— И галерея получит из них комиссионные? — поинтересовался я.
— Именно так. Готов спорить, что Аргентина III не упустит ни кредита, когда речь идет о собственных резервах.
Почти минуту стояла тишина, затем Рейберн кивнул одному из помощников аукциониста.
— Двадцать тысяч от галереи Клейборн, — объявил аукционист. — Кто даст двадцать пять?
Он оглядел зал.
— Двадцать пять тысяч?
Прошло еще полминуты.
— Последнее предложение! — объявил он. — Кто готов дать двадцать пять тысяч?
И вдруг улыбнулся кому-то в противоположном от нас конце зала.
— Малькольм Аберкромби дает двадцать пять тысяч. Кто даст тридцать?
Рейберн утвердительно кивнул.
— Есть тридцать. Кто даст тридцать пять?
Я посмотрел через зал и увидел седовласого джентльмена с густыми кустистыми бровями и глубокими морщинами у глаз. Он поднял четыре тонких пальца и сжал их в кулак. Пигментные пятна на коже руки выделялись резче, чем гладкое платиновое кольцо.
— Кто это, Достойная Леди? — спросил я у Тай Чонг.
— Это Малькольм Аберкромби, — ответила она.
— От какой он галереи? — спросил я снова. — Его имя мне не знакомо.
— Он коллекционер. Я мало о нем знаю. Он живет здесь, на Дальнем Лондоне, и слывет затворником.
— Мистер Аберкромби предлагает сорок тысяч, — аукционист повернулся к Рейберну. — Кто скажет пятьдесят?
После долгой паузы Рейберн еле заметно кивнул.
— Есть пятьдесят тысяч. Кто больше?
Аберкромби поднял пять пальцев, сложил кулак и выставил указательный.
Аукционист непонимающе посмотрел на него и наконец спросил:
— Простите, мистер Аберкромби, это означает пятьдесят один или шестьдесят?
— Как хотите, — произнес Аберкромби громким, скрипучим голосом.
Многие в зале засмеялись.
— Я так не могу, сэр, — смутился аукционист. — Пожалуйста, назовите свою цену.
— Шестьдесят, — ответил Аберкромби, и в зале раздались спонтанные аплодисменты.
— Есть шестьдесят тысяч кредитов, — аукционист смотрел прямо на Рейберна. — Кто больше?
— Это предел? — тихо спросил Рейберн.
— Для инвестиции — да, друг Гектор, — ответил я.
Гектор помолчал, затем глянул на аукциониста и отрицательно качнул головой.
— Кто даст шестьдесят пять тысяч? — спросил аукционист, без особой надежды оглядывая зал. — Последний раз — кто даст больше?
— Семьдесят пять, — раздался голос в конце зала, и все взгляды повернулись в ту сторону.
— Семьдесят пять тысяч кредитов от Рубена Венциа, — произнес аукционист, а маленький черноусый мужчина с оливковой кожей нервно кивнул в подтверждение.
— А это кто, черт возьми? — спросил Рейберн.
Тай Чонг что-то прошептала стоявшей рядом даме, та шепнула что-то в ответ.
— Это весьма преуспевающий бизнесмен с Деклана IV.
— Еще один коллекционер?
Тай Чонг снова пошепталась с дамой.
— Недавно он купил художественную галерею в системе Дедала.
— Он долго не протянет, если будет добавлять по двадцать процентов за раз, — заметил Рейберн. — Где, интересно, он найдет покупателя за такую цену?
— Сто тысяч дает Малькольм Аберкромби, — объявил аукционист.
— Может быть, он собирается продать ее мистеру Аберкромби? — ехидно заметила Тай Чонг.
Венциа сделал быстрый жест рукой.
— Мистер Венциа дает 125 тысяч кредитов.
Рейберн повернулся ко мне.
— Что происходит? — недоумевающе спросил он. — Мне казалось, вы говорили, что вещь вытянет на пятьдесят или шестьдесят.
— Она должна была столько стоить, друг Гектор, — ответил я, приобретая Оттенок Замешательства. — Я не в силах объяснить, что здесь происходит.
Через две минуты, когда цена выросла до трехсот тысяч, я все еще не мог ничего понять.
— Картина вовсе не настолько хороша! — пробормотал явно сбитый с толку Рейберн.
— Леонардо, — поинтересовалась Тай Чонг, — что вы знаете об этом Килкуллене?
— Я вообще не слышал о нем до сегодняшнего вечера, Достойная Леди.
— Но если бы он жил в скоплении Альбион, и его работа действительно стоила 300 тысяч кредитов, вы бы знали о нем?
— Безусловно, — ответил я.
— Все любопытственее и любопытственнее, — пробормотала она, когда Аберкромби предложил 375 тысяч кредитов.
— Кто даст 400 тысяч? — спросил аукционист.
Венциа кивнул, но через секунду к аукционисту подошла хорошо одетая молодая женщина и что-то ему шепнула.
— Аукцион прерывается на шестьдесят секунд, — объявил аукционист и поискал глазами человека с оливковой кожей. — Мистер Венциа, будьте любезны, подойдите ко мне на подиум.
— Это еще что? — удивился Рейберн.
Венциа взошел на подиум и вступил в оживленный разговор с аукционистом и двумя заместителями директора галереи Одиссея. Через несколько секунд он явно вышел из себя, а еще через мгновение удалился из главного зала, позеленев от гнева.
— Заявка мистера Венциа в 400 тысяч кредитов аннулирована, — заявил аукционист. — Есть желающие продолжить торг?
Он оглядел зал.
— Нет? Отлично. Картина продана мистеру Аберкромби за 375 тысяч кредитов.
Под шум одобрительных аплодисментов Аберкромби вышел вперед, чтобы скрепить покупку подписью.
— Ничего не понимаю, — удивленно прошептал Рейберн и вдруг повернулся к Тай Чонг. — Я хочу еще раз на нее взглянуть.
— Сколько угодно.
— Можно взять с собой Леонардо?
— Еще бы, — ответила она. — В конце концов, он нам ее оценивал.
— Идемте, Леонардо.
Рейберн большими шагами направился в маленькую боковую галерею, временно превращенную в комнату для посетителей, а я постарался не отстать от него.
Когда мы вошли, Венциа уже был там, и спорил с Аберкромби, который был подчеркнуто равнодушен.
— Вы купили ее нечестно! — протестовал Венциа.
— Если на вашем местном депозите нет денег, это вряд ли моя вина, — резко ответил Аберкромби, крепче сжав картину, словно опасался, что Венциа тут же бросится ее отнимать.
— Триста пятьдесят тысяч кредитов хватило бы на эту картину и еще полдюжины Килкулленов в придачу!
— Но не хватило же, — сказал Аберкромби.
— Хотелось бы знать, почему! — настаивал Венциа. — Мы оба прекрасно знаем, что это чертово полотно не стоит и шестидесяти тысяч кредитов.
— Если вы это знаете, почему вы подняли цену до четырехсот тысяч?
— У меня на то есть причины!
— Что ж, меня они не касаются, — спокойно ответил Аберкромби.
— Послушайте, — предложил Венциа. — Я уплачу вам за нее полмиллиона, прямо сейчас.
— У вас нет полумиллиона.
— У меня нет полумиллиона на депозите! — зашипел Венциа. — Мой банк выдаст поручительство.
— Ваше предложение меня не интересует, — с некоторым раздражением ответил Аберкромби. — Уходите, пока я не вызвал охранников, чтобы выпроводить вас. Я занят.
Венциа бросил на него злобный взгляд, повернулся на каблуке и зашагал к главному выходу.
Тут Аберкромби заметил Рейберна и уставился прямо на него.
— Вы тоже собираетесь обвинить меня в жульничестве?
— Вовсе нет, мистер Аберкромби, — сказал Рейберн, делая шаг к нему. — Я просто заглянул, чтобы поздравить вас с приобретением.
— Слишком дорого оно мне обошлось, — сердито буркнул Аберкромби, словно не замечая протянутой руки Рейберна.
— На семьсот процентов выше, чем предполагали мы, — согласился Рейберн. — Зачем вы ее купили?
— Потому что она мне нужна, — ответил Аберкромби. — Если у вас еще есть вопросы, давайте быстрее. Мне еще надо договориться о доставке.
— Вы не будете возражать, если мой коллега еще раз взглянет на нее?
— Ваш коллега? — удивился Аберкромби и ткнул пальцем в мою сторону.
— Вот это?
— Это Леонардо, — объяснил Рейберн. — Наш эксперт по скоплению Альбион.
Я церемонно поклонился и двинулся к картине.
— Ближе не подходите, — угрожающе произнес Аберкромби, когда мне оставалось до него футов десять.
— Что-нибудь не так, друг Малькольм? — спросил я.
Холодные голубые глаза уперлись в меня.
— Не имею дел с инопланетянами. Не имел и не буду иметь.
— Тогда я удовлетворюсь осмотром картины отсюда, друг Малькольм, — произнес я.
— Я вам не друг, — отрезал Аберкромби.
С минуту я изучал картину, потом Рейберн спросил:
— Вы изменили свое мнение, Леонардо?
— Нет, друг Гектор, — ответил я. — Своего мнения я не изменил.
— А теперь, если вы закончили, — сказал Аберкромби, — я тороплюсь.
— Мы закончили, — сказал Рейберн. Аберкромби стал наблюдать за упаковкой картины, а Рейберн повернулся ко мне.
— Вы уверены, что никогда раньше не видели работ Килкуллена?
— Нет, друг Гектор.
— Эта работа не напоминает вам ни одного художника из скопления Альбион, картину которого можно оценить в такую сумму?
— Нет, друг Гектор.
— А теперь слушайте, Леонардо. Два разных человека оценили эту картину в 350 тысяч кредитов, даже больше, и прежде, чем участвовать в дальнейших торгах за произведения из скопления Альбион, я хотел бы знать, почему их оценка так отличается от вашей. Возможно, мистер Аберкромби — коллекционер, который просто влюбился именно в эту картину, но Венциа — владелец галереи, и я повторяю свой вопрос: есть ли хоть какое-то сходство между этой работой и любым другим произведением из скопления Альбион, которое может быть продано за шестизначную сумму?
— Никакого, друг Гектор. Я не хочу обидеть мистера Аберкромби, но эта картина просто не стоит таких денег. Единственное, чем она может напоминать более достойную работу — это поразительное сходство объекта с изображением на голограмме с Байндера X, которая была продана около двух лет назад, за 150 тысяч кредитов.
Аберкромби развернулся в мою сторону.
— Говоря «объект», вы имеете в виду модель?
— Да, друг Малькольм.
— И вы видели эту модель раньше? — допытывался он.
— Не уверен, друг Малькольм, — ответил я. — Я заметил разительное подобие натуры на этой картине и на голограмме с Байндера X. Но я видел сходное изображение и на патагонской картине, а Патагония IV была покинута за 308 лет до рождения Килкуллена.
— Вам, наверное, все люди кажутся одинаковыми, — предположил Аберкромби, и мне показалось, что он напряженно следит за моей реакцией.
— Нет, друг Малькольм, — ответил я. — Я нахожу человеческие лица вполне различимыми. Иначе я не выбрал бы искусство скопления Альбион своей специальностью.
Он задержал на мне долгий взгляд. Я чувствовал его внутреннюю неприязнь, хотя не мог найти ей логическое объяснение. Наконец он обратился к Рейберну.
— Я хочу переговорить с вами, — сказал он. — Наедине.
— Почему бы нет? — откликнулся Рейберн и повернулся ко мне. — Не пойти ли вам к мадам Чонг, Леонардо? Я вернусь через пару минут.
— Хорошо, друг Гектор, — сказал я и вернулся в главную галерею, радуясь, что наконец избавился от малоприятного присутствия Аберкромби.
— А где Гектор? — поинтересовалась Тай Чонг, увидев меня одного.
— Беседует с мистером Аберкромби, у которого я, похоже, вызвал глубокую неприязнь, — объяснил я. — Но право, я ничем не оскорбил его, Достойная Леди.
— Уверена, что нет, — успокоила она меня. — И очень надеюсь, что вы не станете судить обо всех людях по сегодняшнему вечеру.
— Я вообще их не сужу, Госпожа, — ответил я.
— А стоило бы.
Она замолчала, рассеянно глядя, как уходит по умеренной цене маленький трехмерный космический пейзаж с Тамаалики II, и как продают раннего Камати, несколько дороже, чем я предполагал, ибо он не отличался изяществом линий. Затем вернулся Рейберн, с забавным выражением на лице.
— Ну? — потребовала объяснений Тай Чонг.
— Он только что сделал самое идиотское предложение из всех, которые мне приходилось слышать!
— Что именно? — спросила она.
— Сейчас, — ответил он и взглянул на меня. — Леонардо, я хочу знать правду, и немедленно: что вы думаете о Малькольме Аберкромби?
— Я думаю, что из-за аукциона он, вероятно, находится в состоянии значительного нервного напряжения, друг Гектор.
— Бросьте, — фыркнул Рейберн. — Я же сказал — правду.
— Я думаю, что он — узколобый ксенофоб с совершенно недостаточным знанием современных цен на рынке искусств, — произнес я, почувствовав, как приобретаю Оттенок Абсолютной Честности.
— Это уже похоже на правду, — со смешком подтвердил Рейберн. — Он о вас думает еще хуже.
— К делу, Гектор, — раздраженно сказала Тай Чонг.
— Дело в следующем, мадам Чонг, — сказал Рейберн. — Малькольм Аберкромби только что предложил галерее Клейборн на выбор: набросок тушью раннего Сабаи либо пятьдесят тысяч кредитов.
— За что?
Рейберн довольно ухмыльнулся.
— За неделю работы Леонардо.
Глава 3
Я сидел один в кабинете Малькольма Аберкромби и чувствовал себя очень неловко.
Я прибыл почти на десять минут раньше назначенного времени и девять минут ждал на оживленной, шумной улице, рассматривая четкие очертания его огромного дома, математическую точность газонов, любуясь изяществом двух больших, красивых каменных фонтанов у западного и восточного крыльев здания.
Наконец, будучи уверен, что уже не принесу никаких хлопот, явившись раньше назначенного срока, я ступил на движущуюся дорожку, приготовился к тому, что она мгновенно доставит меня к парадным дверям и — ничего не произошло.
Меня охватило чувство нарастающей паники. Дом отстоял от улицы почти на пятьсот футов, а при моем физическом строении и довольно большой силе тяжести на Дальнем Лондоне я просто не мог преодолеть это расстояние за оставшуюся минуту. У меня было три дня, чтобы подготовиться к встрече, и все-таки я опаздываю.
Мне не оставалось ничего другого, как пойти пешком, но не успел я сделать и шага, как механический голос спросил, куда меня доставить — к парадной двери, служебному входу или входу в крыло для гостей.
— К парадному входу, пожалуйста, — с чувством огромного облегчения произнес я.
— Прошу прощения, — ответил голос без всякого выражения. — Моя программа не позволяет мне транспортировать представителей нечеловеческих рас к парадной двери. Будьте добры сделать другой выбор.
— Мне назначил встречу мистер Аберкромби, — пояснил я. — Я еще не знаю, буду ли я принят в качестве гостя или слуги.
— Моя программа не позволяет мне транспортировать представителей нечеловеческих рас к входу в крыло для гостей. Вы хотите войти через служебный вход?
— Да, — ответил я. — И пожалуйста, поспешите. Мне надо быть там через тридцать секунд.
— Я запрограммирована на движение с одной скоростью. Пожалуйста, приготовьтесь, транспортировка начнется через 10 секунд.
Я вздохнул, расставил ноги поустойчивее, и дорожка медленно и плавно поползла к дому.
— Здесь сходить нельзя, — объявила она, когда мы миновали парадную дверь, и повторила свой запрет минуту спустя, когда мы огибали восточное крыло дома. Наконец дорожка остановилась у более скромной двери и попросила меня войти в дом.
Я вошел, и ко мне подкатился сверкающий, обтекаемый робот. Это был всего третий робот, увиденный мной на Дальнем Лондоне.
— Вы Леонардо? — спросил он.
— Да, — ответил я.
— Вас ждут. Следуйте за мной, пожалуйста.
Робот развернулся кругом и покатился по обшитому панелями коридору, затем остановился и подождал меня.
— Войдите в этот кабинет, — сказал он, открывая передо мной дверь.
— Мистер Аберкромби скоро присоединится к вам.
Я прошел в кабинет, настолько обрадованный тем, что мое опоздание прошло относительно незамеченным, что сначала почти не почувствовал инстинктивного беспокойства, охватившего меня, когда закрылась дверь и я остался совершенно один в замкнутом пространстве. Я принялся разглядывать все, что меня окружало, и приготовился к немедленному появлению Малькольма Аберкромби.
Прошло сорок пять минут, и теперь я чувствовал себя очень одиноким и заброшенным.