Тут кто-то ухватил археолога за руку. Платон обернулся. Стато обвил щупальце вокруг его запястья и тащил за собой. Взмах человеческих ласт, удар эгейского хвоста, и они пустились наутек. Бессмысленное бегство. Их преследователи были куда проворнее. Платон хотел выстрелить, но Стато тащил и тащил его за собой, а рука археолога оказалась намертво захлестнута лентой щупальца. Они пытались пробиться к берегу. Археолог обернулся. Эгейцы были уже близко. И, главное, отрезали их от острова. Один преследователь вновь намного опередил другого. Клинок в его щупальцах довольно широкий, и острие кажется не особенно острым, закругленным даже. Таким клинком надо рубить, а не колоть. Но силы эгейцам, как видно, не занимать. Все семь щупальцев единым жгутом сплелись вокруг рукояти. Мгновение – и меч вонзится Платону меж лопаток. Атлантида перехватил бластер в левую руку и нажал на спусковой крючок. Но где же луч? Нажал на крючок еще раз и еще… Все с тем же эффектом. В этот момент Стато отпустил его руку. Платон отшвырнул бластер и выхватил нож. Вновь эгеец устремился в атаку. Махнул мечом. Но так медленно и так неумело, что археолог сумел ускользнуть от удара. И, поднырнув, вонзил нож эгейцу в горло. Ленты-щупальца раненого задергались в конвульсиях. Но некогда было наблюдать за агонией – второй преследователь был рядом. Атлантида нырнул – там, внизу, он оставил свой землесос. Археолог успел добраться до агрегата прежде эгейца. Теперь включить и… Сразу поднялось густое облако ила. Платон повернул сопло и направил на преследователя. Мощная труба вмиг засосала морду эгейца. Атлантида подплыл и ножом отсек щупальце вместе с мечом. Потом остальные укоротил наполовину и… лишь после этого выключил землесос. Эгеец рванулся к поверхности – запас воздуха в его легких давно иссяк. Платон, держа в одной руке трофейный меч, в другой нож, поплыл к берегу. Стато тут же присоединился к нему. Его щупальца изображали что-то похожее на победный танец. Археолог вынырнул на поверхность. Совсем рядом кипела белая пена прибоя. Берег был каменистый – крупная галька и повсюду валуны. Возможно, эти камни – обломки прежних строений. За годы и годы волны прибоя обкатали их, превратив в гладкие бесформенные болванки. Платон выбрался из воды и присел на камни, сдернул маску адаптера. А что если остальные сейчас кинутся к берегу и… Ну уж на суше Атлантида им покажет! Из волн высунулась голова эгейца. Платон усмехнулся. Лучше расправиться с тварью сразу, пока он не добрался до кресла-антиграва. Мощное тело уже ползло по гальке, не обращая внимания на кипящую вокруг белую пену. Да это же Стато! Платон вздохнул с облегчением.
– Как ты их… как ты их… – восторженно бормотал Стато, на брюхе выползая на берег.
Тут археолог заметил парящего над водой в кресле-антиграве эгейца. Кресло было цвета морской волны, бронежилет, перчатки и маска – тоже. Даже волосы у эгейца были под цвет моря и напоминали водоросли. Незнакомец рассматривал поверхность Океана в какой-то прибор. Затем повернулся и принялся изучать Платона и Стато. Что делать, если этот тоже кинется в атаку? Хорошо, если с мечом… А если с бластером? Незнакомец убрал прибор и стал снижаться, явно направляясь к археологу и его спутнику.
– Что ему надо? – спросил Атлантида и поудобнее перехватил рукоять меча. Нож он уже вложил в кармашек-ножны на плече.
«Что если метнуть нож?»-мелькнула мысль. Платон не был уверен, что сможет попасть в шею – метать нож в броненагрудник не имело смысла.
– Он сейчас выразит тебе восхищение, – уверенно шепнул Стато.
Подлетев, зеленелицый резко осадил кресло и сказал на ломаном космолингве.
– Мгмо… всхищн…
Как ни странно, Стато оказался прав. Далее эгеец заговорил на своем языке. Стато переводил:
– Мгмо в восторге от действий великого воина. Великий воин так легко несет прибой смерти. Мгмо нижайше просит разрешения измерить интеллект великого воина.
– А если я откажусь? – Археолог разозлился. Его чуть не прикончили, а этот зеленолицый собрался измерять интеллект потенциальной добычи.
– Мгмо умоляет не отказывать ему в такой малости. Великий воин должен быть… – Стато задумался, подбирая подходящее слово. – Великодушен…
– Ну, хорошо, – профессор Рассольников согласился. – Но я и так могу сообщить…
– Нет, нет! Мгмо умоляет разрешить ему собрать данные о вашей превосходной личности.
– Кш-кш… – заверещал эгеец.
Эгеец протянул археологу квадратный приборчик – и Платон узнал в нем универсальный измеритель К, правда, устаревшего образца. Впрочем, отвечать на вопросы не нужно – надо лишь приложить датчики к виску. Что профессор и сделал.
– О! – восхищенно выдохнул Стато. А Мгмо залепетал на своем эгейском. Одно слово Платон узнал.
– Кш-кш… – лепетал пораженный эгеец. Что означало «восхищен, восхищен!»
Тем временем участники сражения по одному выбирались на ближайшие камни. Вытащили за собой и два трупа. Один – тот, что был убит в самом начале своими, второго прикончил Атлантида. Следом появился пострадавший. Он успел обмазать обрубки щупальцев какой-то дрянью, и теперь с них сочилась не кровь, а густая лиловая жидкость.
– Смерть, – прошептал Стато. Нос у стража побелел. И здоровяк-эгеец юркнул за спину профессора. – Такой легкий прибой смерти… Легкий прибой… легкий прибой… Больше не будет ступеней… ни одной ступени…
Мгмо извинился и полетел к потрепанному воинству. Из горла его рвались одни шипящие.
– Кажется, наш великолепный Мгмо разъярен, – заметил Атлантида с усмешкой.
– Он говорит, что его солдаты должны драться, как ты. Ты – великий воин. Это видно по твоему 10.
– Никогда не думал, что 10. определяет именно это… А еще говорят, что эгейцы агрессивны лишь в брачный период. В остальное время они милые тихие существа.
– Это так… – подтвердил Стато. – Застряв в лабиринте, лучше не ссориться. Я предпочел бежать, а не драться.
– Ты туп, Стато, – эти слова Платон произнес с особым удовольствием. – Как мы могли удрать от эгейцев? Я плаваю куда медленнее. Нас бы непременно настигли. А у тебя одна рука сращена с бластером. Почему ты оставил бластер на берегу вместе с перчаткой? Ведь ты страж!
Лицо Стато – он был без маски, но все равно Платон именовал лицом его морду – приобрело жалкое выражение.
– Я никогда не стрелял из своего оружия. В нем и батарей нет. Они стоят дорого, а разряжаются даже без стрельбы за три месяца.
– Но ты же страж! Зачем тогда тебе «фараон»?
– Для устрашения. Стражу положено.
– А эти ребята тыкали друг в друга мечами всерьез. И меня собирались прикончить.
– Они не стражи…
– Ах, вот как! И кто же они?
– Веселисты…
Платон вспомнил о выброшенном за ненадобностью собственном бластере.
– Ну-ка, Стато, достань со дна мой «фараон»! – приказал археолог тоном инквизитора – была когда-то на Старой Земле такая нужная профессия. – И поскорее. А то пожалуюсь на тебя Крто.
Страж пронзительно взвизгнул и пополз в кипящую пену прибоя. Тем временем потрепанный отряд Мгмо, забрав с собой трупы и раненых, погрузился в воды Океана и отбыл в неизвестном направлении. Сам Мгмо полетел на своем стульчаке над самыми гребнями волн. Теперь Платон разглядел сине-белый глайдер, висящий Довольно далеко от берега. Ветер усиливался. Потемневшие волны уже все были увенчаны белыми навершьями. Волны, накатывая, бежали все дальше и дальше, выбрасывая на берег камешки и пустые раковины. Вот какую-то тварь красную, семилапую, швырнуло на камни, вот волна вынесла к самым ногам археолога прозрачный камешек и поползла назад, утаскивая ажурными белыми щупальцами гальку в Океан. Археолог поднял преподнесенный Эгеидой подарок. И глазам своим не поверил. Он держал в пальцах алмаз. Не так чтобы очень большой, но… Каратов на пятнадцать будет. Платона с головой накрыла жаркая волна, кровь забилась в ушах. Он спешно спрятал дар Океана в кармашек на поясе и вскочил. Побежал вдоль кромки прибоя. Пена кипела вокруг его ног. Когда очередная волна отступала, археолог впивался взглядом в гальку. Вон там прозрачный камешек. Нет, показалось. Всего лишь отполированный волной кусок кварца. А вон там осколок стекла. Набежавшая волна сбила Атлантиду с ног. Он пополз к берегу, зарываясь пальцами в смешанный с камнями песок. Алмазы! Где вы… Его вновь накрыло и едва не утащило в Океан… И тут он пришел в себя. Нельзя подавать виду. Стато сейчас вернется – он не должен ничего заподозрить. Профессор Рассольников добрался до полоски сухого песка и сел на камень.
Так что же получается? Сокровища храмов существовали? Тогда почему храм Нмо стоит на скале совершенно пустой? А вдруг эгейцы выкинули собранные дары в Океан, пытаясь умилостивить морского бога, когда моря наступали? Именно. Отняли у небесного бессильного божества и отдали всемогущему морскому…
Платон судорожно сглотнул. За какой-то месяц Корман отыскал алмазов на десять миллиардов! Невероятно! Раз Океан так легко расстается со своей добычей, там, на дне, должны быть несметные сокровища. Археолог провел ладонями по лицу, пытаясь успокоиться. Будем надеяться, что людская мимика для эгейца не слишком понятна.
А тут и Стато вынырнул. Приполз и отдал Атлантиде оружие. Так и есть! Батарей в бластере не было.
– Твоих рук дело?! – спросил сурово профессор.
Нос у Стато задергался. Смущен! Так смущен, что и словами не выразить. При этом страж не опустил в смущении голову, как это сделал бы человек, а преданно, по-собачьи смотрел в лицо Платону.
– Зачем?! – возмутился археолог.
– Чтобы ты не подстрелил меня ненароком. «Чтобы уравнять наши шансы», – уточнил Атлантида.
– Разве ты не должен меня охранять?
– Должен… Но кто знал, что мы встретимся с веселистами? Раньше они на этом острове никогда не появлялись. А если бы вы нашли что-то интересное, вы бы попытались избавиться от меня.
– Интересное? Что ты подразумеваешь под словом «интересное»? И что здесь можно найти? Дно как будто вымели.
– Корман, он тоже ругался. Нырнет, поплавает, и ничего не достанет. Он даже землесос перестал с собой брать. И все больше времени просиживал в таверне. И… – Стато запнулся.
– И?
– А потом уехал…
Хитришь, Стато! Но хитрость твоя не стоит и кредита!
– Однако я кое-что нашел в отличие от Кормана. И ты поможешь поднять находку.
– Что нашел? – обеспокоился Стато. Нос побелел. Наверняка подумал про алмазы.
– Старинная плита лежит на дне. Плита с рельефом.
– А, плита… – Стато хрюкнул. Похоже на человеческий смех. Но Платон был уверен, что Стато не смеялся. – Плита – пожалуйста. Сейчас… Где?
Эгеец тут же нырнул. Пришлось лезть за ним и показывать, что именно поднять из воды. Иначе бы Стато, стараясь услужить, перетаскал бы на берег половину развалин затопленного города. Археолог при этом внимательно осматривал дно. Где могут быть остальные алмазы? Что если камни разбросаны хаотически по дну? Вряд ли… Должно быть какое-то морское хранилище, и профессор Рассольников его найдет.
***
Дерпфельд удивился. Не разыграл удивление, а именно удивился, слушая рассказ Платона о странном сражении. На что это могло быть похоже? На военное Учение, – вот первый ответ, который пришел на ум бывшему военному летчику. Учение, где сражаются на мечах?! В тридцатом веке! Глупая шутка! Уж скорее, это ролевая игра, местная планетная забава. И потом, все твердят о мирном нраве эгейцев. Что они безобидны, покорны, никогда никому не возражают. У них не было войн… И вдруг – мечи и сражение насмерть без видимой причины.
Профессору Рассольникову надоели постоянные заявления о мирных эгейцах, которые никогда не держали в руках оружия. Археолог бесцеремонно вытащил Дерпфельда из компьютерного кресла и повел в столовую. На полу лежала поднятая со дна плита с рельефом.
– Что скажешь? Я нашел ее сегодня на новом шельфе. Видишь – эгейцы дерутся. И не просто дерутся, а воюют. Убивают. Плита древняя, а рельеф – нет. Похоже на подражание или копию какого-то старинного изображения. Причем копию довольно точную.
– На основании одного рельефа ты разработал целую теорию?
– Я усомнился… Одного рельефа для сомнений вполне достаточно. А ты говоришь совсем как профессора Галактической Сорбонны.
Платон взял цифровую лупу и принялся рассматривать рельеф. Да, из груди воина, того, что справа, торчит обломок копья или дротика. А у его противника над головой значок. Если рассмотреть внимательно, похоже на цветок с восемью лепестками… Или четыре знака бесконечности. Вряд ли у эгейцев этот значок означает то же, что у людей. Но некую непрерывность, или какую-то сложную систему – вполне. Линия одновременно замкнута и связана узлом. Описывая восьмерку, ты совершаешь слишком сложные движения, невольно хочется задуматься: что это значит? Священные щиты Древнего Рима имели такую же форму. Залог непобедимости, неуязвимости. Знак вечности.
А может быть, на Эгеиде повсюду растут цветы с восемью лепестками? Спросить у Стато? Но вряд ли страж силен в ботанике.
Про алмаз Платон ничего Дерпфельду не сказал. Сержанту совершенно не обязательно знать. И Стато – тоже. В конце концов алмаз – это не археологическая находка.
ГЛАВА 5
ПОСЛАНИЕ КОРМАНА (продолжение)
Документ 5.
Островитянин 7 – центру.
(Совершенно секретно)
Как и Корман, гости могут напасть на след Джи-джиду. Полагаю, что их жизнь в опасности. Объект активизировался. Срочно требую подкрепления. Ждать дольше невозможно. Шахтерские работы проходят вблизи опасной зоны.
Так, чтобы Дерпфельд не заметил, и Стато не засек, Платон проанализировал находку. Он не ошибся. Алмаз пятнадцать с половиной каратов.
Атлантида едва дождался утра – бежать на берег и… Но о поисках нечего было и думать. Океан не на шутку взъярился. Мрачные, почти черные валы, волоча на горбах узорные пенные сети, неостановимо катились под днищем домус-блока. Пришлось поднять домус выше – пол сделался мокрым от летящей пены. Когда пошел дождь, задраили все окна и входные люки. Ветер выл в ветряках, заряжая генераторы. Дом Развернулся к ветру своей узкой стеной, но все равно Дрейфовал, все дальше и дальше уплывая от острова Волка. Дважды приходилось включать двигатели и возвращать домус на прежнее место. Платон расхаживал по дрожащему жилищу и ругался сквозь зубы. Ему представлялось, как волны выносят на берег груды алмазов. Несколько раз он заглядывал в ангар и с сомнением смотрел на глайдер. А что если… Нет. Буря тут же сметет легкую машину. Пришлось заняться делами прозаическими. Голограмму найденной плиты отослали смотрителю музеев в Столицу.
Ждать обиднее всего, когда ты в двух шагах от цели. Вместо того чтобы собирать на берегу алмазы, как грибы, Платон бессмысленно бродил по Интернету, побывал на сайте бредовых идей археологии, послал письмецо Елене, у профессора Биттнера спросил, что тот знает об Эгеиде. Профессор мило улыбался и говорил: «Ничего, мой друг!» Потом тахионная связь прервалась, и стало совсем невмоготу. А тут еще Стато (весь день он, повинуясь приказу архонта, сидел на кухне и присматривал за своими подопечными), разинул пасть и запел. Платон ворвался с «фараоном» на кухню и пригрозил пристрелить эгейца, если тот немедленно не заткнется.
– Мы всегда поем, когда Океан ярится, – сообщил Стато. – Разве ты не чувствуешь, что в такие минуты надо петь. Мы слышим его песню, он должен слышать нашу.
Перед стражем на столе лежал клочок пластика, и на нем нацарапаны какие-то значки – все стрелочки и кружочки.
– Что это? Донесение? – Платон схватил кусок пластика.
– Да нет… – Нос эгейца задергался – смущен, значит. – Так, для себя записываю. Кое-что ваше… – Стато по своему обыкновению с собачьей преданностью глянул в глаза. – Как вы злитесь, глядя на Океан. Бегаете по домусу туда-сюда, туда-сюда и злитесь. Это так… необычно…
– А вы, эгейцы, не злитесь?
– Только в период гона.
– И Крто не злится?
– Крто – архонт. Он генерирует в себе злость. Без злости нельзя быть архонтом. Самое трудное для архонта – контролировать злость.
Профессор отложил «фараон» и уселся напротив Стато.
– А слово «злость» имеет в эгейском двойной смысл?
– Конечно! В нашем языке все слова имеют несколько смыслов. «Злость» и «соль» обозначаются одним словом.
Одно из свидетельств древности языка. Кто знает, может быть, официальная наука неверно трактует историю культуры Эгеиды?