Уилсон с издевкой улыбнулся.
– Интригует! – воскликнул он.– До чего очаровательно. Мы все «заинтригованы». Но помочь вам не в силах. Вы нам сообщили намного больше того, что мы знали до сих пор. Вы единственный, кто в состоянии ответить на вопросы, которые мы сами себе задаем.
Вид у ученого был удивленный и даже немного грустный. Он снял очки, плюхнулся в кресло и поставил гипсовую модель на письменный стол.
– Вы меня глубоко разочаровываете. Я надеялся, что вы знаете больше. Но мне кажется, что вы не отдаете себе отчета в том, что я абсолютно не в курсе дела. Где обнаружены эти отпечатки?
– В одном месте.
– Послушай, Джордж. Не стоит темнить. Слепки сделаны с отпечатков следов, оставленных на месте убийства Ди Фалько и Хоулигена в Бруклине.
– Вы говорите о двух полицейских?
– Именно. Следы окружали тела убитых.
– И что было предпринято?
– Ровным счетом ничего,– рявкнул Уилсон.– В настоящее время дело официально закрыто.
– Вы представляете себе, что такое когти грозного убийцы?
Он произнес эти слова так, как будто изрекал великую истину.
– Мы знаем, что это такое,– терпеливо ответила Бекки. В памяти вновь промелькнули лица погибших.
Доктор ушел в себя. Его руки повисли как плети вдоль туловища, голова упала. Бекки уже имела дела с таким типом стрессовой реакции. Обычно она наступала у тех, кто только что побывал на грани смерти.
– Сколько человек погибло? – спросил он.
– Насколько нам известно, пятеро,– ответил Уилсон.
– Вероятно, их было больше,– глухо добавил Фергюсон.– И даже наверняка намного больше, если верно то, что я предполагаю.
– То есть?
Он насупился.
– Послушайте, если все это – розыгрыш и вся эта история с отпечатками чей-то трюк, я останусь с носом. Это подорвет мою репутацию. И неизвестно, что в таком случае будет со мной. Точнее, я догадываюсь: быть мне преподавателем в лицее где-нибудь у черта на куличках и без какого-либо ученого звания.– Он покачал головой.– Отнюдь не блестящая для меня перспектива.
– Но вы же не диссертацию защищаете, а разговариваете в доверительном порядке с двумя инспекторами полиции города Нью-Йорка. Это далеко не одно и то же.
– В общем-то верно. Может, я и преувеличиваю.
– Тогда изложите нам свою теорию. Ради Бога, ПОМОГИТЕ нам.
Уилсон так взвинтил голос, что шум в соседнем рабочем зале внезапно стих.
– Извините,– сказал он тише.– Кажется, я немного нервничаю. Но коллега и я, только мы подозреваем, с чем столкнулись. И нам пришлось перенести тяжелые минуты.
Вмешалась Бекки.
– Эти существа не довольствуются тем, что убивают. Они охотятся. Несколько дней тому назад они чуть не накрыли нас в одном из зданий Бронкса. Они спрятались на верхних этажах. Кто-то из них попытался заманить меня в ловушку, сымитировав плач ребенка, в то время, как остальные…
– …остальные устроили облаву на меня. Они пытались нас разобщить.
– И я думаю, что это опять они проникли прошлой ночью на балкон моей квартиры.
Полицейские выпалили это на одном дыхании, движимые желанием не чувствовать себя больше в таком одиночестве. Фергюсон смотрел на них, содрогаясь от ужаса, как будто видел на них клеймо отверженных.
– Вы, безусловно, ошибаетесь. Эти существа не могут быть настолько проницательны.
Бекки от удивления даже зажмурилась – только сейчас до нее дошло: они были не просто убийцами, но обладали еще и разумом! Да еще каким, раз уж они устроили засаду на лестнице и выследили ее квартиру! Для этого им нужно было разобраться в том, кто их враг, и осознать необходимость его уничтожения до того, как тот раскроет факт их существования другим.
Уилсон, словно лунатик, поднял руку, потрогал щеку.
– Я тоже, доктор Фергюсон, начинаю приходить к выводу, что они наделены разумом. И не так уж важно, что вы думаете на этот счет, факты есть факты. Знаете что… Я готов поспорить, что вчера они даже не смылись оттуда. Если они действительно соображают, то умеют и прятаться. Они знают также, что для них это жизненно важно.
– Ну что ж, это в общих чертах и есть та теория, которую я не хотел излагать по известным вам мотивам. Совершенно
необходимо, чтобы вы достали мне череп или голову. Тогда я смогу оценить их умственный потенциал. Но не беспокойтесь, я уверен, что мы все равно более развиты в интеллектуальном отношении, чем они.
– Доктор, на что была бы способна шимпанзе, если бы обладала собачьими органами чувств?
– На убийство… О Боже, я понял, к чему вы клоните. Если у них очень развиты органы чувств, то им нет необходимости иметь наш уровень интеллекта, чтобы превзойти нас. Это, без сомнения, правильно! Такое сочетание органов чувств собаки с мозгом примата очень смущает…
– Больше того!
– Что вы имеете в виду?
– Черт подери, я думал, что она вам все объяснила, ведь они устроили охоту на нее!
– Но я по-прежнему ничем не могу вам помочь, пока не получу больше информации. Не буду же я продолжать нагромождать гипотезы, рискуя попасть в печать. И к тому же защита общества – это ваша работа. Так оберегайте его! Я интересуюсь сугубо научными проблемами. Вам надо всего лишь достать мне голову. Если хотите, чтобы я нашел решение проблемы, приволоките мне ее.
Уилсон смотрел исподлобья, опустив плечи.
– Ха, это на нас-то рассчитывать! Принести ему голову… Вы не хуже нас знаете, что это невозможно. Никому еще не удавалось поймать ни одной этой твари. Скажите, если исходить из максимального темпа их эволюции, как долго они существуют?
– Самое большее – и это почти невозможно – порядка 10 000 лет.
– Значит, с конца предыстории, и после этого вы хотите, чтобы мы отловили одного из них! Пойдемте отсюда, инспектор Нефф, нам есть чем заняться.
Он поднялся и пошел к выходу.
– Я бы хотела кое-что добавить,– сказала Бекки с порога,– всего один момент, над которым советую вам задуматься. Если они следят за нами, то теперь, вероятно, знают и о нашей с вами встрече.
И она в свою очередь вышла, оставив остолбеневшего от ее слов ученого.
Они пересекли почти безлюдный музей и добрались до машины. Уилсон не проронил ни слова.
– До чего глупо было разболтать обо всем этому кретину! Все равно он нам не поверит, с какого бы боку мы к нему ни подступались,– сказал он уже в машине.
– Не уверена. Все же было бы совсем неплохо заполучить в союзники доктора физиологии. Вообрази, что будет, если этот тип запросится к Андервуду, чтобы сообщить ему, что у нас немного поехала крыша.
– Ну уж нет, Бекки. На это он не пойдет.– Он немного помолчал.– А потом, может, у нас с тобой галлюцинации. Вдруг все, что было прошлой ночью, мы выдумали?
– Мы?
– Я тоже одного видел.– Бекки показалось, что он признался в этом через силу.– За мной наблюдали, что-то пряталось на запасной лестнице, когда я возвращался в мои обширные апартаменты. Оказалось, пес с дьявольски странным взглядом. Я видел его лишь мельком. Он мгновенно исчез. Я никогда не встречал животного с таким свирепым выражением морды. И вообще, никто в жизни на меня так не смотрел, за исключением одного маньяка, которого я застукал. Тот же взгляд. Ублюдок пытался полоснуть меня бритвой.
– Почему ты раньше не сказал мне об этом?
– Я все надеялся, что это плод моего воображения. Мне думается, Бекки, что нам обоим немного не по себе.
– Джордж, так трудно поверить в происходящее. Такое впечатление, что я в глубоком сне. Все это слишком нереально.
– Такое бывало и раньше. Даже легенды сложены на этот счет.
Она с нетерпением ждала, что он разовьет эту тему, но он, вероятно, не видел в этом необходимости. До чего похоже на него!
– Ну и что? Что ты затеваешь?
– Я все думал… Помнишь, что ты сказала Рилкеру об оборотнях? Ты была недалека от истины.
– Это же смехотворно.
– Не совсем. Утверждают, что они существуют с древнейших времен. Если они действительно настолько умны, как мы думаем, то люди раньше, несомненно, принимали оборотня за человека, маскировавшегося под волка.
– Но тогда что же случилось потом? Почему угасли легенды?
Он уперся коленями в перчаточник и откинулся на сиденье.
– Понимаешь, раньше их хищнические действия бросались в глаза, потому что людей было мало. Когда же население возросло, они переключились на одиночек, всеми забытых и на обломки общества, то есть на тех, чье исчезновение проходило незамеченным. В этом смысле они типичные хищники – нападают только на слабых.
Продолжая вести машину, она искоса взглянула на него.
– Я считаю, это чертовски интересная мысль,– сказала Бекки.– Но отнюдь не доброе известие ни для тебя, ни для меня.
– Ну разве не возмутительно! Никто нам не верит! – продолжил Уилсон.– Эти существа живут охотой на нас, а мы даже при всем желании не можем оповестить об этом.– Он вытер вспотевшее лицо.– За исключением, может быть, Рилкера и Эванса. А также Фергюсона, если он перестанет чрезмерно заботиться о том, что пишут в «Новостях науки». Нужно обязательно убедить Рилкера и Эванса… Боже мой, чихал я на их решения; я просто хочу, чтобы они знали, в какой мы очутились опасности и чтобы они нам помогли!
Нелегко было отыскать этих двух человек, которых они решили устранить. Они хорошо прочувствовали их запах, когда те вошли в здание, где стая устроила себе кормежку. Они заметили их машину, когда она отъезжала, и вновь их увидели несколькими днями позже, на сей раз очень далеко от Манхэттена, по направлению к океану. Они были вынуждены проявлять терпение. Они шли за самцом по улицам, и в конце концов вышли на его берлогу. Они установили и женщину, уловив ее запах в доме, где много чего происходило. Они следили за ней до тех пор, пока не выявили ее квартиру с балконом.
Это не было праведной охотой, но убить обоих было совершенно необходимо. Если известие об их существовании широко распространится, то от этого пострадает весь их биологический вид. Сначала начнут травить многочисленные стаи, разбросанные по городам, затем возьмутся за окраины и, наконец, покончат со всеми остальными. Пусть уж лучше человек ничего не знает о них. Если эти бесчисленные орды людей узнают, сколько стай кормится за их счет, их реакция будет беспощадной. Человек должен остаться в неведении.
Во всех случаях, когда кто-нибудь из людей проникал в их тайну, его было необходимо уничтожить. Так было всегда: то был первый закон проявления осторожности ради выживания. Уже давно они совершенно беспрепятственно рыскали по всему свету и процветали. Человечество так расплодилось, что количество их кланов увеличилось. Их было по нескольку в каждом городе. Когда кто-нибудь случайно на них натыкался, их принимали за стаю одичавших собак. Охотились они обычно ночью. Днем спали в столь тщательно скрытых от постороннего глаза местах – в подвалах, в покинутых зданиях, – что обнаружить их было невозможно. Проблем с собаками тоже не было. Те воспринимали их запах как элемент близкой им городской жизни, и их не трогали.
Но этих двух людей требовалось устранить обязательно: иначе они всем расскажут, что в самом чреве городов притаилась смерть.
Они преследовали их вплоть до серого высотного здания в нижней части Манхэттена. Когда те вышли из него и расстались, стая разбилась на две группы.
Обнаружить берлогу мужчины труда не составило. Она находилась на первом этаже в помещении с не очень крепкими внешними дверями и с подвалом, куда можно было легко проникнуть. Но комната, где он проживал, была закрыта на ключ и забаррикадирована изнутри. Окна были забраны решетками. То была настоящая крепость, исходившая страхом. Даже дымоход был давно перекрыт. Какую жалость вызывал человек, живущий в состоянии постоянного ужаса, проводивший ночи напролет, сидя в кресле и притушив свет! Подобное существо само притягивало к себе смерть, и стая сгорала от желания убить его не только потому, что он был опасен, но и потому, что уже вполне созрел как добыча.
Они нашли способ застать его врасплох.
Женщина, однако, жила в высотном здании на самом верху. Как правило, они не были сильны в лазаний по стенам, но некоторые из них довольно ловко справлялись с этим. Один из таких верхолазов начал восхождение – с этажа на этаж, с балкона на балкон,– помогая себе передними лапами. Остальные, спрятавшись в полутемном проходе, дожидались его возвращения. Им не терпелось излить в звучном вопле свою радость по поводу проявления такого героизма и преданности своему виду. Но они молчали. Впрочем, столь громко выражать свои чувства не было никакого резона: тот, кто одолевал сейчас фасад, вдыхал ароматное благоухание уважения и ликования, исходившее на расстоянии от тех, кто остался далеко внизу.