Тем временем потоки жесткого излучения уже преодолели две трети расстояния от Ядра до задворков Галактики, где приютилась Солнечная система. Высшей жизни на Земле оставалось существовать еще один галактический миг – десять тысяч лет.
Слияние двух сверхплотных объектов звездной массы порождает гамма-всплеск огромной интенсивности – яростный, но скоротечный. Иное дело, когда сталкиваются две колоссальные черные дыры – одна, в Ядре, с массой в миллионы солнц, и другая, прячущаяся в центре шарового скопления, в тысячу раз менее массивная, но все равно гигантская, и когда обе они в изобилии окружены звездной материей.
Считанные единицы ближайших звезд, качнувшись на гребне гравитационного цунами, рухнули в черную дыру. Полчища других звезд на бешеной скорости закружились по коротким орбитам, излучая гравитационные волны, теряя кинетическую инергию и приближаясь к краю бездонного гравитационного колодца, подобно тому как обломки кораблекрушения, подхваченные Мальстремом, мало-помалу приближаются к его жерлу и исчезают в нем. Раница здесь только в том, что втянутая водоворотом щепка может потом снова выскочить на поверхность.
По мере приближения к горизонту событий приливные силы творили с формой звезд много больше того, что опытный стеклодув может сотворить со стеклянным пузырем. Из шаров рождались запятые-головастики; «хвосты» материи, закручиваясь, устремлялись в черное ничто. Гравитационное чудовище высасывало звезду за звездой, не желая ждать того момента, когда можно будет сглотнуть их одним махом. Разгоняясь до субсветовых скоростей, материя излучала кванты, все более жесткие по мере приближения к алчущей гравитационной пасти. Так крики ужаса, испущенные жертвой, становятся невыносимо отчаянными именно тогда, когда вот-вот вступят в дело зубы хищника и уже ничего нельзя изменить. В предсмертных криках отсутствует даже намек на какой-либо практический смысл, но там, где действует природа, зачастую бесполезны поиски смысла.
Материя кричала. Но, в отличие от земных травоядных, она мстила заглатывающему ее чудовищу, отдавая в крик долю своей массы. Голодный монстр мог пожрать лишь часть того, что было у него «в зубах». Пусть бОльшую, но все же часть. Остальное уносилось излучением.
Как ни странно, месть в конечном счете играла монстру на руку. Поток излучения непредставимой силы разогревал атмосферы десятков тысяч близких, но недоступных звезд, носящихся вокруг черной дыры с безумными скоростями, но все же по относительно безопасным орбитам.
Температурная инверсия в звезде – нонсенс. Такого не бывает просто потому, что как только внешние слои звезды по какой-либо причине чересчур разогреются, звезда моментально «распухнет» и сбросит их, если источник нагрева не иссякнет.
«Раздетые» звезды остаются на своих орбитах, зато вблизи гравитационного колодца вновь появляется газ, давным-давно исчезнувший и в галактическом ядре, и в шаровом скоплении. Образуя аккреционный диск, он рушится в пасть центрального монстра, и пожираемая материя вновь кричит во всех диапазонах электромагнитных волн… все громче, громче…
ГРОМЧЕ!
Потоки излучения. Лавины. Гольфстримы.
Хаос. Разрушение и невозможность воспроизводства сколько-нибудь сложных молекулярных структур, оказавшихся на пути энергетического шторма. Гибель сложного во имя простого. Уничтожение зыбкого ради фундаментального.
Для великого множества миров, обращающихся по более близким к Ядру орбитам, катастрофа уже произошла. Но даже самый чувствительный астрономический инструмент из расположенных в обсерваториях на Мауна Кеа, Килиманджаро, Серро-Пачон и Рокве-де-лос-Мучачос, еще не мог предупредить астрономов о бешеном шквале смертоносного излучения, неостановимо распространяющемся по Млечному Пути.
Ф-ф-фух!
Долой вычурность!
Назад, к простоте!
Смести.
Разрушить.
Стерилизовать.
Я слушаю. Слушаю чудовище, внутри которого нахожусь. Вникаю в смысл слов живого звездолета, невероятно продвинутого организма, давно вышедшего из колыбели планетарного тяготения, заботливой няньки, пестующей неразумное черепаховидное создание, что похоже сейчас на свернувшегося в шар броненосца.
Мое присутствие корабль только терпит. Он кормит меня какой-то густой субстанцией, по консистенции напоминающей творожную массу и всегда разной на вкус. Он убирает отходы. Наконец, он беседует со мной – то голосом, то беспардонно влезая в мои мозги.
Вообще-то «он» – на самом деле «она». Но, кажется, кораблю безразличнен тот факт, что я частенько думаю о нем в мужском роде, – что слону комариный писк? Любой человек смертельно оскорбился бы, если бы его ненароком спутали с эксменом, а этому существу хоть бы хны. Оно значительно выше таких мелочей.
– Как это будет выглядеть? – спрашиваю я, чуть-чуть встревоженный. Для серьезных опасений нет почвы: десять тысячелетий – срок немалый. Что нам далекая умозрительная опасность, если через четыре недели этот живой корабль в компании себе подобных испепелит Землю? Ведь невидимый барьер по-прежнему надвигается с той же скоростью – со скоростью движения Солнца относительно ближайших звезд, – и я не знаю, как выполнить то, ради чего оказался здесь, пройдя через бегство, сговор, выучку, бунт и гибель товарищей.
– Мощнейшая гравитационная волна и сильнейшая первоначальная вспышка излучения с максимумом в гамма-области, – охотно отвечает корабль. – И это будет только самое начало.
– А что дальше?
– По вашей терминологии, в центре Млечного Пути загорится квазар. Интенсивность и жесткость радиации не будут уменьшаться на протяжении многих тысяч лет. В данный момент вблизи центра Ядра образовалась такая звездная толчея, что падения звезд в черную дыру уже происходят достаточно часто. Пройдет значительное время, прежде чем часть звезд и сорванный с них газ будут поглощены, а другая часть стабилизирует свои орбиты. Квазар погаснет не раньше, чем вокруг него не останется материи, которую он мог бы пожрать. В течение этого времени существование сколько-нибудь сложной формы материи на поверхности вашей планеты будет абсолютно невозможно.
– Почему?
– Проникающая радиация. Наведенная радиоактивность. Разрушение озонового щита. Безусловная гибель высших растений и всей пищевой цепи до человека включительно. Даже ваши крысы не смогут существовать. Уточнение: после угасания квазара существованию высшей жизни на поверхности еще долгое время будет препятствовать распад нестабильных изотопов.
– А спастись под землей? – настаиваю я. – Шахты какие-нибудь…
Корабль не просто отвечает – вещает академическим тоном. Не знаю точно, что это такое, в академиях я не обучался, но убежден, что такой голос должен раздаваться не иначе, как с кафедры:
– Простейшим организмам в толще горных пород, а также в глубинах океана, вероятно, удастся благополучно пережить катаклизм. Человечество в лучшем случае сумеет закапсулировать в надежных убежищах сравнительно небольшое количество особей либо в летаргии, либо в варианте смены поколений, либо в определенной комбинации этих стратегий – предпочтительный вариант можно просчитать. Подчеркиваю, данная группа человеческих особей должна быть сравнительно мала: ведь вместе с нею надлежит сохранить в убежищах все основные элементы ваших экосистем. Помимо этого, группа должна состоять из генетически безупречных особей. Согласно тем знаниям о человечестве, которыми я обладаю, нетрудно прийти к выводу: ни при каких разумных вводных необходимые условия не будут выполнены, следовательно, необходимость в детальных расчетах отпадает сама собой. Как видишь, человечество обречено на гибель в любом случае.
– Ты с ума сошел, – возражаю я без горячности. С этим монстром я давно уже не горячусь – на него это не действует. – Десять тысяч лет – срок серьезный. Ты вот, скажем, летаешь, а когда-то ползал. Во всяком случае, предки твои уж точно ползали. Учиться и мы умеем, загляни в нашу историю. Откуда ты можешь знать, что наши отдаленные потомки будут сидеть на Земле и дожидаться катастрофы? Может, они – фью! – и нет их…
– Существует только один шанс из пятидесяти за то, что к указанному сроку человечество освоит межзвездные перелеты. Кроме того, сами по себе они еще не панацея. Нужно уметь не просто слетать к ближайшим звездам – требуется полная автономность, не опирающаяся на ресурсы материнской планеты, которую придется оставить навсегда. Проще говоря, домами ваших потомков должны стать субсветовые космические корабли. Вероятность их создания за отпущенный вам срок пренебрежимо мала.
– Других вариантов нет?
– Почему же нет? – удивляется корабль. – Есть альтернативный вариант: то, что ты называешь земной цивилизацией, получает в свое распоряжение принципиально новое знание, что-нибудь вроде умения управлять пространством-временем или создавать новые реальности, и выкручивается из неприятной ситуации. К сожалению, я не могу поделиться с людьми знанием такого рода, у меня его просто нет…
– Но чисто теоретически такая вероятность существует? – настаиваю я.
– Теоретически существуют и мнимые числа, – напоминает корабль. – Я не могу рассчитать данную вероятность, но полагаю ее пренебрежимо малой.
– А для вас что, излучение квазара безопасно?
Или мне мерещится, или я мало-помалу начинаю улавливать интонации в словах моего хозяина-вместилища. Сейчас я готов поклясться, что ощущаю его сожаление:
– Нет. Но мы можем ему противостоять. Какое-то время.
– И мы тоже сможем! Мы справимся! У нас впереди десять тысяч лет, если ты со своими подружками оставишь Землю в покое!..
Мне кажется, что корабль вздыхает, прежде чем ответить:
– У вас впереди гораздо меньше времени, даже если мы оставим вас в покое…
– Что?
Корабль молчит.
– У нас нет десяти тысяч лет? – Я не верю ушам. – Почему? Говори!
Теперь мне кажется, что он отвечает неохотно. Без сомнения, только кажется. Я не в силах заставить его плясать под свою дудку.
– Через восемь тысяч двести тридцать лет обыкновенная черная дыра звездной массы, каких в Галактике миллионы, одиночная и находящаяся вдали от газопылевых облаков, а потому практически необнаружимая вашими средствами наблюдения, войдет в пределы Солнечной системы. Вероятно, внешние планеты будут оторваны от Солнца ее притяжением, а орбиты внутренних сильнейшим образом изменятся. Последствия будут вполне катастрофическими. Вряд ли ваша цивилизация сумеет приспособиться к новым условиям, если в перигелии Земля будет приближаться к Солнцу ближе Меркурия, а в афелии удаляться в пояс астероидов…
Бьется сердце, но я вздыхаю с облегчением:
– Ну, восемь тысяч лет – тоже срок немалый…
– И излишне оптимистический, – безжалостно добавляет корабль. – Это еще не все. Примерно через семь с половиной тысяч лет одно из многих ледяных тел, обращающихся по удаленным орбитам вокруг вашей звезды, далеко не самое крупное, поперечником не более тридцати километров, из-за сближения с Плутоном устремится во внутренние области вашей системы. Жители Земли увидят очень большую комету; более того, ваша планета пройдет через ее хвост. В результате на Землю с вероятностью более девяноста восьми процентов будет занесен хорошо известный нам вирус клеточного бешенства. Имея общее представление о вашей физиологии, могу уверенно заявить: болезнь будет развиваться стремительно, с неизменно летальным и притом мучительным исходом. По всей вероятности, через пятьдесят-шестьдесят дней с высшей формой жизни на Земле будет покончено. Надо полагать, не вымрут только прокариотные организмы вроде ваших бактерий. Даже мы потеряли несколько планет, будучи не в силах своевременно синтезировать вакцину. У вас же нет ни единого шанса.
– Можно заранее отклонить ледышку и направить ее прямиком в Солнце, – небрежно отмахиваюсь я. – Тоже мне, проблема! Но все равно спасибо за предупреждение…
– Предупрежден только ты, – любезно напоминает корабль.
Да, конечно. Я не забыл. С тех пор как мне было позволено поболтать с виртуалом Вокульским, связи с Землей у меня нет. И весьма похоже, что уже не будет.
Пленник. Муха, надежно влипшая в паутину. Правда, муха именно этого и хотела, но кого это сейчас интересует? Что было, то прошло. Сегодня я пассажир, бесплатный, но и бесправный, а завтра могу оказаться кем угодно. Врагом. Мешающим инородным предметом. Пищей.
Живые звездолеты – об этом мы читали. Еще в патриархальные дообновленческие времена (кстати, а господствовал ли тогда патриархат?) некоторые сочинители додумались до верной в общем-то мысли: живое в конечном итоге сильнее неживого. Везде. Даже в космосе. Оно гибче и цепче. Оно умеет приспосабливаться и перекраивать среду под себя. Вывод прост: даешь полноценную генную технологию! Даешь живые, умные, послушные машины! Вылепим небывалое и заставим служить себе!
Не получилось. Нанотехнологии, на пороге коих человечество стояло накануне Пути Обновления, также не получили развития, столкнувшись с прямым запретом. Быть может, потенциальная опасность компьютеров, кишащих в каждой капле воды, как инфузории, и искусственных организмов искусственно преувеличивалась, не знаю. Да и кто вложит средства в создание того, в чем не ощущается никакой нужды? Мы только знали, что это возможно.
Но живые звездолеты как продукт естественной эволюции?! С ума сойти.
Я не выполнил задание. При мне еще три гранаты – одна осколочная и две с нервно-паралитическим газом – и нож-пила. Корабль не обращает никакого внимания на мой арсенал. Стоит ли ампутировать жвалы ползущей по ладони божьей коровке?
Ее не стоит даже давить, если укусит. Стряхнуть с ладони – и все. Лети, букашка.
Уничтожить живой корабль мне не по плечу, и корабль очень хорошо знает, что я давным-давно пришел к такому выводу. Он ведь читает мои мысли. Я еще жив только потому, что все еще представляю некоторый интерес для изучения. Это в лучшем для меня случае. В худшем – потому что забавен.
Разумным существам свойственно приручать менее разумных – кошечек, хомячков, собачек. При этом дикая собачья стая подлежит отстрелу, даже если не нападает. Превентивно.
Мы напали, и корабль легко уничтожил половину нашей эскадры. Несколькими часами позднее, верный своему правилу не пропускать за барьер ничего чужого, он выжег аннигиляцией базу на Ананке. Не думаю, что двенадцатый спутник Юпитера уцелел как монолитное тело, – скорее всего, на его месте возник метеорный рой да облако горячего газа.
Спустя сорок семь суток настал черед базы космофлота на Церере. Корабль любезно сообщил мне подробности боя: уничтожено более двухсот мелких целей и одна крупная, а вскоре перестала существовать и база. Астероид приобрел громадный кратер и заметно изменил орбиту, но уцелел – Церера соотносится с Ананке как арбуз с горошиной.
Смысл операции стал мне ясен, как только я узнал об уничтожении крупной цели. Вероятно, после фиаско с «Эгидой» штаб разработал новый план: попытаться прорваться за барьер, используя высокоскоростной транспортник, или корвет, или даже крейсер. При этом две-три эскадрильи боевых капсул атаковали чужака, имея задачу связать его боем. Кроме того, как и в прошлый раз, чужаку пришлось отбиваться от стаи управляемых ракет.
Он отбился. Прорваться за барьер не удалось никому.
Если бы чужака всерьез пытались уничтожить, навалившись всей Третьей эскадрой, количество пораженных им целей, крупных и мелких, перевалило бы за тысячу. Совершенно очевидно, что штаб Присциллы О'Нил ставил перед исполнителями ограниченую задачу. Проскользнуть за барьер. Выяснить, будет ли противник стремиться уничтожить цель, оказавшуюся глубоко в его тылу, или смирится с ее существованием. Попытаться понять, что же такое этот летящий на нас барьер с центром у неприметной звездочки в созвездии Геркулеса – чугунное ядро радиусом в сотню световых лет или всего лишь воздушный шарик с тонкими стенками?
Если второе, то у человечества еще есть надежда на спасение: не держаться за космические базы, а стянуть все силы к Земле и, не считаясь с потерями, проколоть в одном месте барьер – пусть он катится дальше, как грозный морской вал, под который удалось поднырнуть. Заранее разместить на ближних и дальних околоземных орбитах десятки спешно достраиваемых кораблей, сотни платформ с гамма-лазерами, тысячи пилотируемых капсул, десятки тысяч ядерных ракет, сотни тысяч надувных ложных целей – и ждать, когда налетит барьер, в надежде на то, что чужаки не смогут за приемлемое время расправиться с таким обилием целей.