Бен Бова
Пока я мял записку, которую кто-то незаметно подсунул мне в карман пиджака, Джек Армстронг постукивал пальцами по блестящей поверхности стола, за которым сидели участники совещания.
— Итак, леди и джентльмены, — раздраженно произнес он, — неужели никто из вас не видит какой-нибудь возможности? Хотя бы намека… Идеи…
Все молчали. Я оставил скомканную бумажку в кармане и демонстративно положил руки на стол. Армстронг закончил свои манипуляции, и в кабинете воцарилась абсолютная тишина. Когда-то он действительно был олицетворением Стопроцентного Американца, но сейчас, после множества пластических операций, он больше всего напоминал хорошо сохранившуюся восковую куклу.
— Совсем ничего, джентльмены и леди? — с неизменным упорством он каждый раз менял порядок слов, обращаясь к нам, да и вообще, упорство было отличительной чертой нашего шефа, — Ну что ж, будем сидеть до победного конца.
Тут же послышались протестующие возгласы,
— Ничего другого не остается, — продолжал шеф. — К понедельнику мы должны предложить варианты развития событий. Сейчас, — он посмотрел на циферблат вделанных в стол часов, — пятнадцать часов восемнадцать минут. Мы не уйдем отсюда, пока кризис не будет готов.
Все снова недовольно заворчали, хотя и знали, что это не произведет на него никакого впечатления.
Центр по управлению кризисами был самым большим, самым тщательно охраняемым секретом. Ни одно правительство, ни один народ не подозревали о его существовании. О нем знала лишь небольшая группа высокопоставленных руководителей средств массовой информации. Именно они — избранные, бесценные — были нашими клиентами. Целью нашего существования. Они щедро платили. И они же держали нашу работу в секрете от собственных репортеров.
А наша работа, наша святая обязанность заключалась в том, чтобы выбрать кризис, который будет в центре внимания средств массовой информации во всем мире. Ни больше, ни меньше.
В былые дни их дела шли беспорядочно — каждая газета, каждое информационное агентство, каждый журнал и независимая станция сами выбирали темы своих сообщений. Конечно же они сосредотачивались на одном-двух горячих событиях, которые удостаивались больших заголовков: аварии на атомных электростанциях, новые болезни, такие как СПИД, китайская гниль, войны, терроризм и все тому подобное.
Однако проблема была в том, что так много кризисов и угроз, так много крови, огня и ужасов возникало вокруг, что люди перестали обращать на все это внимание. Новости пугали их до смерти — тиражи газет и журналов уже не распродавались. Аудитория информационных передач, даже уважаемых всеми вечерних программ, тоже стремительно уменьшалась.
Именно Джек Армстронг — тогда еще молодой, красивый, энергичный Стопроцентный Американец — появился в это время с идеей Центра по управлению кризисами. Как и все великие идеи, она была проста.
Каждый месяц выбирайте кризис и выжимайте из него все, что можно. Везде, во всех средствах массовой информации. Пусть он будет достаточно страшным, чтобы люди заинтересовались, но не таким ужасным, чтобы они бежали и прятались по своим углам.
И это сработало! Да так, что ЦУК стал местом, откуда управляли всей прессой Северной Америки, А следовательно, и всего мира.
Но именно в эту пятницу, утром, мы зашли в тупик, А тут еще эта ужасная скомканная записка лежала у меня в кармане. Она была написана от руки, на бумаге. Не какое-нибудь электронное послание, а секретная, предназначенная лишь мне провокационная записка, попавшая туда непостижимым образом.
«Заработаешь большие деньги если сообщишь обо всем этом компетентным органам», — было написано в ней,
Я сцепил пальцы чтобы унять дрожь и думал о том, кто из четырнадцати мужчин и женщин, сидящих здесь, подбросил мне эту бомбу.
Шеф Джек начал экзекуцию с того, что пошел вдоль стола, расспрашивая экспертов о последних новостях. Он начал с Мэта Диллона, сидевшего справа от него. Это было не то имя, с которым он родился и вырос, в действительности его звали Оливер Волчински. Но если ты становился членом нашей маленькой избранной команды, ты имел право на псевдоним, символ власти, который показывал, что ты — влиятельное лицо. В качестве псевдонимов чаще всего использовались имена популярных персонажей теле- и кинофильмов.
Мэт Диллон не походил ни на начальника полиции Додж-Сити, ни на кинозвезду, которая когда-то была идолом подростков, он выглядел так, как и должен был выглядеть Оливер Волчински — толстый лысый коротышка с неухоженной кожей и вспыльчивым характером.
А Джек Армстронг, сказав в пространство безликое «Начнем с вас», внезапно добавил: «Мэтью».
Мэт Диллон был экспертом ЦУК по энергетическим проблемам. Обычно он говорил стоя, но сейчас он был не в силах оторвать свои окорока от кресла цвета жженого сахара.
— Перспективы мрачные, — произнес он, — Сейчас все большей популярностью пользуется солнечные батареи, которые сначала применялись лишь в космонавтике. Ими покрыты все крыши частных домов, муниципальных зданий и промышленных предприятий — все вырабатывают собственное электричество. Никакого загрязнения окружающей среды, никакой радиации, совершенно не за что зацепиться! Эти батареи даже не шумят!
— А! — произнес Стопроцентный Американец, — Но таким образом они губят компании, производящие электроэнергию. Чем это вам не кризис? — Он жестикулировал так, словно хотел загипнотизировать всех нас этой идеей, подчеркнуто мрачное выражение появилось на его лице.
— Давайте посмотрим на положение энергетических компаний, — нараспев сказал он, — на положение людей, которым отказали в работе когда началась гонка за дешевой энергией.
— Чьи права были попраны, — предложил чей-то голос с другого конца стола.
— О, да, это вместо «отказали». Спасибо, — Шеф Джек всегда прислушивался к конструктивной критике.
— Но с энергетическими компаниями все в порядке, — промямлил полицейский Мэт, — они вкладывали средства в производство этих батарей начиная с девяносто пятого года, и теперь их прибыли подпрыгнули до небес.
Коллективный вздох разочарования пронесся над столом. Но никто не собирался сдаваться.
— А как же тогда быть с нефтяниками? — поинтересовался шеф Джек, — И с шахтерами?
— Последний шахтер ушел на пенсию в девяносто восьмом, — печально ответил Мэт, — С той поры все шахты автоматизированы, И никого не волнует то, что устаревших роботов выбрасывают за ворота. Их просто перепрограммируют и направляют на другую работу. Большинство старых роботов, которые когда-то добывали уголь, сейчас собирают фрукты во Флориде.
— Но нефть и газ Техаса…
Мэт парировал и этот выпад.
— Цены на нефть стабильны. Компании в основном продают ее производителям пластмасс. Для получения тепла используют природный газ. Его запасы велики, он экологически чист и дешев.
За нашим столом царило уныние. Оно усиливалось. по мере того, как шеф Джек переходил от одного эксперта к другому.
В эпоху расцвета мировой экономики практически исчез терроризм.
Политические скандалы стали ужасающе редки: когда компьютеры заменили почти всех бюрократов, в правительстве стало меньше мошенничества и гораздо меньше утечек информации.
Космическая программа была настолько успешной, что правительства многих стран — включая нашего дядюшку Сэма — объявили своим гражданам о выплате дивидендов и об отмене (снижении) налогов на год (и в этом году (и на этот год) снизило (отменило) налоги).
Уровень рождаемости постепенно снижался. Инфляция была минимальной. Безработица осталась в прошлом — производство все больше роботизировалось, поэтому людей поощряли вкладывать средства в производство роботов, рано выходить на пенсию и наслаждаться плодами деятельности машин.
На кризис в этой области больше всего походила драка в Ленинграде между двумя русскими пенсионерами — одному из них было тридцать, второму — тридцать два — которые захотели купить одного и того же робота. Но для наших целей это был слишком маленький улов.
Войны прекратились двенадцать лет назад, когда Международные силы по поддержанию мира предотвратили нападение Фиджи на Тонга.
Если в отдельных районах мира еще попадались ядовитые отходы, их жадно пожирали насекомые с измененной генетикой, которые, завершив эту неприятную работу, с чувством глубокого удовлетворения умирали и разлагались на безопасную воду, углекислый газ и азот. Кое-где жители открывали прачечные и химчистки на местах бывших ядовитых свалок. Я следил за всем, что происходило за столом, с нарастающим страхом и чувствовал, как переменчивый рок уже занес надо мной свою карающую десницу. Здесь я еще был бесправным новичком, хотя и сидел рядом с мисс Мэри Ричардс (ее специальностью были сексуальные и семейные отношения) и пожилой коренастой мисс Элексис Каррингтон-Колби (питание и диеты, именно она оповестила всех о сногсшибательном кризисе с грудным молоком).
Я надеялся, что мисс Ричардс или мисс Каррингтон-Колби предложат то, за что все мы сможем ухватиться, ведь у меня ничего не было. Ничего, кроме бумажки, которая могла мне чертовски повредить.
Что будет, если шеф узнает о ней? Может быть, он решит, что я шпик, продавшийся правительству доносчик?
В отчаяньи я слушал, как с серьезным выражением лица Элексис лепетала оправдания вместо того, чтобы предлагать идеи. Настала очередь Мэри Ричардс, и в сердце моем затеплилась надежда. Мэри мне нравилась, я был очарован ей до такой степени, что уже был готов задавать разные романтические вопросы. Я никогда не назначал свидания специалистам по сексу (я вообще немногим назначал свидания). Но к ней я относился по-особому, и мне хотелось, чтобы ей все удалось.
Увы, в сексуальных и семейных отношениях кризисов не было.
— Мистер Джеймс, — произнес шеф, его голос звучал, как погребальный колокол.
У меня еще не было своего псевдонима, я был назначен в центр недавно. Мой предшественник, Маркус Уилби, загнулся прямо на этом столе, обнаружив, что не может найти никаких кризисов в медицине. Образно говоря, разрыв сердца. Это был четвертый инфаркт, на этот раз неотложка опоздала самую малость чтобы опять вытащить его с того света.
Имя Томас К. Джеймс едва ли может быть символом власти. Но мои родители даровали мне именно его, и я не собирался его запятнать. Я не хотел, чтобы хоть кто-нибудь в этой комнате подумал, что меня можно подкупить.
— Мистер Джеймс, — почти рыдая спросил Стопроцентный Американец, — есть ли в области медицины хоть что-нибудь — хоть что-нибудь! — что могло бы нам пригодиться?
Было ясно — шеф Армстронг не думал о том, что я могу оказаться предателем. Но он и не ждал, что я решу стоящую перед нами проблему. Здесь я не разочаровал его,
— Я сожалею, ничего, чем стоило бы заинтересоваться, сэр. Удивительно, несмотря на жуткую резь в желудке, мой голос звучал твердо и спокойно.
— Новых болезней нет, — продолжал я, — а старые быстро отступают. Врачи исправляют малейшие дефекты генов и дети рождаются здоровыми, — я с пренебрежением взглянул на мистера Косби, чернокожего специалиста по окружающей среде и добавил, — Количество болезней, связанных с загрязнением окружающей среды практически равно нулю, и многие медицинские центры планеты уже не ведут их статистику.
Старина Джек был шефом именно потому, что никогда не сдавался без боя.
— Наркомания! — оповестил он нас о мысли, которая неожиданно пришла ему в голову, — Должен появиться новый наркотик!
Все присутствующие с облегчением зашевелились в креслах. Но это длилось всего лишь мгновение, И эта идея лопнула, как мыльный пузырь.
— Современная химиотерапия очищает организм наркомана примерно за двадцать минут. Кое-кто из вас испробовал это на себе. — Я старался не смотреть на Мэта Диллона и Элексис Каррингтон-Колби, которые вели неравные бои с алкоголем и шоколадом, — Я должен сообщить, к нашему несчастью кибернетическое кодирование нервной системы разрешено законодательством большинства стран; обнаружив свои вредные привычки, человек может избавиться от них быстро и безболезненно,
Уныние, царившее за нашим столом превратилось в подлинную депрессию с примесью страха.
Джек Армстронг взглянул на миниатюрный циферблат часов, вспомнил все свои упорные попытки и снова обратился к нам:
— Леди и джентльмены, с каждой секундой ситуация становится все более безысходной. Я предлагаю сделать перерыв на пять минут, а потом собраться здесь с новыми идеями.
Последних два слова он просто прокричал, и это потрясло всех нас.
Я отправился в свой кабинет, крохотную комнатушку, обладавшую одним достоинством — дверями, которые можно было закрыть, Я сделал это с максимальной тщательностью, потом достал из кармана бумажку, которая лишила меня спокойствия. Там было все то же:
«Заработаешь большие деньги если сообщишь обо всем этом компетентным органам».
Я опять скомкал ее и дрожащей рукой бросил в утилизатор. Беззвучно вспыхнув, она разлетелась на атомы.
— Ты сделаешь это?
Я стремительно повернулся и увидел Мэри Ричардс, которая стояла прислонившись к двери. Она бесшумно вошла и закрыла ее, по крайней мере, поглощенный чтением записки, я не слышал ни звука.
— Что сделать? — боже, мой голос срывался и дрожал. Из всех сотрудников Центра, за исключением нашего уважаемого шефа, Мэри Ричардс (она же Стефани Куэйд) больше всего походила на тот персонаж, которым она пользовалась в качестве псевдонима. Она была той женщиной, для которой, были придуманы слова «привлекательная», «миловидная», «очаровательная», но кроме этого она обладала безжалостной энергией и расчетливым умом. Она должна была иметь эти качества. В идеале ни один человек без них просто не смог бы оказаться сотрудником Центра. И если это звучит как самореклама, пусть будет так. Если бы Мэри Ричардс существовала в действительности, она не смогла бы даже приблизиться к дверям нашего Центра.
— Расскажи обо всем этом компетентным органам, — мягко сказала она.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — только и смог произнести я.
— О записке, которую ты только что уничтожил.
— О какой записке?
— О той, которую я опустила в твой карман до начала совещания.
— Ты? — до этого я не знал, что мой голос способен брать такие высокие ноты.
Мэри решительно проскользнула к столу и устроилась на нем, показав в прорези юбки свои длинные ноги. Поперхнувшись, я отодвинул свое кресло в угол.
— Все в порядке, клопов здесь нет. Утром я проверила твой кабинет.
Я почувствовал, как мои глаза вылезают из орбит.
— Кто ты?
Ее улыбка обнажила белоснежные зубы.
— Я лазутчик, Томми. Разведчик. Глубоко законспирированный агент. Я работаю на правительство с тех пор, как меня, двенадцатилетнюю девочку, спас в трущобах Чикаго Корпус реабилитации, иначе в этой жизни я не увидела бы ничего, кроме насилия и проституции.
— И они внедрили тебя сюда?
— Когда я закончила подготовку, они внедрили меня в компанию «Кейбл ньюс». Мне потребовалось одиннадцать лет чтобы пробиться в этот Центр. Мы всегда подозревали, что существует организация, которая манипулирует новостями, но у нас не было доказательств…
— Манипулирует! — Это слово шокировало меня. — Мы не манипулируем.
— Да? — Она, казалось, была удивлена моим праведным гневом. — Тогда что же вы делаете?
— Мы выбираем. Мы сосредотачиваем на них внимание. Мы управляем новостями на благо аудитории.
— А по-моему, дружище Томми, это и называется манипуляцией. И она незаконна.
— Но мы… делаем это незаметно.
Мэри тряхнула очаровательными каштановыми локонами.
— Это нарушение антитрестовского законодательства, не говоря уже о множестве других законов.
— И поэтому ты собираешься заложить нас. Выпрямившись, она устроилась на краешке стола.
— Я не могу сделать это. Я работаю на правительство, Агент-провокатор — уверена, именно так назвали бы меня юристы мистера Армстронга.
— Тогда что…
— Показания должен дать ты. Ты — честный сотрудник, поэтому их примут в суде.