Одарка вновь погрузилась в чтение:
«В одной из палаток гидрологи начнут сейчас измерение глубины. Только заглянув в круглое отверстие лунки, пробитой в ледяной толще, ощущаешь, что под ногами не матушка-земля, а лед. Его бледно-голубые стенки, изъеденные водой, круто обрываются вниз, и туда, в бездонную черноту, уходит тоненькая нить стального троса. Над этим окном в океан изогнулась гидрологическая лебедка. Включен мотор. Завертелся барабан, выбирая трос; обгоняя друг друга, стекают вниз капли воды, разрисовывая кругами зеркальную поверхность лунки. Второй гидролог занят проверкой батометров, служащих для забора океанской воды на различных уровнях. Опущенный грузик своей тяжестью захлопывает крышки батометра, и вода нужного горизонта попадает в плен…
Гидрологи сегодня в хорошем настроении: глубина изменилась по сравнению с предыдущей почти на тысячу метров! Это новые интересные данные для определения рельефа океанского дна в приполюсном районе».
Одарка отложила книгу и встала. Записки советских полярников первых дрейфующих станций произвели на нее большое впечатление. Одарка всегда вспоминала об этих отважных героях с большой теплотой и благодарностью.
«Как много они сделали для нас, нынешних советских полярников!» — думала она.
Девушка подошла к большому круглому аквариуму диаметром не менее двух метров, поставленному на круглом столе.
Проплывая меж ветвистых изумрудно-зеленых водорослей, стайка серебристых рыбок метнулась в сторону. Одарка, опустив в воду руку, принялась наводить порядок в аквариуме. Это был не простой аквариум. Дно его являлось своего рода рельефной картой дна океана в районе полюса. Но для того, чтобы лучше объяснить, какое, именно, сооружение стояло на круглом столе в этой комнате, мы должны будем припомнить прошлое, когда первые полярные исследователи Ледовитого океана, взяв несколько промеров глубины, объявили, что все ложе этого океана является огромной и глубокой котловиной. Однако в конце сороковых годов двадцатого века советские ученые стали тщательно изучать дно Ледовитого океана и поняли, насколько сложным был его рельеф. Советские ученые открыли и исследовали на дне Северного океана исполинский горный хребет, пересекающий на тысячи километров весь бассейн океана и делящий его на две части. Открытый русскими учеными, этот подводный массив был назван именем великого русского ученого Михаилы Ломоносова… Высеченный из гранита, отрезок подводного хребта был наглядно представлен на дне аквариума.
Поднимая полегшие на дно аквариума водоросли, Одарка пела задушевную песню украинской девушки Наталки, тоскующей по своем друге Петрусе. Неожиданно она услышала мужской голос:
— К вам можно?
Девушка оглянулась:
— Владимир Петрович? Войдите…
Одарка приветливо улыбнулась.
На пороге появилось двое мужчин. Одного, огромного, круглолицего здоровяка в полярной дохе Одарка хорошо знала, это был начальник воздушной полюсной станции, Владимир Петрович Ветлугин. Рядом с ним стоял незнакомый девушке молодой человек, светловолосый, гладко причесанный. Он смотрел на Одарку с нескрываемым любопытством.
— К нам гость прибыл, — сказал Ветлугин. — Инженер-геофизик Столяров. Знакомьтесь.
Молодой человек, приложив руку к груди, поклонился Одарке.
— Михаил Столяров…
Девушка тоже поклонилась.
— Одарка Барвинок…
Ветлугин вынул из руки Одарки мокрую ветку красивой водоросли. С ветки капала вода.
— «Барвинок» по-украински означает «вьющаяся травка». Не так ли? — посмеиваясь, спросил Ветлугин. Одарка рассмеялась. Ее фамилия была Барвинок.
— Да… Травка… Это я в водоеме порядок наводила. Но что же вы стоите?
Ветлугин заспешил:
— Я побегу. Ночью будет шторм. Надо станцию подготовить, а товарища Столярова поручаю вам. Он расскажет, зачем к нам прибыл.
Уже из передней Ветлугин крикнул:
— Обедать к нам прошу! Непременно!
Столяров пристально разглядывал каменистую гряду на дне аквариума, наконец, сказал:
— Очень оригинальная карта морского дна… Это ваше произведение?
Одарка внимательно посмотрела на свой аквариум, будто увидела его впервые:
— Нет… Это коллективный труд… Карта дна еще не закончена.
— Да? А чего тут не хватает? — спросил Столяров.
— Тут не нанесена одна весьма своеобразная скала, которую недавно мне удалось обнаружить вот в этой горной ветви Ломоносовского хребта…
Одарка взяла со стола тонкую палочку, опустила в аквариум и указала ею на один из участков каменистого дна.
— Чем же своеобразна эта скала? — спросил Столяров.
— Формой своей она напоминает африканскую Столовую гору, то есть имеет почти плоскую вершину.
Столяров внимательно смотрел на Одарку.
— Это замечательное открытие! — сказал он и подошел поближе к аквариуму. — Где именно находится эта Столовая скала?
Одарка вновь опустила свою указку в воду.
— Я спрашиваю, далеко ли от полюса находится ваша скала? — с улыбкой остановил ее молодой геофизик.
— Километрах в ста отсюда… Но почему вы считаете это «замечательным открытием»? Мы лишь продолжаем изучение подводного хребта, открытого нашими предшественниками — советскими полярниками.
Столяров вопросительно взглянул на девушку, стоявшую по другую сторону большого водоема, и сделал несколько шагов по комнате.
— Скажите, — спросил он, — опускались ли вы в воду, чтобы определить местоположение вашей скалы, ее форму и прочее?
Одарка отрицательно покачала головой:
— Нет… И я об этом очень жалею. Она находится на большой глубине… Мои товарищи и я пользовались телевизионными лотами…
Столяров остановился.
— Вот! Это и замечательно! Мы живем уже в такую эпоху, когда благодаря самой совершенной в мире советской технике ученый может многое видеть в окружающей его природе, не выходя из своего кабинета.
Одарка скептически улыбнулась:
— Это удобно, но неинтересно. Я с большей охотой заменила бы свои телелоты и глубинные радиозонды хорошей батисферой или новым, глубоководным скафандром. Мне хочется побывать на вершине этой подводной скалы.
— Думаю, что вы еще успеете подняться… то есть, простите, опуститься на вершину своей горы, — с улыбкой сказал Столяров.
Он подошел к окну. За окном расстилалось большое ледяное поле.
— Белое безмолвие… Так любили когда-то выражаться об Арктике беллетристы, — задумчиво произнес молодой геофизик.
Одарка тоже подошла к окну:
— Любили… Но сейчас Арктика уже не безмолвна, над Арктикой почти не умолкая рокочут моторы самолетов, а на полюс, как видите, переселились люди из Москвы, Киева, Риги… А вы откуда?
— Сейчас я из Москвы, а родился и вырос на Урале, в Златоусте, — ответил Столяров.
— Красивые места! Я была там, в горном заповеднике.
— А-а! Миасская пещера?
— Да. Прямо из сказки Бажова. Помните подземные богатства «Хозяйки медной горы»?
— Помню…
Столяров рассмеялся.
— Вы, Одарка, тоже из сказки.
Одарка смотрела на него удивленно:
— Почему?
— Хозяйка подводной горы.
Одарка пожала плечами:
— Во-первых, это не гора, а только большая скала. А во-вторых — это открытие не только мое…
— Я знаю, — перебил ее Столяров. — Кстати, на какой глубине находится вершина этой скалы?
— На глубине пятисот метров.
— Какие породы преобладают в ней?
— Гранит, кварц…
Помолчали… Столяров внимательно глядел на стоявшую перед ним круглолицую миловидную девушку. У нее были большие, как и у многих украинских девушек, карие глаза, готовые в любой миг загореться буйным огнем смеха, а через минуту подернуться тенью грусти.
Одарка отвела от него внимательный наблюдающий взгляд.
— Я на днях видела вас на экране кинорадиогазеты, — сказала она. — Расскажите о своей подземной торпеде. Это очень интересно.
Они стояли подле огромного, почти во всю стену окна; перед их взором, далеко внизу расстилалось бескрайное море льда, казалось, будто разбушевался там за окном седой океан и в одно мгновенье застыл навеки. А над ледяным полем стояло безоблачное, глубокое темно-синее небо, чуть позолоченное весенним солнцем.
Столяров залюбовался дикой красотой полярной природы.
— Хорошо… — тихо сказал он.
— Очень хорошо, — прошептала Одарка.
И здесь, стоя перед этим широко раскрывшимся, словно с иной планеты сошедшим ледяным полем, Столяров рассказал Одарке о своей юношеской мечте, осуществленной после десяти лет упорного труда, об удивительном атомном снаряде, который по воле человека сможет преобразить лицо земли.
— Когда-то английский геофизик Джоли только допускал, что радиоактивные процессы в недрах земли рождают новые горы и острова. А сейчас с помощью атомной энергии советские ученые смогут поднять со дна океана горы и холмы! Там, где была на тысячу километров вокруг вода, мы, советские люди, вместе с людьми других стран создадим острова! Вот, смотрите…
Столяров подошел к столу и развернул чертеж.
— Это схема моей подземной атомной торпеды. С этой торпедой мы пошлем в недра земли новый радиоактивный элемент «циклоний», он вызовет в недрах земли искусственный геологический процесс, который протечет быстрее, чем протекает в природе, но не настолько быстро, чтобы вызвать катастрофу. Подводная скала, которую вы, Одарка, открыли на дне океана, выступит над поверхностью воды; она сама придет сюда к нам. Здесь, на полюсе появится настоящий естественный остров, которому не нужны будут ракетные якоря, теплый воздух и гелий.
Одарка, с восхищением до сих пор следившая за словами Столярова, в раздумье склонилась над своим водоемом.
— Все, что вы рассказали, прекрасно. Но я боюсь, что разлюблю свою подводную скалу, как только она поднимется на поверхность.
Столяров смотрел на нее удивленно.
— Почему?
— Потому, что я больше люблю Арктанию… — задумчиво глядя в окно, ответила Одарка.
Столяров растерянно развел руками.
— Мне тяжело вас огорчать, но…
Он умолк.
— Что?… — Одарка смотрела на него тревожно.
— Я прибыл на Арктанию для первых изыскательских работ. По решению Высшего научного комитета при Совете Министров СССР здесь в районе полюса будет произведен первый в мире опыт поднятия мирского дна с помощью изобретенного мною снаряда.
— А Арктания?…
— Если мой опыт удастся, воздушная станция над полюсом уже не будет нужна. Полюсную станцию можно будет расположить на новом острове.
Одарка опустила голову. Видя ее печаль, Столяров сказал:
— Я думаю, что такое чудесное сооружение, как Арктания, не останется без дела. Советские ученые используют ее для каких-нибудь новых важных научных изысканий…
* * *
Одарка водила Столярова по палубе воздушной станции. С таким же воодушевлением, как молодой геофизик час назад рассказывал ей о своей атомной подземной торпеде, она сейчас говорила о своей любимой Арктании. На ее лице светилась гордость. Она говорила:
— Еще недавно в область физики тонких пленок вторгалось лишь смелое воображение сочинителей фантастических романов, а сейчас…
— Сейчас из пористых сверхлегких металлов, наполненных газом, строят самолеты и даже здания, — закончил Столяров. Я это знаю.
Одарка продолжала:
— Арктания создана из гелинита. Весь ее корпус пронизан легчайшим газом, впервые обнаруженным учеными в спектре солнца и затем уже открытым на земле.
Столяров быстрым взглядом окинул удивительный воздушный корабль, неподвижно парящий над арктическими льдами.
— Ваша Арктания напоминает мне могучего орла, кости которого наполнены воздухом.
— Ее строили люди, похожие на орлов, с крылатой мыслью и очень смелые, — взволнованно сказала Одарка.
Она подошла к борту и, опустив руку вниз, указала на раструбы ракетных камер, заключенных в днище станции. Столяров склонился над бортом станции. Оглушительно ревущие ракетные двигатели уже отошли в прошлое, и молодой геофизик слышал могучее, но мягкое дыхание ракетных камер, — из их раструбов вытекал бесцветный газ. Снежная пыль, попадая в раскаленную струю газа, разлеталась во все стороны в виде радужных капель.
— Полет на месте! Красиво! — восхищенно воскликнул Столяров.
Пройдя в центр станции, молодые люди остановились подле большого прозрачного шатра, внутри которого виднелась небольшая черная палатка. Одарка выразительно посмотрела на своего спутника. Столяров узнал эту историческую палатку и прочел на ней надпись:
У 937 ю. д. ПЕРВАЯ ДРЕЙФУЮЩАЯ СТАНЦИЯ ГЛАВСЕВМОРПУТЬ — «СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС».
Одарка засмеялась.
— Мы, арктанинцы, называем эту палатку «нашей маманей». Это жилье первых советских поселенцев на полюсе.
IV. РАЗГОВОР О ШАЙНО И ФАУ
В небольшой уютной столовой Ветлугиных мать Юры, метеоролог Арктании Ирина Ветлугина, маленькая голубоглазая женщина с лицом тихой и умной девочки, накрывала на стол. Вошел дед Андрейчик. Потирая сухие маленькие руки, он втянул теплый воздух комнаты и сладко зажмурился:
— Пахнет борщом. Приятно!.. И еще… постой… Чем же еще пахнет?…
— Угадай, — лукаво улыбаясь, сказала Ирина.
— Голубцами! Право же, голубцами!..
— Правильно! — подтвердила Ирина. Она знала, что ее отец — любитель голубцов, и попросила в арктанинской столовой изготовить сегодня голубцы.
Дед огляделся деловито и уже без всякого юмора спросил:
— А где Юра?
— Отпросился на часок полетать.
— А-а! Так вот куда он мою кирку утащил! Амундсена собирается во льду искать.
Ирина удивленно взглянула на отца.
— То есть как это «искать»? Не понимаю.
— Не понимаешь? А вот он тебе расскажет. Даже точно укажет координаты, где в данное время нужно искать труп погибшего Амундсена.
Ирина пожала плечами:
— Каждый раз что-нибудь новое. Зачем ему понадобился труп Амундсена?
Дед Андрейчик заложил руки за спину и забегал по комнате, плутовато поглядывая на дочь.
— Ай-яй-яй! Какая же ты отсталая, дочка! Ты даже не знаешь, что профессор Бахметьев уже оживил двух замороженных макак.
Ирина смотрела на отца изумленно.
— При чем тут макаки?
— Вот тебе на! — с напускным гневом воскликнул дед Андрейчик. — Как это, «при чем тут макаки»?… Если макаки заморозились и потом обратно разморозились, то почему бы нашему Юрке не найти замерзшего Амундсена и тоже не «разморозить» его? Ведь это же пустячное дело!..
Ирина неодобрительно покачала головой:
— Новая затея.
Старик усмехнулся:
— Это пока еще не затея, а идея. Идея красивая, как сказка. Это хорошо! Из таких малолетних фантастов потом получаются смелые экспериментаторы, ученые, инженеры. Но сейчас за ним надо смотреть в оба. Если он вздумает сам полететь на поиски Амундсена, он может попасть в беду.
Ирина была явно обеспокоена.
— Я поговорю с ним. Надо запретить ему одному летать на вертолете.
— А вот это уже ни к чему! — возразил старик. — Запретом тут не поможешь… Я обещал ему слетать с ним на то место, где он хочет искать Амундсена. Пусть сам убедится, что идея его — лишь плод детского воображения…
Ирина, покачав головой, только вздохнула.
Вошел Ветлугин, спросил:
— А Одарки со Столяровым еще нет?
Дед Андрейчик засмеялся.
— Так вот они и прибежали к тебе. Ведь она его лет двадцать пять не видела, а он ее, пожалуй, и все тридцать…
Но в дверь постучали, и Одарка, румяная, сияющая, вошла в комнату со Столяровым.
Через минуту Столяров уже как старый знакомый беседовал одновременно с Ветлугиным и с дедом Андрейчиком.
— Ну, что, молодой человек? Нравится вам наша висюлька? — посмеиваясь, спросил старый радист.
— Чудесная висюлька, Степан Никитич! Сказочный ковер-самолет, да и только.
— Ага! Сказки многие сейчас былью стали. Помню я одно древнее сказание о том, как плененный народ в свою землю шел. Враги его настигали, а впереди море, и на берегу ни одной лодочки! Вождь того народа ударил жезлом по воде — и разверзлось море, встала вода стеной по обе стороны, и прошел народ по дну морскому, как по сухой долине. На врагов же его рухнули водяные стены, и погибли жестокие люди… А теперь выискались такие волшебники, что Дно морское хотят поднять и на нем, как на огороде, картошку сажать.