Он метнул на нее тревожный холодный взгляд и снова поднял стекло. Водитель обернулся было заговорить с ним, но старик, кажется, не ответил. Кеб снялся с места, повернул направо, на Норт-стрит, и вскоре застрял в пробке, а когда та рассосалась, исчез в направлении Гроув-парка[17]. Анне представилось, как одинокий старик на заднем сиденье глядит из стороны в сторону, прислушивается к стуку собственной крови в ушах, а машина едет между Каршолтонскими прудами. Она задумалась, куда направился старик. Она представила его обитателем дома вроде того, какой повидала в этот день. Она вообразила, как старик встречает там мальчишку с дурацкой прической, и хотя картинка получилась нелепая, образ превосходно укладывался в ее представление о Каршолтоне. Спустя пару минут диктор снова призвал всех к вниманию:
– Станция Каршолтон. Станция Каршолтон.
Гладкий, но полный редкого самодовольства выговор, как у радиоведущего 1940-х, когда эта среда вещания была новой и модной. Анна пыталась объяснить Марни, что голос звучал, словно на пробах для совместного фильма Пауэлла и Прессбургера. Но Марни в жизни не интересовалась творчеством Пауэлла и Прессбургера, так что ее это не проняло.
– А можно это выключить, дорогая? – попросила уязвленная Анна. – Депрессивный какой-то сюжет.
Ирэн пила. Антуан ремонтировал двигатели. Все скучали. Лив Хюла наматывала круги по периметру Да Луш-Филд, осматривая несколько акров выжженных солнцем кустарников да недостроенные жилые кварталы. Между домами шмыгали тощие черные и белые кошки, осторожно пробираясь по грудам мусора и битого стекла. Лив чувствовала необыкновенную собранность и концентрацию, но в то же время не могла стряхнуть тревожное наваждение. На севере, в портовых пригородах, еще жило некоторое количество новочеловеков; им одноэтажные белые домики заменяли секции крольчатника. Они активно трахались, но не выходили за пределы старого пригорода и вообще вели себя тихо, неуверенно. Население поддерживали на уровне простого воспроизводства. Мужчины день-деньской лежали в патио, мастурбируя на жестоком солнечном свету, а ночами бегали по аккуратно распланированным улицам, делая десять-пятнадцать миль в час в размеренном темпе. Трудно было сказать, чего они ищут. На пятый день пребывания «Новы Свинг» в космопорту Да Луш появилась стайка женщин и принялась терпеливо дежурить поодаль строений терминала, словно в ожидании туристов, которым не суждено прилететь.
Когда Лив озвучила эту мысль, Ирэн улыбнулась.
– Мы и есть туристы, милая, – сказала она. Сняла солнечные очки, удовлетворенно огляделась и снова нацепила.
Женщины привели с собой ребенка, лет шести-семи, худощавого и белобрысого, с большой круглой головой; черты лица казались слишком маленькими и аккуратными для такой башки. Глаза были широкие, выражение одновременно отзывчивое и отстраненное. Он некоторое время слонялся по пыльной ВПП, затем, подобрав что-то, принятое Лив за мертвую птицу, подошел как можно ближе к «L’Ange du Foyer».
– Привет, – сказала Лив. – Как тебя зовут?
– Поосторожней, милая, – посоветовала Ирэн.
Пацаненок сел перед ними на бетон и принялся играть с птицей, время от времени поглядывая на женщин, точно спрашивая одобрения. Трупик посерел и высох, клюв застыл распахнутым в болезненном неслышном крике. Глаз у птицы не было. Распростертые крылья переливались темно-синими и зелеными оттенками, и в них кишели сотни паразитов.
– Господи!.. – сморщилась Ирэн.
Женщины стояли ярдах в двадцати от «L’Ange du Foyer», апатично наблюдая за происходящим через марево жаркого дня; затем одна из них резко снялась с места, подошла к мальчишке, подцепила под мышки и уволокла, сказав ему что-то непонятное. Птицу она у него вроде бы отняла. Мальчик мрачно брыкался, пытаясь вырваться и подобрать трупик, а когда его отпустили, удрал.
Потом ушли и женщины.
– Стало попрохладней, – заметила Ирэн. – Почему бы нам мороженого не съесть?
Еще позже, когда над центральным скальным массивом уже догорал закат, мальчишка снова возник оттуда, где прятался. Не успела Лив сказать и слова, как ребенок бросил птицу к ее ногам и убежал. Не совсем понимая, с какой целью, она последовала за ним. Ирэн-Мона, покачав головой, взглянула им вслед.
Мальчишка быстро бежал через пригороды. Время от времени останавливался и манил ее за собой. Он был бос. В паре миль к югу от Да Луша обнаружились довольно крутые холмы, темно-желтыми стенами обрамлявшие древний пляж. Мальчик добрую минуту носился взад-вперед у основания холма, ища дороги наверх; нашел, остановился и помахал ей.
– Не так быстро! – взмолилась Лив.
Он исчез из виду. Холмы отсекли остаток закатного света. Мальчик смотрел на нее сверху вниз, пока Лив карабкалась по расщелине. Она только и видела, что его голову на фоне неба.
– Infierno[21], – тихо произнес он. – Infierno.
Над холмами возносились к иссохшему центральному массиву длинные желтые хребты; в полдневный час тепловые волны гуляли здесь по пыльным ароматным расщелинам и каменистым впадинам. Сейчас же лишь слабый ночной ветерок свистел среди покрывших местность узловатыми вздувшимися венами лавовых туннелей. Лив стояла на краю jameo[22], слушая, как журчит в тридцати футах внизу вода по гальке. Тропы были проложены здесь с таким остроумным искусством, что по их контурам в звездном свете можно было найти дорогу даже без помощи мальчика. Он ее вел, но помогал уже не так явно. Время от времени она натыкалась на мальчишку, который ожидал ее, забравшись с ногами на валун, а порой он убегал вперед на полмили, слабым проблеском маяча на фоне склона. Если тропинка становилась труднопроходима, он возвращался; в остальном же Лив была предоставлена самой себе под яркими звездами. Так он вывел ее на плато, усеянное валунами, с единственной постройкой на краю jameo, хибарой из грубо оструганных беленых досок и наваленных друг на друга камней; дверь развалюхи хлопала на ветру.
– Я не пойду туда, – сказала Лив Хюла.
Тогда мальчишка улыбнулся, отвернулся, спустил штаны и громко помочился на камни. Он часто дышал, напрягая ноги и отклячивая задницу, и постоянно лыбился на нее через плечо. Он мочился очень долго. Когда повернулся, оказалось, что маленький белый член торчит наружу.
– Убери, – сказала Лив.
Он рассмеялся.
– Туда, – поманил он ее, приоткрыв дверь.
– Я не пойду туда, – повторила она. Но протолкалась мимо него в дверь, словно прибыла на планету X только за этим, словно логика всех ее путешествий, не исключая краткого бесцельного нырка в фотосферу Франс-Шанса IV, направляла ее именно сюда. Ступеньки вели с края jameo на пол лавовой трубки диаметром футов двадцать. Там лежал, широко раскинув руки и глядя на нее, новочеловек, высокий и тощий, с характерной ударной волной рыжих волос на клиновидной голове. Конечности его кое-где казались одеревенелыми, а кое-где неестественно подвижными. Вид у него был тревожный, словно он со всем старанием пытался изобразить эмоции, доступные ему лишь в наборе инструкций.
– Привет, – произнесла она.
– Спускайся! – сказал новочеловек. – Входи!
Ветер захлопнул дверь за ее спиной, снова распахнул.
– Если ты сюда на члене поскакать, – продолжил он, – то нашла как раз нужное место!
Он держал член в руке. Лив уставилась на член, потом перевела взгляд на лицо новочеловека, потом осмотрела его дом: лачугу с покосившимися стенами и нишами, выбеленными известкой; в некоторых местах дыры были заткнуты пучками растительных волокон, но в остальном хибара выглядела довольно сухой и чистой. Простой столик с белой чашкой и кувшином; хозяин собирал предметы, по мнению новочеловеков, происходящие с их родного мира: возможно, произведения искусства, а может, просто игрушки или орнаментированные подставки. Один угол завешен шторой, в другом матрас, рядом – чистые полотенца, свечи, ароматические масла в горшках ручной лепки.
– Ты последний остался из здешнего туристического бизнеса, – сказала Лив.
– Да, – согласился он. – К нам прилетали поскакать на наших членах. Ты глянь, глянь. Наши члены немного не такие, как ваши.
– Угу, вижу, – сказала Лив Хюла.
– Но они работают неплохо. Они для вас вполне подходят.
– Думаю, да.
– Мы можем вас трахнуть, – сказал он, словно цитируя рекламное объявление.
От него исходил смолистый новочеловечий запах, похожий на запах креозота, но в целом не особенно неприятный. Член, если пообвыклась, совсем как обычный член. Лив понравилось, что новочеловек смог на время избавить ее от всех тревог, словно стер память об остальной, не связанной с сексом жизни. Память о себе самой. «В конце концов, – подумалось ей, – я, вероятно, за этим сюда и пришла». Проснувшись поутру, она обнаружила, что в лавовой трубке никого нет. За шторой в углу из стены текла струйка воды, и Лив подмылась. Побродила вдоль пустых полок, словно в лавке, подбирая с них предметы, разглядывая и кладя обратно. Оставила деньги на столике. Опять появился мальчишка и отвел ее назад в ракетный порт Да Луш, и после долгого пути в прохладе под мягким мучнистым светом Лив, исполнившись собственнического восхищения, увидела «Нову Свинг» на опорах, подобных летящим контрфорсам сверкающего на солнце маленького собора. При свете дня пейзаж вокруг выглядел не таким безжизненно-пустынным, как ей показалось. Расщелины и лавовые туннели полнились зеленой растительностью и таили прохладу; среди ручейков и источников падали косые полосы солнечного света. Она то и дело обгоняла пацана, который ушел в свои мысли.