— Но больше я ничего не знаю, — сказала Первая Мама. — Меня никто не учил, и поэтому я так мало не знаю… Вот, погоди, через несколько тысяч лет…
Я тогда вырасту, — сказал Первый Ребенок. — Я вырасту и буду очень много не знать… Вот тогда я расскажу тебе сказку…
ПЕРВОЕ КОЛЕСО
Ребенок изобрел колесо. Он взял прут, согнул его и, связав концы, покатил по дороге.
Родители сидели в пещере и разговаривали о своих пещерных делах. Потом они высунулись наружу и увидели ребенка, который бежал за своим колесом.
— Стыд и срам! — сказали родители. — Он уже изобрел колесо. Все спокойно живут без колес, только ему одному не терпится!
Ребенок взял еще один прут, согнул его, связал и приставил к первому колесу. У него получилась тележка.
— Хоть сквозь землю провались! — сказали роди тели. — Все у нас не как у людей.
Из соседних пещер высунулись ближние и дальние родственники. Они смотрели на ребенка и сокрушенно качали головами: в их роду еще никто не изобретал колеса.
Ребенок сказал «ту-ту!», изобретая что-то наподобие паровоза. Он сказал «ту-ту!» и помчался быстро, как паровоз, двумя палками чертя впереди себя рельсы.
И тогда родители не выдержали. Они поймали ребенка, вырвали у него колеса, превратили их в обыкновенные прутья и этими прутьями всыпали своему непослушному детищу. Изобретателю первого в мире колеса.
ЕЩЕ ОДНА ГИПОТЕЗА О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЧЕЛОВЕКА
Неизвестный корабль опустился на планету Земля, и из него вышли двое неизвестных.
Впоследствии говорили, что они были откуда-то изгнаны, поговаривали, что якобы даже из рая, но это никак не отвечало действительности, потому что из всех известных науке планет ни одна не может претендовать на такое название. Впрочем, никаких разумных свидетельств того, откуда прибыли двое неизвестных, до нас не дошло, поскольку на Земле в то время не было никаких разумных свидетелей. Были — четвероногие. Были четверорукие. Но разумных, как мы их теперь понимаем, не было в те неразумные времена.
Двое неизвестных — есть серьезные основания полагать, что это были мужчина и женщина, — вышли из своего корабля и стали осматривать Землю. Им кое-что было известно о ней: они уже знали, что она круглая, потому что видели ее со стороны, и знали, что она вертится, и вокруг чего она вертится — тоже знали. Из книг им было известно, что Земля состоит из многочисленных твердых пород — металлов и неметаллов, что плотность ее довольно значительна и скорость вращения тоже велика. И теперь, выйдя из своего корабля, они шли со всей осторожностью, как только можно идти по вертящейся круглой планете.
Их многое здесь удивляло. Например, эти штуки, которые торчат из земли. Какие-то столбы, но не металлические и не железобетонные, с зелеными шапками наверху. И что-то там прыгает и поет, верткое и подвижное, как ртуть, но на ртуть непохоже. На ртуть похоже скорее то, что бежит извиваясь по земле — блестящее и журчащее… Чудеса техники, совершенно неизвестные их планете.
Мужчина и женщина — есть основания полагать, что это были молодые мужчина и женщина, — так увлеклись, что забыли о цели своего приземления. Они приземлились совсем ненадолго, чтобы немного размяться и дальше лететь, куда-то к себе на Альфу Центавра или на Бету Стрельца, но теперь они об этом забыли. Потому что ни на Альфе, ни на Бете, ни на Дельте, ни даже на Сигме не было этих развесистых поющих столбов, и голубого неба, и зелени, которая так мягко стелется под ногами, что хочется лечь и зарыться в нее лицом, и прижаться всем телом к этой фантастической, полной чудес планете.
И они ходили по Земле, ступая по ней все смелее и все уверенней, и где-то, посреди широкого поля, мужчина сказал:
— Ты знаешь, Земля, кажется, вовсе не шар, она прекрасное ровное место. И она совсем не вращается, а лежит неподвижно. Может быть, на китах, а может быть, на слонах…
— Солнце всходит над ней, наполняясь рассветами и растворяясь в закатах, — сказала женщина.
И они забыли все, что знали, чему их с детства учили на их планете. Они шли по Земле, ее первые люди, и никуда не хотели, никуда не могли лететь. Потому что как лететь — если над головой хрусталь неба, и нет нигде никаких галактик, никаких планет, и здесь, на земле, оканчивается вселенная…
Все вокруг было неповторимое и единственное, и во всем этом каждый из них был тоже единственным и неповторимым. И они почувствовали это, впервые почувствовали, как это можно почувствовать лишь на Земле.
И тогда все силы внешних миров вошли в них, как пламя входит в костер…
Начиналась история человечества.
ПЕРВАЯ БИБЛИОТЕКА
Ашшурбанапал, постиг мудрость Набу, я научился читать и писать, а также стрелять и ездить на лошади…
Клинышек да клинышек, и еще клинышек… Ашшурбанапал с трудом разбирал клинописные таблички, потому что зрение его стало сдавать, да и память едва удерживала то, что он постиг за многие годы. Он не мог положиться на свою память — мог ли он положиться на память веков? И разве запомнят века, что он, Ашшурбанапал, научился читать и писать, а также стрелять и ездить на лошади? Совсем не исключено, что его могут спутать с Ашшурнасирапалом. Или с Тиглатпаласаром. Или еще с кем-нибудь из ассирийских царей. Он придвинул к себе чистую табличку. «Я, Ашшурбанапал, царь царей, решал сложные задачи с умножением и делением, которые не сразу понятны…»
Не всякий умеет решать такие задачи. Их умеет решать лишь тот, кто постиг мудрость Набу. Тиглатпаласар не постиг мудрость Набу, поэтому он занимался ерундой, а Ашшурбанапал решал задачи с умножением и делением. Кажется, нетрудно запомнить. Но они, конечно, все перепутают.
«Я, Ашшурбанапал, усвоил знания всех мастеров…»
«Я толковал небесные явления…»
Ничего он не усвоил, ничего он не толковал. И задачи с умножением и делением ему были совсем непонятны. Что же делать — он был похож на всех ассирийских царей, он сам себя от них с трудом отличал, а каково будет его потомкам?
Но надо, чтоб отличили. (Клинышек!)
Надо, чтоб отличили. (Клинышек!)
Клинышек да клинышек, и еще клинышек…
Целая библиотека.
ГОМЕР
А ведь старик Гомер был когда-то молодым человеком. Он пел о могучем Ахилле, хитроумном Одиссее и Елене, женщине мифической красоты.
— Вы знаете, в этом Гомере что-то есть, — говорили древние греки. — Но пусть поживет с наше, посмотрим, что он тогда запоет.
И Гомер жил, хотя кое-кто сегодня в этом сомневается. И он пел — в этом сегодня не сомневается никто. Но для древних греков он был просто способный молодой поэт, сочинивший пару неплохих поэм — «Илиаду» и «Одиссею».
Ему нужно было состариться, ослепнуть и даже умереть, для того, чтоб в него поверили. Для того, чтоб о нем сказали:
— О Гомер! Он так хорошо видит жизнь!
ПИГМАЛИОН
Персей много говорил о своих подвигах, но был среди них один, о котором он не любил вспоминать. Отрубив голову Медузе Горгоне, Персей по дороге домой заехал на остров Кипр к знаменитому скульптору Пигмалиону. Пигмалион в то время был влюблен в только что законченную статую, как обычно бывают влюблены художники в свое последнее произведение.
— Это моя самая красивая, — сказал он, и статуя вдруг ожила.
От таких слов ожить — дело естественное, но скульптор увидел в этом какое-то чудо.
— О боги! — взывал он. — Как мне вас благодарить?
Боги скромно молчали, сознавая свою непричастность.
Пигмалион долго не находил себе места от радости. Потом наконец нашел:
— Я пойду в мастерскую, немножко поработаю, — сказал он ожившей статуе. — А ты тут пока займи гостя.
Женщина занимала гостя, потом он занимал ее, и за всеми этими занятиями они забыли о Пигмалионе.
Между тем скульптор, проходя в мастерскую, наткнулся на голову Медузы Горгоны, которую оставил в передней неосторожный Персей. Он взглянул на нее и окаменел, потому что таково было свойство этой головы, о котором знали все, кого она превратила в камень.
Прошло много долгих часов, и вот в прихожую вышли Персей и его собеседница.
— Какая безвкусица! — сказала ожившая статуя, глядя на окаменевшего творца. — Знаете, этот Пигмалион никогда не мог создать ничего путного.
Так сказала женщина, и Пигмалион навеки остался камнем…
ДЕДАЛ И ИКАР
— Кто такой Икар?
— Это сын Дедала. Того, что изобрел крылья.
Мудрый человек был Дедал. Он знал, что нельзя опускаться слишком низко и нельзя подниматься слишком высоко. Он советовал держаться середины.
Но сын не послушался его. Он полетел к солнцу и растопил свои крылья. Он плохо кончил, бедный Икар!
А Дедал все летит. Он летит по всем правилам, не низко и не высоко, умело держась разумной середины. Куда он летит? Зачем? Это никому не приходит в голову. Многие даже не знают, чго он летит — мудрый Дедал, сумевший на много веков сохранить свои крылья…
Дедал… Дедал…
— А, собственно, кто такой Дедал?
— Это отец Икара. Того, что полетел к солнцу.
НАРЦИСС
Женщины ходили за Нарциссом по пятам и делали ему самые заманчивые предложения.
Но Нарцисс отвечал каждой из них:
— Я не могу любить сразу двоих — и себя, и тебя. Кто-то из нас должен уйти.
— Хорошо, я уйду, — самоотверженно соглашались одни.
— Нет уж, лучше уходи ты, — пылко настаивали другие.
Но результат был один и тот же. Только одна женщина сказала не так, как все.
— Да, действительно, — сказала она, — любить двоих — это дело хлопотное. Но вдвоем нам будет легче: ты будешь любить меня, а я — тебя.
— Постой, постой, — сказал Нарцисс, — ты — меня, а я?
— А ты — меня.
— Ты меня — это я уже слышал. А я кого?
— Ты меня, — терпеливо объяснила женщина.
Нарцисс стал соображать. Он шевелил губами, что-то высчитывал на пальцах, и на лбу его выступил пот.
— Значит, ты меня? — наконец сказал он.
— Да, да! — радостно подтвердила женщина.
— А я?
Женщина ничего не ответила. Она посмотрела на Нарцисса и подумала, что, пожалуй, ей трудно будет его полюбить.
— Знаешь что? — предложил Нарцисс. — Зачем так усложнять жизнь? Ты меня, я тебя…
Пусть каждый любит сам себя — это гораздо проще.
ДАМОКЛОВ МЕЧ
Дамокл поднял голову и увидел над собой меч.
— Хорошая штука, — сказал он. — Другого такого не найдешь в Сиракузах.
— Обрати внимание, что он висит на конском волосе, — растолковывал ему тиран Дионисий. — Это имеет аллегорический смысл. Ты всегда завидовал моему счастью, и этот меч должен тебе объяснить, что всякое счастье висит на волоске.
Дамокл сидел на пиру, а над его головой висел меч. Прекрасный меч, какого не найдешь в Сиракузах.
— Да, счастье… — вздохнул Дамокл и с завистью посмотрел на меч.
ПЛАТОН
Платон был общительный человек, и у него было много друзей. Но все они говорили ему:
— Платон, ты друг, но истина дороже.
Никто из них в глаза не видел истины, и это особенно обижало Платона. «Почему они ею так дорожат?» — с горечью думал он.
В полном отчаянии Платон стал искать истину. Он искал ее долго, всю жизнь, а когда нашел, сразу потащил к друзьям.
Друзья сидели за большим столом, пили и пели древнегреческие песни. И сюда, прямо на стол, уставленный всякими яствами, Платон вывалил им свою истину.
Зазвенела посуда, посыпались черепки.
— Вот вам истина, — сказал Платон. — Вы много о ней говорили, и вот — я ее принес.
Теперь скажите — что вам дороже: истина или друг?
Друзья притихли и перестали петь древнегреческие песни. Они сидели и смотрели на истину, которая неуклюже и совсем некстати громоздилась у них на столе. Потом они сказали:
— Уходи, Платон, ты нам больше не друг!
ИСТОРИЯ
Много побед одержал великий Пирр, но в историю вошла только одна пиррова победа.
ЖЕНА ЦЕЗАРЯ
Это был тот день, когда к Помпее, жене великого Цезаря, под видом женщины проник переодетый мужчина.
— Кай Юлий, это уже не в первый раз! — сказали Цезарю его приверженцы.
— Не в первый? Я что-то не вспомню других.
— Кай Юлий, у тебя просто плохая память.
Цезарь был оскорблен:
— Ну, знаете… Мне может изменить жена, но память мне изменить не может.
— Может, может! — хором твердили приверженцы.
И тогда Цезарь заколебался.
— Уходи, Помпея, — сказал он. — Жена Цезаря должна быть вне подозрений.
Это был тот день. Это был последний день Помпеи в доме у Кая Юлия Цезаря.
— До свиданья, Юлий, — грустно сказала она. — Я думаю, ты еще будешь раскаиваться.
Жена ушла. Подозрения остались. Жена Цезаря была вне подозрений.
ЦЕЗАРИ
Жребий был брошен вместе со всеми доспехами при попытке обратно перейти Рубикон.
ДИНАСТИЯ КАРОЛИНГОВ
Карл Великий был сыном Пипина Короткого. Легко быть великим имея такого отца.
ОТКРЫТИЕ АМЕРИКИ
До конца своих дней Колумб считал, что побывал в Индии. А может быть, не считал?
Быть может, он знал, что открыл Америку, быть может, он затем и пересек океан, чтобы открыть эту никому не известную землю? Но на неизвестные земли в королевском бюджете не было предусмотрено средств, поэтому в бумагах Колумб написал, что отправляется в Индию. Написал — и отправился в противоположную сторону.
Когда после многих дней пути Колумб увидел наконец берег, он сразу понял, что это Америка. Но он ничего не сказал команде, опасаясь, что она учинит бунт. Потому что, когда ты ждешь одного, а тебе подсовывают совершенно другое… И Колумб поздравил команду с прибытием в Индию. В хорошо известную Индию, обозначенную на любой карте.
И даже дома, в Испании, Колумб ничего ие сказал об открытой им новой земле. Его могли не понять, могли возникнуть осложнения с казначейством… В Испании трудно было кого-нибудь убедить, что на свете существуют новые земли. Но вопреки всему, вопреки всем толкам и привычным суждениям новая земля существовала, она уже была открыта, и Америго Веспуччи собирал уже о ней материал.