промурлыкал Циллер, отворачиваясь от так и не разгоревшейся трубки и глядя вниз на равнину.
– Вы звезда для них.
– Трофей.
– В определенном смысле, но очень уважаемый трофей.
– У них полно своих композиторов. – Циллер нахмурился и принялся постукивать по трубке указательным пальцем. – Компьютеры, всякие их машины, их Разум могут писать любую музыку.