Интерлюдия третья
СМЕРТНЫЕ
Был мир, и были боги – хранители мира, существа, наделенные бессмертием, великой силой и предвечной мудростью. Но без людей мир и боги являли бы собой нечто бессмысленное и ненужное; людей, несомненно, полагалось рассматривать как важнейшую часть Мироздания, хоть они не обладали ни бессмертием, ни особой силой или мудростью. Зато их было много, и, умирая, они оставляли подобных себе, но более молодых, полных новых надежд, новых стремлений и любопытства, так что каждое следующее поколение, обогатившись опытом отцов, делало шаг вперед – крохотный шажок с точки зрения вечности, однако вполне заметный в земных масштабах.
По неведомой причине люди сильно различались меж собой – внешним обликом и цветом кожи, верованиями и обычаями, умениями и искусствами, речью, украшениями и одеждой – и даже целями своими, ибо одни стремились просто жить, другие же не мыслили жизни без познания, без воинских подвигов, без власти, богатства, художеств, странствий и прочих игр, делающих земное существование столь занимательным. Одним играм их обучили боги, до других они додумались сами, но. как бы то ни было, они играли; и каждому партнеру в этой вековечной игре присваивался определенный титул и назначалась некая роль. Кто был владыкой, кто – жрецом или воином, ремесленником или торговцем, охотником или мореходом; имелись и не поддающиеся столь однозначному определению, не ведавшие, кто есть владыка и чем охотник отличается от воина и жреца. Этих называли просто: дикари.
Дикари в основном обитали в Риканне, и вид их вызывал в цивилизованных землях изумление. Хотя люди Великих Очагов и прочих эйпоннских Уделов тоже различались меж собой, но многое выглядело в них сходным: все они были довольно смуглыми и темноволосыми, с глазами черного, карего, желтого или янтарного цветов; лица мужчин оставались безбородыми, а тела – без каких-либо признаков шерсти. У потомков Кино Раа зрачки отливали зеленью, кожа казалась посветлей, губы – более полными и яркими, носы – прямыми, изящной формы; во всем же прочем, если не считать дарованного богами долголетия, они не отличались от остальных эйпоннцев.
Но в Риканне, в обширных Землях Восхода, человеческие племена можно было бы уподобить волкам и собакам, койотам и лисам, шакалам и гиенам. У всех них имелось нечто общее, объединявшее их в род человеческий, но лишь слепец не заметил бы различий. Одни из них смуглыми лицами, темными глазами и волосами походили на обитателей западной части мира, у других цвет кожи был черным, как ночное небо без звезд, или белым, подобно снегу, или розовым, оттенка зари, чьи краски пригашены облаками. Эти, со светлой кожей, казались особенно удивительными, ибо зрачки их отливали голубизной и синью, волосы пламенели огнем или сияли цветами спелых маисовых початков, на теле у них росла шерсть в самых неподходящих местах, а у мужчин рыжие или золотистые лохмы свисали с подбородка и с губ.
Но все-таки они были людьми, хоть ни один из их вождей не обладал ни долголетием, ни божественной кровью – и этот факт, несомненно, перевешивал все различия в облике и цвете кожи. Оримби Мооль, Ветер из Пустоты, не опускался в Восточных Землях, а значит, боги пришли лишь в Страну Заката, наделив обитавших в ней знанием, и чувством прекрасного, и пониманием благородства, и святыми заветами Чилам Баль. Почему так случилось? Ведь боги были бессмертны и сильны, они располагали временем и могли бы одарить Землю Восхода с такой же щедростью, как и эйпоннские Уделы. Но было бы такое деяние мудрым? Не лучше ли дать многое немногим, чтобы сами избранные потрудились, передавая другим народам и племенам божественный дар? Чтобы избранные сделались наставниками и ощутили груз ответственности за судьбы мира?
Возможно, божественный замысел был именно таким, но чтобы исполнить его, избранникам полагалось прийти к согласию. Согласия же не достигнешь за день, за месяц или год; согласие – дитя тысячелетий.
Ибо в самой Эйпонне, через пятнадцать веков после божественного посещения, люди оставались разделенными, и было то деление двояким: во-первых, по языкам и племенам, и во-вторых, по человеческому предназначению, столь разнообразному, что вряд ли воин из Мглистых Лесов смог бы понять человека, плетущего ковры в Одиссаре. Поистине, велика Эйпонна, и много в ней стран, великих и малых, и много наречий, и много дел, коими пристало заниматься людям!
Что же касается великих держав, то их имелось шесть, и первой из них, Арсоланой, правил Сын Солнца сагамор Че Чантар, богатый мудростью и годами. Подданные его были привержены религии, искусны во многих ремеслах, трудолюбивы и не воинственны; отличались они красотой, стройным и гибким телом, черными волосами и черными глазами, а кожу имели золотистого цвета. Страна их лежит большей частью в горах и в долинах между горными хребтами и океанским побережьем; она обильна золотом, серебром и другими металлами, но добывать их из-под каменного щита гор нелегко. Но арсоланцы – искусные мастера; умеют они пробивать тоннели, воздвигать пышные дворцы и города на неприступных скалах, перебрасывать через пропасти мосты, вырубать лестницы от подножий гор до самых вершин. И потому Очаг Арсоланы считается самым богатым, роскошным и изысканным среди всех шести Великих Очагов; богатства же и тайные знания вызывают зависть.
И главным завистником являлся Коатль, Страна Дымящихся Гор, ибо владыку его, Ах-Ширата, снедало честолюбие. Он был еще молод и не достиг столетнего рубежа, почитавшегося среди светлорожценных возрастом зрелости, и у него имелось время, чтоб добиться многого. Народ Ах-Ширата считался воинственным и надменным, изобретательным и предприимчивым; вечно спорили атлийцы с Одиссаром в делах воинской доблести, а с Арсоланой – в тайных искусствах и ремеслах. На вид атлийцы казались людьми угрюмыми, со смуглой кожей, прямыми черными волосами и носом, загнутым крючком, словно клюв коршуна; ростом они уступали одиссарцам, но выглядели жилистыми, крепкими и неутомимыми. Страна их была богата поделочным камнем, нефритом и яшмой, медью и драгоценными металлами, хоть золота и серебра было в ней поменьше, чем в арсоланских горах, и меньше было великолепных городов и дорог, рассекающих скалы Зато атлийцы первыми изобрели взрывчатую смесь и научились делать громовые метатели да наполненные теплым воздухом сферы, которые поднимались к небесам. А из корзин, прицепленных к ним, были видны корабли, везущие сокровища заморских земель в Кейтаб, в Арсолану и в Одиссар – не в Коатль. И такое положение дел Ах-Ширату не нравилось.
Одиссар являлся самым сильным из его соперников, ибо, после смерти сагамора Джеданны, Ахау Юга, правил в нем чак Джиллор – молодой, но уже прославивший имя свое копьем и мечом. Был Джиллор молод для светлорожденного владыки, но, не достигнув еще семидесяти, правил обширнейшей страной, что лежала по обе стороны Бескрайних Вод, и жемчужиной его земель была Серанна, Цветущий Полуостров. В заморских владениях воля Джиллора вершилась братом его, державшим в руках границы Ближней Риканны, а сам Джиллор раздвигал одиссарские рубежи на север и запад, в леса Тайонела и тасситские степи. Его народ, потомки Пяти Племен, занимался земледелием и скотоводством, охотой и морскими промыслами, ремеслами и торговлей и считался хоть и мирным племенем, но не лишенным воинских доблестей. Были одиссарцы длинноногими и широкоплечими, в большинстве высокого роста, с довольно светлой кожей, с узкими лицами и чуть приплюснутыми носами; цвет волос имели темный, но не черный, глаза – карие, взгляд – спокойный и лукавый, ибо стоял за ними Одисс, покровитель всяческих хитростей. Что же до одиссарских земель, то почиталась та страна самой прекрасной во всей Эйпонне, теплой, но не знойной, обильной лесами и лугами, озерами, реками и почвами, где росли маис и хлопок, просо и бобы. Правда, металлов и руд в державе Одисса было немного, но умели одиссарцы обращаться с соками и снадобьями, размягчавшими твердое и упрочнявшими мягкое и делавшими ткань подобной коже, а кожу – подобной бронзе. А еще обучились они приготовлять взрывчатый порошок и лить стволы метателей – как атлийцы; обучились строить суда из прочного дерева – не хуже кейтабских кораблей; обучились ездить на привезенных из Бритайи лошадях – лучше, чем всадники-тасситы; обучились выплавлять сталь и ковать клинки – столь же прочные, как в Тайонеле. И потому Дом Одисса казался многим добычей завидной, но опасной, как белый сокол, готовый защитить свое драгоценное оперение крепким клювом и острыми когтями.
На полночь от одиссарского удела простирались тайонельские земли, Страна Лесов и Вод, принадлежавшая сагамору Хараду, Ахау Севера. Несмотря на годы свои, измерявшиеся веком с четвертью, был Харад еще бодр и силен и мог решать дела войной и миром, серебром и сталью; умел вилять хвостом, как домашний пес, и скалиться подобно волку. Его тайонельцы считались прекрасными охотниками и воинами, закаленными в стычках с варварами Севера, из Края Тотемов и Лесных Владений; были они рослыми и мускулистыми, с кожей цвета светлой бронзы и правильными чертами крепких широкоскулых лиц. Тайонел был богат строевой древесиной и всем, что можно получить от леса, – орехами и плодами, сладким кленовым соком, смолой, целебным медом, шкурами и мясом зверей. Но в тайонельских краях имелись еще обширные залежи железа, добывалось оно тут издревле, со времен Пришествия, и потому были среди тайонельцев искусные кузнецы-оружейники, ковавшие доспехи, клинки и наконечники стрел и копий. А там, где много оружия, там и воинов много – таких бойцов, что не всякий рискнул бы встретиться с ними на тропах войны.
Тасситов, к примеру, подобная встреча не испугала бы, но им с тайонельцами делить было нечего, поскольку жили они не в лесах, а в бескрайней степи, где паслись стада косматых быков. Правил же Степной Страной сагамор Ко'ко'ната, и так как Очаг его носил имя Мейтассы, бога Судьбы и Провидца Грядущего, казалось Ко'ко'нате, что такой великий покровитель приведет его к вершинам славы и могущества. Но Мейтасса был справедлив и никому не отдавал предпочтения, так что Ко'ко'нате не удалось потеснить Джиллора с берегов Отца Вод и передвинуть границы страны своей к Ринкасу, к торговым морским путям и богатым городам. На склоне лет обратил Ко'ко'ната взоры к западу, взяв земли Шочи-ту-ах-чилат, лежавшие на западном побережье, но не было в том деянии ни доблести, ни славы; кто станет славить коршуна, подбившего беззащитную куропатку? На том время Ко'ко'наты истекло, так как жизнь тасситского владыки перевалила за полтора столетия, и мог он теперь уйти в Великую Пустоту во всякое мгновенье. Правда, Че Чантар, Сын Солнца, прожил больше двух веков и не собирался умирать, но о нем – разговор особый; путь Чантара – путь избранника, а Ко'ко'ната, хоть и мнил себя великим владыкой, избранником не был.
Но хоть время его истекло, не истекло время тасситов. Их нельзя было счесть единым народом, так как разделялись они на множество племен, в равной степени воинственных и беспокойных, привыкших кочевать в степи и почитавших лишь закон силы. Они являлись прирожденными воинами и не имели склонности к ремеслам и земледелию, хоть жили в плодородных равнинных краях; не желали они строить города и вспахивать землю, как люди прочих Великих Очагов. Во многом были они подобны дикарским племенам, и, если не считать их числа да свирепой жадности, лишь в одном сказывалось превосходство тасситов: сумели они приспособить косматых быков под седло и мчались на них в битву, словно орда степных демонов. В остальном были они такими же, как многие из обитателей Эйпонны, – темноволосыми и темноглазыми, с плосковатыми лицами, кожей цвета меди, невысокими, но широкими в кости и столь же выносливыми, как самые крепкие из степных быков.
Последний Великий Очаг – Сеннам, южная Окраина Мира – лежал столь далеко, что по суше не вела к нему ни одна дорога, а добирались туда на кораблях. Правил этой державой сагамор Мкад-ап-Сенна, носивший титул Повелителя Стад и Ахау Башен, ибо благородные люди в его стране жили в огромных каменных башнях, и чем больше было такое строение, тем важней и знатней считался вождь. Но все вожди чтили Мкада-ап-Сенну и подчинялись ему, и был он, в свои сто десять лет, в расцвете силы и на вершине могущества. По слухам, являлся сеннамитский сагамор мудрым правителем, не нарушавшим ни традиций предков, ни заветов Чилам Баль; в Уделе его, как положено, славили гимнами Шестерых, но не забывали и про Хардара, хвостатого, рогатого и клыкастого демона войны.
Если же говорить о самом Сеннаме, то главными его сокровищами считались просторные степи и необозримые стада скота; сеннамитские быки были лучшими в Эйпонне, но на них не ездили верхом, а запрягали в колесницу либо в повозку. Хоть Сеннам, покровитель южного Удела, и являлся богом странствий, племя его склонностью к путешествиям не отличалось, и только немногие авантюристы, обуреваемые жаждой посмотреть мир, уходили в северные Очаги. На вид сеннамиты были рослыми и мрачными гигантами с очень темной кожей, широкоскулыми лицами и приплюснутыми носами; о силе и ловкости их ведали во всех эйпоннских землях, как и о том, что получаются из них прекрасные телохранители. О воинском же искусстве сеннамитов складывались легенды и говорилось про них: там, где закопаны кости сеннамита, споткнется враг, и топор его покроет ржавчина, а на копье выступят капли крови. И было это правдой, столь же весомой и прочной, как боевые сеннамитские посохи.
Такими были шесть Великих Уделов, чтимых по всей Эйпонне, но еще выше почиталась Юката, Святая Май-ясская Земля, где опустился Ветер из Пустоты. Край тот был знойным и находился, подобно Серанне, на полуострове, отделявшем северную часть Ринкаса от южной; стояли там прекрасные древние города, украшенные ступенчатыми пирамидами и резными гранитными арками, землю там рассекали бесчисленные каналы и ровные ленты дорог, а в просторных гаванях теснились корабли, ходившие на веслах и под парусом, и камышовые суда, и морские плоты, и челноки из коры и кожи. Но не имелось в земле майя единого правителя, а в каждом городе властвовал халач-виник, обычный человек, не светло-рожденный, однако принадлежавший к древнему и знатному семейству. Боги не даровали владыкам майя своей крови, зато оставили нечто столь же ценное – четыре Книги Чилам Баль, высеченные в Храме Вещих Камней близ Цолана, древнейшего из юкатских городов. И выбор их был верен, так как во времена Пришествия лишь майя умели писать и вести счет годам, и лишь они задумывались о жизни и смерти, о вечности и об устройстве мира. Со временем сделались они искусными земледельцами и строителями, лекарями и художниками, а язык их распространился во всех цивилизованных землях Эйпонны; и говорили на нем все светлорожденные и все жрецы, начиная с ранга Принявших Обет. Что же до внешности майя, то напоминали они изящные статуэтки из коричневого фаянса, были невысокими и хрупкими, с иссиня-черными прямыми волосами и темными раскосыми глазами. Женщины их отличались редкой красотой, но мужчин уродовали скошенные и уплощенные черепа, ибо носили они с детских лет зажим из двух досок для придания костям надлежащей формы.
Из прочих же стран и земель Эйпонны одни считались совсем варварскими, а другие – варварскими наполовину. О варварах многого не скажешь; кочевали они на севере, у Вечных Льдов, в Лесных Владениях, Крае Тотемов, Стране Озер да Мглистых Лесах; жили на Диком Берегу и в жаркой джассе Р'Рарды по берегам Матери Вод; обитали в неприступных горах и на Холодном Острове, что находился еще дальше Сеннама. И все они поклонялись не божественным Кино Раа, а своим демонам – Ледяному Хозяину Угхе и филину Шишибойну, владыке ночи, Пляшущему Духу Гриссе, который трясет землю, и Лесному Демону Камлу, Отцу Медведю, Брату Волку и многим другим. И не было у них ни сагаморов, повелевавших странами и людьми, ни великих сахемов.
Но в Кейтабе, Рениге, Сиркуле и в многочисленных мелких владениях, лежавших на Западном и Восточном Побережье Верхней Эйпонны и на Перешейке, соединявшем два материка, чтили великих богов, и заветы кинара, и Чилам Баль, хотя временами, по недомыслию своему, толковали божественную мудрость к собственной выгоде – как атлиец Ах-Кутум, называвший рабов наемниками, или кейтабские пираты, которым из всех изречений Книги Повседневного запомнилось одно: умный воюет за власть и богатства.
Однако кейтабцев нельзя было счесть полными дикарями, так как жили они в городах и владели всевозможными искусствами, главным из которых являлось мореплавание. Острова их были просторны и обильны, но людям, плодившимся будто пчелы в удачный год, не хватало ни земли, ни пищи, и потому плавали кейтабцы по морям, где торговали, где грабили, где добывали рыбу и жемчуг, а где высаживались на берег и строили поселения в местах диких и необжитых. Единого властителя в Кейтабе не имелось, и правили Островами несколько Морских Владык, заключивших между собой Морское Содружество и признающих Морское Право. Первым же законом этого кодекса был такой: никто не лезет в чужие дела, не хватает чужую добычу и не считает деньги в чужом кошельке.