– Кто эти пиклийцы здесь?
– Официально торговые представители какой-то фирмы.
– А неофициально?
– Скупают любую отраву, которая попадается, и подкармливают разных… вроде нашего шефа. Иногда набирают желающих в экспедиции на Новые миры. Ну, по крайней мере, так они говорят, – вздохнув, добавил он. – Я тоже хотел улететь…
– Поэтому и выучил языки?
– Да! Надоело в этом болоте.
– Что еще важного знаешь, что надо знать нам? Только быстро!
Он на секунду задумался.
– Машина у них только с виду простая, а внутри чего там только нет. И главное – может летать! – Мы многозначительно между собой переглянулись. – А самый опасный среди них тот, что стоит на выходе. Раньше он был звездным охотником.
– С чего ты взял? – Я не скрывал недоверия.
– Я возле них уже несколько месяцев подвизаюсь, – доверительно сообщил Цой Тан. – Ловлю каждое слово, заглядываю всюду, куда удается. И еще – у него есть крабер.
– У кого?! – вырвалось у меня.
– У бывшего охотника! Он его всегда носит с собой.
Вот это да! На Земле краберы были строжайше запрещены. Их могли иметь только члены правительств и уж о-очень крупные воротилы. В этот момент послышался шорох – и из шахты показался Армата.
– Выход разблокирован, вокруг ни души!
– Этого… – Я показал пальцем на сжавшегося переводчика, и Роберт вопросительно сделал рукой жест по горлу. – Нет-нет! Просто устрой так, чтобы он не шумел и не мешал!
– Есть дайенский шарик! – подсказал Гарольд.
– Чудесно! – разрешил я.
Пять секунд – и голова Цой Тана оказалась в белом матовом шаре, немного обвисающем на его плечах. Это коварное изобретение из системы Дайен позволяло пленнику только дышать, лишая в то же время слуха, зрения и возможности говорить. Снять его без кодового слова было почти невозможно, и при попытке острые ядовитые струны тут же впивались в лицо, вызывая скоротечный конец. Шарик действовал только пять часов. Если его за это время не снимали, то, в зависимости от заданной команды – «смерть» или «жизнь», – он либо умерщвлял пленника, либо расслаблялся и отпускал голову своей жертвы. Дайенский шарик был удобен и в хранении: не больше средней книги в сложенном состоянии. Если мы не вернемся сюда, участь пленника будет решена: много видел и знает. Хоть он и мог пригодиться.
– Мы все – к выходу, туда, где машина! Удастся взять целой – хорошо! Возьмем кого-то живым – вообще прекрасно! Но! Никто из них не должен уйти! – Хоть я постоянно и перехватывал командование у Гарольда, но тот выглядел вполне довольным. – Роберт, бери парализатор. Коси под кого хочешь, но водилу выруби. С остальными – не цацкаться, валите сразу. Вперед!
Спустившись в шахту, пробежали пару узких сырых подвалов, поднялись по нескольким пролетам, нырнули в какой-то лаз и наконец выбрались через проем бывшего камина в большую залу. Она была без единой целой двери и окон, потолка и даже крыши. Вместо крыши, на десятиметровой высоте, чудом держались перекрученные железные балки, готовые рухнуть в любой момент.
Армата первым выглянул из углового окна и сообщил:
– Никого! Ну, кроме тех, что обычно.
– Где их машина? – Я тоже выглянул, обозрев улицу, заваленную по обочинам самым разнообразным и немыслимым металлоломом и полуистлевшими спальными модулями. Между ними бродили, сидели или еще чем угодно занимались люди самых разных форм и норм поведения, в самых диких и несусветных одеждах.
– За тем углом. – Гарри показал взглядом на ближайший остов какого-то древнего завода.
– Далеко с другой стороны?
– Пока мы дойдем с этой, Роберт будет уже там. Он всегда у нас бегает как мальчик на посылках. На него никто не обратит внимания. Давай в темпе!
Роберт тут же, полусогнувшись, пробежал между хламом и обломками, валяющимися на полу, и скрылся в проеме с другой стороны.
– Пошли? – Я спрашивал у Гарольда, так как не знал местности.
– Через соседнюю комнату! – скомандовал тот. – И дай мне руку! – Заметив мое недоумение, подковырнул: – Ты что, забыл о своем кретинизме? Опять память потерял?
Интересно, подумал я, долго ли он будет надо мной издеваться? Хотя… последние полтора года… совсем не могу поверить! Чувствую, наслушаюсь я еще от них леденящих душу историй о моей… мм… болезни. Надеюсь, время для этого будет. А ведь они еще и приврут смеха ради!
Мы шли по улице, проезжая часть которой была сделана из «вечного асфальта». Сейчас им уже давно не пользуются из-за чересчур огромной стойкости к внешним факторам, а вот раньше! Мода на «Загальское чудо» была фантастическая: ведь производители (раса людей-карликов из системы Загаль) давали гарантию ни много ни мало на пять тысяч лет! Это уже как-то потом выяснилось, что обратное превращение асфальта в пушистую стружку специальным и опасным облучением обходится в миллион раз дороже, чем его производство и укладка. А ведь транспортные артерии меняются довольно-таки часто. Асфальт, правда, легко разрушался в открытом космосе, но от этого было не легче. Я вспомнил, как «убирали» подобные улицы при необходимости. Двух-, а то и четырехкилометровые участки отрезали друг от друга, поднимали гигантскими дирижаблями и топили в отведенных для этого самых глубоких участках океанов. И там загальский асфальт будет мокнуть еще не одно тысячелетие (если не один десяток).
А здесь подобная стойкость не была излишней. Видно было, что вся жизнь местных обитателей вращается возле подобных «стержней», прочнейших и неизменных. И если бы не проносящиеся изредка огромные грузовики, то, вероятно, даже всю проезжую часть давно бы заставили жилищными модулями (кто же хочет жить в зданиях, готовых в любой момент рухнуть?), коробками, домиками и различными торговыми и прочими точками.
Гарольд иногда здоровался с кем-то, а я косил глазами, припадая на обе ноги, и давал себя тащить за руку. Армата сразу же ушел вперед, и я его уже не видел. Ну а нам, видимо, не приличествовала излишняя поспешность.
– Ты чего идешь, как гусь лапчатый?! – зашипел Гарольд обернувшись. – Иди просто ссутулившись и помыкивай негромко под нос! Ты же так раньше не ходил!
– М-мордашка м-милая м-моя! – замычал я в ответ, распрямляя ноги и горбясь. – Тебе не угодишь!
Мы свернули на заброшенную улочку, ведущую к громадине полуобвалившегося завода. Здесь уже никто не жил, по крайней мере на виду. Кому же была охота окончить свое существование под обломками. А если кто и жил внутри, то у них наверняка имелись более опасные угрозы для бренных тел, чем падающие глыбы с арматурой. Как мы, например. Интересно, сколько мы прожили в этом подвале? И все это время я ел эту ядовитую кашицу? Ужас какой!
Дойдя до угла, стали аккуратно из-за него выглядывать. Машина у них действительно была внушительная. А если она и вправду летала?! Только бы захватить ее, не повредив! В противоположном конце улицы послышались резкие выкрики продавца водой. Этого свидетеля нам только не хватало! А тут еще, обгоняя нас, торопливой походкой просеменил какой-то местный в длинном халате, островерхой шляпе и с огромной корзиной за плечами. Корзину он нес с помощью ремня, надетого на лоб. И только по острому, мелькнувшему в профиль носу я с облегчением узнал его – Армата! Он уже почти поравнялся с машиной, когда на противоположном тротуаре показался бегущий к «большой» дороге разносчик, скорее по привычке продолжающий расхваливать холодные напитки.
– Ей! – крикнул Армата, призывно махнув рукой.
Разносчик – теперь я уже прекрасно рассмотрел Роберта – подбежал, поставил заплечный бак с бутылками и баночками рядом и, обмахивая шляпой разгоряченное лицо, стал ждать, пока заказчик не даст деньги. А тот всем своим видом напоминал прижимистого, скупого крестьянина, который если и расстается с деньгами, то чуть ли не целуя каждую монетку. Медленно достал завязанный в узел платок, медленно отсчитал нужную сумму. Одну монетку даже поднял вверх, как бы просвечивая ее в луче заходящего солнца – не фальшивая ли. Разносчика это нервировало, видно было, что он торопится. Он то нахлобучивал свою шляпу на голову, то снова срывал и начинал яростно обмахиваться ею, как веером. По нашим кодовым сигналам это означало: машина не просматривается внутри, непрозрачные стекла. А это было чревато при применении парализатора. Стекло могло быть с отражающим слоем, а если и нет, то могло ощутимо снизить поражающий эффект при стрельбе.
И тут в здании глухо зацокали разрывные пули. Дверь машины неожиданно открылась, из нее выскочил юнец очень внушительного вида и, презрительно гаркнув:
– Пошли вон отсюда, крысы! – сделал шаг вверх по полуразрушенным ступенькам.
Это был последний шаг в его жизни: Армата раскроил его глупый череп увесистым трофейным кинжалом. А секундой раньше Роберт задействовал парализатор, направив его в проем, оставленный еще не закрывшейся дверцей. Машина резко дернулась, потом клюнула носом, судорожно проехала метров десять задним ходом, забрала вправо и с ускорением грохнулась в одиноко стоящую стену. И вроде как замерла. Зато стала раскачиваться стена, зашатавшись как живая. Мы обмерли, наблюдая, куда она рухнет. И она обвалилась – к счастью, в противоположную от машины сторону.
Под этот шум из темнеющего проема, бывшего некогда парадным входом, прямо-таки выкатился последний из моусовцев. Он действительно был опытным бойцом. С одного взгляда оценил обстановку и стал стрелять по Армате и Роберту. Тех спасла только сноровка да чудом уцелевшая до сих пор высокая тумба, стоявшая у подножия лестницы. Они рухнули за нее как подкошенные. А моусовец продолжал стрелять из автомата, кроша в пыль кирпичную тумбу, одновременно отбегая в моем направлении. И при этом левой рукой он умудрялся стрелять из пистолета в портал, откуда только что выскочил. Было очевидно, что его кто-то преследовал, он даже имел явное ранение в ногу и заметно ее тянул. Иногда, оборачиваясь, он приближался к нашей засаде. Я уже мысленно представлял, как мы с Гарри его заломаем, но моусовец, словно что-то почувствовав, вдруг метнулся через улицу к большому пролому в стене. А в приближающихся сумерках у него была неплохая возможность уйти, да и крабер вроде у него имелся. Вдруг успеет кому-нибудь дать сигнал?! Мне ничего больше не оставалось делать, как выстрелить ему прямо в голову из пистолетика, позаимствованного у его уже покойного товарища. Они, наверное, сразу же и встретились на том свете, удивляясь, как быстро судьба их вновь свела вместе.
А нам было не до них, мы бросились к машине. Как она нам была нужна! Роберт уже возился с дверцей, пытаясь ее открыть. Но надо было еще узнать о наших в здании.
– Армата! – скомандовал Гарольд. – Ищи Малыша и Николя. Давай им знать о себе голосом. Потом тащите сюда переводчика!
– Меня уже не ищи! – сказал Малыш, выходя из здания и хлопая по ладони пробегающего мимо Армату.
– Ты еще больше вырос или мне кажется? – обрадованно спросил я, протягивая обе руки для приветствия.
– Не знаю, вырос ли я, но то, что ты вроде как заново родился, меня радует и воодушевляет! – Мы обнялись. Затем он отстранился, разглядывая мое лицо, и с трагизмом в голосе добавил: – Хотя и огорчает тоже!
– Почему?
– Посуди сам: тебе стало легче ориентироваться в жизни, но вокруг сразу выстрелы, кровь, смерть… То ли дело витать в блаженном неведении относительно мерзостности бытия нашего…
– И ты собираешься меня поддевать насчет моего недавнего недомогания? – Зная Малыша, я в этом не сомневался.
– Слышь, ты, Боендаль![1] – не дал нам порадоваться встрече Гарольд. – Открой-ка лучше машину! Еще успеете наболтаться о вашем потустороннем мире! – И хихикнул, радуясь удачному намеку на общность моей болезни и способа мышления Малыша.
– Это он всегда так – обижает маленьких! – пожаловался незлобно Малыш и стал ощупывать своими длинными чуткими пальцами замок двери. – Я уже дождаться не мог, пока ты выздоровеешь. Этот хам совсем раскомандовался – каждый день мне давал внеурочные наряды.
– Он что, серьезно? – Я воззрился на Гарольда.
– Да что ты его слушаешь?! – возмутился тот. – Этот длинный шланг вообще за холодную воду браться не хочет. Где прислонится к стене, там сразу и дрыхнет. Только и ищет, где полегче.
– А почему это я должен искать, где потяжелее? – наивно спросил Малыш, весело мне подмигивая.
Планка замка под его пальцами пошла внутрь, и дверь разблокировалась. Мы осторожно ее открыли, заглядывая в салон. Водила был парализован, но не на все сто процентов. Он пытался непослушной рукой вернуть кресло, которое разложилось при ударе, в прежнее положение. Хорошо, что мы успели успокоить его раньше.
– Гарольд! – обратился я к другу. – Иди обыщи того, последнего, моусовца. Ты не забыл, что у него может быть крабер? Забери у него все, что есть. Да, кстати, Малыш, это ты ему поранил ножку?
– Да! Вот таким диском. – Он вытащил из кармана круглый металлический блин, по краям которого хищно торчали изогнутые острые лепестки.
– Это я его научил! – похвастался Роберт, помогая мне связать водилу и запихнуть его в отсек за пассажирскими сиденьями.
– Да, староват только немного твой ученик! – констатировал я.
– Зато какой способный! – с умилением подчеркнул Малыш.
– Разбирайся давай быстрее с приборами, а мы уж тебя сами похвалим! – прекратил пустые разговоры Гарольд, подтаскивая тело убитого мною охотника. – Роберт, снимай амуницию с того молодого лопуха и тело оттащи куда-нибудь подальше с глаз долой. А я раздену этого. Дождемся всех наших – и будем сматываться.
Глава вторая
Плен
Машина летела в тридцати сантиметрах над поверхностью океана. Хоть «летела» – это слишком громко сказано. Она ползла! Со скоростью всего десять километров в час. Это все, что удалось выжать из трофея, отвоеванного у моусовцев. Все-таки при ударе она получила весьма ощутимые повреждения. Если бы не это, со своими заботами пришлось бы нам распроститься. Ибо это была не простая машина, а самый настоящий космический челнок, искусно замаскированный под авто среднего размера, которые преобладали на земных магистралях. А такая шикарная и навороченная вещь не могла принадлежать простым торговцам или пусть даже контрабандистским миссиям и представительствам. В этом нам помог удостовериться и опрошенный водитель, оказавшийся крепким орешком и не желавший вообще с нами разговаривать. Поэтому он и пострадал: антидот мы сберегли – уж больно он дефицитная вещь, а вдруг как придется хорошего человека от домутила спасать. Водила нам выболтал все, что знал. К сожалению, очень мало. Явно недостаточно для выяснения повышенного интереса к моей персоне. Нас озадачило, что кто-то начал меня искать. Неизвестно, везде ли, но на Земле – несомненно. Нерадостное известие. Намного лучше находиться в списках отживших свое или хотя бы в числе якобы пропавших. Как, например, считает принцесса.
Принцесса! При воспоминании о ней у меня болезненно заныло сердце. Неужели она причастна к моему теперешнему положению? Ладно! Я в этом обязательно разберусь! Чего бы это ни стоило!
Но сейчас были другие проблемы. Со слов водилы, искали конкретно меня. Под большим, правда, секретом. И именно в невменяемом состоянии. Значит, моусовцы, как никто более, знают о том, что случилось со мной. Да и убийства во дворце полтора года назад – явно их рук дело. Это еще чудо, что я вернул себе память и здравый рассудок. По словам ребят, они уже и не надеялись на мое излечение. И прибыли мы на Землю только с одной целью – за лекарством. Его нужно было делать каждые пять дней из местных трав и растений и употреблять свежим. Если об этом противоядии знает Моус, то тогда его люди моментально спохватятся, что пропала целая миссия, и быстренько сумеют сложить два и два. Хоть мы и постарались запрятать хорошенько трупы и сделать вид, что случилось тривиальное ограбление, но… Мы ведь не знаем, какими силами они располагают на Земле. Захваченному моусовцу было известно о двенадцати миссиях! Это уже много. А о скольких он не знал? Не знал он также ничего о связях с местными правительствами и царьками. А о том, что эти связи были, говорило и наличие подобного суперавто, да и крабера тоже. Последний был с персональным кодом, и мы боялись без оборудования влезть в систему связи. Пока радовало, что и на крабер никто не пытался дозвониться. Значит, времени у нас еще достаточно. Надо было только успеть добраться до космопорта и как можно быстрее смыться с Земли. Как это банально: всю жизнь мечтал здесь побывать, а стоило оказаться – сразу приходится подаваться в бега.