– Ох, – прошептал я. – Что же это такое? Неужели все это существует на самом деле?
– Что значит – существует? У этого города тысяча, да что там тысяча, бесконечное число граней, уходящих во многие миры.
– Такой красотой можно любоваться вечно!
– Кому-то это удалось. Многие попались в ловушку и навсегда остались здесь. Я им не завидую… А нас встречают!…
Он смотрел на кого-то за моей спиной. Я обернулся и увидел белую птицу с длинным клювом и раскосыми человеческими глазами. Ростом она была с меня.
– Что вам надо? – послышался равнодушный голос, звучавший сзади, спереди, отовсюду, как глас Божий.
– Мы хотим знать настоящее. Мы хотим знать грядущее, Мы хотим получить защиту и силу, ибо наши силы уже на исходе, – выпрямился Адепт.
Птица расправила крылья.
– Идите за мной, – заклекотала она. И резко взмыла вверх, уходя в голубое небо.
– Как за ней? – не понял я.
– Не спрашивай, а делай – главная заповедь в этих краях. – Адепт подошел к краю обрыва, оттолкнулся ногой и… полетел вслед за птицей.
Я не верил, что мне удастся проделать то же самое, но, когда я оттолкнулся ногой, скала осталась внизу. И я понял, что здесь решают все не мышцы, крылья или острые клыки – тут все зависит от воли.
Горы проплыли внизу, и когда я смотрел туда, то видел вещи, которые перечислять нет смысла. Все видимое находилось в постоянном движении. Там происходили самые невероятные метаморфозы, в которые вовлекались и живые существа, и деревья, и неживая (неживая ли?) материя. Там можно было увидеть все, что только в состоянии помыслить себе человек. И то, чего он не в состоянии представить. Это было и прекрасно, и пугающе. И оставляло отпечаток, вызывало отклик в лучшее, словно картина великого живописца.
Неожиданно мы очутились на голой скале. Когда мы ступили на нее, свет, льющийся со всех сторон, начал меркнуть, и вскоре этим миром овладела тьма, в которой лишь угадывались очертания великих гор. Но то, что происходило рядом, я видел очень ясно. Под ногами у нас был узорчатый пол, которого не сыщешь ни в одном дворце. В центре виднелось углубление с прозрачной водой, на дне его находился золотой песок и кораллы самых удивительных форм.
– Говорите, – послышался голос, и я не мог понять, какой он тональности, как он звучит Он просто звучал – и все.
– Что будет с нами? Удастся ли нам выполнить возложенную на нас миссию? Если нас ждет смерть, где нам надо готовиться встретить ее? – спрашивал Адепт. Он говорил медленно, будто стремясь, чтобы его поняли.
Птица ударила клювом о землю. Вода вскипела, помутнела и на глазах превратилась в зеленое болото.
– Ваше будущее нам не дано видеть, – проклекотала птица.
– Почему? – спросил Адепт. – Оно закрыто? Если закрыто, то кем? Разве мы не обладаем правом, священным для этих мест, – правом знать все?
– Оно не закрыто. Его пока просто нет.
– Как? – пораженный, воскликнул Адепт.
– Оно еще не определено. Ваша линия судьбы переплетена с тысячами других. У вас есть выбор. От него зависят эти линии и, возможно, судьба всех людей Земли.
– Эта весть необычна, – покачал головой Адепт. – Тому, кто смог взобраться на скалу Оракула, удается узнать даже исход битв в точках Лимпериума. И такой запрет… Это значит, мы в судьбоносном русле, – он обернулся ко мне, его глаза как-то болезненно горели, он был возбужден. – Эрлих, такое дается очень немногим.
– Что ты еще хочешь знать, человек? – осведомилась птица.
– Где наш враг? Что он делает? Как найти силы, чтобы бороться с ним?
– Смотри.
Болото превратилось в лед. В нем отражалось ясно и четко помещение со сводчатым потолком, сыплющий искрами шар вместо свечи на столе и Хранитель, листающий огромную книгу с тонкими страницами. Робгур что-то шептал себе под нос. Мудрость и сила исходили от него.
– Хранитель, – прошептал Адепт. – Он сейчас думает о нас. Эти мысли никогда его не покидают
Робгур был погружен в чтение. Неожиданно он дернулся, как от удара, выпрямился, огляделся настороженно, как оглядывается, принюхиваясь и поводя ушами, охотничья собака, почуявшая дичь Он встал, прошелся по комнате… Убедившись, что в ней никого нет, он уселся в широкое кресло из слоновой кости, склонил голову, над чем-то задумавшись. Я боялся его, даже зная, что нас разделяет огромное расстояние и преграды чужих миров. Но для этого исчадия ада не существовало преград.
Хранитель успокоился, видимо, решив, что чувства подвели его. Во всяком случае, мне так показалось.
Но я ошибся.
Миг – и изображение Робгура окуталось тьмой. Скала дрогнула. Белая птица вспорхнула в испуге. Я отшатнулся от ледяной глади. Она пошла трещинами. Из нее выползало в этот мир НЕЧТО, являвшееся одной из составляющих Хранителя, сосредоточением его силы. Оно устремилось к нам, охватывая нас в тиски, питаясь нашей энергией. Неужели, не настигнув нас на Земле, он поймает нас в этом мире, куда мы вовлекли его по собственной глупости? Но кто мог подумать, что он способен на такое?
Он почти овладел нами, когда Адепт, собравшись с последними силами, схватил меня за руку и бросился на покрытый трещинами лед. Ледяная поверхность с оглушительным грохотом треснула и распалась…
И мы снова очутились в нашей комнате. Внутри круга. Сперва мне показалось, что мы избавились от Хранителя.
Наивны тщетные надежды! Он был здесь. Он последовал за нами из того мира. Он не привык упускать добычу.
Нам приходил конец. Он навалился на нас своей мощью. Та тьма, которая набросилась на нас Там, теперь душила нас Здесь, вытягивая все силы. Его Сила только возросла после его пребывания в странном мире. Мы же не ждали его и оказались не готовыми к борьбе с ним.
Адепт был беспомощен. Могучий рывок, когда он толкнул меня на лед, истощил его последние силы. Теперь он лежал на полу, похожий на труп, и кровь застывала в его жилах, глаза стекленели, будто покрывались льдом.
Я не мог двигаться. Я сидел на полу, окаменев, оставшись с сильным, безжалостным врагом один на один. Враг забирал мою жизнь. Пил eejjo капельке, наслаждаясь этим. Мне оставалось жить немного. И за оставшееся мне время я должен был что-то придумать. Но что?
Решение пришло само собой. Из последних сил я сбросил оцепенение, сковавшее мои члены и мысли, и ударил ногой по тазу с водой, в котором еще стоял стоймя клинок. Вода разлилась по полу, прогрохотал гром и затих вдалеке…
А потом залаяли собаки. Налетел порыв ветра и зашуршал в кронах деревьев, шевеля листья и будто забавляясь с ними. И я понял главное – окружающий нас мир больше не был опутан тканью безмолвия. Я любил этот мир. Всей душой… Особенно когда рядом не было Робгура.
Адепт пришел в себя и приподнялся.
– Как ты избавился от него?
– Просто перевернул таз с водой.
– Безумец! Я бы никогда не решился на такое. Нас могло затянуть в водоворот, из которого нет спасения. Тебе улыбнулась удача. Так она еще не улыбалась никому.
– Потомки назовут меня Эрлихом Счастливым. Мне действительно иногда везет.
– Не думаю, что дело тут только в везении. Похоже, ты владеешь такой ипостасью великой Силы, какой мало кто владел. Ты можешь воздействовать на ткань действительности, даже сам не ведая, что творишь.
– Ну да! – кивнул я. – А Хранитель может воздействовать на меня. Теперь он наверняка точно определит, где мы находимся. И нашлет на нас мор и тьму египетскую.
– Не думаю, что все обстоит так плохо. Сюда он пришел за нами из далеких земель, и он точно не знает, куда его выбросило. Так что в результате он не приблизился к нам ни на шаг.
– Не думаю все же, что нам стоит здесь задерживаться.
– До утра можешь спать спокойно.
– Счастлив ты, если можешь заснуть после такого. Я вообще, наверное, теперь никогда в жизни не буду спать.
– Да? – Адепт криво улыбнулся Родной из своих самых жутких улыбочек, от которых мне до сих пор становится не по себе. – Ложись в постель
Не в силах противиться его настойчивому голосу, я улегся на ложе прямо в одежде.
Адепт опустил мне ладонь на глаза… И я тут же провалился в черный, без сновидений сон.
* * *
В солнечный теплый день мы прибыли в Тулузу – оживленный город на юге Франции, расположенный на реке Гаронне – на пересечении торговых путей.
Были времена, когда этот город мог похвастаться независимостью и значительной ролью в европейской политике. Больше тысячи лет назад он являлся столицей королевства вестготов, потом почти полтысячи лет столицей независимого и свободолюбивого Тулузского графства-оплота ереси альбигойцев, считавших, что в мире не одна, а две равновеликих, бесконечно могущественных силы – Бог и дьявол. В результате кровавых альбигойских войн, когда безжалостно вырезались тысячи безоружных еретиков, графство было присоединено к домену французского короля. Сегодня позабывший о былых жарких временах народ здесь был ленивый и медлительный, довольно прохладно относящийся к славе воинственных предков. Горбатые узкие улочки переполняли сонные торговцы, крестьяне и студенты университета. Здесь ощущалась близость Испании, встречалось множество смуглых лиц и черных глаз. В разговоре то и дело проскальзывали испанские словечки.
Мы сняли угол около церкви Сен-Сернен. Гостиница была полна купцов, мелкопоместных дворян, ищущих, кому бы повыгоднее запродать свои ратные услуги в деле лишения жизни себе подобных.
Во всех больших городах у Адепта были единомышленники. Я имел возможность не раз убедиться, сколь широко раскинул свои сети Орден Ахрона и сколь могущественен он был. Большинство из людей, с которыми общался Винер, даже не знали, частью какой силы они являются и какой великой цели служат. Их до глубины души поразило бы, узнай они, кто такой Винер, и они бы лишились дара речи, если бы им стало известно, нити каких сил он держит в своих руках. И уж никто из них никогда не поверил бы рассказу о том мире, в котором мы побывали в «миг немого грохота». Вдруг истинно посвященных мал. Мало кто достоин далеко пройти по пути тайного учения.
Пока Винер ходил по своим делам, я бесцельно слонялся по улицам, с удовольствием отдаваясь во власть нового для меня города, вдыхая его воздух, заглядывая в таверны и лавки. Мне нравилось это занятие. Страшно подумать, сколько я истоптал башмаков, бродя по таким городам, сколько повидал людей с разным цветом кожи, сколько слышал языков, многие из которых научился понимать и даже сносно говорить на них.
Я убил добрую половину дня, пока очутился на торговой площади, где толпился народ, продавались овощи и мясо, глиняные горшки и кухонные ножи, шпаги и шляпы. Стоял привычный в таких местах галдеж: продавцы расхваливали свой товар, шел отчаянный торг, злобно ругались две толстые крестьянки – они уже были готовы вцепиться друг другу в космы. Какой-то мальчишка сграбастал горсть орехов и бросился наутек под дикий крик хозяина, которому, казалось, отрубили палец.
– Лови! Хватай! Держи негодяя! – надрывался хозяин.
Пахло жареным мясом, фруктами и гнилью. Все рыночные площади похожи одна на другую, будь то Лондон, Тулуза или Москва.
– Дорогу! – прокричал господин в камзоле и при шпаге, расчищая дорогу перед солидной дамой.
На краю площади сплошной толпой сгрудился народ. Слышались свист, улюлюканье, одобрительные крики. Я счастливо улыбнулся и прошептал:
– Театр!
Люди обожают глазеть на скоморохов и жонглеров, гистрионов и акробатов. Они любят комедии масок и театры теней, кукол, марионеток. Они в восторге, когда артисты смелы и отчаянны на сцене, они совершают отчаянные и благородные поступки, которые сами обыватели совершить не в состоянии. Театр распахивает большой, грустный или смешной мир крестьянину и ремесленнику, сапожнику и аристократу. Он дает возможность вдоволь посмеяться, посмотреть на все со стороны, отвлечься от голода, нищеты и горестей или праздной тоски, а если зерна падут на добрую почву, даже немного приблизиться к Господу. Каким бы примитивным сюжетом не потчевал автор зрителей и какими бы надуманными ни были кипящие на сцене страсти, они все равно найдут отклик в душах людей, приподняв их немного над серой массой будней.
Я втерся в толпу, и, получая тычки под ребра, начал продираться вперед, при этом выслушав немало ругательств и пожеланий немедленно провалиться прямо в ад. Наконец, я увидел красный занавес, над которым метались тряпичные куклы. Одна изображала толстенного и противного графа Барбарасса, державшего молодую жену чуть ли не на хлебе и воде. Молодой пылкий любовник Франк пытался проникнуть в будуар графини то под видом заезжего монаха, то под видом служанки, переодевшись в женское платье. Сейчас была сцена, когда, зажав новую служанку в углу и гладя матерчатыми руками тряпичную кожу, Барбарасса обещал припасть к ее прелестным ногам. Незадачливый любовник в женском платье пытался отбиться от старого ловеласа, но этим только еще больше распалял графа.
Молодая графиня наблюдала за всем этим со стороны, а потом возопила высоким голосом:
– Ох, если бы он только был так же страстен со мной, как с этим Франком, зачем бы, спрашивается, тогда нужен мне был этот худосочный любовник? О, как мой муж напорист, как он хорош!
Эти слова неизменно вызывали у зрителей восторг.
Когда вожделение графа перевалило через край и он уже готов был овладеть жертвой, молодой ловелас воскликнул грубым голосом:
– Как смеешь ты, негодяй, посягать на мою честь?!
– Такой милый и изящный бюст и такой грубый голос, подобный реву раненого кабана! – обратился граф к публике и с новой силой набросился на лже-служанку. – О, милая, за твой нежный голос я люблю тебя еще сильнее! Раскройся передо мной, цветок моей страсти!
Франк схватил дубину и ударил наивного рогоносца по голове. Тот, охнув, без памяти повалился на землю. Тут резво выскочила графиня.
– Дорогая, хоть несколько мгновений мы сможем побыть вместе. Я так ждал этого часа! – Любовник бросился к графине, а та стала отбиваться
– Раскройся предо мной, алый цветок моей любви… – пробормотал Франк.
Теперь уже графиня схватила дубину и ударила любовника по голове со словами:
– Прочь, негодяй, мне не нужны твои лобзания. Что ты стоишь, тощий, как щепка, против моего пухленького муженька, против его страсти!
– Ох! – Любовник повалился на землю, вызвав бурю смеха и восторга.
– Приди, приди ко мне, любимый. – Графиня кинулась на пол и принялась жарко ласкать и целовать графа, сжимая его все сильнее в своих объятиях. – Нет лучше тебя, слаще твоей страсти, которую я только что подглядела тайком. Приди ко мне, и пусть расцветет для нас дерево любви!
– Не хочу! – Теперь яростно отбивался граф. – Оставь меня в покое, нет сил таких, чтоб ублажить тебя!
– О нет! Тебя я вновь желаю!
В конце концов граф, не выдержав домогательств собственной супруги, схватил все ту же дубину и ударил жену по голове.
– Ох! – Теперь она упала на землю, вызвав новые крики восторга. Зрители наслаждались этим неприхотливым зрелищем.
– Приди, приди ко мне, любимая моя! – бросился граф к застонавшему любовнику его жены…
В этот момент мне стало не до представления. Кто-то шарил рукой по моему поясу. Тут же мой кошелек, срезанный каким-то умельцем, перекочевал в чужой карман. Действовал этот негодяй настолько виртуозно, что я едва почувствовал его пальцы. Другой, не знакомый с навыками этой публики, вообще не обратил бы на это никакого внимания Я ухватил вора за тонкую, почти детскую руку В моих пальцах, довольно крепких – на недостаток силы я никогда не жаловался – его рука оказалась как в стальных тисках.
– Попался, прохиндей, – прошипел я.
Но он неожиданно мощным рывком вырвался и ринулся в толпу. Я устремился за ним. Не то чтобы я слишком жалел о потерянных деньгах – в последнее время уж чего-чего, а денег было вдосталь, – но мне не нравилось чувствовать себя жертвой какого-то нахального воришки.
Работая локтями, извиваясь так, что трещали кости, я лез вперед. Мешала длинная шпага, которую я в последнее время постоянно таскал с собой, но все же меня разбирало такое зло, что я ни на шаг не отставал от ловкого мошенника в зеленой рубахе и шляпе с опущенными полями. Он явно не рассчитывал на то, что я проявлю столь завидную прыть. Воришка все время оглядывался и наконец отчаянным рывком выбрался из толпы. Напоследок его наградили пинком, он пролетел несколько шагов, плюхнулся на землю, но тут же вскочил и побежал легко и быстро, как вспуганный охотником заяц.