— И какие же у тебя были отношения с папочкой?
— А у тебя?
Это выскочило быстрее, чем Макс успел подумать. Дамир сам наступил на эту пружину, и она выстрелила. Уж слишком запуталась эта семейная история Алимовых в Максовой голове. Если он, конечно, не надумал себе лишнего.
Дамир разом заледенел, пытаясь скрыть свою реакцию. Глаза стали холодные, как два куска олова. Он потянулся за гренкой, потом подёргал за нитку пакетик с ромашкой. Этих мгновений ему хватило, чтобы окончательно взять себя в руки. Он скользнул равнодушным взглядом по Максу, сказал лениво:
— Не помню.
Теперь была очередь Макса сверлить его глазами. Пусть покрутится.
— Ты и про пропажу его подзабыл, помнится. Когда я спрашивал насчёт возможных родственников.
— Ты спрашивал про живых родственников.
— А что, его разве похоронили?
Макс почему-то старался говорить успокаивающе, но получалось совсем хреново — будто санитар с буйным. Послышался тихий дробный стук — Дамир безотчётно начал барабанить пальцами по столешнице.
— Я понял, кого ты мне напоминаешь! — он вдруг растянул губы в улыбке, похожей на оскал.
Оба клыка немного выдавались вперёд, на фоне ровных, словно клавиши пианино, зубов. Макс сполз взглядом на его чашку, чтобы не залипнуть на этом лице снова.
Спросил сипло:
— И кого же?
— Чумного мужика из этого ужастика норвежского, — он щёлкнул пальцами, задрал лицо к потолку, видимо, вспоминая. — Ну где он приезжает в деревню мать хоронить, а она была вообще отмороженная садистка… И он наследует дом, а в доме типа кто-то есть, и людей вокруг начинают убивать, и он думает, что это какой-то другой мальчик, который тоже жил с его мамашей… Ну, не смотрел, что ли?
Макс неуверенно помотал головой. Но Дамир не сдавался.
— Он тоже такой худой, белобрысый, глаза грустные, как у бассета. Ну, норвежец, одним словом. — И победно вскинул указательный палец: — «Скрытые», во!
— Так, а кто их убил-то? Людей вокруг.
— Да он убил, — Дамир это сказал, как что-то само собой разумеющееся. — Он и убил.
— А.
Дамир вдруг резко перестал улыбаться, а Макс отстранённо подумал, что тот практически процитировал Достоевского. Они синхронно отпили из своих чашек. В возникшей тишине послышался звонок мобильника Макса из комнаты. Он тяжело поднялся с табуретки, пошёл на звук.
Звонила новенькая из ночной смены, пытаясь справиться с оформлением дополнительного места в салоне. Очень полный пассажир был вынужден брать два кресла, чтобы разместиться в самолёте. Макс заученным механическим тоном последовательно описал путь к подробной инструкции на корпоративном портале. Новенькая охала, извинялась, ругалась на трезвонящие на заднем плане телефоны. Макс молча ждал, глядя в тёмный проём в дальнюю комнату. Скоро двенадцать. Интересно, Дамир собирается и сегодня охотиться за привидением?..
Что-то едва коснулось его сзади в районе шеи. Макс дёрнулся, обернулся. Дамир стоял совсем близко, странно, что Макс его не услышал. Они молча глядели друг на друга, пока из трубки доносилось приглушённое стрекотание ночной агентши. Дамир поднял руку и медленно провёл пальцами по его груди, ниже по животу и остановился на резинке брюк. Макс замер, даже не пытаясь его оттолкнуть или отступить самому. Встало моментом, а в ушах так зашумело, что даже голос из телефона пропал на секунду. Макс глубоко вздохнул, стараясь не сделать это в голос. Его рука будто сама собой поднялась и тоже коснулась в ответ. Дамир был горячий, как в температуре. И какой-то жёсткий, словно напряжённый всеми мышцами. Он приблизил своё лицо так, что Макс разглядел коричневые крапинки в серой радужке. Наклонив голову, Дамир потянулся губами куда-то к его скуле, и Макса пробрала внезапная и какая-то стыдная дрожь. Он почувствовал чужое дыхание у себя на шее и пробормотал в динамик:
— Ты всё нашла? У меня трубка садится, — и, не дослушав благодарности, отключил мобильник.
Дамир мягко толкнул его к ближайшей стене и тут же притёрся бедром между его ног. А Макса так развезло, что даже пугало. Он схватил Дамира за затылок и прижался губами к этому упрямому до высокомерия рту, чувствуя, как щетина обдирает его подбородок. Чужой язык на вкус отдавал грёбаной ромашкой.
Макс зажмурился, теряя всякие ориентиры. Руки Дамира прощупали его живот, потом обвились вокруг талии, заползли на спину и дёрнули его вперёд, прижимая крепче. Макс подлез ладонями под его майку, наверняка больно впившись в спину пальцами, не выдержав. Дамира вообще хотелось как-то бешено, до потери контроля и мысли. Вот они — чувства и действия, вот его реальность. Он был здесь и сейчас каждой своей клеткой: трогал, смотрел, изучал, пробовал Дамира, и всё это высекало из него ослепляющие искры голой, дикой, яростной радости. Сердце будто заполнило полтела и с каждым сокращением выталкивало чистый восторг. Таких реакций у Макса никогда ещё не было, ни на кого.
Дамир мял его нещадно, озверело. Несколько раз неосторожно приложил затылком об стену, когда кидался с поцелуями, и майку дёргал до треска швов. От жёсткой щетины горели шея и ключицы. Они сцепились как намагниченные, позабыв про всякий комфорт. Дамир запустил руку ему в штаны, сразу обхватил член, водил рукой вверх-вниз с нажимом. Макс вцепился ему в плечи, укусил за губу, замычал, офигевая от того, что оргазм уже нёсся на него на всех парах почти с первой секунды. Дамир в ответ потянул его за волосы, заставляя откинуть голову назад, зажал зубами мочку уха. А Макс уже ничего не мог сделать — по всему телу искрило, словно загорающийся бенгальский огонь. Одиночные горячие искры множились, заполняя собой ноги, руки, всё тело целиком. Он беспомощно застонал, замирая от ревущей внутри тяги, как от вырывающегося на свободу огня. Дамир отодвинулся, задрал ему футболку и размазал его сперму по животу, азартно рассматривая результат своих трудов. Он завёлся бешено, и обмякший Макс понял, что вряд ли сможет оказать сопротивление в случае чего. Но это его сейчас совсем не беспокоило. Дамир схватил его за бёдра, будто примеряясь, с какой стороны укусить этот кусок мяса, пару раз заглянул в глаза, может, проверяя, может, прося разрешения. Хотел было повернуть его к себе спиной, но Макс его притормозил. Вот уж точно не мордой к стене. Дамир заозирался в поисках ближайшей горизонтальной поверхности и вдруг застыл, глядя в одну точку. Макс машинально проследил его взгляд и, моментом протрезвев, спросил хрипло:
— Почему это здесь?
Та самая, прокорябанная до дыр, фотография лежала на серванте, у ближнего к ним края. Дамир медленно перевёл на него глаза и сделал шаг назад.
— Это что, какой-то цыганский развод? Ты сейчас мне скажешь, что на мне сглаз и со мной хотят поговорить мои умершие предки?
Его голос был похож на предупреждающее рычание защищающегося пса. Макс одёрнул майку, которая тут же прилипла к животу. Сердце всё ещё прыгало после пережитого, но голова уже заработала.
— Эта фотография лежала в чемодане, который ты унёс. Что она опять здесь делает? Это ты её принёс?
— Я?! — Дамир указал на себя обеими руками, заводясь.
Макс почему-то отметил, что тот вообще быстро выходил из себя, будто это было сейчас первостепенно важным.
— Ну а кто её мог ещё принести из твоего чемодана?
— Да я её впервые вижу! Вернее, это моя студенческая фотка, о которой я уже сто лет забыл. За каким хером надо было её так поганить? Что за представление?
Макс пытался придумать хоть одну причину, по которой Дамир мог принести сюда эту фотографию и теперь ломать комедию. Повторил спокойно:
— Она была уже в таком виде, когда я её нашёл и положил в тот чемодан, с которым ты ушёл. Я понятия не имел, чья это фотография. И, кроме тебя, в эту комнату никто не заходил.
Но Дамир уже мотал головой, глядя мимо него, словно прокручивая какие-то свои версии в голове. И если он играл, то он — чертовски хороший актёр. Он выглядел сбитым с толку и обозлённым одновременно. Глаза рыскали по комнате, будто в поисках ещё какого-то подвоха. Макс напряжённо наблюдал за каждым его движением, когда тот остановил взгляд на его лице.
— Ты хотя бы гей?
— Нет, я симулировал оргазм, — тихо ответил Макс и устало предложил: — Свали, а? Вот просто, блядь, свали. Мне вся эта семейная история ваша вот уже где.
Он провёл ребром ладони по шее и понуро поплёлся на кухню. За спиной зашуршала одежда, громыхнула дверь.
Сыр на гренках остыл окончательно.
========== Часть 5 ==========
Макс вылил в себя последние пенистые капли фраппе и потёр глаза. Накануне вечером он принял снотворное и еле поднялся утром. Время шло уже к файф-о-клок, а голова всё ещё гудела. Греческий ледяной кофе был радикальным, но действенным способом взбодриться. Показалось, что даже сердце поскакало быстрее от дозы кофеина.
После ухода Дамира Макс понял, что боится ложиться спать. Он даже почти убедил себя, что сам случайно выложил это треклятое фото из чемодана ещё тогда и забыл его на серванте. Остальные версии изводили своей дикостью. Ободранная кожа на подбородке всё ещё саднила, и ухо алело, как после трёпки.
История с Дамиром была абсолютно из ряда вон. Макс ведь и знал-то его едва, а половина того, что знал, так вообще озадачивала. Но тянуло к нему, как в водоворот. Похоже, как раз то самое подсознательное, которое Макс так подробно раскладывал на составляющие, глядя на других. От одного взгляда на Дамира его сердце щемило, словно он переходил на какую-то другую — их — частоту, выделенный от всех других канал.
Но вся эта чертовщина вокруг давила и ввинчивалась в их действительность. Версии, пусть и необоснованные, прилипли как жвачка к рифлёной подошве — хрен до конца отдерёшь.
Погуглив статистику пропавших детей, Макс ужаснулся. Не только по России, но и мировой. Числа оглушали. За каждой цифрой — ужасное горе, даже если ребёнок ушёл сам, ясно, что не от хорошей жизни.
Закрыв страницу, Макс пару минут смотрел в пустой монитор. Он не представлял масштабы, никогда не слышал о знакомых, у которых бы пропадали дети. В каком-то смысле это даже страшнее, чем смерть. Такая бесконечная пытка для близких — годами крутить в голове мысли о судьбе своего ребёнка, лелеять призрак неразорванной связи. Почему-то подумалось о Дане, и аж в груди похолодело. Макс резко выдохнул, гоня прочь такие мысли.
Историй про серийные похищения девочек с конца 90-х он не нашёл, а смотреть все выпуски «Криминальной России» за те года было неподъёмной работой. Макс рассеянно чертил углы и решётки на листе перед собой. Связаны ли Алимовы с похищениями? В 99-м Дамиру было шестнадцать, а Кариму — тридцать девять. Почему жена Карима уезжает после развода, забрав с собой дочь, и оставляет сына? Почему бабка уничтожает все фотографии внука, а одну оставшуюся кромсает на лоскуты? Дамир вспыльчивый, быстро заводится, подозрительный, о многом умалчивает. И его как магнитом тянет в эту квартиру. А ведь участковый не сказал, сколько было лет девочке, это Макс её представлял маленьким ребёнком. А если ей было лет четырнадцать? Мог ли Дамир, будучи подростком, познакомиться с девочкой возле работы отца, а потом заявить ей где-нибудь в укромном месте, как Максу тогда, — «ложись на живот»? А потом взорваться от отказа и случайно убить в момент потасовки? Мог ли отец догадаться об этом, когда к ним пришёл милиционер, и отправить жену с дочерью подальше от опасного сына?
Но куда бы Дамир дел тело девочки в центре Москвы? Где обычно подростки милуются? Макс бросил ручку на стол. На задних сиденьях родительских машин — вот где.
Когда в дверь позвонили, Макс какое-то время не двигался, пытаясь решить, открывать или нет. Он чувствовал Дамира за дверью, как чёртов пёс. Весь вечер он думал, как быть дальше. Эта история его не касалась, кроме странных событий в квартире. Нужно было соскакивать, как он всегда делал. Не вникать, не спасать, не увязать. Но его уже вело к двери.
В свете тусклой лампы на площадке на лицо Дамира падали тени. Под мышкой он держал свёрнутый в рулон не то ковёр, не то матрас. Увидев «приданое», Макс мысленно всплеснул руками, прошептал себе под нос:
— Да ты шутишь, что ли?
Но смотрел на него, понимая, что пустит. А Дамир таки попытался пошутить:
— Ну что, Фредди Крюгер не пришёл ещё?
— Вот пришёл, — всё так же тихо пробормотал Макс и отступил вглубь коридора.
Пока Дамир раздевался, прислонив рулон в углу прихожей, оба молчали. Макс стоял возле стены, разглядывая его, будто пытался уловить какие-то знаки, убедиться в чём-то, но в глаза бросился только гладко выбритый подбородок. Дамир внимательно посмотрел на него, взял рулон и сказал:
— Выглядишь как труп. Ложись спать, я посторожу. — И направился в комнату.
Макс развернулся и пошёл в ванную, сказав через плечо: «Чашки и чай на столе».
Струя била по загривку, и чугунная ванна отзывалась гулом на падающую воду. Максу почему-то стало спокойно. По крайней мере, он либо выспится, либо у него будет свидетель полтергейста, либо он убедится в собственном сумасшествии. Этот затягивающийся на его шее гордиев узел нужно было рубить. Но когда Макс закрывал глаза, представлялись только чужие губы, глаза и руки. Словно части его было вообще плевать на все эти детективные перипетии, ей нужен был только Дамир рядом, и даже не важно, под собой или над. Член так потяжелел, что стало сомнительно, что Макс уснёт в таком состоянии. Он выкрутил синий вентиль, вздрогнув от ледяного потока. В жопу это блядское подсознание с тупым либидо. И так проблем выше крыши.
Когда он зашёл в комнату, Дамир уже валялся на разложенной раскладушке поверх принесённого матраса и смотрел в телефон. Под головой у него лежала узкая, как сосиска, подушка, очевидно принесённая с собой в рулоне. Знакомый плед тоже был тут.
— Тебе во сколько вставать? — он не отрывался от мобильника, водя пальцем по экрану.
— Около восьми. Ночник оставлять?
Лампа с газетой у Макса по ночам не выключалась, но сегодня он мог не настаивать.
— Оставляй.
Похоже, Дамир не собирался затевать выяснений. И в кровать Макса пока не метил. Чёрт его знает, зачем припёрся. Макс залез под одеяло и затих лицом к стене. За спиной заскрипела раскладушка. На секунду показалось, что Дамир с неё встаёт. Или Макс выдавал желаемое за действительное. Себя он не обманывал — ему хотелось до одури, чтобы Дамир сейчас нырнул к нему под бок. Но тот, похоже, просто устраивался поудобнее. Макс зачем-то сказал, будто в отместку за разрушенные мечты:
— Участковый приходил тогда, насчёт этого алкаша порезанного.
— Сашки?
— Да. Сказал, что был в вашей квартире сто лет назад. Бойко фамилия. Не помнишь такого?
Дамир затих, и надолго. Показалось, что прошла пара минут прежде, чем он припечатал:
— Спи, Шерлок.
Макс подбил подушку, накрылся одеялом до ушей. В голове всплыл недавний разговор на кухне. «Он и убил».
После снотворного всегда так: сначала остаточно рубит на пару часов, а потом просыпаешься среди ночи, и ни в одном глазу. Макс включил подсветку на часах — без пяти три. Дамир спал на животе, уткнувшись лицом в подушку, свесив руку на пол. Макс потянулся под одеялом, рассматривая его. Этот спящий малознакомый мужик в его комнате был невероятным финалом странной истории. Такие сюжеты интересно слушать или читать, но когда они происходят с тобой — совершенно не понятно, как реагировать. Стараешься решить стандартными способами нестандартную задачу, а она только усложняется. Макс покрутился ещё, потом решил встать попить воды. Бредя обратно, он почувствовал, что в комнате стало будто холоднее. И войдя, он застыл на месте.
Асият бликовала рядом с раскладушкой, поводя головой, будто пытаясь разглядеть спящего Дамира сквозь мутное стекло тёмными провалами глаз. Её фигура утопала в чёрном балахоне, как у монаха, и расползалась туманом книзу. Она словно парила над полом в мрачном облаке, из которого торчали её голова, плечи и руки. Она двигалась рывками по направлению к Дамиру, то становясь бледнее, то ярче. Макс набрал ледяной воздух в лёгкие и выдавил из себя: