– Куда ж ты по дороге прешь, чукча, в сторону давай! – заорал злой, но хотя бы человеческий голос, и мальчишку с силой рванули за плечо.
Пукы хотел вякнуть, что он хант-ман, а вовсе не чукча, но ничего не вышло – он уже летел кубарем. С размаху воткнулся головой в сугроб, слепленный из такого грязного и вонючего снега, что Пукы его и за снег-то не принял! Липкая и противная холодная масса развалилась от удара, засыпая его с головой… Мальчишка отчаянно забарахтался, рванулся вперед и вверх… Вздымая вокруг себя целые тучи легких сухих снежинок, выкатился на крепкий наст.
Сел, тяжело и надрывно дыша, потерянно оглядываясь по сторонам. Перед ним снова тянулось привычное белое безмолвие тундры, мерцающее серебром под луной. Пукы еще немного посидел, отирая и без того мокрое лицо снегом, пытаясь прийти в себя, то и дело судорожно мотая головой. Он отчетливо ощущал, что виденный им мир не мог быть не то что Средним или Верхним – такого ужаса и в Нижнем-то не встретишь! Такого просто не могло быть на всем течении Великой реки! В таком мире что угодно могло существовать, даже сказочные гигантские лодки, раскалывающие айсберги железными носами!
Пошатываясь, ослабев, как после целого Дня болезни, Пукы снова брел сквозь блистающую белизну Ночной тундры, при каждом шаге проваливаясь по колено. Снегоступы остались где-то там – неведомо где.
Теперь даже отморозки уже не так пугали. В первый раз ему повезло – яростно рыча, эрыги дрались между собой. Громадные дубины с треском колотили по толстым черепам. Один отморозок всадил каменный топор в шею собрата. И тут же принялся жрать, не обращая внимания на остальных дерущихся. Прячущегося за ненадежным прикрытием низкорослых деревьев Пукы стошнило. Не шевелясь и стараясь даже не дышать, он сидел в своем укрытии, пока эрыги не прекратили сражаться и не доели побежденных. Парочка уцелевших убрела за горизонт, поглядывая друг на друга жадными глазами и явно ожидая нового приступа голодной ярости.
Пукы приноровился идти под прикрытием сосен. Издалека заслышав ворчанье и рык, он быстро вкапывался в снег и пережидал. Один раз осмелел настолько, что последовал за стадом, подбирая то остатки обглоданного оленя, то даже целую ногу Вэс. Но постепенно из тундры исчезли даже эрыги – снежный наст оставался чистым и нетронутым, будто Пукы приближался к краю земли. Нынешнего отморозка мальчишка едва не пропустил – так привык, что вокруг никого.
Новый приступ кашля заставил Пукы скорчиться в три погибели и снова остановиться. Отдышавшись, он потер ноющую грудь, вытер ладонью мокрый лоб и огляделся по сторонам. Приходилось признать – он понятия не имел, где находится! У него вырвалось сдавленное, полубезумное хихиканье – он заблудился! Заблудился в тундре, где над головой – громадное небо и каждая звезда может безошибочно указать направление! На это действительно способен только сопливый-слюнявый!
Впрочем, и небо с первого же дня пути вело себя… странно. Знакомые созвездия – Олень, и Волк, и Медведица, и Охотничий Путь – вроде бы оказывались на месте, готовые подсказать дорогу к Храму. Хоть в Тюме, хоть в Хант-Манске. Но стоило Пукы заснуть – и местоположение звезд неуклонно менялось, словно духи нижних небес переставляли их, специально, чтоб подшутить над измученным мальчишкой. А ведь ему так нужно в Храм!
Он стоял у храмовых ворот, между выточенными из голубого льда гигантскими статуями Огонь-матери Най-эквы. Сперва, конечно, стражники не хотели его пускать и смеялись обидно, совсем как Аккаля. Но потом Пукы вытащил отцовский нож, и они сразу подтянулись и даже взяли на караул свои копья с наконечниками из настоящего железа. Потом его повели в Храм… И оказалось, что его отец – не просто геолог, а самый главный! Начальник геологической партии! И он вовсе не забыл про Пукы и мать! Все эти тринадцать Долгих дней он мечтал к ним вернуться, вот только работа не позволяла. А потом отец повел Пукы к самой жрице-наместнице. Она тоже была тут, прямо в том же храме! Ведь когда беда, она ездит по всей Югрской земле и обо всех заботится. Наместница выслушала Пукы и, конечно, сказала, что подлая старая жрица обманула его – никто не приказывал забирать у хант-манов всю еду. Да то и не жрица была, а принявший ее облик злобный дух куль. Наместница все равно похвалила Пукы, что тот хотел помочь Храму. Велела нагрузить полные сани мясом, и жиром, и порсой, и инструментами всякими железными, и еще парку Пукы новую выдать – на собольем меху. И они с отцом поехали в пауль. Мать лед колола – а тут они. Она как увидит, как кинется к ним! Орунг следом – мать его найти успела… А ор и старуха Секак – тоже кинулись. В другую сторону – от их пауля подальше. Всех остальных – особенно Тан – Пукы простил. Даже Аккаля…
Новый приступ кашля заставил Пукы очнуться. Вокруг все та же ледяная пустота. Он присел на корточки, пережидая слабость. Вытащил из мешочка на поясе одноразовый храмик. Щелкнул над сложенными шалашиком веточками. Колесико сухо лязгнуло, ударяя в кремень…
Лепесточек Голубого огня не вспыхнул. Пукы щелкал еще и еще… Храмик оставался всего лишь бесполезной пустой трубочкой. Пукы замер в оцепенении. Конечно, он знал, что сила храмиков не беспредельна. Но гнал от себя мысль, что станет делать, когда храмик истощится. А вот теперь все. Голубой огонь тоже подвел Пукы. Как небеса, скрывшие от него путь. Как люди, которые не захотели понять его. Как Орунг, который исчез, оставив Пукы одного. Как мама, которая не смогла его защитить. А уж как он сам себя подвел!
Пукы поднялся и медленно побрел дальше. Просто он не знал, что еще делать. Стоящая вокруг нестерпимая, звенящая тишина закладывала уши, заставляя мучительно вылавливать малейший звук, и, чтобы хоть как-то отвязаться от нее, Пукы громким противным голосом запел:
– А по тундре, по железной дороге, где мчится поезд Ворк-у-та – Лен-ин-гуард… Мы бежали с тобою, опасаясь погони… – Он осекся. Совсем с мозгами плохо, однако, если вместо правильной и полезной песни кай сов с обращением к верхним духам, которой учил его шаман, он запел глупый шан сон. Да еще и запрещенную Храмом песню про Черного Донгара Кайгала, как он после поражения от жриц удрал, чтобы пропасть навеки. Очень сильно неправильную. Поезд – это ведь много-много саней. Получается, Донгар не один ушел, еще кто-то с ним был? Да кому он нужен, Черный! Битва между последними черными шаманами и голубоволосыми жрицами и правда была под Ворк-у-той – так в старину нынешнюю Ворку называли. А вот никакого пауля Лен-ин-гуард нету. Пукы точно знал, у их шамана храмовая карта в сундуке хранилась. Может, то был пауль черных шаманов и жрицы после победы его разрушили? Правильно сделали, если так! Ну а дорога, да вся железная, – такого не то что в тундре, даже на богатом юге небось нету!
Нога Пукы зацепилась за что-то. Задумавшийся мальчишка снова рухнул ничком.
– А-у-у! – вопль боли вырвался из груди, но он тут же зажал себе рот ладонью и испуганно скорчился. Неужели опять тот жуткий мир? Но вокруг тихо – никакого воя, – и Пукы осторожно приоткрыл один глаз. Облегченно вздохнул – луна, Ночное небо, снег… Он по-прежнему в своем мире! Обо что это он тогда, о камень, что ли? Он поднялся на четвереньки и принялся ладонью расчищать снег. Из-под сплошной белизны мелькнуло что-то темное… что-то… Пукы задушенно захрипел. Вскочил. Повел взглядом…
Перед ним, проглядывая сквозь снег, лежала железная дорога. Не вся из железа, как в песне, а просто две железные полосы толщиной в мужскую руку, такие прямые и ровные, что, ей-Торум, не людьми делались. Полосы тянулись и тянулись, исчезая за горизонтом. Между полос, обернув лапы хвостом, сидел лис. Не простой черный, каких на ярмарках охотники пучками меняют. И даже не рыжий, шкурка которого годится только в дар верхним духам, чтоб отвратить беду. Лис был белым, как снег.
Завидев Пукы, зверь вскочил и потянулся – будто долго ждал и наконец дождался. Поглядел, махнул хвостом, словно приглашая следовать за собой, и побежал вдоль железной дороги. Оглянулся, проверяя, идет ли за ним мальчишка…
– Белый лис! Посланец верхних духов! – растерянно прошептал Пукы. Повернулся, бросив постромку нарты… и изо всех сил рванул в противоположную сторону.
Его подшибло. На бегу он рухнул на четвереньки – белый лис, свернувшись клубком, подкатился ему под ноги. И теперь стоял рядом, укоризненно поводя длинной мордой. Пукы вскрикнул, стараясь отползти подальше.
– Чт-то т-такое? – прямо в ушах мальчишки раздался раздраженный и сильно заикающийся мужской голос. – Эт-то п-посланец в-верхних д-духов. В-вот и иди за ним!
– Никакой это не посланец! Не стал бы посланец верхних духов меня на железную дорогу звать – прямо в черное Кайгалово логово! Э, а с кем я говорю-то? – опомнился Пукы.
– С-с кем ты можешь г-говорить, к-когда тут никого, – устало ответил голос.
– Тогда все понятно! – Пукы неожиданно успокоился. – Это у меня просто мозги от жара плавятся. Я, когда болею, и не такое слышу.
– С-слышишь г-голоса? З-звуки с-странные? – в голосе, что звучал у Пукы в ушах, послышался острый интерес. – Так эт-то же х-хорошо! П-просто з-замечательно!
– Чего хорошего? – покачал головой Пукы. Эти голоса иногда такое неправильное говорят – хоть уши затыкай! Да и нынешний не лучше. Посланец духов, как же! Пукы настороженно огляделся. Лиса не было. Ага, как понял, что обмануть не вышло, сразу исчез! Пукы умный, Пукы шамана слушал, про духов все знает!
Настороженно озираясь по сторонам, мальчишка вернулся за нартой. Ухватившись за постромку, попытался убраться прочь с железной дороги. Только поднял ногу, чтобы переступить железную полосу… Снег по другую сторону взревел. Взмыл в воздух, на мгновение составил контур гигантского белого лиса. Порыв ледяного ветра швырнул мальчишку обратно на дорогу. Льдинки, как острые зубки, осыпали лицо Пукы мелкими укусами. С обеих сторон дороги снежной стеной встал буран. Снег падал так плотно, что Пукы показалось – он находится в длинной норе, вырытой в огромном сугробе. Ни вправо, ни влево пути нет. Мальчишка задрал голову вверх. Громадная лисья морда из снежинок склонилась над ним, насмешливо щеря клыки, – дескать, что делать будешь? Дохнув холодом, смерч отшвырнул мальчишку на снежную стену. Некоторое время завывавшие холодные ветры перебрасывали Пукы туда-сюда, как в богатырской игре в каменный мяч. Наконец задыхающийся Пукы замер посреди железной дороги, стараясь не касаться ни одной стены бурана, ни другой. Насмешливый, как лисье тявканье в Ночи, свист ветра звенел в ушах. Пукы стоял на узкой тропе, зажатой между двумя полосами железа. С двух сторон от него вздымались сплошные, непроглядные стены бурана.
Железные полосы дороги мерно задрожали, будто где-то далеко невидимый шаман ритмично постукивал по ним своей колотушкой – тук-тук – тук, тук-тук – тук. Издалека донесся ровный гул. Стены бурана сдвинулись, намекая замершему между ними человечку, что выхода нет и дорога здесь одна. Пукы прищурился, вглядываясь назад… Отчаянно вскрикнув от ужаса, побежал. Вперед. Туда, куда звал его белый лис и куда он так не хотел идти.
Позади, по железным полосам перло… чудовище. Явно родич тех, из неведомого мира! Огромное, длинное, дышащее клубами черного, как Ночное шаманство, дыма, с единственным пылающим глазом посередине тупой морды…
– У-у-у! У-у! – неумолимо летя вслед за жертвой, выло чудовище. – У-у-у!
Вскрикивая и задыхаясь, Пукы бежал между буранными стенами. Измученное больное тело стонало, пытаясь втянуть каплю воздуха в горящую Огнем грудь, но напирающий ужас гнал вперед. Ему казалось, что сейчас он выскочит не только из парки, но и из собственной кожи и костей.
Чудовище за спиной выло все громче, глуша крики своей жертвы.
– У-у-у!
Пукы услышал, как захрустела позади брошенная нарта – чудовище просто смяло ее своим огромным телом.
– У-у-у!
Волна омерзительно теплого воздуха дохнула на него со спины… А впереди…
Поперек металлических полос всю железную дорогу перекрывала… ледяная гора. Была она огромна, округлая вершина мерцала сине-голубым светом, загадочно и прекрасно переливаясь на гладких, без единой зазубринки склонах. Пукы сразу возненавидел эту гору! Не залезть. Не вскарабкаться. Не зацепиться.
Мальчишка заметался по дороге, кинулся в сторону, пытаясь проломиться сквозь завывающий по обе стороны буран. Ветер хлестко ударил по лицу, возвращая обратно, на растерзание чудовищу.
– У-у-у!
Грохот за спиной стал нестерпимым. Мерзлая земля дрожала. Теплый воздух не давал дышать, толкал в спину. Сейчас чудовище впечатается в него своей тупой одноглазой мордой и размажет по ледяной горе.
В сверкающем склоне появилась аккуратно прорезанная высокая полукруглая дыра. Визжа и сам не слыша своего визга, Пукы вбежал туда и помчался в таинственно переливающемся сине-зеленом сумраке. Яркий желтый свет из глаза чудовища бил в спину.
Чудовище снова жутко завыло. Страшный вой отразился от ледяных стен, заполняя тоннель. Оглушенный Пукы зажал уши руками. Все вокруг содрогнулось от удара. Сеть змеистых трещин разбежалась по льду. Стены заскрипели, зашатались – куски льда посыпались на голову. Один больно чиркнул по уху – на ворот парки закапало теплое. Заскрежетало. Гигантская ледяная глыба с грохотом обрушилась в шаге от Пукы. Ледяной тоннель стонал и раскачивался. Глыбы откалывались одна за другой. Мальчик бежал, прикрываясь руками. Увернулся от валящегося на него очередного обломка. Прыгнул в сторону, упал, перекатился через плечо – острая сосулька вонзилась в землю там, где только что была его голова. Вскочил, побежал снова. Ледяная плита рухнула под ноги. Свод тоннеля разваливался. Громадный кусок упал за спиной, отрезая путь назад, еще один едва не вколотил Пукы в землю.
Порыв ледяного воздуха ударил в лицо. Серебристые зайчики лунного света запрыгали в темноте. Пукы увидел, как его изломанная ийс-тень со всех ног бежит перед ним, а клубящееся на морозе лили-дыхание пытается ее нагнать. Тело тоже поднажало… Пукы кубарем выкатился из-под ледяного свода – в холодный, мягкий снег!
Сзади загрохотало. Мальчишка приподнял голову, отплевываясь. Возвышавшуюся за его спиной ледяную гору плющило, будто озверевший великан колотил ее громадной ладонью. Куски и целые глыбы льда откалывались от стен. Сквозь тоннель, из которого вырвался Пукы, было видно, как осколки валятся с потолка. Проход завалило. Не вставая с четверенек, Пукы торопливо пополз прочь – подальше, подальше, подальше… Невыносимо громкий треск – словно тысяча сосен разом сломалась – ударил в небеса. Гора медленно осела, рассыпаясь сверкающим дождем льдинок. Мелкие обломки пробарабанили Пукы по голове и плечам. Мальчишка с писком рванул в сторону, ожидая, что сейчас из-под обломков выползет разнесшее гору чудовище…
Пустота – никакого чудовища. Тишина – никакого завывания. Темнота – никакого пылающего глаза. Позади рассыпавшейся горы сплошной плотной стеной стоял невесть откуда взявшийся лес. Железные полосы выходили из него и обрывались, будто ножом срезанные, у ног Пукы.
Мальчишка медленно, пошатываясь, поднялся на ноги. Огляделся по сторонам. И с глухой тоской понял, что лучше бы он остался в тоннеле, погребенный подо льдом. Или чудовище его в лепешку раздавило.
Он стоял на краю большой лесной вырубки. Явно старой, но почему-то вовсе не заросшей лесом. Впрочем, Пукы догадывался – почему. Зловещей громадой темнея в пробивающемся сквозь кроны деревьев лунном свете, посреди вырубки стоял чум. Такой же, как у их шамана, только больше. И еще – он был совершенно черный.
Свиток 13
Про черный чум в черном пауле Черного шамана
К занавешенному шкурой проему шаманского чума, как и положено, тянулась дорога верхних духов, заставленная выкрошившимися от времени деревянными идолами. В вытесанном на цельном стволе сосны суровом лице Пукы сразу узнал владыку верхней, небесной Сивир-земли, подателя света Нуми-Торума – у их шамана такой же был, только поменьше. Узнал он и его отца, создателя мира Корс-Торума, и брата его, повелителя грома Сяхыл-Торума. Так, чтоб лунный свет всегда падал на него, возвышался столб, изображающий хозяина луны Этпос-ойку. Мать-земля Калтащ-эква и ее сестра, хозяйка солнца Хотал-эква, тоже стояли здесь.