Суда двигались вперед без помощи гребцов. Разглядеть левый берег Семен больше не пытался – они были в море.
А потом… Потом близкий берег исчез, и мощный плотный ветер ударил в лицо клочьями тумана. Он дул откуда-то справа и спереди. Набежала волна, захлестнула, перекатилась… Семен оглянулся, пытаясь сориентироваться. Ему это удалось, но стало страшно – его катамаран, шедший первым, стремительно уносило прочь от берега. И тогда Семен заорал, не жалея ушей своих спутников:
– Полный поворот кругом! Гребите обратно! Изо всех сил – обратно!
Каким-то чудом передовому катамарану удалось вернуться в «ветровую тень». Наверное, спасло то, что и без того низкая осадка (и, соответственно, парусность) стала еще ниже, поскольку в долбленках плескалась вода. Остальные суда команду выполнили, но обратного движения не получилось – слишком сильное течение. Семен не стал проверять, насколько хватит неандертальских сил, чтобы удерживаться на месте: «Надо высаживаться. Они не умеют плавать, они не понимают волну, но выхода нет».
И они высадились.
Как минимум пять человек погибли – накрытые, сбитые с ног волной они сразу переставали бороться. Наверное, жертв было бы больше, но им дико повезло – здесь был почти штиль и шел отлив. Удалось спасти большую часть груза и оба каноэ. Люди смогли удержать, оставить на грунте четыре малых катамарана. Потом Семен пожалел, что они занимались этим – суда свое отслужили, здесь они пригодны лишь на дрова.
С пляжа нужно было куда-то уходить до начала прилива, и Семен отправился на разведку – полез вверх по расщелине, пропиленной в скалах небольшим ручьем. Метрах в тридцати над берегом обнаружился довольно широкий длинный уступ, заваленный глыбами песчаника и известняка. Еще десятью метрами выше скалы кончились – в пределах видимости расстилалась тундра. Кое-где на ней торчали низкорослые, скрюченные, искалеченные ветрами лиственницы. «Здесь нам делать нечего, – решил первобытный Моисей. – Надо устраиваться в камнях».
Сделать себе приличную подстилку Семен не смог, и наутро все его тело затекло. Спать пришлось в сложной позе – причудливо изогнувшись между торчащими снизу камнями. Зато эта нора находилась на суше, была индивидуальной, и в ней почти не дуло. Семен долго кряхтел, ворочался, а потом решил, что вставать все-таки нужно – предварительно напялив на себя всю теплую одежду. Он не торопился делать открытия – никуда они не денутся – и решил сначала справить нужду. Пока он этим занимался, смог сформулировать, чего он сейчас хочет больше всего на свете: кружку горячего, крепкого (до черноты!) чая. И – с сахаром! Чтоб отогреться изнутри, чтоб душа и тело проснулись и начали дружно жить в новом месте! О чае, конечно, можно было лишь мечтать, так что пришлось ограничиться неким подобием зарядки. Вместо умывания Семен поплевал на палец и протер глаза – утренний туалет был закончен. Потом он обошел глыбу серого мелкозернистого песчаника, продрался через куст ольхи и оказался на краю уступа. В мозгу по какой-то странной ассоциации возникла дурацкая фраза, которая стала без конца повторяться на разные лады: «Зачем мы здесь и кто мы?»
Туман почти рассеялся или, может быть, поднялся, образовав низкую тяжелую облачность. Открывшийся мир оказался абсолютно, безусловно, стопроцентно иным – в нем правили другие боги. Горы, лес, степь, тундра по сравнению с ним казались освоенными и уютными, как собственная квартира.
«Море – в мутной дымке. Свинцово-серое и спокойное. Береговой обрыв высотой несколько десятков метров примыкает к воде очень близко. Справа, кажется, он образует скалистый мыс – до него-то, наверное, мы вчера и доплыли. Слева берег загибается куда-то в глубину суши, и вдали – за широкой водой – виднеются горы или, скорее, высокие сопки с пятнами снега на вершинах. Это, наверное, бухта, – вздохнул Семен. – Или губа, образованная устьем реки, по которой мы приплыли. Похоже, был отлив, и нас вынесло в море. Тоска какая!»
Спрятаться от этого хмурого, холодного, негостеприимного мира было негде. Семен опустился на корточки и начал себя уговаривать, мирить с окружающей действительностью: «На самом деле все произошло на редкость удачно и благополучно – жаловаться просто грех. Опыта приморской жизни у меня очень мало, но достаточно, чтоб представить, что могли с нами сделать волны, ветер, туман и подводные камни. В общем, этот мир принял нас как родных…»
Пока Семен занимался самовнушением, поднялся ветер, и дымка над водой исчезла – словно бинокль навели на резкость. Это позволило увидеть много нового и интересного. Лед. Точнее, льдины. Плавающие – большие и маленькие, с торосами и без них. Кое-где они образуют целые ледовые поля. Граница плавучего льда неровная, между ней и берегом не меньше километра открытой воды. И в этой воде – совсем недалеко – мелькает что-то длинное и белое, рядом еще одно и еще… «Я знаю вас, – улыбнулся Семен. – Вы – белухи, полярные дельфины. А там что? Точнее, кто?»
Полчаса назад этот открытый всем ветрам угрюмый мир казался Семену напрочь лишенным жизни. Менее угрюмым пейзаж не стал, но наблюдатель уже улыбался: оказалось, что жизнь здесь есть, и ее немало.
Присутствие рядом еще кого-то он почувствовал давно и теперь решил обернуться. Бывшие школьники – Килонг и Лхойким – стояли и смотрели на него. В глазах их плескался ужас непонимания.
– Будем охотиться! – заявил Семен и задумался, не прихватить ли кого-нибудь еще. Решил, что на первый раз двоих хватит. – Возьмите самострелы, по пять болтов к ним, гарпуны и ремни.
Чтобы вытащить из расщелины самое большое каноэ и дотащить его до воды, пришлось позвать на помощь еще несколько человек. Это кожаное корыто изначально было предназначено для перевозки грузов. Без этих грузов на воде оно держалось боком и весел слушалось плохо. Трое человек для него серьезным грузом не являлись, так что пришлось грузить балласт – камни. В конце концов они смогли отчалить, даже не сильно промокнув.
Семен решил не гоняться за плавающими в воде животными, а сразу взял курс к кромке плавучих льдов. Ему, честно говоря, было очень страшно удаляться от берега – страшнее, наверное, чем его спутникам. В отличие от них, он представлял, чем это может грозить. Однако повода для отступления не находилось – с моря дул слабый ветер, волна была довольно низкой и не захлестывала бортов. Правда, течением лодку упорно сносило куда-то в сторону, но с этим вполне можно было бороться.
Сначала Семен нацелился на несколько темных пятен с краю обширного ледяного поля. Потом оказалось, что расстояние между этими пятнами довольно большое, и он выбрал одно из них – самое крупное. Семен объяснил гребцам курс и перестал смотреть вперед – боялся спугнуть удачу. До льдины оставалось метров 10—15, когда он решился-таки поднять глаза.
«Крупные массивные тела, кожа покрыта морщинами и складками, у самцов в верхней части туловища она образует еще и бугры или шишки размером чуть ли не с кулак. Большинство лежат неподвижно, а те, кто двигается, делают это медленно и с трудом, опираясь на все четыре конечности. Головы относительно небольшие, а вот тупо срезанные морды здоровенные. На них большие и довольно густые усы-вибриссы, направленные вниз. Глазки маленькие, отодвинутые далеко назад. Окраска на спине темная, грязно-зеленоватая, на брюхе – рыжевато-коричневая. Меха, по сути, и нет – просто какой-то волосяной покров. У мелких (молодых?) он погуще, у крупных (старых?) довольно редкий буро-желтого цвета, а местами шкура просто лысая. Оценить на глаз вес такого живого мешка с жиром трудно – не меньше тонны, наверное. И, наконец, главное: из верхней челюсти свешиваются клыки – до метра длиной!
Это – моржи.
Одни из самых крупных животных отряда ластоногих. И, пожалуй, самых беззащитных перед человеком».
Лодка медленно плыла мимо ледовой залежки. Звери поднимали головы, с интересом смотрели на незнакомый предмет – ни тени страха. «Это не потому, что они непуганые. В XIX—XX веках, говорят, их не могли испугать даже шум судового двигателя и грохот лебедок, которыми в сотне метров от залежки поднимали на борт шкуры их сородичей, снятые вместе с салом. Сами туши обычно оставляли на месте разделки… Сколько же их тут? Несколько десятков, наверное…»
Лодка шоркнулась бортом о край льдины. Семен потянулся и, перегнувшись, воткнул в зернистую подтаявшую поверхность наконечник зажатого в руке болта.
– Вылезайте! И мой арбалет захватите.
Средних размеров самец с обломанным правым клыком удивленно смотрел на фигуры людей, возникшие между ним и краем льдины. До животного было всего несколько метров, и Семен усиленно старался не встретиться с ним взглядом – ментальный контакт был ему сейчас не нужен. Тем не менее в мозгу начали проявляться какие-то «мыслеобразы», и Семен торопливо вскинул заряженный арбалет к плечу: «Нет! Это просто жир и мясо! Это просто еда, топливо и покрышка для будущей байдары! Это – просто еда, много еды…»
Семен не знал, куда нужно попасть, чтобы огромный зверь умер сразу. Но стрелков было трое, неандертальские самострелы очень мощные, а цель находилась рядом… Предсмертный хрип немного всполошил соседей, но они быстро успокоились и улеглись на свои места.
Килонг, подтаскивая к лодке огромный кусок мяса, умудрился поскользнуться и рухнуть вместе с грузом в воду. Мясо пошло на дно, а парню утонуть Семен не дал – чуть не опрокинул лодку, пытаясь удержать его за одежду. Впрочем, тот был «цивилизованным» неандертальцем: оказавшись в воде, не счел себя уже погибшим и смог выбраться.
Пока занимались разделкой, пока вываливали из лодки балласт и грузили добычу, льды продолжали свое невидимое глазом движение. Обратный путь оказался почти в полтора раза длиннее.
– Семен Николаевич, что это? – спросил гребец, и кормчий посмотрел влево.
Сначала среди пологих волн он не увидел ничего, а потом… Потом из воды возник треугольный, хищно изогнутый плавник. И еще один! И еще!!!
– Косатки, – выдохнул Семен и понял смысл выражения «душа ушла в пятки». – Сюда идут…
Несколько секунд он завороженно наблюдал стремительное движение животных. Их было не меньше пяти, они показывали лишь темные глянцевые спины с вертикальными плавниками, которые спутать ни с чем нельзя. Как нельзя ошибиться в том, что они огромны и движутся прямо к лодке!
– Гребите! Гребите быстрее, бли-ин!!! – простонал Семен. Ему нестерпимо (инстинктивно?) захотелось сдвинуться, отойти, уступить дорогу этим страшным хищникам.
Парни заработали веслами, но очень скоро – почти сразу – стало ясно, что это бесполезно.
«Они идут широким фронтом и сейчас будут здесь. Стрельнуть из арбалета? Глупость какая… Да и не заряжен он… Ну почему, зачем к нам?! Им что, добычи здесь мало?! Мы же маленькие и невкусные… Может, за нами тянется кровавый шлейф от разделанного моржа? Да нет же – мы оттуда, а они появились отсюда…»
Наверное, это был тот самый – довольно редкий – случай, когда решительно ничего для собственного спасения сделать нельзя – только молиться.
– Оставьте весла, – сказал Семен одними губами. – Все, уже поздно.
То, что встреча состоялась, он понял не сразу. Плавники почти одновременно исчезли в полусотне метров от лодки и вдруг начали появляться везде – справа и слева, впереди и сзади. Страх, парализующий душу и тело, искажал расстояния: казалось, что ближайший плавник, а затем и спина, возникли буквально рядом – веслом дотянуться можно! Сомкнутое дыхало открылось – пых-х! – и вверх ударила струя брызг и пара.
Это длилось целую вечность – секунды четыре, а может быть, даже пять. Их мощь, скорость, какая-то сверхъестественная грация просто завораживали.
– Ушли… – прошептал Килонг. Семен вздрогнул и понял, что рядом никого нет – косатки мелькают среди волн далеко в стороне.
– Однако… – пробормотал Семен и глянул на свои трясущиеся руки. – Прямо дельфинарий какой-то…
Он смотрел вслед удаляющейся стае и думал о том, что таким беспомощным и слабым он не чувствовал себя со времен первого близкого знакомства с мамонтом.
«Все-таки это магия воды и скорости. Мамонт – он о-го-го какой, а эти? Если с лодкой сравнивать, то самые крупные из них метров по семь-восемь длиной – мелюзга какая-то! И вроде бы парочка-тройка совсем маленьких – детеныши, наверное. А спинные плавники у взрослых здоровые – не меньше метра. Вблизи видно, что позади этих плавников большие белые пятна. По бокам головы тоже пятна…
Чего, спрашивается, я испугался? Фильм „Смерть среди айсбергов" вспомнил? Да ведь это ж натуральная фантастика! И к тому же не очень умная. Косатки питаются рыбой, головоногими моллюсками и поедают морских млекопитающих – тюленей, мелких дельфинов, котиков, сивучей, иногда моржей. Кого-то глотают целиком, а кого-то предварительно рвут. Сообщения о том, что косатки могут стаей напасть на огромного кита, наука вроде бы не подтвердила – не занимаются они такими глупостями. И на суда они никогда не нападают – даже если их с этих судов расстреливают. Мы просто оказались на пути стаи – они на нас даже внимания не обратили. Решительно ничего страш…»
– Они возвращаются, – сказал Лхойким, и Семен понял, что все его рассуждения напрасны.
На сей раз стая прошла чуть в стороне – в паре десятков метров. По-видимому, у животных были тут какие-то свои дела. Семен проводил их взглядом, потом опустил в воду весло и изрек:
– Вот так, ребята… На этих зверей мы охотиться не будем – даже с большой голодухи!
Неандертальские парни смотрели ошарашенно: похоже, им и в голову не могло прийти попытаться нанести ущерб этим существам.
Процесс высадки был долгим и мучительным. На берегу собралась небольшая толпа мужчин и женщин, которые готовы были помочь, но как это сделать, не знали. Семен тоже не знал – у приморских жителей выработаны особые приемы и навыки, но его память в этом отношении была почти чиста. Тяжелая медленная волна накатывала и отступала. Выглядело это не очень страшно, но было совершенно ясно, что последний десяток метров до берега будет действительно последним – и груз, и люди окажутся в воде. Приходилось импровизировать: Семен командовал – кричал и ругался – на нескольких языках сразу.
С четвертой или пятой попытки высадка состоялась. И пассажиры, и встречающие оказались мокрыми, груз залит водой, дно лодки пропорото в нескольких местах, а каркас скособочен.
Семен в голом виде бегал по берегу, махал руками и отжимался, чтобы скорее согреться. При этом он повторял никому не понятную фразу о том, что первый блин всегда комом и все могло быть гораздо хуже.
По идее, изголодавшиеся люди должны были накинуться на привезенную добычу. Ничего подобного не случилось. На освобожденном приливом пляже состоялся некий обряд. Причем в очередной раз сложилось впечатление, что все организовалось само, никто не командовал. Семен сказал только, что груз – это пища, субстанция, предназначенная для приема внутрь. После чего отправился наверх, чтобы переодеться в сухое и сжевать кусок пеммикана. Потом он не удержался и некоторое время рассматривал сверху море, пытаясь представить, где они побывали и каковы дальнейшие перспективы. Когда он спустился вниз, действо было в разгаре. На плоской глыбе известняка установили клыкастую голову моржа. С кусками мяса или сала в руках неандертальцы подходили, усаживались на щебенку, образуя широкий полукруг перед ней, и молча принимались за пищу. Старшие вскоре впали в знакомое сомнамбулическое состояние, что, впрочем, не мешало им отрезать и глотать куски.
Употребление сырого мяса давно уже не вызывало у Семена никаких отрицательных эмоций – он и сам порой наворачивал его за милую душу. А вот смотреть, как люди заглатывают куски теплой, скользкой, бугристой жировой ткани с кровянистыми прожилками… бр-р! Наверное, усвоить сразу такое количество жира организм «белого» человека не сможет, даже если он украинского происхождения.
Перекусившие неандертальцы оставались неподвижно сидеть на щебне, лицом к моржовой голове. Часа через полтора в таком положении оказались все взрослые, за исключением Килонга и Лхойкима. Несколько подростков бродили по пляжу и что-то выискивали между камней. Сгибаться им мешали раздувшиеся животы…