— А что делали ваши соотечественники до того, как у них появились атомизаторы? — спросил Хит.
— Это было и до того, как мы разработали космические полеты. Мы просто возвращали землю на то место, откуда она была взята. Даже в наши дни те из нас, кто остался на Бенитаре II, обычно предпочитают совершать ритуал на месте рождения Первой Матери.
— А женщины вашей расы тоже его совершают? — заинтересованно спросил Хит.
— Нет, — сказал я. — Зачем такой ритуал тем, кто уже чисты и священны?
— А вы у них так, мимо проходили, да?
— Не понял.
— Это несущественно, — он помолчал. — А почему вы так волновались, Леонардо? Что случилось бы, если бы в коробке оказались, скажем, перчатки или конфеты?
— Это значило бы, что я навек отлучен от святых таинств моей расы, — сказал я.
— Я думал, ваша Мать Узора уже отвергла вас.
— Меня отвергли физически. Если бы она не прислала мне святую землю, я был бы изгнан также и духовно. Моя душа обречена была бы одиноко блуждать, всеми покинутая, до конца вечности.
— Ну, теперь мне хотя бы понятен ваш радостный вопль, — заметил Хит. — У этой церемонии есть название?
— Праздник Первой Матери, — ответил я.
— А на день рождения вам пришлют еще одну коробку с грязью?
— Это будет не мой день рождения, — объяснил я, — а день моего Признания. Это радостный праздник.
— Чем он отличается от праздника Первой Матери?
— Когда я на родине, устраивается роскошный пир.
— И все? — удивленно спросил он.
— В сложной церемонии повторяются Клятвы Дому и Семье, и тем самым подтверждается моя верность Дому.
— И как она пришлет вам это? — спросил он со смехом.
— Когда мужчина-бъйорнн уже не живет на Бенитаре II, единственным символом подтверждения верности остается пир. Моя Мать Узора пришлет мне растения, выращенные на ее собственных полях, и съев их, я тем самым скреплю наши узы.
— Наверное, это совсем не то по сравнению с праздником, который устраивали для вас дома, — заметил Хит.
— Совсем не то, — согласился я. — Но личное счастье не имеет значения. Дом — это все.
— Если вы так считаете.
— А теперь можно позаимствовать режущее орудие, с вашего разрешения? — спросил я.
Он кивнул, прошел на камбуз и тотчас же вернулся с ножиком.
Я вытянул руку над землей Первой Матери и помедлил, прежде чем проколоть палец.
— Вас не расстроит вид крови, друг Валентин? — спросил я — Только моей собственной, — спокойно ответил он.
Я сделал надрез, и моя кровь тонкой струйкой полилась на священную землю.
— Лиловая? — сморщился Хит.
— Не у всех кровь красная, — ответил я.
— Дать вам бинт или что-то еще?
— Скоро остановится, — уверил я его, и мгновение спустя кровь действительно перестала течь.
— Надеюсь, следующую часть церемонии вы проделаете в сухом душе, — предложил Хит.
— Да, если вы не возражаете.
— По правде говоря, настаиваю, — ответил он. — Терпеть не могу пачкотни.
Я его поблагодарил, дождался, пока корабль покинет Граустарк и отправится в путь на Дальний Лондон, а затем закончил Праздник Первой Матери в уединении сухого душа.
Я надеялся, что во время путешествия Венциа расскажет о Черной Леди еще что-нибудь, но оказалось, что он уже рассказал нам все, что знал. Это, однако, не мешало ему без конца говорить о ней, потому что он был одержим навязчивой идеей встретить ее и узнать ответ на свой вопрос.
Хит продолжал смотреть на это скептически. Он каждый раз присоединялся к разговору, вставлял уместные замечания и говорил о Черной Леди, будто она была именно той, в которую верил Венциа — но между беседами снова почему-то обретал уверенность в том, что она на самом деле инопланетянка, или в крайнем случае — обычная женщина со сверхъестественными возможностями телепатии.
Что касается меня, то я был так утешен тем, что моя Мать Узора не обрекла мою душу на вечную ссылку, что даже положение изгнанника, которому никогда нельзя будет вернуться в родной мир, стало легче переносить. Чтобы отвлечься от размышлений о собственном неприятном положении, я сосредоточился на наших поисках Черной Леди, пытаясь вытеснить из головы все мысли о Доме и Семье.
Когда остальные спали, я снова пытался запечатлеть ее черты, хотя мои убогие художественные способности снова меня подводили. Один раз я даже попытался нарисовать ее, как бъйорннку, с белой кожей, лишенной Узора, в черной одежде, с безукоризненными чертами, печальными глазами — воплощенное Божество, перенесенное тушью на бумагу… но когда закончил, она оказалась совсем не похожей на Мать Всего Сущего, и напоминала лишь бъйорннскую женщину без Узора на коже и с правильными чертами лица.
Почему-то я понял, что Черная Леди, откуда бы она ни была, и что бы ни искала, приходит не за бъйорннами, а только за людьми.
Я написал еще одно письмо своей Матери Узора, поблагодарил ее за дар и рассказал о том, что мне стало известно, заранее зная, что она не ответит. Я написал также своей Узорной Паре, официально дал ей развод (хотя с момента моего изгнания развод совершался автоматически), и пожелал ей удачи с бъйорнном, которого ей подберут после меня. Как ни жалел я себя, но это чувство было ничто в сравнении с сочувствием к той, чья жизнь будет перекроена заново так поздно. Возможно, пройдут годы, прежде чем Дом найдет и одобрит подходящий для нее Узор, а до тех пор она останется неоплодотворенной. (Или еще хуже, Дом в мудрости своей может решить, что она слишком долго впустую растрачивала свою юность, и даст ей в пару бъйоррна с Узором, не дополняющим ее Узор, как положено.
Тогда рано или поздно может появиться дитя с неподходящим для Дома Узором, и ей придется безвинно страдать уже из-за двоих изгнанников.) Будучи в таком мрачном настроении, я снова попытался овладеть своими эмоциями, и вернуться мыслями к Черной Леди. Хит спал, но Венциа, который спокойно читал книгу из электронной библиотеки компьютера, заметил и мое волнение, и светлеющий оттенок кожи.
— С вами все в порядке, Леонардо?
— Да, друг Рубен.
— Вы уверены? Вы выглядите расстроенным.
— Мне уже лучше.
— Не буду вмешиваться, — сказал он, пожав плечами, и помолчал. — Можно, я задам вам вопрос о вашем друге мистере Хите?
— Пожалуйста, друг Рубен.
— Он действительно намерен ограбить Аберкромби?
— Я в этом совершенно уверен, друг Рубен.
— Досадно.
— Согласен, — сказал я. — Кража противоречит моральным и гражданским законам.
Венциа ответил улыбкой.
— Я имел в виду, что он пригодится нам в поисках Черной Леди. А если он попытается ограбить Аберкромби, то вероятнее всего, угодит в тюрьму. Полагаю, что в усадьбе Аберкромби современнейшая система охраны.
— Я думаю, что друг Валентин способен удивить и вас, и мистера Аберкромби, — сказал я.
— Возможно, — Венциа сменил тему. — Интересно, почему он так скептически настроен.
— Вероятно, потому, что видел ее не в тех обстоятельствах, в которых столкнулись с ней вы, — предположил я.
— Вы тоже, — заметил Венциа. — Но похоже, вы без проблем принимаете ее, как есть.
— Это верно, — согласился я.
— В его распоряжении те же факты, что и в вашем, — озадаченно продолжал Венциа. — Почему он не делает тех же выводов?
— Наверное, потому, что всегда полагался только на себя и не нуждается в вере в нечто более могущественное.
— А вы?
— Я верю и полагаюсь на тех, кто сильнее меня. Меня так воспитали, — объяснил я.
— Интересно…
— Что, друг Рубен?
— Почти все, с кем она, когда бы то ни было, сближалась — люди, вполне уверенные в себе. Интересно, во что они верили?
— Я думаю, нам придется спросить у следующего, — ответил я.
— Если мы успеем к нему добраться, — сказал Венциа, нахмурившись.
— Вас послушать, она чуть ли не убийца, — сказал я. — Но мы оба знаем, что это не так.
— Мне все равно, кто она. Меня интересует то, что она знает.
Я мысленно снова представил ее лицо.
— Кажется, меня больше интересует, чего она хочет, — ответил я.
— Чего она хочет? — повторил он. — Смерти, чего же еще?
— Я так не думаю, друг Рубен.
— Почему?
— Если бы она жаждала смерти героев, то наверняка уже пресытилась бы.
— Некоторые никогда не пресыщаются, — сказал Венциа.
— Я не могу забыть ее глаза, печаль в лице, исходящую от нее почти осязаемую тоску, — возразил я. — Меня не покидает чувство, что она что-то ищет, и еще не нашла.
— Ищет? Чего?
— Я не знаю, — ответил я честно.
Мы еще несколько минут поговорили о чем-то незначащем. Потом Венциа отправился в нашу каюту спать. Я остался один размышлять о Черной Леди, и обнаружил, что я надеюсь. Надеюсь, что она когда-нибудь найдет то, что ищет, и тогда, наконец, вечная печаль покинет ее черты.
Глава 16
Оказавшись на Дальнем Лондоне, я явился в галерею Клейборн, где Гектор Рейберн сообщил мне, что Тай Чонг была арестована в прошлое воскресенье, за участие в мирной демонстрации протеста против нарушений прав инопланетян в соседнем мире, на Кенникотте VI. Она отказалась уплатить залог и должна была отсидеть еще два дня.
— Я предложил организовать уплату залога через Клейборн, — закончил он, — но она отказалась наотрез. Теперь сидит в каталажке и обращается с речами ко всем, кто согласен ее слушать. По-моему, она даже провела пресс-конференцию из камеры!
Его, видимо, очень забавляло ее поведение.
— Весьма прискорбно об этом слышать, друг Гектор, — посочувствовал я. — Наверное, заключение в кенникоттской тюрьме ее очень угнетает.
— Да она так в жизни не развлекалась! — ответил он со смехом. — Между прочим, я, кажется, должен вам обед.
— Сейчас только десять часов утра, — заметил я.
— Никогда не слышали о раннем обеде?
— Признателен за предложение, друг Гектор, но я в самом деле не голоден.
Он пожал плечами.
— Предложение остается в силе. Только предупредите с вечера.
— Непременно, — пообещал я.
— Ресторан, о котором я говорил вам в прошлый раз, закрылся, — продолжал он. — Но я слышал еще об одном, где обслуживают инопланетян.
Может, сегодня проверю, стоит ли туда идти.
— Вы очень внимательны, друг Гектор, — ответил я.
— Кстати, — доверительно поинтересовался он, — что за человек Валентин Хит на самом деле?
— Очень обаятельный человек, — сказал я. — Почему вы спрашиваете?
— Он нам уже сколько лет сдает краденые картины, — пояснил Рейберн.
— Просто интересно было узнать.
— Почему вы принимаете картины, зная, что они краденые?
— Да боже мой, все, что стоит украсть, за свою историю бывает украдено раз, а то и больше. По крайней мере, его картины трудно проследить.
— Как давно вы узнали, что Хит торгует крадеными произведениями искусства?
— Догадался, когда услышал, что он никогда не выставляет их на публичные аукционы.
— А Тай Чонг об этом знает? — спросил я, надеясь, что ответ будет отрицательным.
— Официально об этом не знает никто, — ответил Рейберн с многозначительной улыбкой. — И на вопросы властей все будут наверняка утверждать, что им ничего не известно.
Тут он понизил голос.
— Я сам говорю об этом с вами только потому, что мы коллеги, и вы, оказалось, коротко знакомы с Валентином Хитом.
— Знакомство с Валентином Хитом не значит, что я вор! — запротестовал я.
— Конечно, не значит, — утешил меня Рейберн. — Но с другой стороны вы же не остались невинным, как новорожденный младенец?
— Я никогда ничего не крал, друг Гектор.
Он усмехнулся.
— Я не сужу вас за аморальность, Леонардо.
— Судите, — настаивал я. — Вы говорите, что меня испортило общество Валентина Хита.
— Ну, полиция действительно обращалась к Тай Чонг по поводу вас, когда вы уехали с Шарлеманя.
— Произошло недоразумение. Я не сделал ничего плохого.
— О'кей, — он все еще улыбался. — Я вам верю.
— Мне кажется, что нет.
— Послушайте, я, наверное, вас расстроил, а я совершенно этого не хотел. Мы говорили о Хите.
— Мы говорили о том, знала ли Тай Чонг, что Хит продавал ей краденые картины, — поправил его я.
— Вы бы хотели услышать, что она ничего не знала и не участвовала в пикетах, борясь за ваши права?
— Я не подозревал, что она боролась за права бъйорннов, — сказал я, признательный за перемену темы.
— Бъйорнны, канфориты, раболиане — какая разница? Вы ж все, ребята, за равенство боретесь, правда?
— Бъйорнны не борются, — ответил я.
— Вы понимаете, что я имел в виду, — смутился он.
— Да, друг Гектор. Я понимаю, что вы имели в виду.
— Ну хорошо, — он направился к двери. — Я ушел. Встретимся во второй половине дня.
— Это должен быть весьма обильный обед, — заметил я.
— И к обеду, — усмехнулся он. — Не есть же всухомятку. Вы в самом деле не хотите присоединиться? Когда Тай Чонг вернется, пятичасовые обеденные перерывы выйдут из моды.
— Нет, спасибо, друг Гектор.
Он развел руками, помахал мне на прощанье и вышел на улицу.
Так как у меня не было определенного задания, а оба непосредственных руководителя отсутствовали, я все оставшееся утро просматривал каталоги аукционов за прошедшие две недели, безуспешно пытаясь встретить хоть одно изображение Черной Леди. Вторая половина дня ушла на исследование списков частных предложений, с тем же результатом.
Вечером я уже собирался уйти из галереи, когда позвонил по видеофону Малькольм Аберкромби.
— Я слышал, вы вернулись, — буркнул он, когда произошло соединение, и нас стало видно.
— Я приехал сегодня утром, — ответил я.
— Привезли картину Маллаки?
— Да.
— Так какого же черта не показываетесь?
— У меня сложилось впечатление, что вы и Тай Чонг еще не договорились о цене, — сказал я.
— Ну и что? Она попытается ограбить меня, я предложу свою цену, мы несколько часов поторгуемся, но всем известно, что в конце концов я ее куплю.
— Мне нужно спросить Тай Чонг, как поступить в данном случае.
— Ваш босс парится в тюрьме на Кенникотте, если вы еще не в курсе.
— Я знаю об этом.
— Тогда вы должны знать и о том, что ее выпустят не раньше, чем через несколько дней, — продолжал Аберкромби, гневно сверкнув глазами. — Я не могу столько ждать. Она нужна мне сейчас!
— У меня нет полномочий передать ее вам, — сказал я извиняющимся тоном. — В отсутствие Тай Чонг решение должен принять Гектор Рейберн.
— Где он?
— Не знаю.
— Завтра он будет в галерее?
— Да, будет.
— Возьмете у него разрешение, как только он покажется в дверях, — сказал Аберкромби, — и тут же явитесь ко мне с картиной. Ясно?
— Да, мистер Аберкромби, — сказал я. — Предельно ясно.
— До завтрашнего утра, — с угрозой произнес он и прервал связь.
Я вернулся на ночь к себе в комнату, а на следующее утро, получив согласие Рейберна, доставил картину Аберкромби, как тот и приказал.
Следующие два дня не были богаты событиями. Я продолжал искать изображения Черной Леди, но без успеха.
Утром того дня, когда Тай Чонг должна была вернуться, Хит разыскал меня в галерее.
— Привет, друг Валентин, — сказал я, поднимая взгляд от настольного компьютера. — Надеюсь, у вас все в порядке.
Он кивнул.
— А у вас?
— Вполне, — ответил я, удивляясь, зачем он пришел в галерею.
— Вы общались с Венциа после полета?
— Я с ним каждый вечер беседую, друг Валентин.
— Интересный человек, — сказал Хит.
— Да, интересный, — согласился я. — Могу ли я чем-нибудь быть вам полезен, друг Валентин?
— Откровенно говоря, да, — ответил он. — Вчера вечером я получил новые известия от своих адвокатов. Большая часть обвинений снята, но мои счета по-прежнему заморожены.
Он сделал паузу.
— Все счета, не только те, что на Шарлемане, — он удивленно тряхнул головой. — Они нашли даже счет на Спике II.
— Сожалею, что не могу ссудить вам денег, друг Валентин, — сказал я, — но весь мой заработок перечисляется в Дом Крстхъонн. Даже счет за жилище и питание поступает в Клейборн, и они вычитают эту сумму, прежде чем отправить деньги моей Матери Узора.