И уходя, Хью уносил с собой план, на котором было написано: «Моему дорогому кузену Хью, собрату по ремеслу, который умеет ценить искусную работу».
Вечером он показал его Киске. Девушка была поражена. Она и понятия не имела о том, что такое карта и никак не могла представить себе, что на листе бумаги возможно было изобразить длинные коридоры и запутанные переходы привычного ей мира. Тогда Хью продемонстрировал ей путь из его апартаментов в столовую для старших слуг, местоположение центральной столовой для простых слуг и каким путем можно выйти в сад. Она медленно подтвердила, что он правильно объясняет дорогу, хмурясь от непривычных умственных усилий.
– А ты, скорее всего, живешь где-нибудь здесь, Киска. Вот это помещения прислуги.
– Да неужели?
– Да. Теперь, давай посмотрим, сможешь ли ты сама определить, где ты живешь. Теперь без подсказки, ты сама должна уже разбираться. Я буду просто сидеть и смотреть.
– О, помоги мне Дядя! Давайте посмотрим… – Она запнулась, обдумывая что-то, в то время как Хью продолжал сидеть с совершенно бесстрастным лицом. Она подтвердила то, что Хью уже почти перестал подозревать: малютка была заслана к нему, чтобы шпионить.
– Затем… вот в эту дверь. Да?
– Правильно.
– Затем я иду прямо мимо кабинета начальницы, до самого конца, поворачиваю и… кажется, я живу вот тут! – Она в восторге захлопала в ладоши и рассмеялась.
– Ваша комната расположена напротив столовой, да?
– Да.
– Тогда ты права, хоть и впервые. Просто удивительно! Давай посмотрим, на что ты еще способна.
И на протяжении следующей четверти часа она показывала ему подробно где и что находится на женской половине – комнаты младших и старших, столовые, спальни девственниц, спальня согревательниц постелей, ясли, палата для лежачих больных, детская комната, служебные помещения, бани, игровая площадка, двери в сад, кабинеты, апартаменты старшей надзирательницы – в общем все-все-все – и Хью, кстати, узнал, что Барбара больше не находится в палате для лежачих. Киска сама сказала об этом.
– Барба, знаете, та дикарка, которой вы все время пишите – раньше она лежала здесь, а теперь она вот тут.
– Откуда ты знаешь? Ведь эти комнаты выглядят совершенно одинаково.
– Уж я-то знаю! Ведь она вторая из комнат для матерей с грудными детьми, по этой стороне коридора, если идти из бани.
Хью с глубоким интересом отметил, что подсобный туннель, служащий для ремонта бани, проходит как раз под комнатой Барбары и даже имеет люк – а затем – с еще более глубоким интересом – то, что этот туннель соединится с другим, который проходит под всем зданием дворца. Неужели существует широкий, никем не охраняемый путь, соединяющий все помещения для слуг? Невероятно, так как из чертежа следовало, что любой мало-мальски соображающий жеребец мог, проползя всего с сотню футов, преспокойно оказаться в помещениях прислуги.
И все же это было похоже на правду – ведь откуда бы жеребцу знать, что туннель ведет именно в женские помещения?
И чего ради жеребец станет рисковать, даже если и предположит, что это так? При том, что он имеет возможность наслаждаться женщинами практически сколько угодно, как бык в коровьем стаде. Да и отсутствие больших пальцев на руках помешало бы ему справиться с запорами.
Кстати, интересно, можно ли открыть люки снизу?
– Ты быстро усваиваешь знания, Киска. Теперь давай попробуем помещения, которые тебе не так хорошо знакомы. Попробуй по чертежу узнать, как пройти из этой комнаты в мой кабинет. А если ты справишься с этой задачей, то я задам тебе еще более трудную. Куда и как тебе следует отправиться, если я тебя пошлю с запиской к Главному Управляющему?
Над первым заданием ей пришлось немного помучиться, зато второе она выполнила без малейших колебаний.
На следующее утро за ленчем, сидя бок-о-бок с Мемтоком, Хью через весь стол обратился к инженеру:
– Пайпс, старина! Я насчет того замечательного чертежа, который вы подарили мне вчера… Как вы думаете, не смог бы один из ваших работников изготовить для него раму? Мне хотелось бы повесить его над моим рабочим столом, чтобы им могли восхищаться и другие.
Инженер вспыхнул и широко улыбнулся:
– Конечно, кузен Хью! Красное дерево вас устроит?
– Замечательно, – Хью повернулся к Мемтоку и сказал: – Кузен Мемток, наш кузен просто хоронит свой талант среди канализационных труб. Ведь он настоящий художник. Как только я повешу его чертеж, приходите и полюбуйтесь на него.
– Буду рад, кузен. Как только выберу время.
Прошло уже более недели, а ни о Джо, ни об Их Милости не было ни слуху ни духу. Целая неделя без бриджа, без Барбары. Наконец, как-то за завтраком, Мемток сказал ему:
– Кстати, все собираюсь тебе сказать. Вернулся молодой Избранный. Ты все еще хочешь увидеться с ним?
– Конечно. А Их Милость тоже вернулись?
– Нет. Их Милосерднейшая сестра полагают, что он вообще может не вернуться сюда до самого переезда. Ах, если бы видели, что это такое, кузен! Какой дворец. Не то, что эта хибара. День и ночь суета – и ваш покорный слуга будет рад, если за целую зиму ему хоть раза три дадут спокойно поесть. Все беготня, беспокойство, проблемы, суета, суета, суета… – сказал он с затаенной гордостью. – Радуйся, что ты ученый. Через пару часов стало известно, что Джо ожидает Хью. Хью знал дорогу наверх, в покои Джо, так как не раз ходил туда учить Избранных играть в бридж. Поэтому он отправился один.
Джо радостно приветствовал его.
– Входи, Хью! Присаживайся. Никакого протокола, потому что здесь кроме нас, старых приятелей, никого нет. Ты только послушай, что мне удалось сделать. Если б ты знал, как я был занят! Одна мастерская уже готова к действию в качестве опытного предприятия и начнет выпускать продукцию еще до того, как Их Милость выхлопочет покровительство. Все организовано на высшем уровне. Причем организовано так, чтобы мы могли начать массовый выпуск в тот же день, когда будет выхлопотано покровительство. Причем условия его довольно неплохие. Их Превосходительство получает половину, Их Милость – вторую половину, но полностью финансирует предприятие, я получаю десять процентов Их Милости и управляю делами. Конечно, когда дело начнет развиваться по другим линиям а, кстати, все предприятие названо: «Игры, ниспосланные свыше» и хартия составлена так, что покрывает почти любое развлечение, кроме, разве что, постельных утех – так вот, когда дело начнет развиваться по другим направлениям, мне понадобится помощь – и для меня это настоящая проблема. Боюсь, что Понс решит взять в долю кого-нибудь из своих недалеких родственников. Надеюсь, правда, что он этого не сделает, потому что родственные чувства неуместны, когда стараешься сбить цены. Возможно, лучший вариант – это обучить специально отобранных слуг – по крайней мере дешевле, особенно, если попадутся толковые ребята. Как ты считаешь, Хью? А как ты насчет того, чтобы управиться с фабрикой? Дело очень большое: у меня работает уже сто семь человек.
– Почему бы и нет? Раньше под моим началом бывало и в три раза больше народу, а в Сибизе я как-то руководил двумя тысячами человек. Но, видишь ли, Джо, я пришел сюда совсем по другому поводу.
– Ну, конечно, конечно, выкладывай. А потом я покажу тебе чертежи.
– Джо, ты знаешь насчет Дьюка?
– А что с ним такое?
– Он оскоплен. Разве ты не знал?
– Ах, да! Знал. Это случилось как раз перед моим отъездом. Но, надеюсь, с ним все в порядке? Осложнений не было?
– В порядке? Джо, ты наверное не понял меня… Его оскопили. А ты ведешь себя так, как будто ему вырвали зуб. Так ты, значит, знал? А ты пытался помешать этому?
– Нет…
– Но ради бога, почему?
– Позволь мне кончить, ладно? Я ведь тоже что-то не припоминаю, чтобы ты, со своей стороны, пытался воспрепятствовать этому.
– Но я просто не имел возможности. Я ничего об этом не знал.
– И я тоже. Именно это я и пытаюсь втолковать тебе, а ты все норовишь вцепиться мне в глотку. Я узнал обо всем только после того, как это случилось.
– О, тогда прости. А мне показалось, что ты хочешь сказать, что хотя и знал, но не пошевелил и пальцем, чтобы помешать этому.
– Нет, это не так. Но если бы я даже и знал, то не представляю, чем бы я мог быть полезен. Разве что попросил бы Понса сначала поговорить с тобой. Но еще неизвестно, как закончился бы такой разговор. Так что, может быть и к лучшему, что мы остались в стороне. Ну, а теперь насчет чертежей… Взгляни вот на эту схему…
– Джо!
– Что?
– Ты разве не видишь, что я не в настроении говорить сейчас о фабриках игральных карт? Ведь Дьюк – мой сын.
Джо свернул чертежи.
– Прости, Хью. Давай тогда просто поболтаем, если это облегчит твое горе. Постарайся не думать об этом – я ведь представляю, как тебе сейчас тяжело. С отцовской точки зрения.
Джо слушал, Хью говорил. Наконец, Джо покачал головой.
– Хью, в одном пункте ты можешь быть совершенно спокоен. Дьюк никогда не встречался с Лордом Протектором. Так что твой совет Дьюку – хороший на мой взгляд совет – не имеет ничего общего с тем, что его оскопили.
– Надеюсь, что ты прав. Если бы я был уверен, что это моя вина, я бы наверное перерезал себе глотку.
– Но, поскольку это не так, тебе нечего травить себя.
– Постараюсь, Джо, но что могло заставить Понса сделать такое? Ведь он отлично знал, как мы к этому относимся с тех пор, как по недоразумению нас чуть не кастрировали. Так зачем ему это понадобилось? Ведь я считал его своим другом.
Джо выглядел расстроенным.
– Ты в самом деле хочешь знать правду?
– Я ее должен знать.
– Так вот… сейчас ты ее узнаешь. Это дело рук Грэйс.
– ЧТО? Джо, ты наверное, ошибаешься. Конечно, не спорю, у Грэйс есть свои недостатки. Но она никогда бы не сделала ТАКОГО… да еще своему собственному сыну.
– Нет, конечно нет. Я даже сомневаюсь, чтобы она знала о происшедшем заранее. Но все равно, она явилась инициатором. Почти с самого дня нашего прибытия сюда, она не переставая ныла Понсу, как она хочет, чтобы ее Дьюки был с ней, как она одинока без него. «Понс, я так одинока! Понси, ты совсем не любишь свою Грейни! Понси, я не отстану от тебя до тех пор, пока ты не скажешь „Да“. Понси, ну почему ты не хочешь?» – И все это таким, знаешь, детским плачущим голоском. Ты, Хью, наверное почти не видел всего этого…
– Ни разу не видел.
– Мне, наверное, следовало свернуть ей шею. Понс почти не обращал на нее внимания, если только она не начинала щипать его. Тогда он разражался хохотом, валил ее на ковер и некоторое время они возились на полу. Потом он обычно приказывал ей замолкнуть и некоторое время она сидела тихо. В общем, он обращался с ней, как с одним из котов. Честно говоря, я не думал, что он хоть раз… Я хочу сказать, что из того, что я видел, трудно заключить, что он хоть в малейшей степени интересовался ею как…
– Я тоже не интересуюсь. А кто-нибудь предупреждал ее, что повлечет за собой воссоединение с сыном?
– Не думаю. Понсу и в голову никогда бы не пришло, что такие вещи нужно объяснять… а я уж, само собой, никогда не стал бы обсуждать с ней такие вещи. Да она и не любит меня – ведь я слишком часто отнимаю у нее ее милого Понси. – Джо потер переносицу. – Так что я сомневаюсь в том, что ей это было известно. Конечно, она и сама могла бы догадаться, это элементарно. Но, извини – ведь это твоя жена – мне кажется, что она глуповата.
– Да еще и упивается Счастьем – по крайней мере я ни разу не видел ее трезвой. Конечно, она недалекого ума. Да и не жена она мне. Моя жена – Барбара.
– Ну… с формальной точки зрения, слуга не может иметь жену.
– А я не с формальной. Я говорю то, что есть на самом деле. Но даже, хотя Грэйс мне больше не жена, я все же в какой-то мере рад, что она возможно не знала, чего это будет стоить Дьюку.
Джо задумался.
– Хью, она, конечно, не знала… но боюсь, что ее это просто мало заботит… и к тому же, вряд ли правильно было бы сказать, что это чего-то стоило Дьюку.
– Не понимаю. Объясни, может я немного поглупел.
– Ну если Грэйс и огорчена тем, что Дьюка оскопили, она никак этого не проявила. Она довольна донельзя. Он тоже, кажется, ничего не имеет против. – А ты видел их? После всего этого?
– О, да! Я завтракал вместе с Их Милостью, и они оба тоже присутствовали. Это было не далее, как вчера.
– А я думал, что Понса нет.
– Он ненадолго вернулся, и снова уехал. Теперь уже на Западное Побережье. Дела. Мы буквально вгрызлись в этот бизнес. Он пробыл здесь всего пару дней. Но успел преподнести Грэйс подарок на день рождения. Я имею в виду Дьюка. Да, конечно, я знаю, что у нее не было никакого дня рождения, да и тем более теперь дни рождения ничего уже не значат. Справляются именины. Но она заявила Понсу, что собирается устраивать день рождения и приставала к нему все время – а ведь ты знаешь Понса: он снисходителен к животным и к детям. Поэтому он решил сделать ей сюрприз. И тотчас же как вернулся, он подарил ей Дьюка. Черт возьми, они даже отхватили комнату в личных покоях Понса. Теперь они совсем не спускаются вниз, а даже ночуют здесь.
– Ладно, мне безразлично где они ночуют. Ты начал рассказывать мне, как отнеслась к этому Грэйс. И сам Дьюк.
– Ах, да! Не могу точно сказать, когда именно она узнала о том, что с ним сделали. Единственное, что я знаю, это то, что она сердечно поговорила даже со мной, настолько она была рада. Рассказывала мне, что Понси все устроил и убеждала меня, что Дьюки просто великолепно. В своих новых одеждах. и все такое. Она разодела его в ливрею, вроде тех, которые носят слуги здесь, наверху. Ведь здесь не носят рубищ, вроде твоего. Она даже нацепила на него украшения. Понс на все согласен. Дьюк сущий подарок. У него слуга из прислуги Понса. Не думаю, чтобы он хоть палец о палец ударил. Он просто любимая игрушка Грэйс. И ей это все очень нравится.
– А самому Дьюку?
– Вот об этом-то я и хотел рассказать, Хью. Дьюк ничуть не огорчен тем, что с ним произошло. Ведь он теперь как сыр в масле катается. Он чуть ли не покровительствует мне. Можно подумать, что я, а не он ношу ливрею. Имея такую защиту, как Грэйс, которая по его мнению крутит боссом как хочет, Дьюк решил, что устроен капитально. И это действительно так, Хью. Но я ничего не имею против. Я понимаю, что он уже привык к этому транквилизатору, который принимают слуги.
– Так ты, значит, считаешь, что это очень хороший способ устроиться капитально – когда тебя хватают, опаивают, кастрируют, а потом держат в постоянном опьянении так, что тебя больше ничего не волнует? Джо, ты удивляешь меня.
– Конечно, это так! Хью, постарайся отбросить свои предрассудки и взгляни на вещи трезво. Дьюк счастлив. Если не веришь, я провожу тебя к ним и ты сам сможешь поговорить с Дьюком. Или с обоими. Как хочешь.
– Нет, боюсь, что это будет слишком тяжелым зрелищем. Я согласен, что Дьюк счастлив. Но ведь если напоить человека этим чертовым Счастьем, он будет счастлив и тогда, когда ему отрежут руки-ноги и начнут перепиливать горло. Но того же эффекта можно добиться и с помощью морфина. Или героина. Или опиума. В этом нет ничего хорошего. Это настоящая трагедия.
– О, не надо устраивать мелодраму, Хью. Все это относительно. Дьюка все равно рано или поздно кастрировали бы. Ведь держать слугу такого роста в качестве жеребца просто противозаконно, и ты сам об этом знаешь. Поэтому практически нет никакой разницы – случись это на прошлой неделе, или на будущий год, или после смерти Понса. Единственная разница – в том, что он счастлив, живя в обстановке роскоши, а не надрываясь в шахте или на рисовом болоте или еще где-нибудь, поднявшись повыше. Среди слуг, конечно. – Джо, а ты знаешь, как ты стал разговаривать? Как какой-нибудь белый апологет рабства, рассуждающий о том, как здорово живется черненьким: сиди себе на завалинке, пощипывай свое банджо, да распевай гимн.
Джо заморгал.
– Неправда!
Хью Фарнхэм почувствовал, что его разбирает злоба, и слова его были без жалости: