Вместо того, чтобы пытаться завалить слонопотама с заранее отсутствующими шансами на успех, он аккуратно подобрался к одной из скотинок и, острым взглядом зацепив болтающегося в своей кибитке «командира экипажа», ловким броском клюшки, вышиб того из кресла. Издав дикий вопль ужаса и недоумения, «водитель слона» едва не свалился под ноги своего же «брата меньшого» (если так можно сказать о слонопотаме), в последний момент умудрившись уцепиться за страховочный трос, пребольно впившийся животине в ухо. Ошалев от боли, слонопотам протрубил «всемтрындец» и, завалив башку на ту сторону, где болтался лузер-извозчик, понесся сломя голову по поляне, не чувствуя ни поводка, ни совести.
Первыми пострадали не успевшие сориентироваться урки, шагавшие в атаку возле слонопотамов, будто эсэсовцы подле танков. Затем настала очередь бежавшего в строю слонопотама, по собственному несчастью оказавшегося ближе всех к пораненному собрату. Молотилка, все еще вращавшаяся промеж бивней ополумевшего животного, словно коса, подрубила соседнюю скотинку. Тот, в свою очередь принявшись валиться на бок, завалил и своего обидчика. Со спин «живых танков» посыпались, будто горох в суп, прибалдевшие от такого поворота событий чурки, которых ушлые рохляндские конники тут же начали прикноплять к земле, будто бабочек в альбом. Борисов сынок, ухмыляясь, тряс головой:
— Ненавижу талибов. Ишь, как скотинок затиранили!
Подкатив поближе, он встал напротив подыхающего слонопотама и, внимательно изучив скотинку, взглядом, тронул поводья и загадочно произнес:
— Тот самый слон, тот самый чай. Кури бамбук, парниша.
Взяв на вооружение метод атаманова сынка, рохляндцы принялись выцеливать «слонопилотов», аккуратно маневрируя между мощными, но не слишком поворотливыми «фетишами гигантомана». Тактика приносила свои плоды: лишенные управления исполины с интеллектом мыши принимались, дико трубя, носиться по полю, топча и своих, и чужих, но в целом представляя куда как менее грозную силу, чем прежде.
Сестричка смышленого капитана рохляндской поло-тим взяла на вооружение собственную тактику, доверив поводья без толку болтавшемуся в седле Геку:
— Держи веревки!
А дальше смышленая девка, пользуясь голосовым управлением (pat. USA 12345678), принялась выгадывать маршрут, который позволил бы зайти слонопотамам с тыла:
— Рули влево! Левее!
Когда вконец ошалевший Гек вырулил-таки в хвост гигантской твари, сумасшедшая тетка прибавила газу, воткнув шпоры в бока своей кобылки, и, когда Броня понесла, не разбирая пути, прям промеж ног слонопотама, ушлая рохляндская принцесска принялась в две руки рубить слону сухожилия. Карапуз едва не лишился ушей, так лихо промелькнули мимо него свистящие лезвия: раз — по задним лапам, два — по передним. Гек, вцепившись в поводья, зачарованно наблюдал, как над ним проплывает гигантская туша.
Едва они выскочили из-под слоновьего брюха, порезанная скотинка рухнула на землю, разнося в клочья кибитку со своими седоками. Впрочем, разгадывать происходящее не было времени — приходилось лавировать между все еще многочисленными слонопотамами да еще и отбиваться от болтающихся под копытами урок, неслабо осмелевших при поддержке своих «танковых дивизий».
Откуда-то слева опять голосил Рохляндский наследник:
— По кумполу бей, у слона голова слабая!
И, подавая «личный пример», зарядил из винтовки прямо в лоб ближайшему гиганту — благо «догадливые» чурки намалевали на лбу слонопотама свою традиционную точечку-мишень. Метка помогла покруче лазерного прицела: один выстрел, и животное будто налетело на бетонную стенку трехметровой толщины, после чего принялось заваливаться на спину, передавив весь свой экипаж.
Разделившись по собственным предпочтениям на «лобострелов», «лапорубов» и «пилотобилов», рохляндцы принялись шустро выводить из строя одного слонопотама за другим, с радостью вымещая на животинках свою злость за первоначальную панику, которую эти гиганты внесли в их ряды. «Танковая» дивизия урок гибла на глазах, практически не причиняя более никакого вреда конармии под предводительством Бориса Николаевича, — страдали разве что те, кто не успевали вывернуться из-под погибающих слонопотамов, рискуя быть раздавленными.
В числе таких вот «неудачников» оказались и Гек с рохляндской принцессой: водитель кобылы из карапуза был никудышный, и, в очередной раз не рассчитав поворот, он едва не врезался в рухнувшую со слоновьей спины будку. Броня поднялась на дыбы, скинув с себя седоков, а потерявший свою ношу слоёнопотам, оставшийся без управления, едва-едва не рухнул на них сверху. Ловко перекатившись через плечо, рохляндская принцесска-акробатка вскочила на ноги и, сообразив, как легко отделалась, принялась растерянно крутить башкой в надежде разглядеть, куда же делся нерасторопный карапуз:
— Карапузик! Ты где? Вернись, я все прощу!!!
Кто старое помянет, тому глаз вон!
М. И. Кутузов. Успешное лечение катаракты в полевых условиях. Тверь. 1812 год
Несмотря на успех рохляндской конармии, порядком потрепавшей урочью армаду под стенами Гондураса, в самой крепости дела обстояли неважно. Уркам, покуда хватало сил биться на два фронта, и они с не меньшим, чем прежде, рвением штурмовали крепость, давно уже окончательно укрепившись на первом ярусе. Покуда доблестные рохляндцы наводили ужас на пеших гоблинов и валили слонопотамов, ворвавшиеся в город неприятельские войска методично перерезали всех, кто не успел вовремя укрыться выше этажом, и принялись штурмовать следующее кольцо обороны. Защитников крепости покуда спасал тот факт, что втащить штурмовые орудия «в гору», да по узким городским улочкам, не представлялось возможным, и потому уркам пришлось искать альтернативные методы.
Впрочем, отряд гиперурок «имени Вымени», в котором бойцы превосходили своих и без того нехилых собратьев минимум втрое по росту и почти настолько же в остальных массогабаритных характеристиках, взялся за дело не на шутку: ворота, ведшие на второй ярус, содрогались под мощными ударами, сопровождаемыми незатейливым солдатским юморком:
— Открывай, сова, медведь пришел!
Чук, скорчившийся в укрытии неподалеку от штурмуемых ворот, вздрагивал при каждом новом ударе, словно и ему, попутно, тоже доставалось по черепушке. Неприятный нервяк, крепко вцепившийся в его сознание, порядочно отравлял ему жизнь.
Оглянувшись на глупо улыбающегося Пендальфа, невозмутимо ковырявшего в зубах штык-ножом, карапуз, едва уняв дрожь в губах, просипел:
— Сдается мне, не будет четвертой части.
Пендальф едва не разрезал себе щеку от удивления:
— Не будет? Типун тебе на язык, ты чего городишь?
Задумавшись, он заулыбался, но почти тут же снова посуровел:
— Я квартиру в кредит взял… и машину тоже.
Снова задумавшись, он ненадолго оставил Чука наедине со своими страхами, а потом, не выходя из состояния глубокой задумчивости, продолжил:
— Вот так всегда. Ходишь-ходишь в школу. Вдруг, бац! — и вторая смена. Прощай, любимые учителя.
Чук удивленно пялился на заболтавшегося сенсея:
— Але! Пендальф! Ты че, рехнулся, что ли?
Старикан уколол себя штык-ножом в ухо и, выпав из астрала, забормотал:
— Ой, чего-то я из образа вышел… ну, короче, там дальше по тексту какая-то лабуда про восходящее солнце.
— Ну… нормально все закончится? — осторожно поинтересовался карапуз.
Пендальф поспешил улыбнуться своему трусоватому ученичку:
— Ага. Только очень занудно…
Чук и Пендальф, увлеченные «высокоинтеллектуальной» беседой, совершенно не заметили, что штурмующие крепость упыри остались без поддержки с воздуха. Эскадрилья люфтваффе, до сих пор крепко досаждавшая защитникам крепости, была переброшена волевым решением командурка на второй фронт, открытый рохляндцами.
На этот раз командурк вполне угадал с заменой: конармия увлекшаяся «истреблением мамонтов», была атакована «крылатыми танками» столь внезапно, что одним из первых пострадавших оказался атаман Борис, что, кроме всего прочего, имело вполне логичное объяснение — лучшую мишень, чем ярко блестящий на солнце боевой скафандр рохляндского «модника», представить было сложно.
Зашедший со стороны светила пилот оставался никем не замеченным едва ли не до того самого момента, когда аккуратно спланировал практически на Макушку Бориса Николаевича. Задетый крылом, владыка Рохляндии сподобился на умопомрачительной красоты сальто, сравниться с которым могла только фигура высшего пилотажа, параллельно проделанная его же лошадью, которая, в отличие от своего хозяина, моментально откинула копыта. Впрочем, и самому атаману повезло немногим больше: придавленный окровавленной тушей, он лежал на спине, глядя, как над его головой заходит на второй круг гадский самолет.
Дикий вопль, едва не отправивший Бориса туда, куда его только что пытался отправить вражеский ас, мог принадлежать только рохляндской принцессе. Дочурка атамана, по чистой случайности оказавшаяся поблизости, металась подле своего папашки в поисках спасения и для себя, и для любимого предка. Надеяться было практически не на что: стремительно разраставшийся силуэт самолета и практически различимое лицо пилота не оставляли сомнений — капуту быть.
Экзистенциализм в женском понимании — вещь своеобразная, что и подтвердило принятое красоткой решение. Выхватив из слабеющих папашкиных рук именной наган, она принялась почем зря палить по мессершмитту. А дальше случилось странное…
Чудо немецкой авиатехники будто наткнулось на невидимую преграду и резко начало терять высоту. Раздался едва различимый хлопок, от фюзеляжа отделилась какая-то хрень, после чего высоко-высоко в небо взлетел темный силуэт, раскрывшийся там наверху в уродливый цветок парашюта. Где-то вдалеке покинутая летчиком машина встретилась с землей, превратившись в огненный шар.
Парашютист тем временем принялся старательно выбирать стропы, планируя поближе к своей обидчице. Опустившись чуть в стороне, эсэсовец сбросил с себя парашют и бросился прямиком к поверженному рохляндскому предводителю.
Рохляндская принцесска, едва завидев несущегося навстречу высокого человека в летной форме увешанной железными крестами, схватила винтовку и двинулась навстречу подонку, едва не угробившему любимого «папА».
Уязвленный скорым расставанием с крылатой машиной, ас, завидев весьма решительно настроенную девушку, сперва сбавил шаг, а после того, как в грудь ему уставился ствол винтовки, для пущего эффекта укрепленный штыком, и вовсе остановился в нескольких шагах от разъяренной особы.
Улыбнувшись, он выставил вперед развернутые ладони, после чего, стараясь не делать слишком резких движений, опустил их на причудливо украшенный заклепками и шипами ремень, на котором болталась кобура, и принялся расстегивать пряжку, всем видом показывая, что намерен избавиться от опасной ноши. Не переставая улыбаться, он выдернул кожано-шипастую змею из брючных петель, и в тот момент, когда кобура брякнулась оземь, отвлекая на себя внимание «девушки с ружьем», подлый эсэсовец легким движением руки сообщил ремню дополнительное ускорение, приведшее по замысловатой траектории его массивную пряжку на встречу с головой красотки.
Если бы не подарок брата — фирменный поло-шлем из натуральной пробки, черепушку рохляндской наследницы, вполне вероятно, раскроило бы пополам, но произведенный эффект и без того не сулил девушке ничего хорошего. Рухнув на землю как подкошенная, от дикой боли, вошедшей под черепную коробку, словно хан Мамай, она слишком долго не могла сообразить, что же произошло, а когда наконец пришла в себя — над ней возвышался молодчик в летном костюме — наган благополучно болтался на ремне, а в руках эсэсовца уже была трофейная винтовка. Нагло улыбаясь, он штыком педантично нарезал девичьи шмотки на аккуратные полоски.
Когда девушка наконец зашевелилась, он наклонился над ней, и ухватив пальцами за щеку, загнусавил:
— Я есть немножко любить садо-мазо, фроляйн!
Он шлепнул ее по лицу, так что на нежной коже остался след его пятерни, и назидательно продолжил:
— Глупая женщина не может убить меня! Придется немножко умирать!
Руки эсэсовца сомкнулись на девичьей шее, и в этот самый момент кто-то неожиданно покусился на его спину где-то в районе пояса. Эсэсовец покачнулся, выпуская свою симпатичную жертву из рук — за спиной его голосил визжащий от боли Гек, раскроивший руку о шипованый ремень.
Обернувшись на этот вопль, любитель садо-мазо еще успел разглядеть своего обидчика, и в этот самый момент крепкая рука сомкнулась на его промежности, выкручивая одновременно и волю, и разум:
— А я еще девушка! Понял?
Последовавший удар ножом в глаз был уже практически снисхождением…
Последний резерв урочьего войска — части, расположившиеся в развалинах Кеми, был приведен в ружье — наблюдатели на полуразрушенных смотровых башнях не так давно заметили шустро скользящие по воде странного вида парусники. Откровенно говоря, ничего особо странного в этих суденышках не было, за одним весьма важным исключением — ни в прицел, ни в бинокль, ни в телескоп не разглядеть было на палубах ни единой души, но тем не менее, словно направляемые чьей-то твердой рукой, корабли продолжали упрямо держать курс на Кемскую пристань.
Урочьи полки, выстроенные на упиравшейся прямо в пристань торговой площади, гудели, словно мощный трансформатор. Мало того, что войнушка постепенно превращалась из развлечения в побоище, так еще и воевать приходилось невесть против кого.
Корабли-призраки медленно подваливали к бетонному причалу, глухо ударяясь боками о болтающиеся на ржавых тросах рваные покрышки, — вместе с каждым новым судном разговорчики в строю становились все тише и тише, покуда не смолкли совсем. Ошалевшие урки, раскрыв рты, наблюдали, как безлюдная флотилия внаглую швартуется перед самым их носом.
Тишину нарушила верная соратница командурка, отряженная в Кемь начальником гарнизона. Разбитная деваха, растолкав примолкших бойцов, вывалила на передний план свой пропитой фейс и завопила не менее пропитым голосом, обратив свою речь в пустоту, заполнявшую палубы кораблей:
— Никак краснознаменный балтийский флот прикатил? Аврора, понимаешь, все дела! Ну, давай! Давай, выходи бороться! Поглядим, что за «летучие марихуанцы» к нам пожаловали!!! Специалиста по игре на траве подвезли?
Не успела «красотка» заговорщицки подмигнуть своей банде, обернувшись к порядком струхнувшим подчиненным, как один за другим, лихо преодолевая высокие борта флагманского корабля, на пристани появились Агроном, Лагавас и Гиви собственными весьма довольными персонами.
Вот теперь урки приободрились, — трое пусть и не самых приятных личностей не сулили больших проблем, — бряцая оружием, Кемский гарнизон двинулся на несвятую троицу. Как-то уж слишком вызывающе выглядевший Агроном сотоварищи в свою очередь выхватили свои погремушки, и, к немалому урочьему удивлению, хорошее настроение покинуло их, не успев навестить.
Это Гиви, грязно ухмыляясь, прогнусавил:
— Вас прыветствует частный капитал! — насладившись непонятным покуда никому тайным смыслом сказанного, он продолжил: — Буржуи, мочи козлов!
И тут численное превосходство Кемского гарнизона растаяло, как снег под струей мочи, — за спинами смельчаков, буквально секунду назад казавшихся самоубийцами, возникла призрачная армада, в мгновение опрокинувшая собравшихся на площади урок. Но самым страшным оказалось то, что появившиеся на пристани призрачные войска оказались не более чем малочисленным арьергардом — потоку, хлынувшему с кораблей, казалось, не будет конца — зеленые полчища, ведомые гномом, эльфом и бомжом, спешили на выручку Гондурасу.
Царивший в тылах урочьей армии хаос способствовал быстрому продвижению олигархической армии к гибнущей крепости — Лагавас и Гиви, снова затеявшие спор «Кто сильнее в мокрых делах», не успевали подсчитывать собственные успехи: