Мирзокарима прорвало, он уже не мог остановиться, рассказал не только о Рахматулло, но и о главарях различных партий — Хекматиаре, Рабани, Гелани и других. Радиомикрофон, спрятанный в одежде Майера, был чуток, и все, что говорил Мирзокарим, поступало в установленный в машине магнитофон, который исправно все записывал. А Мирзокарим продолжал:
— Наш отряд опять готовится к боям в районе Джелалабада, а другой отряд, где два моих брата, — в районе Герата. Мы вчера втроем долго разговаривали.
— Кто «мы»? — спросил Майер.
— Я и мои братья. У каждого из нас большие семьи. Что с ними станет, если нас убьют? Кто им поможет? Кому они будут нужны? Слышали мы, что Наджибулла обещал: всем, кто прекратит воевать и вернется в Афганистан, дадут землю, помогут построить дома, дадут работу. Вы не слышали об этом?
— Нет, я никогда не интересовался этим. Но если вы хотите, то я поинтересуюсь у Рахматулло.
— Только осторожно. Рахматулло очень хитрый человек…
— Не беспокойтесь, ради вас я это сделаю осторожно. Ну, а если вы настаиваете на том, чтобы я повидался с вашим родственником и чтобы мы вместе попросили его узнать, где находятся русские солдаты, то я уступаю вашей просьбе. Давайте встретимся с ним сегодня. Завтра, как я уже говорил, мне надо ехать в Карачи.
— Тогда я побегу за ним. Куда его привести?
— Я приеду на то же место, где у вас захватили русских солдат. Сколько времени вам потребуется?
Мирзокарим взглянул на часы:
— Через два часа я буду с ним там.
— Как его имя?
— Саид.
Мирзокарим поспешно ушел.
Майер проехал для контроля по пустынным улицам — слежки не видно. Взглянул на часы. Встреча с местным агентом срывалась. Ничего, тот знает, что если Майер (правда, для него он не Майер, а офицер-разведчик третьей страны) не придет, то встреча состоится через пять дней в то же время, на том же месте. Кстати, агент был близок к людям, которые работали над ядерной программой Пакистана, и это давало возможность позже сопоставить сообщение Саида с информацией, поступающей от агента.
К месту встречи Майер приехал за час. Оставил машину в укромном месте, не забыв включить сигнализацию на случай угона, сунул в карман приемник-сигнализатор, который в случае чего примет сигнал от машины, и направился к месту встречи. Долго наблюдал от одного из магазинов за подходами. Вроде все спокойно. Вот и Мирзокарим. Он идет в сопровождении невысокого, худощавого мужчины. Идут молча, нервно оглядываются, особенно Саид. Ну что ж, это естественно. Майеру не составляло труда представить, что творится в это время в душе человека, владеющего государственным секретом и идущего на встречу с незнакомым иностранцем. Вот они свернули с улицы за дувал, там им предстоит пересечь небольшой пустырь.
«Пора», — решил Майер и быстро вернулся к машине.
Прямо через пустырь он подъехал к Мирзокариму и Саиду, жестом пригласил их садиться в машину. Как только они оказались в салоне, Майер включил скорость и взглянул на Саида:
— Салам алейкум!
— Алейкум салам, саиб! — чуть поклонился Саид.
— Я думаю, мы правильно сделаем, если выедем на окраину города в пустынное место и там поговорим. Не возражаете?
Они не возражали, и на некоторое время в салоне воцарилась напряженная тишина, слышен был только шум работающего двигателя.
За годы работы на Востоке полковник Кустов изучил большинство городов, и его сегодняшним пассажирам оставалось только удивляться, как прекрасно знает Исламабад этот иностранец.
Наконец, они выехали за пределы города и остановились, спрятав машину за небольшими зарослями кустов. Из машины не выходили. Майер протянул Саиду руку и еще раз поздоровался. Саид пожал его ладонь двумя руками и еще раз сидя поклонился.
Понимая, что время терять не стоит, перешли к делу. Майер уточнил у Саида, знает ли он, о чем идет речь.
— Да, саиб. Мне Мирзокарим сказал, что я должен оказать помощь в борьбе с террористами, которые украли у Мирзокарима двух шурави. Им нужен человек, который работает в Кахуте, а вам и Мирзокариму надо выяснить, что их интересует, чтобы затем их прижать как следует и заставить отдать русских.
— Ну, в общем-то правильно. Я хочу попросить вас рассказать о центре, где вы работаете. Конечно, в пределах допустимого, я не претендую на какие-либо секреты. Хочу знать общую картину, чтобы можно было ориентироваться.
— Саиб, я очень уважаю Мирзокарима и верю ему как себе. Вы — друзья. Считайте и меня своим другом. Я не хочу от вас скрывать никаких тайн, поэтому расскажу все, что знаю, тем более, я хочу уволиться оттуда. Они пытаются следить за каждым шагом работающих там людей, а платят мало. Мне не хватает этих денег, чтобы прокормить семью. Так что мне нет никакого смысла упускать возможность заработать.
— Хорошо. Что из себя представляет ядерный центр? Но сначала расскажите в нескольких словах, чем вы там занимаетесь.
— Я работаю в цехе центрифугирования. В Кахуте в ядерном центре имеется крупный завод по разделению изотопов урана, что позволяет получать чистый уран для ядерного оружия. В комплексе есть очень большие научно-исследовательские лаборатории, электростанция, хранилище ядерных материалов. Кстати, вы знаете, сколько на заводе газовых центрифуг?
— Нет, конечно. Я впервые слышу о центре.
— Там установлено десять тысяч газовых центрифуг, и все они круглосуточно дают продукцию. Но надо иметь в виду, что в районе Голра, в десяти километрах к западу от Исламабада, заканчивается строительство еще одного завода по разделению урана. Там центрифуги гораздо современнее, они смогут давать более чистый обогащенный уран. Всей программой руководит наш ученый-ядерщик Абдул Кадир Хан, он категорически против контроля Международного агентства по атомной энергии над всеми объектами атомной научно-исследовательской и промышленной базы, а также подписания Пакистаном Договора о нераспространении ядерного оружия.
— А где Пакистан достанет уран?
— Как нам сказали, в стране имеются запасы руды — двадцать тысяч тонн. Федеративная Республика Германия помогла Пакистану создать в урановых рудниках в районе Дера-Гази-Хан уранообогатительную фабрику мощностью в двести тонн уранового концентрата. Если исходить из того, что каждый заряд мощностью 20 килотонн, то из годовой добычи можно изготовить от 16 до 24 ядерных зарядов.
— Да, но я слышал и читал в газетах, что Международное агентство по атомной энергии осуществляет контроль над ядерным центром?
Саид громко рассмеялся:
— О, господин Кадир Хан очень хитрый и ловкий человек. Он очень многому научился, работая на Западе. Все дело в том, что в центре созданы два исследовательских и опытно-производственных комплекса. Об этом знают только те люди, которые там работают. Так вот, в одном из них лаборатории, реактор, завод по производству тепловыделяющих элементов для атомной станции «Канупп», построенной еще в 1972 году с помощью Канады. Над этим комплексом осуществляет контроль МАГАТЭ. А в другом комплексе ведутся работы по созданию только ядерного оружия, и, конечно, комиссия доступа туда не имеет. Франция оказала помощь в строительстве радиохимического завода в ядерном центре в Чамша. Этот завод извлекает из отработанного ядерного топлива плутоний и тоже работает на ядерную программу.
— Но что толку в ядерных зарядах, если у Пакистана не на чем их доставлять?
— А ракеты «Хатф-1» и «Хатф-2»? Вы слышали о них?
— Нет.
— Ну вот, видите, вы даже не знаете, что еще в 1989 году они были испытаны. Дальность их полета от 80 до 300 километров. А самолеты Ф-16? Они могут доставить ядерный заряд куда следует. Я точно знаю — у меня друг вхож в компанию людей, знающих многие секреты, — что пакистанское правительство образовало «Организацию по производству специальных работ», на которую возложена задача по приобретению уранового сырья и необходимого оборудования за рубежом. Я, например, хорошо знаю, как прогорели люди этой организации, когда пытались купить в США и западноевропейских странах «крайтоны», и как они были схвачены за руку.
— А что такое «крайтоны»?
Майер продолжал играть роль простачка. Уж очень ценную информацию он снимал с Саида. А тот пояснил:
— Это скоростные электронные переключатели, с помощью которых подрывают ядерные заряды. Их, а также специальной, особо прочной стали, предназначенной для корпусов ядерных бомб, очень не хватает Пакистану, что сильно сдерживает производство этого оружия.
Майер понимал, что нельзя злоупотреблять болтливостью Саида, иначе он и Мирзокарим могут насторожиться, поэтому перебил рассказчика:
— Хватит, вы и так столько рассказали, что голова идет кругом. Давайте лучше поговорим о Муслиме. Вы, Саид, согласны помочь мне и Мирзокариму?
— Да. Я же сказал об этом.
— Прекрасно. Тогда Мирзокарим знакомит вас с Муслимом. Ваша задача — выяснить, что ему надо от вас. Согласны?
— Конечно, господин.
— Возможно, вам потребуется нести кое-какие расходы. Поэтому я дам вам, на первый случай, тысячу долларов. Возьмите, — Майер протянул Саиду деньги и тут же отметил, как мелко задрожали у того руки. Это была довольно большая сумма для среднеобеспеченного человека.
Затем Майер дал такую же сумму и Мирзокариму:
— А это вам, мой друг. Считайте эти деньги небольшим авансом и знаком моего уважения к вам.
И Мирзокарим, и Саид готовы были целовать Майеру руки от счастья.
Договорившись о встрече с Мирзокаримом в Карачи, он подбросил их на окраину города и, попрощавшись, поехал на свою виллу.
Уже лежа в постели, по привычке начал анализировать разговор с Саидом.
Да, он подвергается огромному риску, выведывая секреты чужой страны, но Пакистан устами своих руководителей не раз громогласно заявлял, что он не ведет никаких работ по созданию ядерного оружия. Значит, доказать лживость этих заявлений и остановить работы, которые могут привести к появлению еще одной страны — обладательницы ядерного оружия и подтолкнуть к этому другие страны, вопрос не только сохранения мира, но и гуманности.
«Надо будет сориентировать всю мою агентуру в Пакистане на перепроверку этой информации, а затем сразу же сообщить в Москву», — подумал Кустов и попытался заснуть. Но мысли постепенно переключились на Рахматулло. Он не зря ехал к этому афганцу. Янчук поставил перед ним задачу перепроверить информацию о том, что в одной из банд, подчиненных Рахматулло, содержатся пять или шесть советских военнослужащих, среди которых может быть Гулям Азизов.
Янчук рассказал Кустову трагический случай. Сейчас, лежа с закрытыми глазами, Кустов попытался представить, как это было.
В 1989 году в село, где жили родители Гуляма, пришла страшная весть. В бою погиб старший лейтенант, который в должности командира взвода служил в Афганистане. Вскоре прибыл груз «200» — цинковый гроб. Все село хоронило парня. Мать билась в горе и требовала одного — вскрыть гроб, но этого сделать не разрешили.
Мать каждый день ходила на кладбище, а вернувшись домой, плакала и говорила, что в гробу лежит не ее сын.
Она много раз ходила в военкомат, уверяла, что ее сын не убит, требовала, чтобы его искали. Однажды мать пошла на кладбище, но почти сразу же вернулась в слезах и тут же потеряла сознание. Вызвали «скорую», привели женщину в чувство. Она рассказала, что на кладбище услышала голос, доносившийся из могилы:
— Я не твой сын! Не приходи больше ко мне! Позови мою маму!
Конечно, в таком горе с человеком может всякое случиться, мало ли что померещится. После этого женщина стала требовать от родных и властей разобраться, кто лежит в могиле.
Прошло несколько лет, и вот месяц назад старший брат погибшего, живущий в Москве, в зарубежном журнале увидел два снимка, сделанных иностранным фотокорреспондентом в лагере душманов. На снимках были изображены четверо пленных — бывших советских военнослужащих. Брату показалось, что на обоих снимках изображен Гулям. Он прислал журнал в родное село. Мать и родные заявили, что это Гулям и никто другой.
Янчук передал Кустову приказ попытаться перепроверить, кто же изображен на снимке. Почему поручено именно Кустову? Во-первых, потому что Кустов имеет в этом регионе наиболее многочисленную и довольно информированную агентуру, а во-вторых, данные, которыми обладал Центр, свидетельствовали о том, что снимки сделаны в одной из банд, подчиненных Рахматулло.
Вспомнились Кустову и очередные обвинения Пискина, который упрекал полковника, что он слишком много уделяет времени афгано-пакистанскому региону. Пискин не скрывал своего мнения, что искать выход на организацию Керима обязательно надо в другом месте, правда, в каком именно — не говорил.
«Нет, генерал, — думал о Пискине Николай Платонович, — не тебе учить меня разведке. Кишка у тебя тонка для таких дел, да и серого вещества в котелке твоем не хватит, чтобы понять и разобраться в этих вопросах. Ты, генерал, не мешал бы нам и на том спасибо».
Наконец он уснул. Спал плохо, снилась всякая неразбериха, Кустов ворочался во сне, просыпался от духоты весь в поту, потом опять засыпал. Утром чувствовал себя явно не в форме.
«Наверное, перелет сказался, — подумалось ему, — ничего, акклиматизируюсь быстро».
Он спустился вниз, позавтракал в ресторане и, вернувшись в номер, позвонил в Карачи Рахматулло. Тот был дома и обрадовался звонку. Майер пообещал, что к вечеру он будет в Карачи, и сразу же начал собираться в дальнюю дорогу.
Вскоре его «мерседес», жадно поглощая километры, мчался по прекрасному шоссе.
Вечером Майер был на месте. Охранники Рахматулло, отворившие ворота, низко поклонились гостю. Они узнали его, да и наверняка были предупреждены лично саибом.
Обменялись рукопожатием обеими руками, трижды прикоснулись друг к другу щеками, прошли в дом, и сели за стол с чаем. Последовали традиционные вопросы о здоровье, о детях, пожелания друг другу успехов, и только затем перешли к делу.
— Уважаемый друг, господин Майер, у меня большие неприятности. Силы Наджибуллы отбили у меня караван, захватили в Бадахшане и Кундузе все ценные припасы, которые я хотел доставить сюда и просить вас оказать помощь в их продаже.
Увидев на лице Майера огорчение, поспешно сказал:
— Я прошу вас, не расстраивайтесь. У меня большие планы и есть еще запасы. Мы с вами заработаем хорошие деньги, будем иметь все, что захотим.
— Скажите, уважаемый, — Майер решил идти в лобовую, — у ваших боевиков есть еще советские солдаты?
— Есть.
— Где они сейчас, здесь, в Пакистане?
— Нет. В Афганистане, недалеко от границы. Есть у меня там и несколько тонн лазурита.
— Ого! Это уже кое-что. А почему вы не хотите все это доставить сюда?
Рахматулло смущенно молчал.
— Это, конечно, ваше дело. Но сами же видите, что Наджибулла может все захватить.
— Понимаете, уважаемый господин Майер, сейчас момент для меня не подходящий. Вы, наверное, слышали — идут переговоры о прекращении боев в Афганистане. Мои руководители боятся, что потеряют большие прибыли, если из Афганистана перестанут поступать караваны. И поэтому установили жесткий контроль за всем, что доставляется сюда из Афганистана. Скажите, какой смысл сейчас привозить все сюда, если у меня тут же отберут?
— Теперь понятно. Ну, а в надежном месте вы держите лазурит?
— Да, у меня там отряд, в котором четыреста человек. Командир, два его заместителя и три муллы — мои родственники, да и земляков моих в отряде много. Самый надежный и самый боевой мой отряд. Поэтому я спокоен.
— А люди Керима не знают, что у вас есть советские пленные?
— Кто их знает. Они, конечно, свою агентуру имеют во многих местах, получают информацию и от наших людей. Деньги свое дело делают, за них кого угодно можно купить.
И вдруг Рахматулло спросил:
— А вы не хотите со мной туда съездить? — и, не дожидаясь ответа, с жаром начал уговаривать: — Вы сможете лично убедиться в наличии лазурита и, когда вернетесь, со спокойной совестью начнете вести переговоры с покупателями. Побеседуете с русскими, находящимися в отряде. Если кто-то из них вам подойдет, то договоримся.