Глава III
Островерхий шпиль Алексавдрийского маяка, считавшегося одним из чудес света, отчетливо выделялся на фоне усыпанного звездами неба. На верхушке шпиля горел огонь, многократно усиленный сложной системой зеркал, отчего казалось, будто ослепительно - белый фонарь сверкает над просторной морской гаванью. В последние дни, особенно после того, как флот Антония перешел на сторону Октавиана, корабли нечасто показывались в гавани. Всего около двух десятков парусников и галер покачивалось на приколе, да еще два корабля маячило на горизонте, как бы в сомнении - направиться к городу или нет. Островок Фарос, на котором высился знаменитый маяк, был соединен с городом узкой и длинной дамбой. Там, где эта дамба выгибается дугой обращенной в сторону моря, стояли две фигуры в темных, спадающих до земли плащах. - И как только тебе не надоедает стоять здесь целыми днями, вглядываясь в горизонт! - сказал один из мужчин - приземистый бронзовокожий человек с густой бородой. - Пойдем - ка лучше в таверну и выпьем по стаканчику доброго киликийского вива. - Уж сегодня - то ждать корабля. и вовсе не имеет смысла! - Почему ты так думаешь, Клеодем? - светловолосый юноша живо обернулся к нему. - Ведь уже который день погода благоприятная для морских путешествий, дует попутный ветер для тех, кто плывет сюда из Греции и Кипра... - Гавань блокирована кораблями Октавиава, - ответил старый Клеодем. Взгляни, Пертинакс, на те парусные галеры, которые застыли в отдалении. Думаешь, они пропустят сюда хотя бы одно судно? - Проклятье! - в досаде и нетерпении воскликнул молодой британец. Скорей бы кончилась эта никому не нужная война и в Александрийской гавани установилось нормальное судоходство! Корабль с моей родины, по моим подсчетам, должен прибыть.со дня на день.. Судьба - сыграет со мной злую шутку, если он попадет в руки Октавиана! . - Поэтому для тебя же будет лучше, если он задержится на несколько дней. Война к тому времени кончится, Антоний обпожен в Александрии и обречен, он будет разбит, и порядок, надо надеяться, восстановится... - Смотри, показался парус! - воскликнул Пертинакс, показывая рукой на увеличивающуюся точку на горизонте. - Это наверняка одно из сторожевых судов Октавиана, - сказал Клеодем, беря своего молодого друга под локоть. - Идем, нам ведь еще надобно подумать о том, как переждать грабеж и резню, которые неминуемо устроят в городе победители... . - Стой, Кпеодем. Я вижу на парусах корабля знаки моего родного племени... Это корабль из Британии! Ура! Корабль из Британии! - Пертинакс сорвал с себя плащ и радостно замахал им. - Я ждал этого часа двадцать лет, с того самого момента, когда легионеры Цезаря увезли меня ребенком из дома моего отца... Нет для меня счастья большего, чем видеть эти паруса! Это самая счастливая минута в моей жизни, Клеодем! - Не вовремя она наступила, ох, не вовремя. - пробормотал моряк. Словно в подтверждение его слов к британскому кораблю направились две римские галеры. Парусник двигался к гавани полным ходом, пользуясь попутным ветром, но более медлительные, шедшие на веслах суда Октавиана были ближе к городу. Они шли ему наперерез, намереваясь подойти с обеих сторон. Пертинакс и Клеодем, затаив дыхание, следили за этой гонкой. Парусник и две галеры столкнулись у самого входа в гавань, в каком - нибудь километре от Фаросского маяка. Его ослепительный белый свет заливая темную лазурь безмятежных вод и три сражающихся корабля. Британские воины в круглых шлемах, с выпуклыми щитами и длинными мечами в руках высыпали на палубу, отбивая атаки римлян, которые перекидывали через борт канаты с крючьями на концах. Британцы пытались избежать абордажного сближения, они отталкивали свой корабль от галер, но это было не так - то просто сделать. Отряд римских матросов перебрался через борт на палубу парусника, где тотчас закипел бой. Звон железа и крики сражающихся долетели до дамбы, волнуя обоих друзей. Пертинакс, вгляделся в сумерки, поминутно хватался за меч, его глаза блестели, на разгоревшемся лице выступили капли пота. - Неужели они не отобьются, Клеодем?.. - вскрикивал он. - Клянусь богами, тогда умру от отчаяния!.. - Похоже, твоим сородичам удается отбить натиск, - отвечал Клеодем, зоркими глазами моряка наблюдая за схваткой. - Они мужественные воины, не чета новобранцам, которые служат на римских галерах... - Ты прав! Римлян сбрасывают за борт! Наша берет!. Ура!.. - Погоди радоваться... От этих галер не так легко отделаться... - Смотри, на носу галеры вспыхнул пожар! - закричат юноша. - Да, Пертинакс, британцы пустили в ход горящие стрелы! Ловко, ничего не скажешь... - Клеодем, римляне в панике! Бой окончен! - Боюсь, что он только начался. Теперь воины Октавиана будут драться с отчаянием обреченных, и твоим соплеменникам придется трудно. - Римляне, удирая от огня, прыгают за борт! - Это не римляне, а рабы, сидевшие на веслах. Ты плохо знаешь римлян, Пертинакс. Смотри, они предприняли новую атаку на парусник!.. Друзья настолько увлеклись зрелищем морской битвы, что не заметили девушку, торопившуюся к ним по дамбе со стороны города.0на была закутана в широкий пеплос, развевавшийся на ветру, голову накрывала темная накидка. - Кто из вас Пертинакс? - спросила она, подойдя к мужчинам. - В доме Клеодема меня послали на дамбу, сказав, что Пертинакс должен находиться здесь. - Значит, выищите меня, - ответил молодой человек. выступая вперед. - Но кто вы и какое дело у вас ко мне? - Меня зовут Аретея, а послала меня за вами Хрисида, служанка нашей доброй царицы... - Что - нибудь случилось с Клеопатрой? - вздрогнув, спросил юноша. - Она нуждается в защите этой ночью, - ответила посланница, - а верных людей у нее очень мало... Вот, взгляните... - и в доказательство своих слов девушка протянула Пертинаксу брошь, выточенную в виде жука - скарабея, точную копию того, которого юноша несколько часов назад получил из рук Клеопатры. Он порывисто схватил украшение и благоговейно поднес его к губам. И тут же, словно устыдившись такого откровенного проявления своих чувств, он густо покраснел и обратил на девушку заблестевшие глаза. - Клеопатре грозит опасность? - спросил он. - В таком случае она может расчитывать на меня и мой меч! - Ты уходишь, Пертинакс? - встревожился старый моряк. - А как же корабль, пришедший за тобой? - Если моим землякам удастся отбиться от римлян, - а я буду молить богов за то, - то пусть они дождутся меня в твоем доме. К утру я вернусь и мы навсегда покинем Александрию и пределы римских владений... - Знаешь ли ты, куда ты идешь? - вскричал пораженный Клеодем. - Дворец Лохиа - это мрачнейшее место в мире, гнездо заговоров и убийств! Сколько людей, отправившихся туда, сгинуло в безвестности, а сколько трупов со следами пыток каждую ночь выбрасывают из потайных дворцовых люков в желтый Нил! Лучше останься! Воины на паруснике одерживают победу, через час они будут здесь и ты отплывешь на родину!.. - Клеонатре угрожает опасность, - не слушал его юноша. Грудь его вздымалась, глаза выражали отчаянную решимость, рука стискивала рукоятку меча. - В эту ночь я должен быть в Лохиа! Я дал слово божественной Клеопатре защитить ее в минуту опасности, и скорее умру, чем нарушу свое обещание. Прощай, Клеодем. Молись - за меня. - Прощай, - отозвался старый моряк, смахивая выступившую на глазах слезу. - Я буду ждать тебя. Пертинакс повернулся и зашагал вслед за девушкой, которая почти бежала по дамбе. Вскоре они уже шли по притихшим улицам Александрии. Все лавки были наглухо заколочены, двери домов заперты, огней почти нигде не горело. Большинство жителей покинуло город или пряталось за мощными стенами своих жилищ, ожидая разграбления города легионерами Октавиана. На темных улицах царила гнетущая тишина, нарушаемая по временам пьяными выкриками беглых рабов и всякого шатающегося сброда, для которого эта ночь безвластия сулила возможность безнаказанного грабежа и убийств. Пертинакс быстро шагал за своей молчаливой провожатой по узким и безлюдным улицам по направлению к царскому дворцу. Громада Лохиа с нависшими башнями и зубчатыми стенами, темнеющая на фоне звездного неба, приближалась. Внезапно из боковой улицы раздались голоса и на Пертинакса и девушку выбежала толпа подвыпивших громил. - А - а - а, тут римляне, эти гнусные кровопийцы! - закричал один из шайки, по - видимому ее главарь, увидев безбородое лицо и светлые волосы молодого британца. - Убьем их и тем самым приблизим час полного изгнания ненавистных захватчиков из Египта! - Бей их! - подхватили его сообщники. Пертинакса и испуганную девушку окружили. Пертинакс выхватил меч. Первый удар ему нанес главарь - двухметровый верзила со шрамом через все лицо. Юноша хладнокровно парировал удар длинного ливийского меча и сам в свою очередь сделал молниеносный^ выпад. Его удар достиг цели. Клинок по самую рукоять погрузился в голый живот негодяя, и пронзительный крик умирающего разорвал тишину ночной улицы. Бандиты грозно зашумели и надвинулись. Пертинакс шепнул девушке: - Беги, я задержу их... Если мне удастся уйти, то мы встретимся через квартал отсюда, у ворот Некрополя... " После чего, стремительно вращая мечом, он вихрем кинулся на громил. Не ожидавшие отчаянной атаки, они расступились; их мгновенное замешательство позволило посланнице Клеопатры скрыться в темноте ближайшей улицы. Бандиты были пьяны, удары их мечей были неверны и легко отбивались британцем. Через минуту уже два корчившихся в агонии тела лекало у его ног, еще несколько бандитов были ранены. Однако они не желали отступать. Окружив Пертинакса, они наносили ему удары слева и справа, так что юноша едва успевал отбиваться. Продвигаясь вдоль какойто стены, он постепенно приближался к площади. Там он надеялся улучить момент и затеять с бандитами состязание в беге, которое он легко должен был выиграть. Но тут со стороны удицы, ведущей от Лохиа, послышался приближающийся топот копыт конного разъезда римлян. Всадники оказались на озаренной звездами площади гораздо быстрее, чем большинство бандитов успело удрать, а Пертинакс - юркнуть в темноту переулка. В первую же минуту несколько бандитов было затоптано вставшими на дыбы конями, ца головы других обрушились удары мечей; от Пертинакса, которого легионеры приняли за римлянина, потребовали пароль на эту ночь. - Мой пароль - "Клеопатра"! - выкрикнул юноша. - Взять его, - приказал командир конников. - Он сказал только половину пароля. "Клеопатра светозарная" - вот условные слова на сегодняшнюю ночь! Не успел Пертинакс опомниться, как его шею захлестнул веревочный аркан. Сопротивлявшегося британца связали и посадили за спину одного из всадников. Небольшой отряд конного разъезда тронулся по направлению к Канопским воротам, где находились основные силы защитников Александрии. Покачиваясь за седлом легионера, Пертинакс не оставляя попыток высвободиться. Довольно скоро ему удалось одной рукой дотянуться до маленького острого кинжала, засунутого глубоко за пояс и не обнаруженного римлянами при обыске. Его рука была не так плотно привязана к телу, чтобы Пертинакс не мог ею передвигать; он нащупал рукоятку; затем действуя почти одними кончиками пальцев, повернул кинжал так, чтобы острие коснулось связывавшей его веревки. Следующие несколько минут, раскачиваясь всем телом, он водил веревкой по лезвию, пока она наконец не лопнула. Пленник начал постепенно освобождаться от пут... Всадник, за спиной которого он сидел,, в это время несколько отстал от своих товарищей, и это было на руку Пертинаксу. Окончательно избавившись от веревки, он вдруг нанес римляну удар кинжалом в самое сердце - так, что тот; не издал ни звука. Выхватив его меч и сбросив обмякшее тело на землю, Пертинакс пересел в седло и развернул коня. Этот маневр не остался незамеченным товарищами убитого, вслед британцу полетели проклятия, со свистом прочертило воздух брошенное в него копье. Бросавший промахнулся; Пертинакс, пришпорив коня, помчался, прочь по прямой и ровной, как стрела, александрийской улице. Развернув коней, римляне бросились в погоню. Пертинакс несколько раз сворачивал из одной улицы в другую; он скакал, не разбирая дороги, и наконец из преследовавших его всадников осталось только двое, остальные затерялись в пути. Однако вскоре британец оказался в малознакомой ему части города и попал в глухой тупик, образованный каменным домом и высокими заборами; его конь, не в состоянии перемахнуть через очередную преграду, заржал и поднялся на дыбы. Показались оба преследователя, и в тишине ночи снова зазвенели яростные удары клинков. Через нескольк минут один из легионеров соскользнул из седла, схватившись руками за рассеченное в кровь лицо. Другой оказал более упорное сопротивление, бой с ним длился минут десять. Сначала противники бились верхом на лошадях, а потом, вцепившись друг в друга, рухнули на землю и покатились в пыли. Римлянин пытался дотянуться до горла Пертинакса; британец же норовил перебросить его через себя и прижать к земле. Наконец, собравшись с силами, он заломил римлянину руку и рывком перекинул его на живот; один мощный удар по затылку - и все было кончено: из горла легионера хлынула кровь. Пертинакс выпрямился, отдышался; прислушался к тишине. Его никто не преследовал. Все было тихо кругом. Он вскочил на коня и во весь опор помчался к воротам Некрополя, где его дожидалась посланница Клеопатры. Найдя ее в условленном месте, он посадил ее перед собой и они вдвоем поскакали к дворцу. На улицах, прилегающих к Лохиа, их трижды останавливали римские патрули. - "Клеопатра светозарная"! - кричал Пертинакс, взмахивая мечом, и их немедленно пропускали. В глухом и темном месте у дворцовой стены, возле рва, наполненного водой, девушка велела ему остановиться. Они спешились. Пертинакс по ее просьбе отвел коня подальше от этого места, чтоб возможные преследователи не смогли догадаться, что они воспользовались начинающимся здесь подземным ходом. Девушка отперла тяжулую дверь в невзрачном домике напротив стены, и они с Пертинаксом спустились в сырую и затхлую галерею, которая вела во дворец. Пройдя почти наощупь Несколько сот шагов, они поднялись по какой - то лестнице, миновали чугунную проржавевшую дверь, и, пройдя пустынным коридором, попали в просторное сводчатое помещение с колоннами, где их дожидалась Хрисида. Пертинакс ее тотчас узнал и приветствовал дружеским возгласом. - Благодарю тебя, Аретея, - обратилась она к провожатой Пертинакса. - У царицы немного осталось верных людей, на которых она может положиться в эти трудные минуты. Ты одна из них. - Я готова отдать жизнь за свою госпожу, - с поклоном отвечала Аретея. - Ступай верхней галереей и предупреди государыню, что мы идем, продолжала Хрисида. - А мы с вами, благородный воин, - обратилась она к Пертинаксу, - пройдем нижними этажами, где нас никто не увидит... Аретея скрылась, и британец двинулся за хрупкой темноволосой девушкой по запутанному лабиринту дворцовых переходов. - В городе ожидают штурма, - говорила Хрисида. - Возможно, войска Октавиана ворвутся в него нынче утром... - Почему, в таком случае, царица до сих пор находится во дворце? недоуменно воскликнул Пертинакс. Но тут Хрисида сказала: "Тс-с!" и приложила палец к губам. - Только не так громко, - прошептала она. - Нас могут услышать... Антоний считает бегство унизительным, он скорее броситься на меч, чем даст повод Октавиану - своему заклятому врагу - обвинить себя в трусости... Он вбил себе в голову, что Клеопатра, которую он считает своей женой, должна разделить его участь. Он даже дал приказ одному из своих приближенных заколоть царицу, если она попытается бежать... - Я расправлюсь с этим человеком и царица беспрепятственно покинет дворец! - сказал Пертинакс, обнажая меч. - К сожалению, мы не знаем, кто он, знаем только, что Антоний отдал такой приказ... В узкой сводчатой галерее Хрисида зажгла свечу. Они двинулись дальше, и по кирпичной стене поплыли их громадные тени. Неожиданно Хрисида остановилась и знаком велела Пертинаксу затаиться. Рукой она прикрыла огонек свечи. Пертинакс, выглянув из - за ее плеча, увидел справа крутые ступени и узкий ход, спускавшийся в просторное помещение, где горели факелы и суетились воины. С громкой руганью и проклятиями они тащили какие - то массивные, обитые бронзой сундуки. - Дай мне еще раз полюбоваться на золото, Крисп! - захохотав, воскликнул один из них. - Неужели это все наше? - Наше, Тересий, наше, - отвечал ему другой легионер. - Но только если узнают, что из - за него мы убили двух своих центурионов и еще пяток начальников, отправленных Антонием за этими сокровищами, то болтаться нам с тобой на кресте! - Это сокровище Птолемаидов... - в волнении прошептала Хрисида. - Солдаты выносят их из тайника... - Они не солдаты, а мародеры, - тоже шепотом отозвался Пертинакс. - Ты слышала, они убили своих командиров... - Я знаю местечко, где эти сундуки можно надежно спрятать, - продолжал Крисп. - Скоро начнется штурм, и в суматохе подумают, что центурионы были убиты в бою... А мы выйдем сухими из воды! Нам придется подождать, пока все уляжется, а уж тогда мы проникнем во дворец и возьмем наше золотишко. - Ты голова, Крисп! - воскликнуло сразу несколько злоумышленников. Октавиан очень удивится, когда не найдет клеопатриного золота на своем месте!.. Британец следил за ними, затаив дыхание. Солдаты тащили восемь больших и, видимо, тяжелых сундуков сначала по галерее, потом свернули в боковой проход, где Крисп велел им остановиться. Он дотронулся до выступающего из стен кирпича, и с надсадным скрежетом начала раскрываться потайная дверь. - Затаскивайте сундуки сюда! - сказал Крисп своим напарникам. - Здесь они будут в полной сохранности!.. Добычу внесли в небольшое квадратное помещение без окон; Крисп, дождавшись, когда втащут последний сундук и в двери скроется его последний товарищ, неожиданно снова нажал на кирпич и дверь с треском захлопнулась. - Ха - ха - ха! - захохотал негодяй и показал кукиш захлопнувшейся двери. - Оставайтесь там все! А вместо питья и еды вам будет золото! Ха - ха ха!.. Ешьте его! Пейте! Дышите им!.. Через час вы все передохнете в этом каменном мешке и сокровища египетских царей достанутся мне одному! Ха - ха - ха!.. Ха - ха - ха!.. Тут Пертинакс, обнажив меч, рванулся вперед. - Куда ты? - испуганно вскрикнула Хрисида, пытаясь удержать его, но Пертинакс уже бежал вниз по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Спустя минуту он, как вихрь, налетел на римлянина. Тот, не ожидавший нападения, выхватил меч слишком поздно. Стремительное лезвие пропороло насквозь его шею и он упал, обагряя кровью ступени. Британец протянул было руку к секретному механизму, но подбежавшая Хрисида остановила его. - Зачем? - воскликнула она. - Боги смилостивились над царицей, сохранив ей золото ее отцов! Крисп был прав: здесь сокровища не найдут ни Антоний, ни Октавиан!.. Идем же. Клеопатра ждет тебя. Теперь ты сам видишь, какова обстановка "во дворце. Солдаты вышли из повиновения, каждый думает только о собственном спасении, всюду воровство, измена, убийства... А царица одна, без охраны, в этом гнезде ядовитых змей!.. - Веди меня, - твердо сказал Пертинакс. - За Клеопатру я готов умереть. И они двинулись дальше по сумеречному коридору. Временами до них доносились голоса и шаги проходивших гдето в боковых галереях стражников, и Пертинакс со своей провожатой замирали в тени, дожидаясь, пока шаги стихнут. В мрачных переходах дворца слышались крики, стоны умирающих, звон цепей. В темницах, которыми изобиловали подвалы Лохиа, палачи спешили добить своих союзников, чтобы те не достались в руки победителям. Из винных погребов доносились нестройные песни пьяной солдатни. Недалеко от покоев царицы путники услышали гройкий хохот большой компании рабов, сидевших за чашами вина в низкой сводчатой комнате. - Вы набрасывайтесь на служанок, а Клеопатрой займусь я... - услышал Пертинакс чей - то голос, выделившийся из общего нестройного хора. Имя Клеопатры заставило его насторожиться, и он, оставив Хрисидуна углу коридора, свернул к помещению, откуда доносились голоса. Он встал у полуоткрытой двери и украдкой оглядел отвратительное сборище. Помимо дворцовых рабов, здесь собрался всякий разношерстный сброд, подобный тому, который повстречался Перттишаксу пару часов назад на городской улице. Из обрывков фраз, восклицаний и криков юноша понял, что эти люди составили заговор против ненавистной им Клеопатры. Захмелевшие негодяи изображали из себя патриотов и клялись отомстить царице за все несчастья, которые обрушились на страну, однако из их реплик не составляло труда понять, что каждый думал лишь о поживе, которая ожидала его в богатых покоях Клеопатры. - Через верных людей я связался с самим Октавианом! - горделиво говорил чернокожий гигант с серебряным кольцом в носу. - Если мы при его триумфальном входе в город поднесем ему на блюде голову Клеопатры, то мы все получим свободу и по пятьдесят денариев на брата! - Ура! - дружно завыли заговорщики и застучали по столу кружками, тотчас забыв о своем патриотизме. - Слава Октавиану! Слава нашему благодателю! - Готовьте мечи, - продолжал между тем Гиг, - и не слишком напивайтесь: скоро сюда должен "явиться Тирс - царский евнух, и дать нам сигнал... Мы подберемся незамеченными к покоям царицы и вырежем всех ее слуг и служанок... - Но прежде позабавимся с ними! - взвизгнуло сразу несколько голосов. - Это уж как водится! - согласился Гиг. - А Клеопатра кому достанется? - вскинулся какой - то толстяк с оплывшим глазом. - Прежде чем прирезать ее, мы пропустим ее по кругу! - крикнул смуглолицый сухощавый мужчина в солдатской тунике, выцветшей и пропыленной, превратившейся в лохмотья. - Или кинем жребий! - Вот тебе жребий, Гипатий! - и Гиг занес над его головой свой страшный кулак. Солдат, однако, увернулся от удара и выхватил нож. - Я говорю - кинем жребий! - угрожающе повторил он. - Нет, Клеопатра моя! - взвыл Гиг сквозь сжатые зубы. Лицо его задрожало от гнева, глаза, вперившиеся в Гипатия, злобно сверкнули. - Берите золото и драгоценности, какие вы найдете в ее покоях, но царица достанется одному мне! Я досыта упьюсь прелестями ее тела и сам же, своею рукой лишу ее жизни! О слиянии с ней я мечтал много лет, и не тебе, Гипатий, отнимать у меня это удовольствие... - Жребий! - упрямо повторил воин и выставил нож, потому что Гиг, страшно заревев, не помня себя от ярости, безоружный набросился на него. Гнев негра был настолько велик, что он, ревя, как бешеный бык, налетел на солдата, и тот, не успев взмахнуть ножом, оказался придавленным к полу исполинской тушей. Они покатились по полу, круша скамейки и расталкивая своих пьяных товарищей; Гипатий несколько раз полоснул Гига ножом, но эти неверные удары, наносимые из неудобного положения, только распаляли ярость чернокожего. Наконец Гиг с хрустом заломил противнику руку и, как зверь, своими острыми выступающими зубами вонзился ему в. горло. Гипатий захрипел, изогнулся всем телом, глаза выкатились из орбит. Гиг сомкнул на его горле челюсти, и между зубов чернокожего обильно засочилась кровь... Гиг лежал на поверженном противнике еще несколько минут, хотя тот был уже мертв, и не разжимал зубов. Пертинакса передернуло от этого омерзительного зрелища. Гиг пил кровь убитого Гипатия, как это водилось в его родном африканском племени, суеверно полагая, что доблесть побежденного, его сила и мужество вместе с его кровью перейдут к победителю. Пертинакс отшатнулся от двери и смертельно бледный вернулся к ожидавшей его Хрисиде. Та слышала пьяные крики и шум драки, но не знала, в чем дело. Пертинакс решил пока не говорить ей о заговоре рабов, а сначала поставить об этом в известность Клеопатру. Возможно, у царицы еще остались верные люди из числа дворцовой стражи, которые защитят ее, а если их нет, то Пертинакс поможет ей бежать из дворца. Безумный план зародился в его голове, когда он приближался с Хрисидой к мраморным дверям со створками из бронзы, за которыми находились покои египетской царицы. Вдруг Клеопатра согласится принять его помощь и покинуть с ним дворец? От дальнейшего у Пертинакса и вовсе захватило дух: они спасаются из осажденного города на британском корабле, прорвавшемся в гавань, и плывут на его родину, в страну туманного Альбиона, где он сделает прекрасную гречанку своей женой... Он до того умчался мыслями в эти сладкие грезы, что даже не расслышал шепота Хрисиды. Ей пришлось взять его за руку и повторить: - Мы пришли. За теми дверями тебя ожидает Клеопатра. Но у дверей караулит евнух, тебе не следует попадаться ему на глаза... Поэтому я пройду вперед и постараюсь отвлечь его; ты же пойдешь тогда, когда у дверей никого не будет. Быстро стукни три раза. Это условный сигнал. Царица откроет тебе... А пока стой здесь и выжидай момент, когда я отвлеку этого цербера... Оставив Пертинакса в тени мраморной колоннады, она направилась к сидевшему у дверей евнуху. Тот, похоже, дремал; он уже издали заслышав шаги приближающейся девушки, он тотчас раскрыл свои поросячьи глазки. - Не знаешь ли ты, достопочтенный Тирс, - произнесла Хрисида, сделав испуганный вид, - чье это мертвое тело лежит вон там, в том коридоре? - Какое тело? Что ты болтаешь, глупая девчонка? - проворчал евнух. - Там лежит мертвец, - плачущим голосом твердила Хрисида, показывая пальцем куда - то в сторону. - По - моему, это торговец, который каждый день приносит во дворец свежую дичь... Беднягу, наверное, ограбили - у него отрублены пальцы, на которых были перстни... Это Так страшно, так страшно... - Так это же иудей Сосия, торговец с Галикарнасской улицы! - воскликнул Тирс, поднимаясь. Глаза евнуха так и вперились в девушку, на губах дрожала затаенная усмешка. - Неудивительно, что его прикончили, - добавил он, - в слишком дорогих перстнях любил он щеголять... А золото он держит зашитым в полу своей туники, я сам видел, как он прятал туда монеты. Грабители наверняка не догадались обыскать его как следует... Так где, говоришь, он лежит? - Вон там, - показала Хрисида. - По этому коридору за вторым поворотом... - Пойду взгляну, - сказал Тирс, а сам не спускал глаз с Хрисиды. - Если ты так хочешь, то что ж, пойду... Евнух неспешно заковылял в ту сторону, куда показывала девушка. Едва он скрылся за углом, как из - за колонны выскочил Пертинакс. Но добежать до заветных дверей он не успел: Тирс вдруг повернул обратно и спешил ему навстречу с перекошенной от ярости физиономией. - Тебе, плутовка, не удастся провести меня! - завизжал он. - Эй! Стража! Верные солдаты Антония! Сюда!.. Словно дожидаясь его зова, из маленькой дверцы в углу выбежало несколько вооруженных легионеров, и впереди них - Бренн. - Видите, досточтимый Бренн, я был прав, говоря, что на сегодняшнюю ночь царица назначила свидание со своим любовником! - заливался старый негодяй. - Хватайте его! Наш повелитель наградит нас всех за верцую службу!.. Солдаты набросились на Пертинакса и, несмотря на отчаянное сопротивление, схватили и связали его. - Почему ты думаешь, что это любовник? - обернулся Бренн к евнуху. Может, это обычный вор? Кто ты? - спросил он у Пертинакса, - и что тебе нужно возле покоев царицы? Пертинакс предпочел горделивое молчание лживым отговоркам. - Конечно, любовник! - вопил Тирс. - А Хрисида - сводница! Это ясно, как день! Солдаты, обыскав юношу, нашли двух драгоценных скарабеев - подарки Клеопатры. Тирс и Бренн тотчас узнали царские броши. Издав дружный возглас изумления, они взглянули друг на друга; Бренн выхватил броши у солдата, который обыскивал Пертинакса, и засунул их себе за пазуху. - Не забудьте донести повелителю, что изловлен злодей с помощью вашего недостойного слуги... - забормотал евнух, изогнувшись в льстивом поклоне. Центурион швырнул ему монету. - Антоний не забывает оказываемых ему услуг, - сказал он и добавил, повернувшись к солдатам: - Ведите его в подземный каземат... - Постойте! - выкрикнул вдруг юноша. - Не торопитесь! Выслушайте меня! Во дворце зреет бунт!.. Рабы злоумышляют расправиться с Клеопатрой!.. - Он лжет! - завопил Тирс, смертельно побледнев. - Лжет, чтобы отвести от себя подозрения! Проткните ему язык, доблестные воины!.. - Нет, - возразил Бренн, - наказание ему пускай назначит Антоний. Здесь затронута его честь, и пусть он сам решает, как поступить с пленником. Связанного Пертинакса повели по коридору; Хрисида, почти на грани обморока, отперла маленьким ключиком мраморную дверь и без чувств упала на руки ожидавшей ее Клеопатры. Тирс, глядя вслед пленнику и его конвоирам, попробовал на зуб брошенную ему монету. 3лобно сплюнул: "Тьфу, фальшивая! и добавил шепотом: - Ничего, Октавиан заплатит мне за службу настоящим золотом..."
Глава IV
Гай Октавий, после смерти Цезаря принявший имя Гай Юлий Цезарь Октавиан, в эту ночь не спал. Большой дом богатого откупщика в пригороде Александрии, который он избрал местом своей ставки, был ярко озарен огнями .множества факелов. В дверях поминутно показывались курьеры, доставлявшие Октавиану донесения от командиров легионов. Шли последние приготовления к утреннему штурму. Войска, расположенные напротив канопских укреплений Антония, передвигаясь на назначенные им позиции. Только что у Октавиана состоялось совещание с легатами и начальниками конных отрядов; военные разошлись; Октавиан вышел из дома на широкую полукруглую террасу, откуда мраморные ступени спускались в ночной сад, и сел на скамью, устланную шкурами леопардов. Тотчас зазвучали мягкие звуки флейт и тамбуринов: внизу, где кончались ступени, на окруженном миртами и пиниями открытом участке сада, замелькали полуобнаженные фигуры танцовщиц. Цочь, полная звезд, раскинулась над умолкнувшим Миром. В отдалении горели костры четвертого легиона. За ними начинались земляные валы, наспех возведенные Антонием; сейчас там происходили стычки. Шум сражения не долетал до Октавиаиа, слышался лишь треск ночных цикад и затейливые рулады музыкантов. Октавиану было едва за тридцать, однако это был уже прожженый политикан, не брезговавший никакими, даже самыми грязными средствами, прошедший огонь и воду междоусобных распрей, вспыхнувших в Риме сразу после убийства Цезаря. В своем завещании Цезарь объявил Октавиана своим приемным сыном и наследником, однако за наследство, оставленное покойным диктатором, пришлось бороться не только с его убийцами, но и с его верным другом и соратником Марком Антонием. Первое время Октавиан, набираясь опыта политической борьбы, маневрировал между обеими враждующими партиями, то мирясь с оптиматами, то примыкая к Антонию. После разгрома Брута и Кассия, возглавивших основные военные силы антицезэрианцев, Октавиан и Антоний поделили между собой огромные территории, захваченные Римом. Но этот дележ сулил только продолжение Гражданской войны, ибо Октавиан жаждал единоличной власти. И лишь теперь, после длительной борьбы, он наконец вплотную подошел к осуществлению своей заветной мечты. Завтра остатки армии его заклятого врага будут разгромлены, и он под звуки победных труб въедет на золотой колеснице в великий город, основанный Александром Македонским! Октавиан закрыл глаза, представив себе эту упоительную картину. Неплохо было бы, чтобы его колесницу встречали ликующие толпы горожан... Народная радость очень украсила бы хронику его военных побед. Надо будет распорядиться о выделении денег на организацию такой "радости"... Неожиданно из задумчивости его вывели треск и шипение, раздавшиеся в небе. В звездной черноте сверкал и рассыпал искры белый огненный шар, который не спеша относило ветром на юго - запад, в сторону сражающихся. Это греческий мудрец, которого прислал Октавиану спартанский тиран Еврикл, выполнил свое обещание зажечь белый огонь и пустить его по воздуху над осажденным городом. С плоскогорья, расположенного неподалеку, один за другим взмыли в небо громадные мешки, наполненные горячим воздухом; к ним были привязаны корзины с горючей смесью, которая с треском вспыхивала, сверкала и шипела, разбрасывая искры и огненные струи. Уже около десятка шаров плыло в ночном небе. Зрелище было удивительное и жутковатое, мерцающий свет этих новых лун озарял окрестности, и видно было, как воины, лежавшие у костров, вскакивали и запрокидывали головы, провожая их глазами. На садовой дорожке, ведущей к террасе, возникла фигура легата гвардии Цестия. Он остановился у ступеней. Октавиан сделал ему знак приблизиться. - Мы уже было собрались распять грека как мошенника и шарлатана, - сказал Цестий, рукой показывая на озаренное небо, - а он - смотри, Цезарь, - сумел - таки зажечь свои колдовские огни! - Пусть мятежники трепещут, - отозвался Октавиан, довольный, что его назвали родовым именем его приемного отца. Он любил, когда его называли Цезарем, и его приближенные знали об этом. - Как идет подготовка к штурму? - продолжал он. - В готовности ли флот? - Войска разведены по боевым позициям и в настоящее время отдыхают. Через три часа боевые горны поднимут их и поведут в атаку. Флот, согласно твоему приказу, продолжает держат блокаду гавани. За весь минувший день только одно судно сумело прорваться к осажденным... - Все - таки сумело! - раздраженно воскликнул Октавиан. - Но это были не люди, а львы, Цезарь! Их корабль появился вскоре после захода солнца и отбил атаку наших галер. Он поджег их горящими стрелами... - Что это за судно? Пираты? - Вряд ли. На его парусах начертаны странные варварские знаки... Скорее всего, оно явилось из неведомых стран за Геркулесовыми Столбами. - Морское патрулирование у входа в гавань необходимо усилить, - сказал Октавиан. - Не то что корабль - лодка не должна проскочить ни из города, ни в город. А завтра, когда Александрия будет в наших руках, мы выясним, что это был за корабль... - И еще одно, Цезарь... - добавил легат, сделав было движение удалиться. - В чем дело? - В лагере появился человек по имени Тирс... - А, Тирс, царский евнух! - воскликнул Октавиан. - Он состоит у меня на тайной службе и уже оказал мне некоторые услуги... Но как он оказался в лагере в эту ночь? - Он утверждает, что покинул Лохиа через подземный ход, который тянется почти на два километра от дворца до Храма Тога у Канопских ворот. Мы проверили его слова и действительно обнаружили в стене заброшенного Храма к северу отсюда вход в древнее подземелье... - Приведи его сюда, - приказал Октавиан. - Слушаюсь, Цезарь, - с этими словами легат растворился в потемках. В небе вспыхнуло еще два мерцающих шара. Громадными лунами поплыли они по ночному своду, озаряя сад неверными, резкими и трепетными тенями. Среди них не сразу можно было различить маленькую согбенную фигурку евнуха, спешащую к террасе вдоль полосы миртовых деревьев. Поднявшись по ступенькам, Тирс преклонил колени перед неподвижно сидевшим римлянином. - В Лохиа отсюда ведет подземный ход? - спросил Октавиан. - Почему ты раньше не поставил меня в известность об этом? Мы бы уже давно захватили Антония и его царственную любовницу! - Я сам случайно узнал о его существовании, Цезарь, подслушав разговор одной из служанок Клеопатры с ее дедом, дворцовым привратником Евдамидом... Старик долго не хотел раскрывать мне тайну этого хода, пришлось приставить к его горлу нож, чтобы он показал потайную дверь... - Началось ли восстание слуг во дворце? - спросил Октавиан. - Я сделал все, как ты мне велел, - ответил евнух. - Некоторых из дворцовых рабов пришлось подкупить, другие поддались обещаниям получить свободу, но лучше всяких уговоров подействовала на смутьянов возможность поживиться драгоценностями в покоях царицы... В эти самые минуты, Цезарь, когда я говорю с тобой, восстание в Лохиа началось! Дворцовая гвардия уведена Антонием на городские укрепления, так что рабы возьмут Клеопатру голыми руками... И ее голова на золотом подносе будет торжественно поднесена тебе, когда ты завтра войдешь в город! - Проклятье! - Октавиан сжал кулаки. - Я же не велел трогать царицу! Бунтовщики должны были убить Антония. Это за его отрубленную голову я обещал пять тысяч денариев!.. Римлянин в раздражении вскочил и приблизился к Тирсу, не встававшему с колен. - Клеопатра мне нужна живой! Толькой живой, ты это понял, евнух? У Тирса зуб на зуб не попадал от страха. Смертельно побледнев, он смотрел слезящимися глазами на Октавиана и силился что - то сказать, но вместо слов из его рта вырывался только невнятный хрип. - Эй, Цестий! - крикнул Октавиан. Тотчас из тьмы зарослей выступила фигура легата. - Я здесь, Цезарь! - Возьми двести, нет - пятьсот человек и следуй за ним, - Октавиан показал на Тирса. - Он проведет тебя по подземному ходу в царский дворец. Ваша задача - захватить царицу живой, вырвать ее из лап бунтовщиков! Скорее! Дорога каждая минута!.. Если во дворце вам попадется Антоний расправьтесь с ним немедля! - Слушаюсь, Цезарь, - ответил легат. Он достал из - за пояса походный рожок и протрубил сигнал, сзывая своих гвардейцев. - Торопись, Тирс, - Октавиан за подбородок поднял евнуха с колен. - Если Клеопатра попадет в мои руки живой, то тебя ожидает щедрая награда... Но если рабы расправятся с ней до прихода моих воинов, то я распну тебя вместе с мятежниками! Тирс, пролепетав обещание сделать все, что в его силах, удалился вслед за Цестием. Пройдясь в нетерпении по мраморному полу террасы, Октавиан снова опустился на леопардовые шкуры. Его душила ненависть к Антонию, и сознание близости победы над ним только усиливало это жгучее чувство. Октавиан вспоминал, сколько унижений он натерпелся от этого своенравного и гордого соратника Цезаря в первые месяцы после убийства диктатора. Антоний подбивал сенат не признавать акта об усыновлении Октавиана Цезарем; он же распускал по Риму слухи, будто Октавиан добился этого усыновления ценой противоестественной связи с Цезарем, и многие верили, потому что от такого развратника, как Цезарь, всего можно было ожидать. Антоний несколько раз подсылал к Октавиану наемных убийц; впрочем, тот отвечал ему тем же. Покуда был жив Антоний, Октавиану приходилось постоянно опасаться за свою жизнь. Его месть Антонию должна быть цолной, абсолютной. Ему мало было уничтожить врага, ему хотелось вполне насладишься своим торжеством над ним. А это произойдет тогда, когда женщина, от которой Антоний был без ума, будет ползать перед ним на коленях, униженно молить о пощаде и, как площадная девка, предлагать ему свою любовь. Конечно, он насладится ее страстными ласками, и это будет кульминацией его мести. А мертвая голова Антония, поставленная у изголовья их ложа, будет всю ночь таращить свои безжизненные бельмы на их соединение!.. Октавиан, вообразив себе эту картину, рассмеялся от удовольствия. По возвращении в Рим он в триумфальном шествии погонит Клеопатру перед собой, а после прикажет ее тайно прикончить. Египет с завтрашнего дня станет провинцией Рима, и живая царица этой страны ему не нужна.