— Значит, жили-были дед с бабкой, — начал Риль, — однажды закрыли они правую дюзу у своей ракеты…
Когда Риль кончил, засмеялся Мосенин, гоготнул Ладников, а Гурген серьезно сказал:
— Ерунду, дорогой, рассказываешь, какая же, к черту, у старика должна быть голова? Ты думаешь, смешно?
Ладников и Риль переглянулись.
— Давайте-ка в машину, — бросил Ладников и легко прыгнул на свое сиденье. Гулко хлопнули четыре дверцы. Машина рванула, выбросив из-под колес веер песчинок.
— Вы говорили о защитной реакции, — обратился Мосенин к Ладникову, — хочу спросить, а бывают ли исключения? У одного, скажем, есть такая способность отреагировать, а у другого она отсутствует от рождения…
— Исключения бывают всегда и везде…
— Но ведь может статься, что у меня или у кого-то из нас, у вас, у него… ну, вот именно такое исключение!
— Могло статься, что метеорит, когда вы сюда летели, дорогой, — неожиданно вмешался Гурген, — захотел бы подождать вашу ракету и познакомиться с вами…
Ладникову показалось, что такой разговор ни к чему.
— А ну, кто смотрел последнюю поликомедию Петровского, поднимите руки? — вдруг весело крикнул он.
— «Девушка с планетой», что ли? Раз, два, три, четыре. Все! — подытожил Риль.
— Беру интервью. У журналиста первого. — Ладников сбавил скорость и повернулся к Рилю.
— Отличная вещь. Великолепный юмор! Ребята сыграли — во! — Риль подставил большой палец к самому носу Ладникова.
— Так. Теперь вы, сосед. — Ладников обратился к Гургену.
— Что мне говорить? Нахохотался так, понимаешь, что устал. Будто камни ворочал. Жена говорит, дурак ты, соседям смотреть не давал. Неприлично. Э-э, руль держи, дорогой!
— Вы, Мосенин? Мосенин! О чем вы задумались? Что скажете о комедии?
— Я? О комедии? Ах, да… Ничего, ничего, веселенькая штучка.
— Самые удачные и хорошие ответы у моего уважаемого соседа Гургена, — провозгласил Ладников и в окошечке обзора перед собой поймал глаза Риля. Риль похлопал Ладникова по плечу.
«Все должно обойтись… Как будто бы все должно обойтись, — думал Ладников. — Риль… Пожалуй, в нем я уверен, как в себе. Гурген… Мрачный тип, но, кажется, разговорился. Хм, хохотал, будто камни ворочал… Должен выдержать, хотя… Нет, кажется, спокоен. Наконец, Мосенин. Геолог. Героическая гималайская десятка… Только десять человек. И один из них здесь, рядом. Никаких сомнений! Почему-то все боятся программы… А ведь она сделает свое точно и верно. Теперь можно сказать, что она справится и с Гургеном. Железнов говорил, что дали усиленную, потому что сразу трое едут впервые. Страшное — это последний километр. Пять красных столбов… Надо что-то рассказать из старых программ. Лучше всего это сделать… Да, да, вон за тем холмом, где растут два «стрелка» по обе стороны от дороги. Они последние до Знака. Черт побери, ведь здесь давно никто не ездил! Значит, не исключено, что «стрелки» накопили большие заряды. Проеду тихо. Не стоит рисковать стеклами и нервами. Мосенин опять задумался. О чем он?..»
Турбомобиль выскочил на холм. Дорога полого скатывала вниз и совсем незаметно для глаза начинала снова залезать в гору. Уже на подъеме, чуть выше той с трудом угадывающейся линии перелома, из целого вороха листьев торчали головки «стрелков» — удивительные сооружения — одновременно и локатор, и орудие, и фабрика взрывчатки, и завод — изготовитель снарядов-семян, и целый батальон отличных наводчиков.
— В Атлантисе есть библиотека? — вдруг спросил Риль.
— Кажется, есть, — ответил Ладников.
— А почему решили поселок устроить под водой?
— Это сложное дело. Озеро Кохео — единственный водоем. Когда-то его изучали капитально. И потом в воде просто меньше всяких неожиданностей, опасностей, что ли…
— Каких опасностей, — подхватил Мосенин, — бронтов?
— Бронты сейчас не опасны. Почти не опасны. Может быть, в то время, когда строили Атлантис… Пылевые бури, газовые удары, да мало ли неприятностей.
— Я читал, что газовых ударов было два за всю историю освоения. Никто не пострадал… — снова сказал Мосенин.
— Возможно, два. Я не помню точно…
— В Атлантисе можно на чем-нибудь поиграть? Я говорю о музыке, — вмешался Риль.
— Целый оркестр! — засмеялся Ладников и тут же добавил: — Это я в шутку. А вообще не знаю. Атлантис ведь совсем недавно оживили. Месяцев пять-шесть назад там были только наблюдатели. Вероятно, что-нибудь найдется. Ты в самом деле играешь? — повернулся назад Ладников.
— Учился когда-то. Но это уже из области юмора, хотя музыку очень люблю.
Риль замолчал.
Ладников включил тормозные кольца и перевел регулятор скорости на скорость пешехода. Турбомобиль словно ткнулся в невидимую стену и медленно пополз неуклюжим жуком. А навстречу ему, будто два любопытных жирафа, из земной жаркой саванны повернули свои головки «стрелки».
— Почему мы поехали медленно? — забеспокоился Мосенин.
— Смотрите, — не отвечая ему, обратился ко всем Ладников, — это довольно крупные экземпляры, а главное — близко. Они у самой дороги. Я выбрал критическую скорость.
Машина приближалась к удивительным растениям. Вот она почти между ними. Мелко задрожали листья, стали хищно выгибаться стебли-стволы. Было похоже, что вот-вот, откинувшись назад, каждая головка с размаху клюнет ползущий турбомобиль, словно жадная птица букашку. Машина поравнялась с растениями. Листья и стебли сильнее задрожали. Какой гигантски сложный процесс происходил в их недрах! Так лихорадило бы безукоризненно налаженный автомат, если бы ему посылались строгие распоряжения, которые тотчас отменялись, и сразу же диктовались другие приказы, противоположные по смыслу. И так без конца. «Турбик» шел на критической скорости. Когда «стрелки» остались позади, Ладников выждал еще немного и рванул машину вперед. Ладников торопился. Он хотел наверстать время, потерянное на участке между «стрелками».
— Говорят, что Шеппард варил куски стебля, — стал рассказывать Риль, — и утверждал, что бульон напоминает куриный. Никто ему не верил. Он был единственным, кто отважился на это.
— Попробовать бы… А что? Эй-эй-эй, держи руль крепче! Может быть, такое блюдо выйдет! А?
— Пакость какая, — поморщился Мосенин.
— Попробуйте, — Ладников с симпатией посмотрел на Гургена, — только торопитесь — дальше, на западе, «стрелков» нет.
— Чудовищная скорость роста — вот что интересно… — в раздумье сказал Риль.
— Это наше движение стимулировало его рост, — стал опять объяснять Ладников, обращаясь в основном к Гургену, — вообще всякое движение действует на «стрелка» странно. Он бьет семенами только в движущийся предмет. Так гарантируется распространение семян. Вся жизнь растения — это только накопление зарядов. Какие это заряды, никто не знает. Шеппард тоже. Что? Да убить он, конечно, может. Если заряд особенно сильный. Но смотря как и куда попадет. Подходить можно, но бежать нельзя. Не быстрее, чем ходит пешеход. Побежишь — всыплет вдогонку. Неделю не сядешь. Ха-ха! В одной программе вспомнил, было так…
— Столб! Красный столб! — вдруг закричал Мосенин, показывая на обочину. — Первый столб! Красный!
— Что кричишь, ну, что кричишь? — повернулся к нему Гурген. — И машину так напугаешь, дорогой!
— Как что? Как что? Ведь всего километр!
Ладников видел, что у Мосенина беспокойно забегали глаза. «Наверное, от возбуждения, оно обычно у романтиков», — подумал Ладников и хотел продолжить.
— Слушайте: — схватил его Мосенин за плечо, — а есть другие дороги в Атлантис?
— Есть. Две. Через плато Киреева и по Сиреневому нагорью.
— Так почему бы не поехать там?
— Можно было бы поехать. Но везде то же самое. Тот же Знак. Но гораздо дольше ехать. А нагорье к тому же совсем недоступно для нашего «турбика».
— Вот и второй столб, — сказал Риль.
— Второй? Где второй? — Мосенин привстал с места. — Да-а, второй…
Геолог снова схватил Ладникова за плечо.
— Почему нельзя было сделать другую дорогу? Я не понимаю. Ведь можно! Ну, не по нагорью, так в другом месте. Ну и что, что горы! Гималаи были труднее. Я не понимаю…
Ладников резко сбавил скорость. Он отдал управление автомату и повернулся к Мосенину.
— И я, признаться, тоже не все понимаю, — сказал Ладников жестко. — Вы боитесь или… или…
Он нарочно не кончил фразу и замолчал.
— Что «или»? Договаривайте!
Ладников не ответил, заставил себя улыбнуться и, как будто разговора с Мосениным не было, продолжил:
— Так вот. В одной программе была и без того комичная ситуация. А тут еще «Шеппардиев стрелок». Ввели для экзотики. И этот экземпляр «Шеппардии» выстрелил. И чем? Не догадаетесь — штопором. Вслед бегущему герою.
Ладников почувствовал, что говорит впустую. Если его и слушали, то просто так. Люди думали о другом.
Еще один красный столб быстро надвигался справа. И Мосенин, и Гурген, и Риль провожали его взглядом, пока столб был виден. Все молчали.
— Пошленькая была программка, — вдруг сказал Риль, — настоящий юморист так бы не написал.
— Отчасти согласен, — Ладников покосился на экранчик обзора, — но ведь здесь не требуется ничего. Ни воспитания, ни эстетики, ни выводов. Ровным счетом ничего.
— Просто противно, — снова повторил Риль, — кто только пропустил эту программу.
— Наши программы — это не искусство, это защита.
— Пошлость — не защита!
— Черт побери, да какая же разница, если она спасает!
— Она может не спасти. Например, человека, который понимает…
Ладников молчал. «Может быть, я совсем напрасно говорил им о столбах, — думал он, — наверное, было бы лучше молчать до самого Знака. Но инструкцию нарушать нельзя. Да и рассчитана она на людей, которые приезжают работать сюда, в этот необычный мир. Этих людей не берут прямо из земной уличной толпы…»
Когда машина проскочила четвертый столб, стали видны и Знак и обелиски, о которых говорил Ладников. Две большие иглы стояли почти рядом неподалеку от «Большой борозды». Из гигантского каньона поднимались причудливые кружева испарений.
— А эта щелка точно сработает? — спросил Гурген и сунул палец в щель, откуда через несколько минут должен появиться футляр с программой.
— Сработает или не сработает? — подхватил Мосенин. — Скажите, вы сами уверены, что сработает?
— Успокойтесь, геолог. — Ладников на этот раз не повернулся. — Я уверен на все тысячу и даже на тысячу один процент. — И, уже обращаясь к Гургену, тихо и мягко сказал: — Вы не очень внимательно меня слушали. Машина не продвинется ни на сантиметр, если не включится программа. В Знак вмонтирован специальный излучатель.
— Мы тут что-то говорили о других дорогах, — вдруг сказал молчавший Риль, — а почему все-таки нельзя лететь в Атлантис ракетой?
Ладников схватил рукоятку мгновенного торможения.
— Ребята, я бы мог с вами не ехать. Я добрался бы в Атлантис один через два дня, то есть послезавтра! Без пассажиров, без приключений. Вас повез бы кто-то другой. Что ж, я разверну «турбик»…
Молчали все. И Гурген, и Риль, и Мосенин. Никто не шевельнулся. Наступила напряженная, неспокойная тишина, как перед большой ссорой. Ладников громко щелкнул каким-то тумблером. Потом возвратил его в прежнее состояние — снова щелчок.
— Все. Хватит, — решительно сказал Риль, — кто как, а я перегорел. Бывает, видимо. Включай турбину… и жми вперед.
— Что ты нервничаешь? Что ты нервничаешь? Зачем разворачивать, — бодро заговорил Гурген, обращаясь к Ладникову. — Ну, один не поверил технике, другой маму родную вспомнил, а у третьего, понимаешь, застарелый ревматизм в коленках. Трогай!
Ладников усмехнулся. «Хороши, черти, — подумал он. — Застарелый ревматизм… Оказывается, он, Ладников, нервничает!»
Вдруг Мосенин выскочил из машины. Он сделал это в тот самый момент, когда «турбик» хрюкнул вновь запущенным двигателем.
— Сумасшедший, он пошел обратно! — крикнул Гурген и растерянно посмотрел на Ладникова и Риля.
— Он расклеился в самом деле, — сказал Риль.
— Этого типа надо ловить, — встал Ладников со своего места, — теперь я буду считать, что в гималайской десятке было только девять человек…
— Не суди его по здешним законам, — Риль тоже приготовился вылезать, — там все-таки была Земля.
— Тогда какой идиот толкнул его сюда?
Мосенин успел отойти на сотню шагов. Бежать за ним? Вдруг он начнет удирать? Устраивать погоню, когда еще пять, минут — и были бы на той стороне! Ладников погнал турбомобиль задним ходом. Мосенин не обратил никакого внимания на обогнавшую его машину и продолжал идти уверенной походкой человека, решившего все раз и навсегда. Навстречу Мосенину вышел Риль.
— Выслушайте меня… — начал он и взял геолога за локоть, — у всех нас тоже были минутные слабости, раздумья, я понимаю…
Мосенин освободил руку и пошел дальше.
— Вы все время интересовались бронтами! — крикнул ему вслед Ладников. — Вы их видели? Если нет, то такой шанс у вас может быть перед наступлением темноты.
Мосенин вздрогнул и остановился.
— Я не отговариваю вас от затеи пройти пешком эти длинные километры, — продолжал Ладников, — но возьмите хотя бы лучемет. И питья на дорогу.
Мосенин стоял не оборачиваясь. Ладников стал что-то вытаскивать из-за своего сиденья и добавил равнодушно, будто обращался к маленькому мальчику, которому дали в первый раз включить простой электрический фонарик:
— Да не балуйте с лучами, берегите разрядник…
— Я… Вы… Да как вы… Вам известно, что я… Мне не четыре года… Вы позволяете себе…
Мосенин подскочил к машине и, тыча ладонями в грудь Ладникова, говорил, глотая слова. Упоминание о бронтах, а может быть, последнее напутствие Ладникова подорвали его решимость. Может быть, он просто «перегорел», поборов свои минутные колебания. Казалось, какал-то замкнувшаяся в глубинах мозга цепь разорвалась…
— Я! Мы-ы! Вы-ы! — передразнил Ладников, — Ну, садитесь! Глупости разрешаю только на той стороне. Ясно?
Мосенин что-то хотел возразить. Он все так же стоял перед Ладниковым, глядя на него зло и ошалело.
— Вы знаете Закон Чужого Неба? — снова спросил Ладников, но уже спокойно и холодно. — Знаете? Это старая и нехитрая штука. Если безопасность большинства под угрозой…
— Знаю, — буркнул Мосенин и угрюмо полез в машину.
«Ничего ты не знаешь!» — подумал Ладников, пиная пятнистое колесо «турбика».
В Знаке не было ничего странного и необычного. Толстый столб с круглым красным щитом — такие ставились на улицах городов и ограничивали движение транспорта. В центре щита белели две крутые дуги, составленные из четких, аккуратно нарисованных квадратиков, прямоугольников и треугольников. Дуги располагались вогнутостью к вогнутости и чуть соприкасались концами. Это изображение на щите могло означать только одно — белозубый рот, широко раскрытый в неистовом хохоте.
Обелиски — две просвечивающие в ребрах стрелы — стояли поодаль. Один увековечил память трех первопроходцев, второй — целого отряда свайщиков. После этого второго случая была найдена защита, и все «турбики» стали снабжать программами.
Машина тихо ползла к границе. Ладников смотрел на Знак. Он отдал управление автомату и стал ждать, когда сработает пускатель программы. Никто, кроме него, не знает, что узенькая желтая полоска на столбе — это тот самый излучатель, который приведет в действие защиту. «Ничего больше не скажу» — думал Ладников, — я и так им слишком много рассказал, На свою шею. Надо было три слова из инструкции, и точка. Даже Риль струхнул. Как он спросил? «Нельзя ли лететь ракетой?» А сам ты, между прочим, когда ехал здесь впервые, оставался немым и глухим? Ну, конечно, ты герой, камень, столб, кибер. Ты ведь тоже, Ладников, тогда закидывал вопросы насчет других дорожек или что-то в этом роде… Грешник-праведник…» Ладников глянул в окошечко перед собой. Риль, наморщив лоб, с интересом разглядывал Знак. Мосенин часто глотал слюну и нервно шевелил пальцами, держась обеими руками за противоаварийную скобу.
«Как он мог отключиться, не представляю, — подумал Ладников, — что же он там, в Гималаях, притворялся, что ли? Ведь так, нарочно, смелым не станешь. Мосенина надо успокоить, а то он программу мимо ушей и глаз пропустит. А Гурген? — Ладников скосил глаза на соседа, который будто бы не обращал особого внимания на то, что было за стеклом. Вот Гурген, деловито порывшись в кармане, достал и сунул в рот маленький тюбик с чем-то вкусным и стал сосредоточенно жевать. — А вдруг этот сейчас плюнет изжеванную оболочку, заорет: «Пошли вы ко всем чертям!» — и побежит, как Мосенин?»