— Василий Ильич, — сказала Лиза, — вы бы попустили… больно.
Что?..
Твердовский перевел дыхание и разжал руки. Святой оберег скользнул обратно в ложбинку, а Лиза принялась энергично растирать шею, одной рукой придерживая на весу волосы.
— Может, я вам его отдам? — предложила она. — Если он вам так нужен… А то как вцепитесь, а цепочка в шею. Мне не жалко, а вы все-таки за него деньги платили…
Ее слова доходили до него с небольшим опозданием, прорываясь сквозь дымку эйфории. Василий безмятежно кивнул, чувствуя себя способным сотворить такую мощную духовную защиту, что её не пробьет ни один враждебный астрал. И лишь когда Лиза, перебросив скрученные в жгут волосы на грудь, принялась искать застежку цепочки, он спохватился и дернул её за руку.
— Вы с ума сошли! Эту вещь надел вам на шею святой человек!
Лиза глянула на него испуганно, исподлобья.
— Барышня надела, — уточнила она. — Так я вымою полы?
Твердовский отпустил её руку.
— Это одно и то же, — он зашагал по комнате, наткнулся на ведро и резко двинулся в противоположную сторону. — Поймите, Лиза, вы не при каких обстоятельствах не имеете права передавать святой оберег другому человеку. Даже мне! Такие предметы… как вам объяснить… могут творить свое предназначение только в руках… гм… на человеке, который… У Кузьмича были причины отдать эту вещь именно вам, и теперь вы не имеете пра…
— Подвиньтесь, — раздался снизу её голос. Василий осекся и несколько секунд молча наблюдал, как она заползает на четвереньках под кровать. Снаружи заходила ходуном её обширная задница в зеленых почему-то трусах. Задница не имела отношения к оберегу; разглядывать её было неприятно.
— Ну, вот и все, — Лиза выпрямилась и швырнула тряпку в ведро. — Мне уходить пора. А вы так и будете дома сидеть, Василий Ильич?
Он кивнул было; мимолетно подумал о матери, о толпе на ялтинской набережной, о заказанной раз и навсегда дороге к морю… В самый последний момент запретил себе вспомнить о ТОМ кошмаре…
И вдруг — озарение.
— Куда вы идете, Лиза? В сторону моря?
Она кивнула.
— Подождите меня во дворе. Я быстро, только переоденусь и уложу гидрокостюм. Не уходите одна!
Как ему раньше не пришла в голову эта мысль — простая и стройная, как доказательство классической теоремы? Если рядом будет святой оберег, он, Василий, сможет беспрепятственно пройти мимо ТЕХ. Сумма их жалких темных астралов, разумеется, бессильна против оберега. Они беспорядочно отступят, потупив желтые глаза и поджав хвосты… Ведь кто они такие? — всего лишь стадо козлов…
Девушка ждала у самой калитки, искоса поглядывая на беснующегося, как всегда, цепного пса. Твердовский галантно пропустил её вперед, и она придержала створку, пока он протискивался наружу со своим громоздким снаряжением. Ветра и солнца по-прежнему не было. Идеальная погода для подводной охоты…
… Лиза шла по тропинке впереди него. Она сильно загорела и с ног до головы усеялась россыпью веснушек. Волосы у неё выгорели и теперь смотрелись не белыми перьями, а переливчатой светлой волной. Между разметавшихся по плечам прядей проглядывали желтые бретельки от сарафана и ещё пара зеленых — от купальника, догадался он. Куда это она идет?
— Вам здесь нравится? — спросил неожиданно для себя.
Она кивнула. На загорелой шее под волосами блеснула цепочка от оберега.
— Мать не слишком загружает вас работой?
Теперь Лиза помотала головой; волосы совершили в воздухе полукруг.
Василию хотелось говорить с ней. Говорить!.. и слышать её голос сильный, звонкий, беспечный. Способный заглушить темный ужас, разрастающийся внутри, зыбкий, жуткий, расшатывающий исподволь такую твердую и надежную духовную защиту…
ТЕ были уже близко. Он почти различал веревку поперек тропы.
Твердовский не выдержал. Не чувствуя тяжести снаряжения, он забежал вперед Лизы и судорожными пальцами схватился за оберег. Вспомнив в последний момент её жалобы, не стал тянуть кулон на себя, а сам склонился над мягкой ложбинкой между большими загорелыми грудьми. В ложбинке скопились мельчайшие бисеринки пота; они приятно влажнили сухие кончики пальцев.
Он поднял, наконец взгляд.
Карие глаза Лизы смотрели удивленно и сочувственно. Она виновато улыбнулась.
— Вы идите, Василий Ильич. Я здесь остаюсь.
Едва шевельнул пересохшими губами:
— Зачем?..
Лизины брови взъехали на середину лба.
— Как — зачем? Я тут коз пасу.
* * *
Поначалу я их боялась, особенно Бусика.
Еще было несколько козлов помоложе и помельче, не таких страшных, но гораздо более наглых. Так и норовили втихаря зайти сзади и залезть мордой под юбку — козлы, иначе и не скажешь. Козы — те просто паслись себе, а так ноль на массу. А козлята вообще прелесть. Подбегают, тычутся в ноги — мол, гладь их, ласкай, чеши между будущими рожками! Как щенки.
… Идея родилась — просто супер! Я и не знала, что я такой гений. Сочиняла прямо на ходу, будто песню: «Как, Зин-Иванна, неужели вы не слышали? В „Крымских известиях“ об этом сколько раз писали!»
Четвертушки газеты с таким названием я видела на гвоздике сами понимаете где — а Твердолобиха повелась, как миленькая.
«… Шерсть вывозят в Турцию, а мясо тут продают, на стихийных рынках. И до сих пор эту банду поймать не могут! Так главный начальник милиции обратился к гражданам, чтобы не оставляли своих коз без присмотра…»
Старуха стала ахать и причитать: как же так, а хозяйство, что ж теперь будет… А я помалкивала, ждала, пока она сама догадается. Она и догадалась. Правда, стерва, распорядилась, чтобы я с утра прибирала всю хату, дорожки вытряхивала, полы мыла, посуду полоскала после завтрака… ну, воду носить само собой… Зато потом — к козам, и глаз с них не спускать!..
А дальше главное — засесть поближе к тропинке и подождать, пока мимо протопают Твердолобихины сексоты. Я их вычислила в первый же день: две бабки из соседних домов и старик-татарин, возвращавшийся с рыбалки, всегда примерно в одно и то же время. Когда они появлялись в поле зрения, я начинала мелькать между кустами, покрикивая «Цыган-Цыган-Цыган» или «Машка-Машка-Машка». Трудно, что ли? И пускай себе стучат!
Самое обидное, что нельзя было рассказать обо всем этом Олегу с ребятами. Вот бы прикололись!.. Но никак нельзя.
Олежка. Каждый раз, когда я выходила за калитку, меня прямо жгло изнутри — так хотелось плюнуть на всех этих коз и прямо сейчас побежать, полететь туда, где сверкали синие лоскутки моря за деревьями. Олежка… У него кожа полопалась на плечах, а губы были сухие и соленые-соленые…
Олежка. Мой Олежка…
Но сегодня надо было обязательно выждать лишних минут двадцать, потому что за мной увязался Твердолобый. Если заметит меня на берегу — капец. Я сосредоточенно попыталась подсчитать, сколько ему надо времени, чтобы дойти до моря, нацепить свой баллон и нырнуть под воду. Оттуда-то он фиг чего увидит…
На тропинку выбрался огромный косматый Бусик и уставился на меня. У этого козла всегда был такой вид, будто он чего-то замышляет и заранее ухмыляется. Если честно, я до сих пор его побаивалась.
Вообще, конечно, неплохо, что Твердолобый пошел со мной. Если теперь его мамаша начнет сомневаться, что я честно пасу коз, он лично может подтвердить. Непонятно только, почему он так дико перепугался, когда я ему об этом сказала. Вытаращился, словно на привидение, рот перекосился, а лысина стала серая, как у немытой статуи. Кстати, только сейчас обратила внимание — здесь он шапочку свою не носит. Еще простудится, бедный, голова-то к теплу привыкла… Короче, рванул по тропке, как на рекорд, только я его и видела. Наверное, уже добежал и нырнул… даже скорее всего.
Олежка!
Пришлось сделать крюк, чтобы обогнуть Бусика. И только потом полететь.
… Олег уже высматривал меня, стоя на большом камне в нескольких метрах от берега, — только оттуда тропинку и видно. Помахал мне — и как прыгнет в море! Внутри у меня все оборвалось. Просила же его никогда так не делать!.. Там же камни под водой…
И только через пару длиннющих минут он выбрался на берег, и Граф, подпрыгнув, положил передние лапы ему на плечи, а Олежка дружески столкнул его и, не вытираясь, бросился под свод скалы, где скрылся из виду. Я улыбнулась. Я знала, что вот-вот его мокрая голова, а затем и все остальное, покажется из-за обрыва, который ребята по приколу называли тропой. Лично я ни за что бы не согласилась сама по ней спуститься, я не альпинист и не камикадзе!..
Мы поцеловались наверху — долго-долго, и никто на нас не смотрел, только небо и чайки. Потом Олежка помог мне сойти по «тропе» в бухту — с ним я ничего не боялась. И уже внизу поцеловались ещё раз — на глазах у Кирилла, ловившего рыбу на закидушку, Петра, мечтавшего над раскрытой книжкой, и Графа, который скакал вокруг и ждал своей очереди целоваться со мной.
— Не жарко сегодня, — сказал Кирюха.
— Ага, — подтвердил Петька. — Солнца нет, загорать не в кайф.
Красно-коричневая кожа Олега подсыхала, и на ней высыпали мелкие пупырышки «гусиной кожи». Он зябко передернул плечами. Я подхватила с гальки полотенце и накинула на него; Олежка тут же его сбросил, заявив, что ему не холодно, а если бы и да, он бы со мной совсем по-другому грелся. Ребята засмеялись, и я тоже, и Граф расхохотался совсем по-человечески, и мы с Олежкой опять поцеловались, и было здорово, здорово, здорово…
— Есть идея, — объявил Олег. — Погода не супер, так что поехали в Ялту!
— Принято, — Петька захлопнул книжку.
Кирилл молча принялся сматывать леску.
Олежка подхватил меня на руки.
— Сейчас мы с Лизунчиком окунемся — и айда!
Но я завизжала, вырвалась, спряталась за палатку и оттуда сообщила, что купаться не буду. Ну его, обязательно затянет с головой под воду, оно мне надо? Мы же едем в город, а там полным-полно отдыхающих барышень, всех из себя, и я тоже хотела быть красивой. Самой красивой!
Мы оставили Графа на хозяйстве, а сами поднялись на трассу, стопорнули маршрутку и через десять минут уже были на набережной. Кирюха с Петром переглянулись и чуть ли не хором выдали, что знают здесь классную пивную и отчаливают туда, а нас не зовут, потому что Олег все равно пиво не уважает, а девушкам вообще вредно. Я и глазом моргнуть не успела, как они уже исчезли в толпе. Народу, кстати, тут было, как на Крещатике в праздничный день. И вообще, все вокруг выглядело одним сплошным праздником — ярким, пестрым, непутевым, молодым, замечательным!
— Идем, Лизун, покажу тебе Ялту! — сказал Олежка.
И мы шли по набережной, взявшись за руки, и он рассказывал, что давным-давно древние греки приплыли сюда и закричали «Ялос! Ялос!» по-ихнему «берег». Что на этом вот корабле снимали фильм «Остров сокровищ», а сейчас там ресторан, дико дорогой. Что в парке сидят художники и рисуют портреты, но к ним лучше не подходить, потому что такую красавицу, как я, просто на части разорвут. Что на постаменте памятника Горькому написано, как он, Горький, гордится новыми русскими, — спорим, правда? А у памятника Чехову в руке бутерброд! После «новых русских» я и на это повелась, но оказалось — прикол, а на самом деле у Чехова записная книжка…
Потом гуляли в обратную сторону, забрели в джунгли аттракционов и игровых автоматов и остановились пострелять из пейнтбольного пистолета. Олег никуда не попал, а я попала и выиграла картонную кепку с надписью «Рогань». И нацепила её на Олежку, хоть он и кричал: ни за что такое не надену! А потом сказал, что тоже хочет мне чего-нибудь подарить.
И мы пошли мимо рядов, на которых продавали всякие ракушки, сувениры, украшения — супер! И Олег спрашивал, чего я хочу, а я всего хотела, глаза разбегались, ну как тут выберешь? Тогда он отправил меня на лавочку и пошел искать сам. И через пять минут принес янтарные сережки с черными змейками, как специально в набор к моему оберегу! Сказал, что кулончик там тоже был, — но цену не спрашивал. А было бы интересно, на сколько кинули Твердолобого… хотя ну его!
Я проголодалась, и Олежка купил нам по обалденной пицце, никогда такой не ела! Мы примостились на парапете у самого края набережной; совсем близко покачивались яхты, за ними носились туда-сюда водные мотоциклы, а вдалеке маячили точечками катамараны — водные велосипеды.
— Хочешь прокатиться?
Я хотела. Все равно, на чем.
За катамаран брали десять гривень в час — и Олег заплатил сразу за два! Я ещё раньше поняла, что он при бабках, но чтобы при таких!..
Нет, не подумайте, я не Олька. Мне, если разобраться, оно по барабану… просто, если есть деньги, много чего становится простым и возможным. Уже не так важно, что он в Москве, а я…
Мы нажали на педали, и сзади вспенилась вода под красными лопастями.
— Ну, Лизка, поднажми!
Я поднажала, хотя ноги заболели в первые же две минуты. За нами летели брызги, море рассекалось, как сине-стальная ткань, прохладный стоячий воздух превращался в теплый ветер, а впереди шел большой белый корабль, и мы могли запросто, вот прямо сейчас его догнать!
У Олега, наверное, и квартира своя есть — я до сих пор не спрашивала, зачем? А если он даже с родителями живет, снимем комнату подешевле. Универ я брошу за милую душу, для женщины это не самое главное. А работу в Москве найти легко, не зря же все гоняют туда на заработки. Поженимся мы, конечно, не сразу: пусть Олежка сначала закончит свой политех. Ему ещё год остался, совсем немного…
Навстречу попадались другие катамараны, и я махала им обеими руками, и нам махали в ответ. Мимо проплыла яхта, там сидела компания молодых ребят, и они тоже вразнобой поприветствовали нас — меня и парня, которого я люблю.
Ноги совершенно одеревенели, я поджала их на сиденье. Педали с моей стороны продолжали вертеться, хотя крутил теперь только Олег. Правда, он тоже подустал: теперь за спиной не бил фонтан брызг, а только слабо пенилась стальная вода. Я собралась было предложить ему поворачивать — мы уже заплыли дальше всех, едва ли не в открытое море. Набережная превратилась в узкую пеструю полоску, — только громаднейший игровой павильон в виде египетской пирамиды так-сяк выделялся на ней желтым треугольничком.
И тут Олежка сам убрал ноги с педалей.
Стало тихо-тихо. Маленькая волна плеснула в борт, и наш велосипед чуть-чуть качнуло. Олег притянул меня к себе и начал целовать. Круглая штучка на конце рычага управления уперлась мне в живот, но я почти не чувствовала этого. Его губы были соленые и шершавые…
— Давай, — шепнул Олег.
Я не поняла. То есть, я поняла сразу. Только я не…
— Ты что, Олежка, мы же перекинемся…
— Не перекинемся, это катамаран. Давай, мы далеко заплыли, никто не увидит…
— А вдруг перекинемся?!
— Лизунчик, глупая…
Он привстал, и нас закачало так, что я действительно перепугалась. Ну и что, что катамаран?
— И вообще, тут неудобно. Рычаг этот… Отстань, Олег…
— Лиза!..
Он обиделся. Я знала, что он обидится, — но я так не могла. Не потому, что боязно и несподручно… вообще. С Владом-кибернетиком могла — хотя, если честно, удовольствия ноль на массу. И с красавчиком Шклярским с восьмого этажа… с ним довольно классно было. И с ним — да, в порядке вещей: девчонок из комнаты, и «давай». Но Олежка…
С ним у нас все должно быть по-другому… Чтобы двуспальная кровать и пододеяльник с вышивкой. Чтобы маленькая лампа под узорчатым абажуром. Чтобы ни единого слова, потому что и так все понятно. И чтобы потом положить голову ему на плечо и так и спать до утра… И чтобы — всегда.
Олег нагнулся, зачерпнул горсть морской воды и бросил себе в лицо. Потом фыркнул и замотал головой, очень похоже изображая Графа. Я улыбнулась.
— Вообще-то ты права, Лизун, — он старался говорить весело. — Не очень-то тут и разгонишься, ещё бы потонули с тобой в порыве страсти. Знаешь что? Ребята до вечера в Ялте зависнут, это однозначно. А мы с тобой пока…
Я кивнула. В конце концов, я не полная идиотка: целая ночь и вышитый пододеяльник у нас будут ещё не скоро. А в палатке у моря очень даже романтично, разве нет? Олежкины ресницы слиплись черными стрелами с белыми наконечниками из соли, а глаза чуть ли не умоляли. Мужчины — они такие. Им обязательно нужно… и сразу.