Глава VII
- Возьми в руки меч, несчастный! - опомнившись, вскрикнул Антоний и выступил из темноты пальм в полосу звездного света. Еще час назад он находился на передовой линии городских укреплений, когда гонец из дворца принес тревожную весть о бунте царских рабов. Взяв сотню верных соратников, Антоний помчался в Лохиа и прямо на лошадях ворвался в мраморный вестибюль дворца, давя копытами и полосуя мечом ошалевших от страха мятежников. Те, впрочем, и не пытались оказывать сопро тивление. Они бежали, в панике бросая награбленное; по их трупам Антоний пробился в покои царицы и некоторое время метался по разгромленным комнатам, крича в тоске и тревоге: "Клеопатра!.. Где Клеопатра?.. Кто видел ее?.." То, что среди трупов, лежавших в покоях царицы, не оказалось тела его возлюбленной, воодушевило Антония продолжать поиски. Разослав солдат по залам дворца с приказом найти Клеопатру живой или мертвой, Антоний какое то время пребывал в раздумье, соображая, где бы она могла укрыться. И неожиданно ему на ум пришла укромная терраса на крыше, где когда - то по прихоти царицы был разбит сад. О нем никто не Инал, кроме их двоих и самых приближенных слуг; сад служил местом уединения Антония и Клеопатры, и одной Афродите известно было, сколько пленительных ночей провел там влюбленный римлянин, нежась в объятиях своей царственной подруги! И он немедля, оставив воинов внизу, поспешил по коридорам и лестницам к потайной двери на террасу, и, сгорая от волнения, прошел в сад. То, что он увидел, поразило его. На несколько мгновений . он оцепенел. В эти - то секунды и увидела его Клеопатра, которую словно какое - то предчувствие заставило - оторваться от манящих губ Пертинакса! - Возьми в руки меч, несчастный, - закричал Антоний, уязвленный в самое сердце. - Ты тоже, изменница, готовься к смерти! Я уже давно подозревал, что ты мне неверна. Хоть я и не имел прямых доказательств твоей измены, но я предчувствовал это... Я гнал от себя подозрения, потому что безумно любил тебя!.. Я хотел оставаться слепым, ничего не видеть и незнать, я страстно мечтал умереть у тебя на руках, испуская дух при последнем поцелуе; касания твоих рук облегчили бы мои страдания и горечь крушения всех моих надежд. Я надеялся, потерпев поражение на поле брани, изведав яд клеветы и измену друзей, уйти из жизни победителем на самом сладостном жизненном поприще поприще любви... Любить и быть любимйм прекраснейшей женщиной - что другое может сделать смерть сладкой и желанной? Но даже этого, Клеопатра, ты меня лишила!.. Клеопатра стремительно встала, выпрямилась, отбросила веер. Глаза ее, устремленные на Антония, горели испепеляющим огнем. - Я никогда не любила тебя, римлянин, - медленно произнесла она, и странно, зловеще прозвучал ее негромкий голос в тишине сада. - С твоей помощью я надеялась сохранить трон моих царственных предков. Но ты проиграл, и я ненавижу тебя. - Я бросил жизнь свою к твоим ногам, Клеопатра! - в бешенстве закричал Антоний. - Если бы ты не встретилась на моем жизненном пути, то я был бы сейчас владыкой Рима! Ради твоих ласк я пренебрег государственными делами, забыл о политической борьбе, о войске, об управлении провинциями! Признайся, что единственно ты виной тому, что Октавиан стоит сейчас у Канопских ворот, а мы с тобой гибнем... - Я могу винить себя лишь в том, что слишком обильно расточала тебе свои ласки, - ледяным тоном возразила Клеопатра. - Пожалуй, мое рвение в изображении отчетной возлюбленной было чрезмерным и я действительно отвлекла тебя от государственных дел. Это был мой просчет. Но я никак не могла ожидать, что ты окажешься такой тряпкой и ради женских объятий забудешь о том, для чего рожден: о битвах, походах и борьбе за власть! Я была слишком хорошей любовницей, Антоний, и это нас погубило, ты прав! - Я убью тебя, подлая шлюха! - голос Антония задрожал от сдерживаемых рыданий. Взмахнув мечом, он бросился на Клеопатру, но тут путь ему преградил Пертинакс. Молодой человек с мечом в руке выскочил на дорожку, по которой двигался Антоний. Прк этом британец успел вовремя оттолкнуть женщину, чтобы уберечь ее от удара разгневанного римлянина. Клеопатра оказалась за спиной Пертинакса в тот момент, когда яростно скрестились клинки. - Я пощажу тебя, щенок, если ты уберешься с моей дороги! - проревел Антоний. - Ну же! Прочь отсюда! Убирайся! - Без Клеопатры я никуда не уйду, - овтетил Пертинакс. - Без нее мне жизни нет. И чтобы ее убрать, тебе придется перешагнуть через мой труп! - Ну, держись тогда, молокосос! - и Антоний с удвоенной яростью заработал мечом. Пертинакс едва успевал отражать посыпавшиеся на него удары. - Клеопатра, отойди за деревья! - закричал он, отступая под бешеным натиском мощного римлянина. Расчет Пертинакса оправдался: Антоний довольно скоро выдохся. Мясистое лицо рим лянина раскраснелось, но нему струился пот, заливая глаза. Он тяжело дышал, меч, который он держал обеими руками, взлетал уже без прежней легкости и мощи. Пертинакс начал теснить своего противника. Антоний отступал к двери. В один из моментов схватки британец выбил меч из рук и Антоний оказался на земле. Меч Пертинакса уперся ему в грудь. Римлянин побагровел, взор его затуманился. - Убей меня, незнакомец, - прохрипел он чуть слышно. - Умереть в честном бою с достойным противником, защищая честь - о такой смерти я не смел и мечтать. - Нет, Антоний, - сказал Пертинакс, опуская меч. - В начале нашего поединка ты великодушно предвожил мне уйти. Я буду презирать себя, если не отплачу тебе той же монетой. Но я не могу отпустить тебя просто так. Ты пока еще хозяин во дворце, ты можешь кликнуть стражу и нас с Клеопатрой схватят. Я и царица сейчас покинем террасу, а ты останешься здесь... - С этой стороны дверь отпирается ключом, Пертинакс, - падала голос Клеопатра. - Возьми у него ключ, и он не сможет покинуть террасу. - Ключ, Антоний! - потребовал Пертинакс. Римлянин взглянул на него затравленными глазами быка, смертельно раненого на ритуальном ристалище, и не пошевелился. - Мне очень бы хотелось пощадить тебя, - продолжал Пертинакс, снова наставляя на него острие меча, - но жизнь царицы для меня во сто крат дороже твоей. Поэтому, если ты не отдашь ключ, я все - таки буду вынужден тебя заколоть. Антоний нехотя достал из кармана ключ на шелковой ленте и отшвырнул в сторону от себя. Клеопатра его живо подобрала. - Это он! - воскликнула она. - Идем, Пертинакс! - Прощай, Антоний, - сказал британец, обернувшись в дверях. - Твоя игра все равно проиграна, что бы ты сейчас ни предпринят. Поэтому тебе лучше оставаться здесь, в уединении этого райского уголка, чем бессмысленно проливать людскую кровь, сдерживая войска Октавиана... Мне искренне жаль тебя. Молодые люди покинули террасу, дверь за ними захлопнулась и в замке лязгнул ключ. Тут Антоний, опомнившись, взревел, бросился на дверь и с силой замолотил по ней кулаками. Но дверь была сделана из прочного дуба и не поддавалась его попыткам выбить ее. Тогда Антоний бросился к парапету и, заметив внизу пробегающих воинов с факелами, принялся кричать и швырять в них комьями земли. Скоро его попытки обратить на себя внимание достигли своей цели. Но воины, столпившиеся во дворе здания, сколько ни вглядывались в маленькую темную фигурку на крыше, никакие могли узнать в ней своего полководца. - Это, должно быть, один из мятежных рабов издевается над нами, - решили они. - Идемте туда, проучим его хорошенько! Среди них нашелся солдат, знавший дворец и выразивший готовность привести их на крышу. Все дружной гурьбой повалили за ним. Поднявшись на третий этах, кто - то из них догадался выглянуть из окна и снова взглянуть на странного человека. Каково же было его изумление, когда в звездном свете, заливавшем эту часть дворцового фасаДа, он узнал Антония, в бешенстве стучавшего кулаками по мраморным перилам! Антоний в свою очередь, тоже заметил воина и крикнул ему, чтоб немедленно разыскал и подвел к окну начальника дворцовой стражи. К счастью, центурион Бренн оказался неподалеку. Он был одним из немногих, кто знал секрет уединенного сада, и Антонию не пришлось долго объяснять ёМу свое положение. Взяв отряд самых надежных воинов Бренн устремился к потайной двери. Через четверть часа она была открыта и Антоний, исступленно вращая глазами, ринулся догонять Пертинакса и Клеопатру. Бренна и воины поспешили за ним. Оставив Антония, молодые люди направились вниз по лестнице, останавливаясь всякий раз, когда до них доносились звуки голосов и шум схватки. Кое - где во дворце мятежники еще оказывали сопротивление воинам Антония; несколько раз навстречу Пертинаксу и Клеопатре попадались римляне, но, увидев царицу, они почтительно останавливались и салютовали ей мечами. Партинакса они принимали за ее пажа или телохранителя. Беглецы беспрепятственно миновали несколько лестниц и дворцовых переходов, а когда они проходили алебастровым залом, их неожиданно окликнула Аретея. Пертинакс оглянулся и увидел, что из - за спины девушки в зал входят бородачи в кольчугах и шлемах, с копьями и длинными стальными мечами в руках. - Пертинакс? - переспосил один из них, услышав оклик девушки. - Кто здесь Пертинакс? Молодой человек, глядя на них с возрастающим изумлением, выступил вперед. Но не успел он вымолвить и слово, как в зале раздался дружный крик бородачей: - Вот он, Пертинакс, наш король! Как он похож на своего отца, могучего Рогебора! Юноша, наконец, понял, кто перед ним. Это британцы, прибывшие в Александрию нынче вечером, это за битвой их корабля с галерами Октавиана он наблюдал, стоя на фаросской дамбе! - Кто эти люди! - в тревоге обратилась Клеопатра к своей служанке. - Это чужестранцы, - принялась торопливо объяснять Аретея, - они явились водворен час назад, чтобы найти человека, за которым ты сегодня посылала меня, о царица. Они уверяют, что не питают недобрых намерений к нему, и я вызвалась помочь им в поисках... Мы искали Пертинакса среди живых и среди мертвых, которых немало во дворце, и как я рада, что он оказался жив!.. Между тем крепкий низкорослый бородач выступил вперед и торжественно обратился к юноше. - Пертинакс! - сказал он. - Мы британцы,, твои сородичи, посланы за тобой твоей матерью, вдовствующей королевой Доригеной. Когда до нашей страны дошла весть о том, что ты жив, стихли усобицы, разгоревшиеся было после смерти твоего славного отца, и вожди британских племен собрались на Большой Совет. Его решение - было единодушным: послать за тобой, чтобы по возвращении на родину провозгласить тебя королем. Пертинакс не ответил ни слова, пораженный; он лишь крепче стиснул ладонь Клеопатры. Царица чувствовала, как дрожит его рука, хотя внешне Пертинакс сохранял поистине царственное спокойствие. Ни один мускул не дрогнул на его зардевшемся лице, глаза гордо и открыто разглядывали пришельцев. Их около двух десятков вошло в алебастровый зал и расположилось полукругом вдоль стены. Как объяснил их предводитель, которого звали Джебальд, здесь были посланцы всех племен, населяющих Британию триновантов, кельтов, бриттов, валлийцев, скоттов и пиктов. Он представлял Пертинаксу одного за другим представителей этих племен, и те склонялись перед молодым - человеком, опускаясь на одно колено. Их племена, произносимые Джебальдом, звучали для Пертинакса как божественная музыка. Завершив церемонию представления, Джебальд сделал Пертинаксу знак приблизиться и обнажить левое плечо. Юноша, недоумевая, исполнил требуемое, и тут к нему приблизился долговязый кривой, старик, все это время не сводивший с него своего единственного глаза. Зайдя Пертинаксу со спины, он восклмикнул: - Да, это он! Я узнаю родимые пятна, знакомые мне с его, младенчества, когда я качал его в колыбели! Вот эти четыре темных пятнышка и одно посредине - красное, указывают нам, что мы нашли сына Рогебора! Ура! Слава Пертинаксу! - Слава Пертинаксу, королю Британии! - дружно подхватили воины, подняв мечи. - Пертинакс, владыка мой, наклони свою царственную голову, - сказал Джебальд, вынимая из внутреннего кармана плаща золотой обруч, усыпанный бриллиантами. Под дружные возгласы воинов он надел этот обруч на голову Пертинаксу так, что громадный - изумруд - камень верховного вождя Британии - засверкал на лбу юноши. - Надень на палец этот перстень, посылаемый тебе твоей матерью, - сказал второй посланец. Затем выступил третий посланец и накинул на плечи Пертинаксу голубой королевский плащ. Четвертый посланец протянул ему длинный меч, с золотой рукоятью, который он торжественно держал обеими руками. - Это меч твоего отца, Пертинакс, - сказал он, передавая его юноше. - Его клинок выкован много лет назад славными ассирийскими кузнецами и своим хозяевам всегда служил верой и правдой. В руках твоего отца он упился кровью не одного римлянина! Пусть же он с честью служит и тебе. Вслед за этим воины снова опустились на одно колено. Джебальд знаком велел сделать то же Пертинаксу. В наступившей тишине одноглазый старик, который был кельтским жрецом, положил ладони на голову Пертинаксу и прочел древнюю молитву, призывавшую благословение земных и небесных сил на нового короля. По завершению священнодействия все поднялись и, исполненные сознания торжественности момента, окружили своего молодого короля. - Кто эта женщина? - спросил Джебальд, показывая на Клеопатру. - Она слишком прекрасна и величественна, чтобы быть простой служанкой во дворце. - Это Клеопатра, царица Египта, - сказал Пертинакс. - Пока еще царица Египта... - добавил он, оборачиваясь к своей возлюбленной. - Войска Октавиана вот - вот займут Александрию и с ее царством будет покончено. Но взамен Египта она получит Британию! Посланники переглянулись в изумлении, а Партинакс, улыбнувшись, спросил Клеопатру: - Согласна ли ты сделаться королевой в моей стране, о прекрасная царица? Клеопатра зарделась, потупила глаза, однако положила свою ладонь в его протянутую руку. - Поистине благословенна страна, которой боги посылают такую дивную владычийу! - пораженный красотой Клеопатры, в восторге закричали воины. Клеопатра ни слова не ответила на предложение Пертинакса, но ее взгляд, устремленный на него, был красноречивее всяких слов. Здесь, в Лохиа, тиран Антоний держит ее в затворничестве, как прекрасную птицу в золотой клетке. Какой смысл ей цепляться за опостылевший трон, создающий лишь видимость царской власти? Не лучше ли уплыть в далекую страну вольных охотников и мореходов, где оца будет любима и счастлива со своим молодым королем? Порыв ее был искренен, она всей душой устремилась к Пертинаксу и, наверное, крепко прижалась бы к нему, если "бы не застыдилась так откровенно выказать свои чувства перед незнакомыми, гордыми людьми, окружившими своего повелителя. Пертинакс обнял ее одной рукой; другой рукой, сжимающей меч, показал на двери. - Вперед, друзья! - крикнул он. - Нам осталась самая малость: вернуться на корабль и поднять паруса! Его последние слова потонули в гуле множества голосов и криков, донесшихся со стороны смежных покоев. Крики и шум шагов стремительно приближались, и через несколько мгновений в алебастровый зал ворвался Антоний в сопровождении Бренна и верных легионеров. - Клеопатра! Клеопатра!.. - звал он в тоске и гневе, а увидев царицу, которую обнимал прекрасный молодой воин в голубом плаще и с бриллиантовой диадемой в волосах, замер, словно пораженный громом. Остановились и следовавшие за ним римляне. - Смерть изменнице, - прошептали побелевшие губы Антония. - Смерть им обоим!.. Вперед! И, взмахнув мечом, первым ринулся на Пертинакса. Британец хладнокровно отразил страшный удар его меча. Антоний при этом не удержал равновесия, грузно, как медведь, рухнул на пол и покатился, испуская стоны отчаяния и досады. Посланцы Доригены обнажили мечи и сомкнулись вокруг своего короля, стойко выдержав сумасшедшую атаку римлян. А те, видя, что их полководец упал, дрогнули и остановились в замешательстве. Один лишь Бренн - воин, закаленный в многочисленных битвах, ходивший еще с Цезарем в Галлию и Британию, - не растерялся и, собрав вокруг себя группу таких же, как он, ветеранов, ринулся на помощь своему повелителю. Отряд римлян прорвал оборонительный круг британцев, и это спасло Антонию жизнь: и последний момент, когда над ним занесся неумолимый клинок Джебальда, Бренн опередил британца и вонзил ему в грудь свой короткий острый меч. Почти мгновенно вслед за этим тяжелый меч Пертинакса размозжил череп центуриону, но этих кратких мгновений хватило Антонию, чтобы стремительно вскочить на ноги и возглавить новую атаку своих воинов. Отряд, приведенный Антонием, по численности почти вчетверо превосходил группу британцев, и те, хотя были испытанными и опытными воинами, вынуждены били отступать. Аретея и Клеопатра показывали им дорогу. Сдерживая натиск преследователей, британцы отходили с достоинством, а когда достигли какой - то узкой двери, пятеро молодых воинов вызвались остаться здесь и погибнуть, чтобы задержать римлян возможно дольше и дать своим товарищам время уйти. Пертинакс тотчас захотел остаться вместе с героями, но несколько старых воинов почти насильно отвратили его от этого гибельного, хотя и самоотверженного, поступка. Храбрецы остались у двери сдерживая воинов Антония, а Пертинакс, Клеопатра, Аретея и с десяток британцев направились по сумеречной галерее к лестнице, ведущей на первый этаж и к выходу из дворца. Однако вскоре они вынуждены были остановиться, увидев в конце галереи клубящиеся струи дыма. По совету Аретеи беглецы свернули в соседние залы, но и там все горело: языки пламени пожирали деревянные перекрытия потолков и тяжелые льняные занавеси; в смятении маленький отряд отступил в какой - то подвернувшийся коридор, надеясь пробраться в восточное крыло дворца, но, пройдя его и еще несколько комнат, беглецы неожиданно напоролись на Антония и его легионеров, рыскавших по переходам и залам Лохиа в поисках Клеопатры и ее возлюбленного. Зал, где они встретились, был весь в дыму, пробивавшемся сюда из галереи, в которой бушевал пожар. В темных клубах, при коптящем свете нескольких факелов, вновь разгорелась отчаянная схватка: британцы сражались как львы, защищая своего короля и Клеопатру, Сознавая, что выход из дворца им отрезан пожаром, они бились с неистовством обреченных, намереваясь как можно дороже продать свою жизнь. Клеопатра задыхалась в дыму; она упала бы, если бы ее не подхватила верная Аретея. Пертинакс в это время бился в метре от нее с двумя легионерами, за спинами которых стоял Антоний и выжидал удобного момента, чтобы поразить юношу насмерть. - Мы погибли, Аретея, - прошептала царица, тяжело дыша в наполнивших зал удушливых клубах. - Нет, - ответила служанка, и слезы выступили у нее на глазах. - Боги должны нам помочь! И в эту минуту, словно в подтверждение ее надежд на помощь высших сил, из дыма возникла девушка, державшая небольшой факел, и с ней - старик. Вглядевшись в нее, Аретея узнала Хрисиду... - Царица, взгляни! - зашептала она Клеопатре. - Хрисида! - воскликнула та. - Откуда ты? Как ты здесь оказалась? - Покинув сад, я, как мы и договорились, отправилась к дедушке Евдамиду, - торопливо заговорила Хрисида, - но его каморка была пуста... Я бросилась его искать, и тут встречный поваренок рассказал мне, что несколько часов назад Евдомида куда - то увел евнух Тирс... - Он начал избивать меня и грозился зарезать, требуя, чтобы я показал ему подземный ход, который выходит из дворца, - сказал Евдамид, сопровождая надрывным кашлем почти каждое свое слово. - И ты открыл ему эту тайну? - спросила Клеопатра. - Что ж мне оставалось делать, моя царица?.. - с плачем ответил старик. - Скорее всего. Тирс, узнав о заговоре рабов, решил поскорее покинуть дворец, чтобы не погибнуть от мечей мятежников, - высказала предположение Хрисида. - Я думаю, нам нужно последовать его примеру. - Да, царица! - оживилась Аретея, - Евдамиду известно, где начинается подземный выход из дворца! Идемте за ним!.. - Ты можешь нас вывести отсюда? - обратилась к старику Клеопатра. - Да, царица. Вход в подземную галерею недалеко... Вон ту стену всю заволокло дымом, а между тем в ней есть маленькая дверца, которая выведет нас в соседнее помещение, где дыму меньше... Через эту дворцу мы с Хрисидой попали - сюда, услышав голоса и звон мечей... - Сердце мне подсказало, что ты здесь, моя царица, и с тобой - тот юноша, которого послали нам боги. - - шептала Хрисида, припадая губами к руке Клеопатры. - Как он храбро бьется! - в .восхищевии пробормотал Евдамид, всматриваясь в факельные сумерки слезящимися от дыма глазами. Пертинакс в это время сразил еще одного римлянина и, пользуясь представившейся передышкой, обернулся к Кла патре. Его глаза были полны отчаяния, но при взгляде на Клеопатру в них засветилась любовь. - Совершается моя заветная мечта - умереть у твоих ног, сражаясь за тебя, о прекрасная царица! - воскликнул он. - Я счастливейший из смертных! - Не спеши умирать, - сказала она. - Посмотри: это Хрисида и Евдамид; боги привели их к нам, чтобы указать выход отсюда! - Что? - изумился Пертинакс. - Подземный ход все-таки существует? Да, и Евдамид знает к нему дорогу... - сказала Хрисида. - Это недалеко отсюда... Пертинакс обернулся к своим воинам. В живых осталось лишь пятеро. Они едва сдерживали яростный напор римлян. - Вперед, мои храбрые солдаты! - среди криков и звона мечей раздавался время от времени зычный голос Антония. - Уничтожим варваров! Не посрамим славу римскогооружия! - Да здравствует Британия и ее король! - отвечали разрозненные голоса обороняющихся. И все - таки силы были слишком неравны. Пергинакс ясно видел что еще четверть часа - и все его храбрые воины полягут в жестокой схватке. - Отступаем! - приказал он, показывая на дальний конец зала, охваченный дымом. Британцы сгрудились вокруг своего короля и отошли в угол, где все тонуло в сплошном дыму. Огни факелов метались в нем, почти не рассеивая дымных сумерек. Римляне, бросившись преследовать противников, сослепу наносили раны друг другу. Между тем беглецы обнаружили в углу дверцу, в которую проскользнули Клеопатра, ее служанка и Евдамид. В безлюдном помещении за дверью дыма было меньше; на стене чадил факел освещая низкие своды. Пертинакс и еще трое оставшихся в живых британца задержались у двери. - Беги, Клеопатра! - крикнул Пертинакс. - Пусть Евдамид выведет тебя из этого проклятого дворца, а мы будем удерживать римлян здесь, сколько сможем. Дым и темнота будут нам подмогой! - Я не уйду без тебя, Пертинакс... - и с этими словами Клеопатра бросилась на грудь любимому. - Мне не будет жизни без тебя! Умирать - так вместе!.. - Нет, король, ты должен жить! - вскричал один из воинов. - Тебя ждет народ Британии, страдающий от междоусобиц. Лишь ты один, имея родовое право на власть, сможешь объединить страну и дать отпор новому походу римлян на нас! - Мы и втроем задержим Антония и его воинов, - подхватил его товарищ. Здесь слишком узкий проход, чтобы они смогли нас быстро одолеть, а за это время вы достигнете подземного хода и уйдете их дворца!.. - Поторопись король! - закричал третий воин, скрещивая меч сразу с двумя римскими мечами. - Поторопись! - Бежим, Пертинакс... - Клеопатра потянула его за руку. - Евдамид говорит, что вход в подземную галерею близко... - Я не могу оставить своих товарищей... - в тревоге ответил Пертинакс, но следующий довод Клеопатры заставил его сдаться: - Но тогда я останусь совсем одна! - воскликнула царица. - А ты обещал защищать меня! - И я сдержу свое слово, - решился Пертинакс. - Идем, Клеопатра. Веди нас, Евдамид! Они быстро миновали Сумеречное помещение и, пройдя еще ряд разгромленных, безлюдных комнат, оказались в огромном сводчатом зале, в дальнем конце которого стоял золотой трон египетских царей. Зал был отделан с необычайной пышностью. Даже недолгое хозяйничанье в нем мятежных рабов, поотбивавших бриллианты со спинки трона, не умаляло внушительного впечатления, которое он производил. В нишах между высокими окнами стояли мраморные статуи богов и богинь - потомки Птолемея Лага не стыдились украшать ими свои дворцы. Полушария потолка поддерживали легкие колонны из черного мрамора, завершавшиеся золочеными капителиями. Пол был искусно выложен цветной мозаикой, изображавшей историю страсти Психеи - к греческому богу любви. Лагиды устраивали в этом зале торжественные приемы послов и блестящие празднества для местной знати. А в последнее время на тигриных шкурах, устилавших трон, рядом с Клеопатрой, вопреки строгому дворцовому этикету, любил восседать Антоний... Теперь зал был пуст и сумеречен, лишь эхо прошелестело под его сводами, когда в нем появились беглецы. - Где же вход в подземную галерею? - спросила Клеопатра, недоуменно оглядываясь. - Я была в этом зале много раз, но ничего подобного в нем не замечала... - И не могла заметить, моя царица - с поклоном отвечал Евдамид, - потому что вход этот хранится в глубокой тайне, и предназначен для того, чтобы владыка Египта избежал мечей заговорщиков, если бы они вздумали неожиданно напасть на него... С этими словами Евдамид обошел трон и позади него, в. глухой стене, у которой обычно стояли телохранители Клеопатры, нащупал потайную кнопку. Старик нажал на нее, и сразу пришел в действие секретный механизм. Дверь, замаскированная под богатый декор, украшавщий стену, раскрылась, и за ней обнаружился затхлый и темный коридор, уходивший куда - то вниз, - О боги, мы спасены! - воскликнула Хрисида. Пертинакс взял у нее факел и, подойдя к двери, обернулся к своим спутникам. - Это единственный путь, который выведет нас отсюда! - сказал он. - Все остальные пути для нас отрезаны. Идемте! Но едва он сделал несколько шагов вглубь подземелья, как до его слуха донеслись мерные шаги множества ног и тяжелое бряцанье оружия. Изумленный, он вернулся в тронный зал. Его спутники застыли в ужасе: из подземной галереи вышел ухмыляющийся Торс, а следом за ним, с копьями напепевес шли легионеры Октавиана!
Гпава VIII
Как раз в эту минуту с торжественным криком в зал ворвался Антоний. Он и его воины наконец пробились сквозь непрочный заслон, который образовали три храбрых британца, и, преследуя Пертинакса и Клеопатру, угодили прямо в руки солдатам Цестия, отправленных Октавианом для пленения царицы. Завидев Антония, которого в войсках Октавиана хорошо знали, пришельцы испустили победный клич и, обнажив мечи, бросились на бывшего триумвира и его людей. Те после недолгого боя обратились в бегство. Когда в зале остался лишь Антоний и три его самых верных воина, Цестий поднял руку и громко крикнул, приказывая своим людям остановиться. Солдаты повиновались ему. Между тем из потайной двери за троном выходили все новые и новые воины; вскоре они заполнили все пространство вдоль стен и у колонн, оставив свободным лишь участок посредине, где стоял, затравленно озираясь, Антоний со своими воинами. Он понимал, что от людей Октавиана ему ничего ждать пощады и готовился как можно дороже продать свою жизнь. Но прежде он жаждал упиться кровью Клеопатры и Пертинакса, безмолвно стоявших невдалеке от него. Цестий хотел было приблизиться к царице, чтобы увести ее, но Пертинакс угрожающе взмахнул мечом, а Клеопатра прижалась к юноше, и легату пришлось отступить. Молодой британский король подвел обессилевшую от ужаса царицу к трону и усадил на тигриные шкуры. Сознание, что она, какникак, - владычицы Египта, заставило ее взять себя в руки, выпрямиться на троне и окинуть надменным взором умолкнувшие ряды римлян. - Марк Антоний! - возгласил между тем Цестий. - Народом римским и сенатом ты объявлен врагом отечества и должен быть казнен. Казнь должна свершиться немедленно. Хочешь ли ты сказать что-нибудь перед смертью, что мы могли бы передать потом твоим родственникам? - Да, доблестный Цестий! - ответил Антоний. - Но не для родственников, изменивших мне, предназначаются мои предсмертные слова, а для тебя! Вот этот молодчик, - концом меча он показал на Пертинакса, - нанес мне оскорбление, которое можно смыть только кровью. Он посягнул на женщину, которую я люблю больше жизни. Позволь мне и моим воинам расправиться с ним. - Четверо против одного? - усмехнулся Цестий. - Не слишком ли большим будет твой перевес? - Это варвар, - проревел Антоний, - нанесший оскорбление римлянину! Моя душа не успокоится и после моей смерти, если он останется жив!.. Солдаты, толпившиеся вокруг, начали просить легата, чтобы тот уступил просьбе Антония и дад ему сразиться с варваром. Многие из них еще помнили Цезаря, с которым Антоний был дружен, и сами ходили под началом Антония против Помпея и Брута. Слишком многие его воины сочувствовали опальному полководцу, чтобы Цестий не уступил его просьбе. - Будь по - твоему, Антоний, - сказал он, - хотя тебе лучше было бы сразу покончить с собой, попросив одного из твоих воинов заколоть тебя мечом. Но если ты хочешь вначале расправиться с этим варваром, то так и быть - я уступаю его тебе. Но ты должен помнить, что и сам переживешь его ненадолго! - Благодарю тебя, Цестий, - сказал Антоний, не сводя с Клеопатры горящих ненавистью глаз. - Боги воздадут тебе за твою доброту. Римские воины одобрительно зароптали и расступились, образовав посреди зала довольно большое свободное пространство, на котором могли бы развернуться сражающиеся. Пертинакс, сжимавший свой ассирийский меч обеими руками, знал, что ярость Антония направлена прежде всего против изменившей ему любовницы, это ее смерти он желал, выпрашивая у Цестия отсрочку приговора. Молодой король в эти минуты не думал о смерти; все его мысли были направлены на то, чтобы не дать Антонию коварно прорваться к трону и неожиданно для всех заколоть Клеопатру. Поэтому он встал спиной к ней, с намерением в предстоящем поединке не подпустить Антония к трону. Меч Пертинакса скрестился с короткими мечами римлян в зловещей тишине, воцарившейся в зале. Антоний в первые минуты схватки предпочитал держаться за спинами своих солдат, экономя силы, а скорее всего, как догадался Пертинакс, выжидая удобного момента, чтобы внезапно броситься с мечом на Клеопатру. Но такая тактика Антония вызвала неодобрение у следивших за поединком римлян. Они начали осыпать Антония насмешками и вскоре симпатия подавляющего большинства зрителей оказались на стороне Пертинакса. Каждый удачный удар британца сопровождался восторженными возгласами и подбадриваньем, а когда Пертинакс проткнул насквозь одного из воинов Антония, весь зал зааплодировал. Клеопатра, которая в первые минуты поединка была на грани обморока, приободрилась, на ее бледном лице выступил румянец. - Я верю, Пертинакс победит! - шептала Христина, устроившаяся у подлокотника трона. - С нами богиня - мать, она не даст нам погибуть... - вторила ей Аретея. Клеопатра оставалась безмолвной и неподвижной, ее глубокие глаза не отрывались от молодого британского короля. Вместе со всем залом она испустила испуганный стон, когда Пертинакс оказался на полу, и туг же радость вспыхнула в ее глазах, когда Пертинакс из неудобного положения, лежа, поразил насмерть еще одного противника. Теперь против Пертинакса осталось двое - Антоний и один из его воинов, который был ранен и не представлял для Пертинакса особой опасности. Вскоре этот воин получил еще одну рану и, обливаясь кровью, опустился на мозаичный пол. Перед Пертинаксом остался один Антоний. Страсти в зале накалились; зрители, выглядывая из - за голов друг друга, старались не упустить ни одной подробности этой схватки, из - за чего круг, в котором происходило сражение, значительно сузился. Противники оказались достойны друг друга. Поединок затянулся. Большие прямоугольные окна озарились лучами рассвета, когда, наконец, Антоний, извергнув на Пертинакса проклятие, с воплем ринулся на него, сжав меч обеими руками. Но Пертинакс хладнокровно увернулся, и римлянин, проскочив мимо, под дружный гогот зрителей растянулся на полу. Британец подскочив к нему и, уперев колено ему в грудь, приставил к его горлу конец своего меча. - Клеопатра! - воскликнул Антоний в смертельной тоске. - Знай, что я всегда любил тебя, любил так, как еще не любил ни одни из смертных! Душа моя и после смерти будет принадлежать тебе одной!.. О, Клеопатра... На глазах побежденного римлянина выступили слезы, а в глазах было столько муки, что Пертинакл замешкался с нанесением последнего удара. - Убей его, варвар, и ты получишь свободу! - крикнул Цестий и, как это делают римляне на гладиаторских ристалищах, вытянул вперед руку с опущенным большим пальцем. - Смерть побежденному! - подхватила крик легата толпа солдат, и поднялись десятки рук с оттянутым книзу большим пальцем. - Убей его, и Октавиан щедро наградит тебя, - громче всех кричал Цестий, в кровожадном азарте приближаясь к Пертинаксу и Антонию. - Он приговорен к смерти и все равно умрет, зато, убив его, ты спасешь себя! Ну же! Вонзи меч ему в глотку! - Рази! - шумели вокруг. - Продырявь его! Проткни!.. - Убей меня, варвар... - прошептали запекшиеся губы Антония. - Я проиграл и жизнь, и любовь. Женищина, которую я боготворил, не любит меня... Лучше умереть, чем терпеть мучительную пытку ревности. Отныне каждая минута жизни будет доставлять мне одни лишь страдания... Сжалься надо мной, варвар, прикончи меня... Но Пертинакс вдруг поднялся на ноги и, обернувшись к Клеопатре, вопрошающе протянул к ней руку. - Твое слово, царица, - крикнул он, - жить ему или умереть? Клеопатра закрыла лицо руками и плечи ее вздрогнули от беззвучных рыданий. - Антоний... - в воцарившейся тишине чуть слышно проговорила она. Клянусь Изидой, я никогда не любила его... Никогда... - Прикончи же меня!.. - услышав ее слова, в ярости проревел Антоний и руками схватился за лезвие пертинаксова меча. Но британец выдернул его. - Я преклоняюсь перед силой твоих чувств, римлянин, - сказал он. - Хотя мы и любим одну и ту же женщину, я не желаю обагрять свой меч твоей кровью. Клеопатра отныне не достанется ни тебе, ни мне, а значит, мне незачем убивать тебя, своего товарища по несчастью. Антоний побагровел. Отказ Пертинакса убить его был для горделивого римлянина страшным оскорблением. Этот варвар осмеливается равняться в благородстве и силе своих чувств с ним, Марком Антонием!.. Но то, что произошло в следующую минуту, заставило его взвыть от гнева. Пертинакс, на глазах сотен опешивших от изумления римлян, бросился к ногам Клеопатры и нежно обнял ее. Она улыбнулась сквозь слезы и, не тая своей любви, приникла губами к его губам. Зал затаил дыхание... И тут раздался громоподобный рев. Это вскочил на ноги красный от бешенства Антоний. Подбежав к Пертинаку, он в бессильном гневе сжал кулаки и заозирался в поисках оружия. В этот момент из - за спинки трона вынырнул Тирс, ненавидевший Клеопатру. Желтые глазки евнуха плотоядно сверкнули, рот осклабился в мстительной ухмылке. - Держи, Антоний! - крикнул они кинул римлянину кинжал. Антоний подхватил его налету и, не успели Цестий и его солдаты опомниться, как он несколько раз вонзил его в спину молодому королю Британии. Лицо Пертинакса исказилось от боли, Клеопатра в ужасе закричала. - Прощай, Клеопатра!.. - прошелестели умирающие губы. - Я... люблю... тебя... Голова Пертинакса бессильно опустилась на колени парицы, тело его поникло. Крик заглох в горле прекрасной гречанки. Она оцепенела. Ей вдруг представилась далекая северная страна, где она никогда не бывала, но зеленые холмы и тенистые дубравы которой видела сейчас перед собой с поразительной отчетливостью. Ей вспомнились рассказы любимого, и она представила себя скачущей по цветущему лугу на горячем коне, а рядом мчится ее молодой король, улыбается ей и протягивает ей руку. Солнце заливает его сияющее открытое лицо, на ветру развеваются его светлые волосы... И вдруг, страшно взвыв, Клеопатра подняла руками мертвую голову и в каком-то жадном исступлении приникла губами к посинелым губам. На Антония это произвело ошеломляющее впечатление. - Так погибни же и ты, несчастная! - вскрикнул он и с окровавленным ножом бросился на Клеопатру. Но тут опомнились Цестий и римляне, которым был дан категорический приказ сохранить Клеопатру живой. Они опрометью кинулись на ревнивца. В один миг между Антонией и Клеопатрой, целующей мертвого Пертинакса, образовалась стена, ощетинившаяся выставленными копьями и мечами. Но Антоний был вне себя, он искал смерти. Как громадный затравленный медведь, он навалился всем своим массивным телом на копья легионеров и, прежде чем был проткнут и разрублен в куски, успел вырвать у кого - то из воинов меч и в короткой отчаянной схватке погрузить его не в одну грудь. Изрубленный труп поверженного Антония рухнул на мозаичный пол недалеко от трона Клеопатры. Цестий приблизился к своему бывшему полководцу и в тишине, внезапно установившейся в зале, мечом отсек его голову от туловища. Воины в смятении смотрели на мертвого триумвира, словно до них только сейчас дошло, кто перед ними. Многие из них совершили не один поход под началом Антония, бились вместе с ним рука об руку не в одной битве, и теперь, оказавшись во враждебном ему лагере, вдруг опомнились и прониклись к нему искренним сочувствием. Головы их поникли, некоторые из них мечами, по древнему римскому обычаю, салютовали убитому полководцу. Клеопатра ничего этого не замечала. Держа обеими руками голову Пертинакса и подавляя рыдания, вырывавшиеся из груди, она неотрывно смотрела на мертвое лицо своего любимого, словно желая вобрать в память все его черты до самой мельчайшей морщины. Хрисида и Аретея замерли в ужасе и скорби. Между тем в громадный сумеречный зал проникли первые лучи рассвета и заставили померкуть дымный свет факелов. Занимался новый день. Неожиданно с площади перед дворцом донеслись звуки фанфар. Римляне гурьбой бросились к окнам. - Октавиан! - закричали они. - Октавиан вступил в город! Ура! Александрия пала! Война окончена! Хвала богам, скоро мы вернемся на родину! Слава Октавиану! Цестий обернулся к Клеопатре: - Приготовься, царица, к встрече принцепса. - Что я должна делать? - безучастным голосом спросила Клеопатра. - Приветствовать своего повелителя со всеми знаками почтения, которые приняты между слугами, приветствующими своих господ, - надменно ответил легат. - Вот как! - сказала Клеопатра и глаза ее гневно вспыхнули. Она выпрямилась на золотом троне своих предков. - Конечно, и тебе будет оказано приличествующее твоему сану уважение, спохватился легат. - Надейся на милость Октавиана. Клеопатра кивком подозвала к себе Хрисиду и, когда та наклонилась к ней, шепнула ей несколько слов. Служанка смертельно побледнела, губы ее задрожали. - Иди же, - прикрикнула на нее Клеопатра, - и исполни мою волю! Рев фанфар за окнами приближался. - Октавиан! Вот он, Октавиан! - кричали воины, завидев вступающую на площадь торжественную процессию победителей, во главе которой ехал римский полководец на белом коне. - Ура! Ура! - кричали сбегавшиеся ему навстречу простолюдины, которые еще вчера с таким же пылом проклинали его. Октавиан в белоснежной тунике, поверх которой был надет золотой панцырь, в золотом шлеме с пышными белоснежными страусовыми перьями, театральным жестом приветствовал толпу. У ступеней перед главным входом в Лохиа он спешился и направился во дворец. Тем временем Хрисида, ушедшая в заднюю комнату, предназначенную для служанок, вскоре вернулась с корзинкой наполненной финиками. Хрисида была бледна как полотно, она шла пошатываясь, из глаз ее катились слезы. Корзинка, а особенно вид девушки, показались Цестию подозрительными. Уж не кинжал ли для своей госпожи припрятала служанка под грудой фиников, или флакон с ядом? - Угощение для царицы? - ухмыльнулся он и протянул к корзинке руку. - Дай сюда! Он шанул к Клеопатре и, даже не считая нужным выдергивать корзинку из ее рук, бесцеремонно запустил пальцы в груду фиников. - А - а! - вдруг вскрикнул он, его рот судорожно приоткрылся, глаза выпучились, мертвенная бледность залила его лицо. Он захрипел и упал навзничь. Солдаты, которые были свидетелями этой сцены, застыли в ужасе и изумлении. А Клеопатра совершенно хладнокровно, даже как будто не обратив внимание на смерть Цестия, еще раз наклонилась над мертвым Пертикаксом, прошептала последнее "Прощай", поцеловала его в губы, и затем, осторожно сдвинула в корзинке несколько плодов, взяла двумя пальцами маленькую черную змейку. Присутствующие ахнули, когда она положила ее на свою открытую грудь. В этот момент в тронный зал вступили ликторы в парадных одеяниях и вслед за ними - Октавиан. Блеклые глаза его широко раскрылись, когда он увидел, как царица вздрогнула и изогнулась на своем троне. Без звука она откинулась на сапфировый подлокотник и рука ее в последнем, каком-то мучительном жесте дотянулась до головы Пертинакса; пальцы ее погрузились в шевелюру его светлых волос. - Что здесь происходит? - отрывисто молвил принцепс. - Что с Клеопатрой? - Она умерла от укуса аспиды, ядовитой змеи... - в растерянности проговорил военный доктор, приближаясь к трупу царицы. Змея тем временем соскользнула с груди Клеопатры и поползла извиваясь, по полу. Один из воинов шагнул к ней и разрубил ее мечом. Октавиан несколько минут мрачно взирал на мёртвое тело египетской царицы и окровавленую голову Антония, которую почтительно держал перед ним Центурион. Смерть Клеопатры разрушила сладостные плавы мщения, и настроение Октавиана упало; даже военная победа над Антонием, открывавшая ему путь к единоличной власти над огромной державой не радовала его. Торопясь в Лохиа он жаждал насладиться униженными мольбами, слезами и заискиваниями Клеопатры, лелеял в мечтах предстоящую ночь с ней, предвкушая ее огненные ласки, о которых ходили легенды, ночь, когда он окончательно и всласть упьется торжеством над своим заклятым врагом... И вдруг все пошло прахом. Тщетно Октавиан задавался вопросом: что заставило ее умереть? - он, сколько ни ломал себе голову, не находил ответа. Ведь еще несколько дней назад она посылала ему подобострастные письма, в которых умоляла сохранить ей жизнь и трон, отрекаясь от Антония и соглашаясь признать владычество над собой Октавиана! Странная женщина. Римлянин никак не мог постичь логику ее самоубийства. Ведь не из-за Антония же она покончила с собой, в самом деле!.. В зале начали собираться приближенные сенаторы, префекты провинций и командиры легионов; появились и два ученых грека, составляющих летопись военной кампании Октавиана. Честолюбивый римлянин повсюду возил их с собой. Понимая, что с этой минуты о каждом его слове, жесте, взгляде скоро узнает весь Рим, где у Антония было немало сочувствующих, Октавиан вышел на середину зала, простер к отрубленной голове руки и повел велеречивую речь: - О, горе нам, римляне, горе! Нас покинул доблестный воин, храбрейший муж, гордость и краса славного народа Ромула. Подпав под обольстительные чары властолюбивой владычицы Египта, задумавшей захватить власть над Римом, он обратил свой меч против собственной страны, он, соратник Цезаря, патриций и триумвир, сделавший больше, чем кто - либо из нас, для укрепления могущества и расширения римской державы!.. Всем известно, сколь тягостна была для нас эта война и сколь нежеланна, сколько усилий мы приложили, чтобы вырвать несчастного Антония из колдовской паутины, в которой он очутился помимо своей воли... Он еще довольно долго распинался, выражая свою скорбь по поводу безвременной кончины "друга" и "соратника", и даже выдавил из себя несколько слез, косясь на историков, которые присели на походные стулйчики и быстро записывали его заготовленные заранее стенания. Кончив речь, Октавиан в знак траура накрыл свою голову накидкой и, отойдя в сторону, подозвал к себе центуриона, свидетеля гибели Клеопатры. - А это кто? - он пальцем показал на Пертинакса. Тот шепотом, внемкогих словах, описал ему обстоятельства смерти Антония, царицы и молодого незнакомца, сражавшегося как лев. При упоминании о том, что Клеопатра после смерти варвара целовала его в мертвые губы, Октавиан нахмурился. - В Риме не поймут такого поворота событий, - негромко сказал он. Гречанка изменила римскому полководцу? Это позор для всего Лациума! Немедленно выкинуть отсюда труп варвара, а мертвое тело Антония положить рядом с Клеопатрой. В Рим, - он возвысил голос, чтобы его слышали историки, - отправить донесение, что царица покончила с собой, не вынеся героической гибели своего возлюбленного Антония! Такой исход событий польстит римлянам и в историю нашего славного города будет вписана страница, достойная пера выдающегося трагика. Написать в донесении, что Клеопатра, умирая, целовала мертвые губы Антония, и что все присутствующие рыдали от скорби, изумленные силой ее любви. Историки привстали, отвесили принцепсу угодливый поклон и снова застрочили. Слуги крючьями отволокли тел Пертинакса в подвал, где его, предварительно обобрав, швырнули на груду трупов мятежных рабов, собранную по всему дворцу. А в это время в тронном зале на богато украшенное траурное ложе укладывали Антония и Клеопатру. Факелы померкли; взошедшее солнце пыльными столбами ударило в дымную глубину зала, где над египетской царицей и знаменитым полководцем разливался фимиам и звучала песнь погребального хора. Октавиан стоял у окна, наклонив голову и всем своим видом изображая скорбь. Ему доложили, что взрослый сын Антония от его римской жены, участвовавший со своим отцом в войне против Октавиана, молит о пощаде на заднем дворе Лохиа, прижавшись к подножию статуи Цезаря. Цезарь был возведен в ранг богов, а значит, по старинному римскому обычаю, любой преступник, какое бы злодеяние он ни совершал, мог искать спасение у подножия его статуи, где его никто не смел тронуть. Октавиан, услышав это, усмехнулся и выразил желание воочию лицезреть гибель сына своего врага. - Пусть его выманят вот на эту площадь под окном, - негромко сказал он. Законы предков для нас дороже всего, и глаза Цезаря, пусть даже и мраморные, не должны видеть его смерть... Солнце грело все жарче. Октавиан скучал, выслушивая длиннейшую поминальную песнь. Лишь на несколько минут его развлекло зрелище убийства под окном. Молодой человек, очень похожий на своего знаменитого отца, метался, как затравленный зверь, по площади, и всюду его встречали направленные на него клинки. Наконец он упал, обливаясь кровью... Октавиан сделал жрецам знак заканчивать литургию.